Эйфория

Молодой парень без признаков жизни лежал на асфальте в глянцево–багровой луже. Не успело его тело остыть, как толпа непуганых зевак уже облепила несчастного. — Думаете самоубийство?, — молодой стажер: девушка в форме служителя закона, очень тихо обратилась к своему коллеге. — Не знаю, будем разбираться. Скорую дождемся, пусть сначала констатируют, потом опросим свидетелей. Мужчина широко развел руки в стороны: — Так, народ, все кроме очевидцев уйдите подальше, не мешайте работать! Полицейский пытался разогнать любопытствующих, но когда еще толпа отказывалась от хлеба и зрелищ? «Такой красивый и чем только думал», «совсем еще молоденький», «ему же жить да жить, и зачем только….», — женщины причитали жалостливо. Мужчины в офисных костюмах с тугими галстуками были более категоричны: без суда и следствия окрестив почившего наркоманом. Мо Гуаньшань сидел на импровизированной лавке в виде перевернутой коробки из синего потрескавшегося пластика. Смена в лапшичной выдалась адской, впрочем как и всегда: весь день в тесной жаркой кухне, пропахшей маслом и жареным луком. Рыжий честно отпахал двойную и сейчас просто наслаждался свежим уличным воздухом, смакуя газировку, прождавшую его весь день в холодильнике. Горячие ладони приятно обдавало прохладой от конденсированного металла, а шипящий напиток распространял холодок до самого пищевода. Это были заслуженные десять минут спокойствия перед утомительной поездкой до дома. Слишком близкий гул людских голосов заставил выглянуть из своего скромного укрытия и наткнуться на разношерстную толпу, зачем то стоявшую возле ближайшего офисного здания. Припаркованные на обочине полицейские машины намекали, что случилось нечто серьезное. В голове родилось предположение, что возможно поймали долбанутого поджигателя, того самого, что неделю назад спалил все мусорки в районе. В конце-концов любопытство взяло верх и Рыжий подошел ближе. Он пожалел об этом сразу, как только узнал причину. Окровавленный и бездыханный парень на асфальте — последнее что он предполагал увидеть. Мо не разглядывал, образ сам застыл в его голове: спутанные волосы, ровный профиль, неестественно выгнутые длинные ноги, наполовину прикрытые веки и две кровавые дорожки из носа. Несмотря на ужасающую атмосферу и поздний вечер, можно предположить, что при жизни юноша был хорош собой. Рядом с ним валялась смятая красная пачка и разбросанные сигареты, очевидно приземлившиеся на асфальт вместе с хозяином. Мо отвернулся, чувствуя накатывающую панику, он действительно не был готов к такому. Люди, что окружили бедолагу, видимо совсем рехнулись, раз решились из интереса поглазеть. Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди, в ушах звенело, а перед глазами мерцали мушки, как бы намекая, что он вот-вот свалится в обморок. Пульс ощущался где-то в районе желудка. Доковыляв до стен лапшичной он встал в проулке, сблевывая на выпавшую из рук жестяную банку её же содержимым. Он бил ладонью по груди, пытаясь унять тахикардию, но та никак не отступала. Кажется, что настолько физически плохо он себя еще не чувствовал никогда. Если бы Мо Гуаньшаню стало легче (а легче ему не становилось), он увидел бы: как вереница черных машин с кричащими мигалками подъехала к месту происшествия, сопровождая карету скорой помощи; Как растворилась удивленная толпа, так же быстро как и собралась. Возможно, стой он не в замкнутом пространстве подворотни, а лицом к высотному зданию, то стал бы свидетелем того, как медики подскочили к лежачему на асфальте. Услышал бы слова полицейского, предлагающего паковать парнишку в мешок, да поскорей с этим заканчивать. Мо так же не мог услышать, ни испуганный вопль, ни последовавший за ним хруст костей — звук образованный под тяжестью внушительного кулака мужчины. Мужчины, вышедшего из черной машины, что не боялся ломать лица представителям закона. Сползший на корточки Гуаньшань мог лишь жадно хватать воздух, чувствуя как капли едкого пота срываются с затылка и ползут кривой змейкой вдоль позвоночника. «Пульс есть, травматический шок, множественные переломы, на носилки его, бегом!» — резко объявил человек в медицинской униформе. Этого Рыжий, конечно, тоже не услышал. Паника испарилась с последним отъехавшим автомобилем, с громким скользящим свистом шин и удаляющимся звуком сирен. «Бля, чуть сам не сдох» — констатировал мученик, понимая, что тишина вокруг образовалась гробовая. Он бесцельно пялится в стену, покрытую светло–бежевой вздутой штукатуркой, бездействуя еще минут пять, давая себе успокоиться и оклематься окончательно. Закрывает тяжелую железную дверь лапшиной и спешит на последний автобус. Проходя мимо места трагедии, его буквально передергивает и он намеренно отворачивается, не желая смотреть. Хотя смотреть уже было не на что. Дома появляется ощущение, будто ничего и не было, а если и было, то не с ним. После прохладного душа становится совсем хорошо. Любопытство губит всех, черта с два он еще хоть раз будет совать нос куда не следует. Однако вопрос: «почему этот незнакомец решил свести счеты с жизнью?» — все еще сидел в его голове. Пусть эта жизнь порой представала той еще сукой и самого Рыжего никогда не баловала: превращая серые будни в сплошной круговорот из плохих дней и очень плохих, пару раз доводя до границ полного отчаяния, но ему достаточно было вспомнить о маме, что бы желание вырваться и пробить невидимый потолок кипело и бурлило в крови. Рыжий любил жизнь, блядски несправедливую, тяжелую, с запахом крови и пота, но любил. И в отличии от сегодняшнего «экземпляра», он планировал пройти этот квест до конца. Через полчаса вернулся аппетит. Гуаньшань навалил себе щедрую порцию жирной лапши с зелеными нитями пакчой — остатки с работы. Сегодня пятница, а значит сразу после вечерних новостей очередная серия залетевшего в топы хоррор-сериала. Он клацает пультом. Симпатичная диктор, в отвратительном пиджаке цвета молодой свиньи, монотонно вещает с экрана: «сегодня утром у молодой девушки случился инфаркт, после встречи со своим соулмейтом. По имеющейся информации она имела проблемы с сердцем, а также злоупотребляла курением и алкоголем. Находясь на работе, после знакомства с новым сотрудником и последующим впадением в эйфорию её сердце не выдержало. К счастью усилием очевидцев и медиков её удалось спасти, сейчас девушка находится в больнице под строгим наблюдением врачей. А мы еще раз напоминаем следить за своим здоровьем и беречь сердечно-сосудистую систему. Не пренебрегайте ежегодным медицинским обследованием и ведите здоровый образ жизни». Мо закатил глаза на очередной показательный теле-выпуск. То, о чем говорили в новостях было реалией современности. Впасть в эйфорию можно было начиная с шестнадцати лет, но не позже двадцати пяти. Распознать родную душу было не сложно: как только вы встречаетесь, вас действительно накрывает «эйфорией», о которой упоминала диктор. Под действием ударной дозы адреналина сердца соулмейтов переходят на совершенно бешеный, нечеловеческий ритм. Это чувство невозможно ни с чем спутать. Первый раз Мо увидел этот процесс еще в детстве, когда стоял с мамой в очереди за овощами. Зрелище такое себе, «ваще не круто» — подумал он в тот момент. Как сцена в мамином любимом фильме, от которой щеки и уши горят, и становится очень–очень стыдно. Потом пару раз был невольным свидетелем в школе: соулмейтов так переебывало, что им было сложно даже устоять на своих двоих, но при этом накрывало неподдельным счастьем, пары тянули друг другу руки и что-то шептали в уши, понятное только им. Многие описывают это состояние похожим на оргазм, или даже ярче. Вот почему быть свидетелем — это отстой. Ты словно подглядываешь в замочную скважину. Смесь чистого блаженства, великой радости и дикого восторга — вот чем являлась эйфория. После судьбоносной встречи на сердечной мышце навсегда остается шрам, как доказательство того, что у тебя есть родная душа. Именно поэтому к такой встрече нужно быть готовым. Пропаганда здорового образа жизни и отказа от вредных привычек вдалбливалась с раннего детства, ведь во взрослом возрасте встречу с предназначенным тебе человеком можно было просто-напросто не пережить. Поэтому последний вагон и отчаливал ровно в двадцать пять. Романтики наделяли это явление присущей им возвышенностью: сохранить свое сердце здоровым, а помыслы в чистоте, ради единственного/единственной — альтруизм высшей степени, во имя истинной любви. Врачи в этом плане были более прозаичны и называли вещи своими именам: не хочешь двинуть кони от разрыва миокарда или аорты — будь любезен не забивать большой и толстый на собственное здоровье. Однозначного мнения у Мо не было, ну если на чистоту: насрать ему было с высокой колокольни. Словно весь ажиотаж с поиском второй половинки именно его не коснется, будто это что-то выходящие за пределы его существования. Возможно потому что шестнадцатилетие случилось с ним всего пару месяцев назад. Пусть эйфория никого не обделяет, но все эти сказочные: "долго и счастливо" точно не про него, его кредо: "тяжело и муторно." Когда твоя жизнь еще с детства складывается до чертиков дерьмово, тяжело поверить, что однажды рядом будет человек, с которым можно делится тем, что маме не расскажешь или познать тепло, выходящее за рамки дружбы. Вот Мо и не верит, ну разве что надеется самую малость, в это эфимерное: «долго и счастливо», всего на несколько секунд, когда вспоминает о существовании неба над головой, на которое можно, запрокинув голову, смотреть. Сейчас все что у него было — это свободный пятничный вечер, на загруженной под завязку неделе. Он погружает в рот совсем не диетическую лапшу, скрученную на палочках и решает, что пока мамы дома нет, не плохо было бы шлифануться холодным пивом — то, что доктор прописал.