Хён во всём разберётся.

Шрамы. Ким Докча привык к ним. Откровенно говоря, по сравнению с тем же Ю Джунхъёком, у него их не так уж и много. Докча даже не смеет сравнивать. Он как раз собирается натянуть рубашку на еще влажное после душа тело, и вздрагивает, ощутив прикосновение к спине, между лопаток. Его взрослая версия стоит позади, вдумчиво рассматривая жуткие гротескные узоры, свидетельства Сценариев и кровожадности врагов – как монстров, так и людей. - Значит, это правда, - спустя долгую паузу произносит он. – Атрибуты, дающие шанс возродиться, не смывают следы того, почему ты возрождаешься. Он ведёт кончиками пальцев по отметинам острых зубов, в два ряда, тянущихся воронкой. - Внешний Бог, верно? – глухо тянет мужчина, и Докча поджимает губы. – Тебе сильно досталось. - Это был мой выбор. - Я знаю. - Другого выхода не было. - И это я тоже знаю. - Если бы я этого не сделал-… - Да. Ты можешь не продолжать. Он не сомневается в его словах. Ни разу. Ни единого гребаного разу, и почему-то это оставляет странное кисло-сладкое послевкусие. Его сонбэ поглаживает отметины чудовищного укуса, скользит ладонью выше. - Они могут говорить что угодно, - звучит в комнате, тихо, почти вкрадчиво. – Но правда в том, что ты не хотел умирать. Никогда не хотел. Докча чувствует прикосновение к спине слева. Там, где должно находиться сердце. …там, где красуется глубокий шрам, отметина от меча, прошедшего насквозь. - Ты не хотел – в отличие от меня. Ладонь его сонбэ – теплая. Ким Докча закрывает глаза. - В твоем мире… ты жаждал смерти? – он не знает, имеет ли право спрашивать. Эта тема, для них обоих она из разряда «табу». Слишком личное. Слишком болезненное. Слишком… обыденное. Но никто не хочет, чтобы мысли о смерти стали слишком привычными. Словно та – нечто естественное. Нечто ежедневное. Докча чувствует поглаживание по спине. Сонбэ ведёт ладонью, круговыми движениями. На его другой версии нет шрамов. Ни на руках, ни на шее, ни в вырезе рубашки. Лишь еле приметно перечеркивающий губы рубец, символ пережитого в детстве насилия, да, быть может, парочка старых следов со времен школьных лет, когда ублюдки, ошалевшие от вседозволенности, слишком зарывались. Но в сравнении с ним – он словно чистый лист. - С самого Первого Сценария. Голос более взрослого Ким Докчи звучит глухо. - Я знал, какой ад ждет людей по мере продвижения Апокалипсиса. Какие страдания вывалят на человечество доккэби, в стремлении угодить Созвездиям. И просто… я думал тогда, не будет ли выходом покончить со всем до того, как события наберут обороты? Ладонь скользит выше, касается напряженных плеч Ким Докчи. - Но ты здесь, - негромко выдыхает тот, неохотно расслабляясь, когда чужие пальцы сминают плечо. - Я здесь. Подтверждает его сонбэ. - Я выжил. К одной ладони добавляется другая. Оба плеча Ким Докчи разминают. - Не совсем потому, что хотел этого, но – я выжил. В этих руках есть сила. Не такая, как у самого Докчи – она более жесткая, и на миг у «Демонического Короля Спасения» мелькает мысль, что человек позади него всё же умер. Возможно, только один раз. И плата за возвращение в мир живых была куда более жестокой, чем у самого Докчи. Он не уточняет. …его сонбэ имеет право на несколько секретов. И всё же, он спрашивает: - Ты… хочешь умереть сейчас? Должна быть причина, по которой этот человек попал сюда. Какое-то задание, быть может. Или некий скрытый смысл. Невозможно, чтобы он появился в этом мироздании – их мироздании – по ошибке или просто «потому что». Чужие пальцы мнут основание его шеи. На миг это ощущается удушающей хваткой, но только на миг. - На мне слишком много всего завязано, чтобы я мог умереть. В тихом смешке нет ничего весёлого. Ким Докче на секунду становится страшно. - Но ты хочешь, - он даже не спрашивает. Это констатация факта, подтверждение того, что сквозит между строк в прозвучавшей фразе его сонбэ. И несколько горько осознавать это. - Я не знаю. Ладони Докчи из иного измерения лежат на его плечах. Приятной, теплой тяжестью. …весом чужих размышлений. - Но в одном я уверен. Сонбэ похлопывает его, отстраняясь. Ким Докча слегка оборачивается, кидая на него вопросительный взгляд. - Даже, если я временами хочу умереть – это не идет ни в какое сравнение с тем, как я хочу жить, - мужчина протягивает ему отложенную на кресло рубашку. – Пусть это и сводится больше к тому, что я хочу увидеть, чем же всё закончится по итогу. Докча не уточняет. Ему не нужно уточнять. Он молча натягивает рубашку, позволяя своему сонбэ застегнуть все пуговицы. Его взгляд прикован к пальцам мужчины, неспешно поправляющим на нем ткань. И – о. О… Он ошибался. У другого Ким Докчи тоже – есть шрамы.