***
… Я слабо поднял руку, потёр лицо и попробовал открыть глаза. Повернул голову в сторону, чтобы посмотреть в окно. Предрассветные сумерки заставили меня поёжиться. Сев, с мелкой дрожью зевнул и понял, что почти не чувствую левую ногу, словно она была покрыта льдом. … Не особо помнил, что происходило прошлым вечером, но сейчас я был завёрнут в своеобразный «кокон» из одеяла, хотя и привык спать на спине. Меня всё не покидало чувство опустошенности, я чувствовал себя нехорошо — словно по мне прокатился трамвай взад вперед. Ноги чуть подрагивали, то ли от слабости, то ли от пробирающего до костей сквозняка. Тихо выругавшись своей же глупости, я на цыпочках подошёл к окну и, выглянув в него, закрыл. Телефон был разряжен, это заставило меня страдальчески выдохнуть. Оставив его на зарядке, я направился в ванную, чтобы умыться. Часы на моем столе показывали 5:36. Остановившись перед раковиной, я опустил голову вниз и вспомнил про своё вечернее увлечение. Сев на край ванны, начал снимать бинты, по мере чего ощущал себя еще хуже. Очевидно, зрелище было не приятное, и у меня появилось острое отвращение к самому себе. «Это плохо… очень плохо». Я пялился на кривые, красные порезы, пока не почувствовал, что меня начинает тошнить. Выдохнув, и с силой потерев глаза, я бережно промыл «раненное» бедро влажной салфеткой и попытался осторожно замотать все снова. … Получилось не очень, но думаю, никто ничего не заметит. Я вернулся в комнату и аккуратно оделся в повседневную школьную форму, после чего значительное количество времени вертелся перед зеркалом, слегка паникуя и проверяя, чтобы бинтов не было видно. Наконец, со спокойной душой опустился на стул и выдохнул, заглядывая в телефон. Хотя я только проснулся, умылся, оделся и собрался уже ужасно вымотался. Странная усталость не покидала моё тело, и это пугало меня. Мне не хотелось сейчас видеть своих родителей, моё раннее пробуждение заставило бы их начать задавать вопросы. Поэтому, забрав телефон вместе с зарядкой, и подхватив рюкзак, я вышел в коридор и осторожно закрыл дверь. В квартире темно, только тусклый свет из открытой кухни не давал мне споткнуться в темноте и упасть. Я шёл, пытаясь не издавать ни звука и, переобувшись, вместе с курткой вышел в тамбур. Прежде чем закрыть дверь, обернулся и увидел, как моя черная кошка — Лакрица — пристально смотрит на меня своими желтыми глазами. Я поёжился и сглотнул, закрывая дверь и попутно одевая куртку.***
Войдя в пустой класс, даже не удивился. Хоть я старался идти как можно дольше, всё равно пришёл, куда раньше обычного. Учителя не было за его столом и, пройдя мимо, сел за привычную для меня парту. Включил телефон и принялся повторять материал, который не успел изучить вчера. К реальности меня вернул резвый звук шагов, которые как мне кажется, узнал бы из тысячи. Услышав громкий хлопок слева от меня, я слегка повернул голову в его сторону. Агапэ кинул свой рюкзак на парту и сел, заглядывая в мой телефон. Слабо улыбнувшись такому действию, вспомнил, как я сейчас выгляжу. Весь мой вид можно было описать одним словом: уставший. Словно всю ночь не спал, а сдавал нормативы по физической культуре. — Ну-ну, чего ты такой грустный? Будто тебе в лицо кирпичом вмазали, честное слово, — он хихикнул, оставляя щелбан у меня на лбу. Я тут же изменился в лице. Больно, вообще-то. — Ой, ты что, обиделся? Это месть за вчерашнее. Я тихо выдохнул, тупо пялясь на текст в учебнике. Буквы не хотели складываться в одно предложение, а бедро левой ноги болело, и это значительно портило моё настроение. А вспомнив про вчерашний «важный разговор» с родителями, связанный с моим другом, я совсем поник, но старался не подавать виду. К счастью, дальше Агапэ не стал спрашивать меня. Это совсем на него не похоже, но его пристальный взгляд подсказывал мне, что он понимает, что что-то не так. … Видимо, к этому разговору мы ещё вернёмся. … Весь оставшийся день, от меня можно было услышать лишь короткие ответы, а то и вовсе молчание. Я не общительная личность, но сейчас мой сосед по парте заметил мою небывалую отстранённость, не смотря на все мои попытки ее скрыть. «Если эту тему задела моя мать, значит, общение с ним может принести большие проблемы». Я не знал что делать, отстраняться от Агапэ хотелось меньше всего, но так же не хотелось расстраивать родителей. Меня отвлёк легкий подзатыльник, который заставил меня разозлиться ещё больше. Я и сам понимал, что злюсь без причины, но ничего не мог с этим поделать. — Слушай, ты весь день ходишь так, будто тебя весь вечер за школой пиздили. …Ты вообще в порядке? — я обернулся. Выражение его лица словно говорило мне «Я же вижу, что ты не в порядке». В его глазах была видна тень беспокойства. Поспешно отведя взгляд в сторону, я уклончиво ответил. —… Да нет, всё в порядке, — пробормотал я, уставившись в телефон, как бы пытаясь выглядеть занятым. Молился про себя, чтобы он отцепился от меня со своим допросом. — Гойё, я же вижу, что ты врешь. Что тебя побудило так резко отстраниться от меня? Я сделал что-то не так? — Агапэ смотрел с чистым непониманием, пока меня сжирала моя же совесть. — Я же сказал, что со мной всё нормально. Не мог бы ты… перестать? — я неумело соврал, пытаясь подобрать слова и даже не думая, что мог сказать что-то не то. Я вообще врать не умел. Этот диалог — яркий тому пример. Агапэ моргнул и поднял брови. Это, видимо, его оскорбило, и я почувствовал, что готов разбить голову об стену и разрыдаться. —… Ну, ладно, как знаешь — я не видел его, но отчётливо слышал его обиду. Мне стало плохо — и я снова почувствовал прилив тошноты, вспоминая, что не ел ничего ни вечером, ни утром. … Оставшийся день, он не обращал на меня внимания, а во мне, кажется, что-то треснуло.***
У меня было плохое настроение. Хотя нет. Оно было ужасным. На сердце было тяжело. Я шёл прямо, тупо пялясь в одну точку перед собой, игнорируя лужи. Солнце скрылось за дождевыми тучами, и, невольно замедлив шаг, зажмурился на несколько секунд. Шмыгнув носом, поправил шарф и снова ускорился. Оказавшись у двери квартиры, я затормозил, задержав ладонь на ручке. Вдохнув и выдохнув несколько раз, дернул ручку двери и сразу увидел злосчастный силуэт. Б л я т ь. — Посмотрите, кто вернулся, — грозная фигура отца бросала большую тень, и у меня невольно задрожали колени. Я опустил голову, словно нашкодивший котенок, ждущий наказания. Сердце билось, как бешенное, а порезы на бедре пульсировали, так некстати напоминая о себе. Отрывисто выдохнул, стараясь успокоиться, и машинально подумал, как мне избежать наказания. Чувствуя на себе его пристальный взгляд, моё тело слабо пробило холодным потом. Он продолжил. — Ты понимаешь, что лишний раз заставляешь нас волноваться о тебе? — его голос был груб и холоден, чем обычно в несколько раз, словно он хотел до меня достучаться. Такой тон от него был слышан нечасто, говорил он так, когда его ребенок сильно провинился. Невольно сжал мокрые ладони в кулаки и запустил в карманы. Я и сам прекрасно осознавал это. — Тише, не кричи ты на него так, он уже всё понял, — в ситуацию включилась мать. Она, кажется, заступилась за меня, чему я был удивлен, хоть и не показал этого. Чаще всего командовала мной именно она, странно было слышать от неё что-то другое. Отец нахмурился, но промолчал. Я услышал, как он подходит ко мне и протягивает руку ладонью вверх, жестом показывая, чтобы я отдал ему… Что-то внутри меня уже в который раз упало и разбилось. Отчаяние сдавило горло, я нервно дышал, но поспорить, не смел. Дрожащими руками вытащил телефон из кармана и отдал ему. … Снова. Мать промолчала, отец снова заговорил. — Мы должны уехать сегодня и вернуться в воскресенье поздно вечером. Помой полы, вытри пыль и сделай домашнее задание, понял? Чтобы к нашему приезду все было выполнено, — он отошел и махнул рукой, жестом показывая, что я «свободен». Стараясь не медлить, разулся и повесил куртку на крючок. — И еще кое-что, — я замер. — Из дома ни ногой.***
Я измождёно повалился на кровать. Тело болело, на душе саднило, хотелось зарыться лицом в подушку и зарыдать. Не мог заставить себя начать убираться в доме, делать домашнее задание или ещё что либо, что мне поручили родители. … Как вдруг меня посетила еще одна неприятная мысль. «Я не смогу написать Агапэ в ближайшие два дня. А если он подумает, что я забыл про него?» — внутри меня вновь что-то сжалось при такой мысли. Я старался не думать об этом и успокоиться, но навязчивые, глупые мысли лезли в голову и не давали покоя. «Я так и не извинился перед ним, … почему я с ним так жесток?»***