Moonflower

      Хоть Эва свято верила, что Амен на этот раз уж точно придумает что-нибудь более изощренное, чем мытье склянок, все оказалось совсем не так. Сопровождающий девушку, чтобы дошла до эпистата и по дороге никуда не запропастилась, Тизиан, на удивление, проводил ее все к той же библиотеке. «Я скоро возненавижу это место…» – промелькнуло в голове у Эвтиды.       В зале, где они с Рэймссом не далее, чем вчера, закатили веселую пьянку, за столом сидел Амен. Все такой же грузный, громадный, хмурый, готовый претворять наказание в жизнь – сама неотвратимость. Доложив эпистату, где именно он обнаружил Эвтиду, и заставив того сильнее нахмуриться, Тизиан быстро вышел из залы, но практически сразу же вернулся назад с ведром воды и куском какой-то ткани в руке. Причем взгляд, которым он поглядел на Эву был таким красноречивым, что той даже сомневаться не пришлось: ведро и тряпка предназначались явно не для эпистата.       – В наказание уберешь весь тот беспорядок, что на пару устроили здесь, – сухо выдал Амен, все так же гордо восседая за столом. Они остались наедине. Однако Эвтида, смерив главного охотника, не произнесла ни слова поперек: молча взяла оставленные Тизианом принадлежности и намочила тряпку. Такая немая покорность несколько дезориентировала ее надзирателя. С их утреннего разговора эпистату не давала покоя навязчивая мысль: не перегнул ли он палку, не наговорил ли ей лишнего, поддавшись эмоциям? Ведь как она ему это в лицо бросила: «В дом терпимости, но подальше от тебя». Выходило, что перспектива раздвигать ноги перед всеми подряд для нее была предпочтительнее, чем его общество? От этого челюсть до скрипа зубов сжималась.       Мудреные узлы и переплетения короткого платья подчеркивали утонченность силуэта Эвтиды: ее тонкую талию, округлые бедра и стройные ноги. Смотреть на то, как она, нагнувшись, пытается оттереть чернильные пятна со стола, было сплошным удовольствием. По крайней мере, именно такая мысль проскользнула в уме эпистата, по-прежнему не двигающегося с места. Слишком хороша – она просто была слишком хороша для того, что происходило вокруг нее.       Как много раз Амен рассуждал об ее будущем. О том будущем, которое он мог бы для нее создать. И не было бы там никакого дурного влияния, что абсолютно точно исходило от ее друзей и горе-наставника. Она бы выучилась письму, возможно, даже стала бы полезной при дворе – Амен нашел бы ей посильную работу. Никто бы не попрекнул ее незнатным происхождением: уж он бы позаботился об этом. Сделал бы ее своей женой, делил с ней ложе – этот пункт рассуждений был ему особенно важен. Эпистату очень было по нраву в красках представлять страсть, с которой бы они бросались в объятия друг друга: ее взбудораженный и безумный взгляд, желающий его, мольбы прикоснуться, жар просящего ласки гибкого тела… О, должно быть, в моменты близости возбуждение им обоим затмевало бы рассудок. И каждый раз Амен бы давал ей всю свою любовь и каждый раз не мог бы насытиться тем, что Эвтида давала ему. Потом она бы родила ему много детей – мальчишек и чтобы обязательно одну девочку. Дальше дом, хозяйство, воспитание и прочее, и прочее.       Вот таким виделось эпистату достойное будущее для несносной, но прекрасной Эвтиды. И в этом ее будущем не фигурировали черномаги, занятия недостойными делами, глупости молодости, всякие Ливии, Рэймссы и другие сомнительные личности. Если бы только она сочла это воистину хорошей перспективой и согласилась… Но ведь нет! Эвтиде больше было по душе бедокурить да еще и в компании своих бедовых друзей.       – Чем занимались здесь вчера? – нарушил тишину Амен. Эва остановила свои движения и с явным неудовольствием посмотрела на него, искривив губы. Отвечать нисколько не торопилась. – Слышала меня ты или нет, Эвтида? Какие дела были у вас здесь с этим щенком?       – Его зовут Рэймсс, к твоему сведению, господин! – зло сверкнув глазами, выдавила из себя девушка.       – Мне дела нет до его имени. Не смей дерзить мне – отвечай. Что ты позволила ему сделать с собой?       – Снова ту же песню затянул?       – Эвтида! – рявкнул на нее эпистат, резко поднявшись со своего места. Почувствовав приближающуюся опасность, девушка замолкла, но глаза ее продолжили буравить собеседника недобрым взглядом. О да, она знала, как вывести Амена из себя. Большими шагами мужчина пересек залу библиотеки, оказавшись возле нее. Мокрая тряпка выпала из задрожавших рук Эвы. «Исфет! Почему так страшусь его? Да и чего это он так вскинулся? Мы ведь и раньше в библиотеку умудрялись выпивку пронести…» – рассуждала она про себя, косясь в сторону выхода. Поймав ее взгляд и желая пресечь возможный побег, Амен зажал ее у стола, уперевшись руками в столешницу по обе стороны от девушки, отчего та едва ли не ткнулась носом ему в грудь. – Он прикасался к тебе? Как далеко посмел зайти?       – Да о чем ты говоришь?!       – О твоей чести! Сама ты себе ноги расписала чернилами в таких местах, что и сказать стыдно? Его это рука: иероглифы ровные, не то что твои. Позволила мальчишке учинить разврат над собой! Говори же, что еще вы с ним делали.       – Ч-что?.. Нет! – вдруг отчаянно вскрикнула Эвтида и шокированно распахнула глаза. От ее залихватской дерзости и следа не осталось: она покраснела до самых кончиков ушей, вжав голову в плечи. – Не было между нами ничего…       – А что за рисунки в непристойных местах?       – Просто дурачество! Да невинна я – чем доказать надо это?! Не уймешься, пока сам не проверишь? Ну так проверяй! Дозволяю тебе, о владыка!       Эти слова, как и большинство того, что Эвтида время от времени выдавала их верховному эпистату, не несли в себе никакого смысла – просто были выброшены на ветер. Как очередная ее бравада. Она даже подумать не могла, что Амен примет все за чистую монету, и вздрогнула, когда мужчина встал к ней совсем вплотную, своей большой ладонью решительно нырнув под свисающие нити платья. Горячие пальцы прикоснулись к нежной коже на внутренней стороне бедра, отчего Эва едва ли не подпрыгнула на месте, затрясшись всем телом и сжавшись.       – Ч-что т-ты… – на ее лице появилось смущенно-испуганное выражение, которого Амен доселе не видел. Его рука замерла, не смея двинуться выше. Несколько секунд они лишь глядели друг на друга, не делая ничего и не произнося ни слова. А затем мужчина отстранился, напоследок как-то уж слишком заботливо заправив кудрявую прядь ей за ухо.       – Правду, значит, говорила, – выдохнул он будто даже с облегчением. Эва непонимающе моргнула – понять, что порой творилось в этой светлой голове, было просто невозможно. Однако эпистат отчего-то замялся, смягчился и даже поглядел на нее с сожалением. – Ты прости меня, неферут: незаслуженно груб с тобой сегодня был. Не провинилась ты никак. Ступай к себе – отпускаю тебя. И не разменивай честь на глупости с этим мальчишкой зеленым. Тебе тот, кто по правильному пути направит, нужен.       – С… с-самому себе советы давай! И друзей моих не очерняй почем зря – совсем ничего не знаешь о них! – ловко вывернувшись из его рук, девушка попятилась назад, к выходу, не в силах унять свою дрожь. Что говорить, слова эпистата чуть не лишили ее дара речи. Ведь подумать только – он извинялся перед ней! «Исфет! Чего он добивается, говоря такое?! Хочет выставить меня провинциальной дурехой? Оттого меня жизни учит?» – все больше злилась она. – Рэйм один из тех, кто заботится обо мне! Не позволю так обращаться с ним!       – Ты опять все мимо ушей пропустила, несносная! Лишь о разврате твой дружок думать и может, а я тебе иное предлагаю!       Эвтида выскочила из библиотеки, заведенная едва ли не сильнее, чем когда она услышала про наказание друга. Творилось не пойми что. Амен, конечно, всегда был несколько странен, но за последние несколько часов просто бил все рекорды: то бросался обидными колкостями, то искренне извинялся перед ней. А когда Эва вспоминала, с каким суровым выражением лица он засунул свою руку под ее юбку, то и вовсе мозг начинал кипеть. Определенно, эпистат, где-то позабыв свою накидку, перегрелся под лучами беспощадно палящего солнца. Чем-то иным оправдать его поведение девушке в голову не приходило. Одно слово – спятил.       Но не только эти мысли теперь преследовали ее. Воспоминания со вчерашнего вечера наконец стали возвращаться к ней, и легче не становилось. Как метко было брошено замечание эпистата: она ведь действительно пустила Рэймсса под свою юбку. Вот только сама не могла понять, как это вышло. Вроде пили и дурачились, чернилами обмазывались. Однако теперь Эва задумалась о том, как появились между ее ног надписи и мелкие синячки. «Рэйм меня там лапал? А ведь не сознался при встрече! – хмурилась она, вспоминая лицо досадовавшего на ее жалость друга. – Что он мне тогда сказать хотел? Может, что натворил глупостей на пьяную голову и извиняться надумал?..»       Пребывая в состоянии крайней задумчивости, Эва совсем потеряла бдительность и даже не заметила, как рядом вдруг выросла чья-то фигура. Ее резко обняли за плечи, дернув в сторону, отчего она покачнулась, потеряв равновесие. Над ухом весело раздалось:       – Милая госпожа, о чем замечталась? – обернувшись к улыбающемуся Ливию, Эвтида чуть не врезалась лбом ему в подбородок. Лекарь был настолько беспечно весел, что это взбесило и без того разозленную девушку.       – А тебе чего надо? Позлорадствовать пришел? – огрызнулась она в ответ.       – Я не настолько бессердечен, дорогая. Но я не просто так поздороваться подошел, – улыбка пропала с лица Пеллийского, и он стал необыкновенно задумчив, словно вместе с Эвтидой вникал в ее проблемы. Это не могло не удивить и не порадовать. Девушка поостыла. – Я тут по делам был и увидел, что тебя к эпистату для взыскания повели. Вот я и решил поглядеть, не будет ли он слишком жесток с тобой.       – Так ты все слышал, – закончила за него Эвтида, не выказав ни раздражения, ни удивления на эту новость. Ливий кивнул. – И что теперь? Вечно смеяться надо мной будешь? Столько поводов сразу…       – А ты не пытайся меня пристыдить за то, чего я не совершал и совершать не собираюсь. Я просто диву даваться продолжаю: что же дьявольская сила у тебя, что аж сам эпистат сдался и на хлопанье ресничек твоих повелся? Или Хатор уж очень благоволит тебе?       – Постой-постой! О чем ты говоришь? – Эва вдруг остановилась и повернулась к нему лицом: теперь они стояли супротив друг друга. И Ливий, даже глазом не моргнув, вдруг спокойно выдал:       – Амен влюблен в тебя.       – Шутишь ты так, что ли?..       – А оно мне надо? – закатил глаза лекарь и кивком головы указал на здание библиотеки, которое осталось позади. Где по-прежнему находился верховный эпистат. Эва помотала головой, словно сбрасывая наваждение, и вновь поглядела на собеседника. Веселья не было: он был серьезен. «Эпистат в меня… что?» – все еще не могла поверить услышанному она. – Я понимаю, ты в замешательстве. Уверяю, я тоже, но это данность. Я слышал ваш разговор с самого начала и до конца, и мне прекрасно был различим его тон – тон приревновавшего мужчины. Это большой куш, Эва: располагать слабостью предводителя фараонских ищеек.       – Такого не может быть! Тебе, должно быть, показалось!       – Дурная ты, что ли? Говорю, значит, так и есть. Или проверить хочешь?       – Как проверить?       – А вот так, – Ливий вдруг схватил ее за стройную талию и резко притянул к себе, заставив буквально упасть в свои объятия. Правда, Эвтида быстро нашлась и, ведомая инстинктом самосохранения, сразу же оттолкнула лекаря от себя, не давая ему даже рук сомкнуть за своей спиной. Гневно подняв на него взгляд, девушка уже хотела разразиться ругательствами, но заметила на его губах улыбку. – Я же говорил. Кажется, я только что нажил себе новых неприятностей.       Он мотнул головой в сторону, и Эва послушно обернулась. Непоколебимой каменной статуей замерев у входа в библиотеку, за ними, крепко сжимая кулаки, наблюдал эпистат. Тяжелый взгляд его весьма красноречиво указывал на то, что так просто он Ливию этой выходки не забудет. Однако лекарь нисколько не омрачился от этого, вернув себе прежнюю беспечность, снова как ни в чем не бывало улыбаясь подруге.       – Теперь веришь? Или еще доказательства нужны?       За ужином как обычно собрались всем поселением. Отовсюду слышались разговоры, плеск ложек о похлебку, стук тарелок. Охотники привычно с жаром вели какое-то обсуждение между собой, Келадон опять вымаливал за что-то прощение у Нейт, Дия, забыв о похлебке и лепешке хлеба, во все глаза смотрела на то, как ест Исман, Реммао мрачнее тучи сидел напротив смущенного брата и цедил ему сквозь зубы какие-то нравоучения… К слову, последний частенько оглядывался, чтобы глазами отыскать свою подругу и посмотреть, чем она занята.       Эвтида со скучающим видом то вытаскивала, то обратно топила ложку в похлебке. Сидевший с ней за столом Ливий, уже расправившийся с основным блюдом, лениво жевал кусок хлеба, с беспечным видом успевая поучать свою собеседницу.       – Я думаю так: твой жеманный дружок Рэймсс, перепив, видимо, вчера осмелел и от невообразимого счастья расписал твои стройные ножки. Ну а эпистат поутру, обнаружив вас и решив, что вы творили непотребства прямо на столе в библиотеке, озверел и велел охотникам его за это поколотить.       – Как у тебя все складно.       – А что не так?       – Выходит, и эпистат ко мне чувства питает, и даже Рэймсс? Маловато ты хватил. Про Тизиана не забудь. Да и другие охотники от меня без ума. Реммао еще наверняка. О! А сам ты не влюблен в меня случайно?..       – Опять ты мне не веришь? У твоего Рэймсса всякий раз дыхание перехватывает, когда он видит, как твои бедра гуляют. Бедняжка – девственник, наверное, еще. Будь осторожна, милая госпожа: такие, как он, горазды подглядывать из темного угла за предметом своего обожания!       Ливий несдержанно хохотнул, глядя на то, как краснеет от негодования лицо Эвтиды, однако в следующую же секунду поперхнулся и закашлялся из-за того, что ладонь девушки звонко ударила его по спине. Обменявшись мстительными взглядами, они вдруг оба рассмеялись, склонившись над тарелками. И это подозрительное веселье привлекло собой сразу несколько любопытных взглядов. Во-первых, мрачно молчавшего верховного эпистата, который наблюдал за ними, едва только Эва подсела за стол к лекарю. А во-вторых, Рэймсса, который, перестав слушать то, что злобно выговаривал ему старший брат, изумленно смотрел, как его подруга веселится с кем-то другим.       – Ууу… У нас, кажется, проблемы, – буднично сообщил Ливий, когда они вернулись к еде. Не расспрашивая о подробностях, Эва искоса глянула на стол, за которым сидели охотники и эпистат, и понятливо кивнула, усмехнувшись. Хмурый взгляд Амена, направленный на них, не предвещал ничего хорошего. – Дружок твой тоже не выглядит шибко довольным. Как бы порчу на меня какую не наслал.       – Исфет, ты будь потише!.. – шикнула девушка, склоняясь к уху лекаря. – Не хватало, чтобы из-за твоих дурацких шуток нас на допрос отправили.       – Уговорила. Но сделай что-нибудь со своим дружком. Эпистат, понимаю, случай безнадежный, а вот Рэймсса унять можешь, чтобы лишнего не надумал про нас. Не нужна мне еще одна головная боль. Или… – задумчиво подняв глаза вверх, мужчина вдруг натянул на лицо лукавую улыбку и хитро поглядел на приблизившуюся Эвтиду. Нельзя было понять в этот момент, что именно он задумал, но девушка почему-то абсолютно точно знала: последствия выходки Ливия ударят главным образом по ней. Не успев отпрянуть от него, Эва почувствовала, как подбородка коснулись ловкие пальцы, дерзко подергивая его вверх. В глазах Пеллийского мелькнул азартный блеск. – Сыграем для зрителей драму? Всего один смазанный поцелуй, и…       Послышался треск упавшей тарелки, а следом за этим в трапезной резко наступила тишина. Кто-то из женщин бросился убирать осколки у ног поднявшегося со своего места верховного эпистата. Эва, обернувшаяся и встретившаяся с ним взглядом, изумленно присвистнула. Сомнений не было: по части доведения людей до белого каления Ливий из Пеллы мог дать фору даже ей самой. Почему-то сейчас эта мысль невероятно ее позабавила, заставив тихонько захихикать. Захихикать, глядя прямо в глаза эпистату.       Спохватившись, Эвтида, торопливо прикрыла рот ладонью и отвернулась. Ливий же, похоже, от души наслаждался установившейся тишиной и общим замешательством.       – А вот твой дружок, наверное, сейчас разревется от досады, – как бы между делом заметил он. Эва поглядела на Рэймсса. Его узкие покрасневшие глаза были широко распахнуты, да и выглядел он так, будто никак не хотел верить в то, что довелось сию минуту наблюдать. Он так и смотрел на них, пока разозленный Реммао не рыкнул злобное «ешь сиди!» и не хлопнул ладонью по столешнице. Тогда Рэйм насупился, словно сова, и в негодовании поджал губы. До слуха Эвтиды донесся тихий голос Ливия. – Теперь точно проклянет.