Время лечит

Awakening — Joseph Heath С одной стороны, судьба неотвратима, предначертана. Человек плывет по заданному пути, собирая все плоды своих решений и действий, в конечном итоге все же приходя в ту точку, которая была указана кем-то сверху.  Но с другой, может, судьбу можно изменить? Приложить усилия, пожертвовать многим ради изменения хода событий. Спасти, уберечь, барахтаться до последнего и создать иллюзию, что одержали победу над тем сценарием, который дан был по праву рождения.  Только вот главный вопрос в этих бессмертных рассуждениях заключается в правильности этого рокового решения. Стоила ли игра свеч? А может, и не надо было ничего менять? Может, все же не под силу людям что-то изменить, и следует лишь поддаться, наслаждаться отведенным им временем и вовсе не подозревать об этом колесе их жизни? Не усложнять и без того сложное. Маленький мальчик с яркой, выделяющейся среди смуглых детишек внешностью, появился на свет в небольшой деревеньке под Абидосом.  Знахарки, принявшие роды тут же отметили удивительные разноцветные глазки и ту внимательность, с которой новорожденный разглядывал окружающее.  Джабари рос под присмотром одной лишь матери: девушки лет двадцати, с шелковистыми пепельными косами до пояса и восхитительной улыбкой.  Все люди, когда либо знавшие Джезерит, отзывались о ней исключительно положительно и тепло, и подловить их на вранье при этом оказалось бы невозможно.  Девушка проецировала в мир только добро и любовь, не игнорируя призывы о помощи, всегда готова была поддержать даже незнакомого ей человека.  Казалось, её внутренней энергии и света хватало даже на всех злых и обездоленных, что пытались задеть и оскорбить мать-одиночку. В них улыбчивая девушка видела несчастных, глаза которых были наполнены невысказанной болью. Боль эта резала все человеческое и оставляла лишь пустоту, которую заполняли они ядом и желчью и скопив достаточно - плевались, уничтожая все хорошее в своем окружении.  Сердце Джезерит обливалось кровью, когда подмечала она это и в детях. Неизвестно откуда, но черпала она столько добра, что люди сами тянулись за помощью, как ранние соцветия к солнечным лучам. И помощь эта не всегда была помощью в традиционном понятии этого слова.  Свои принципы восприятия мира закладывала она и в сына.  Несмотря на то, что отец его безмолвно отказался от своего чада и исчез, девушка простила и его. Отпустила и полностью отдалась воспитанию ребенка, стараясь по максимуму вложить в него побольше от себя, нежели от бывшего мужа.  Джабари отчетливо помнил родной запах:   молоко, ваниль и мята. Так ощущались смешавшиеся воедино ароматы их дома, мамы и уюта. Помнил её лицо, которое рассматривал со всех ракурсов множество раз и каждый из них, по детски искренне, подмечал изумительную красоту.  Миндалевидный разрез глаз с манящими голубыми радужками, прозрачными как водоем в райском оазисе и пухлые губы, подарившие бесчетное количество сладких поцелуев каждый раз привлекали его внимание. Россыпь родинок контрастировала с бледной кожей, становясь еще одной изюминкой. Все это, казалось бы, прочно отпечаталось в голове мальчика. Жизнь текла своим чередом, с каждым днем открывая Джабари все больше своих секретов и закрытых до того дверей.  Часто ходили они к речке, рассматривая плескающихся в сверкающих брызгах золотистых рыбок; иногда бывали в небольшой библиотеке, где девушка рассказывала сыну о значении различных иероглифов и значков, потихоньку учила писать; нередко просто сидели дома, наслаждаясь обществом друг друга. В один из таких дней мальчик увидел во дворе их дома огромного мужчину, сошедшего с богатой колесницы и внезапно ощутил страх. Отбежал к хозяйственной пристройке и затих, с тревогой наблюдая за матерью, выпорхнувшей с крыльца и повисшей на шее незнакомца. Тот закружил её совсем как маленькую, вызывая звонкий смех.  Мальчик, заинтересовавшийся реакцией родительницы мучительно раздумывал над тем, стоит ли показываться или дожидаться его ухода. — Бари! Иди к нам! — родной голос помог ребенку сделать выбор и он выбежал навстречу матери.  А вслед за этим лишь темнота, перекрывающая абсолютно всё до. И все образы, наполнявшие его все три года жизни превратились в туман. Словно и не было их. Не было теперь в маленькой головке места и Джезерит.  Белый лист. Знакомство с доброй девушкой в неизвестном новом месте быстро закрыло те пустоты, на которые ребенок в силу возраста не обратил внимания. Не задумывался о прошлом он по той же причине. Запах мяты, исходящий от Эвтиды словно шевельнул что-то внутри и Джабари моментально доверился ей, уступая место матери.   Во снах мелькали неясные образы, вызывая панику и он просыпался, даже не пытаясь ухватиться за них. Припадал к ровно дышащей и спокойной Эве и проваливался в темноту уже без сновидений. Ничто более не беспокоило его и он вполне заслуженно радовался новой жизни. Занятий у него было много и скучать мальчик не успевал.  Вот и сейчас, сидя на крепких плечах Тизиана рассеянно прислушивался к приглушенным голосам, доносящимся из хижины, больше увлеченный маленькими бусинами в пучке мужчины.  Взрослые снизу перешептывались, но вникать он не хотел, раздумывая только об обещании Эвтиды, данным перед сном.  Дверь хлопнула и наружу тут же выбежала сама девушка, покрытая красными пятнами. Глаза горели адским пламенем, что слегка напугало Джабари.  Ни слова не сказав, Эва стремительно исчезла за ближайшим поворотом, чем только усилила перешептывания.  Мальчик не вытерпел и все же уточнил у Тизиана планы на вечер. Мужчина хотел было открыть рот, но тут на пороге замаячил Эпистат.  Наклонив голову вбок, ребенок узнал свой «мольберт» и свысока принялся разглядывать свои полуразмазанные рисунки. Довольный собой, приподнял уголки губ. Уже привыкший к тому, как реагируют люди на его улыбку, поднял взгляд выше и уставился на профиль мужчины, ожидая кивка или же ответной улыбки.  Амен же, смотревший до этого в ту сторону, где скрылась Эвтида повернулся, моментально сталкиваясь зрачками с гетерохромными внимательными глазами. Острая боль пронзила голову ребенка и по щекам непроизвольно покатились крупные слезы. Он отчаянно замолотил ногами по мужским плечам и закричал, стискивая виски ладошками в попытках снять давление. — Что с ним? Тизиан!  — Он сейчас упадет! Сильные руки подхватили моментально обмякшее тело и уложили на чьи-то колени, похлопывая по щечкам. Боль заполнила все, что могла и в последний момент перед потерей сознания перед глазами мальчика предстала голубоглазая блондинка, протягивающая к нему руки.  — Боже, Ливий! Сделай что-нибудь…  — Перегрелся он что ли, не понимаю, — лекарь умело и быстро осматривал бессознательного Джабари, но не находил ничего, что помогло бы в постановке диагноза. — Сидел ведь спокойно, не жаловался.  Эпистат тут же оказался рядом и оценив обстановку, обратился к Тизиану: — Девчонку ко мне, как только найдешь.  — В этом тоже её обвинишь? — Герса, до сих пор молчавшая, не выдержала. Прекрасно слышала абсурдные обвинения мужчины в сторону Эвы и закипала так же, как и девушка внутри минутами ранее. — В курсе, с кем разговариваешь в таком тоне? — Амен сощурился и сложил руки на груди.  — Да плевать я хотела! Регалии из ишака жеребца не сделают, сам то понимаешь это? — помощница лекаря встала в такую же позу, попутно отпихивая Тизиана, который пытался закрыть их друг от друга.  Желваки на мужском лице дернулись, но он сдерживал ту злость, которая с новой силой застилала взор. Все вновь крутилось вокруг Эвтиды и этот факт здорово подливал масла в огонь, даже несмотря на отсутствие упомянутой. — Что тебе обычный писарь сделал? Во всех грехах человеческих обвиняешь девочку, которая твоего ребенка тянет уже месяц как! Богов побойся, господин. — она буквально выплюнула эти слова, вкладывая всю обиду за подругу. — И благодарным быть научись для начала.  — Пеллийский, советчиков личных при себе держи, не то плохо закончить могут. — Амен  с трудом сохраняя ровный тон развернулся и зашагал прочь, даже не обернувшись на ребенка.  — Попомни мои слова, Эпистат! Воздастся тебе за подобное отношение к ближним! — крик развеялся горячим ветром, развевающим короткие светлые волосы человека, уносящего всю тяжесть на душе с собой.