Ведьма

Лучше бы было не ложиться вовсе, чем проснуться еще более разбитой и уставшей. Примерно как сейчас. Эвтида с неохотой поднялась с теплой постели, в которой провела слишком мало времени этой ночью. Та манила ее лечь обратно и поспать еще хотя бы пару часов, но девушка была непреклонна, когда дело касалось ее обязанностей. Умывшись, она затянула длинные волосы в привычный низкий хвост, чтобы не мешались, и взяла в руки корзинку. Первый час после рассвета — идеальное время, чтобы пополнить свои запасы лечебных трав. Воздух оставался еще достаточно прохладным, чтобы можно было провести много времени на улице и не вымокнуть при этом до нитки. Помедлив несколько мгновений перед дверью, Эва дождалась момента, когда Амен отвернется от окна. Предполагал ли он, что его постоянная слежка останется незамеченной? Или он специально делал это столь показательно, чтобы напомнить ей о ее незавидном положении? Что ж, на фоне этого самодовольного осла ее предыдущие надзиратели казались поистине идеальными. Улизнув из хижины так, чтобы эпистат ничего не заметил, девушка быстрым шагом направилась к нужному месту. Там, в секретном уголке между больших прибрежных валунов, разрослась целая поляна целебных трав и растений. Не хватало еще, чтобы тот решил увязаться за ней следом, посчитав сбор лекарств подозрительным занятием. Эвтида со всей злостью пнула ни в чем не повинный булыжник, лежащий на тропинке. Ее злила одна лишь мысль, что, возможно, последние свои недели она будет вынуждена провести именно с этим человеком. Пререкаясь едва ли не ежедневно, по поводу и без. Было бы гораздо лучше, если бы Амен просто оставил ее в покое, занявшись своими делами. Но разве не она сама только подливала масла в этот огонь? Достаточно думать об этом. Хватало и того, что в течение последних нескольких дней Амен неустанно, словно сторожевой пес, следил за ней из окна, что бы она ни делала. Варила ли обед, принимала ли пациентов или просто лежала на кровати, переводя дух. Ледяные глаза, словно два колючих шипа, не отрывались от нее ни на мгновение. Эва уже готова была сама ворваться в дом охотников, чтобы прекратить этот балаган. Но, остыв, решила, что именно этого Амен на самом деле и добивается. Ее срыва. И повода, чтобы как следует проучить ее. Что ж, ему придется постараться получше, если он хочет победить в этой игре. Терпение — качество, которому Эвтида училась годами, если не десятилетиями. И какой-то паршивый охотник не сможет просто прийти и разрушить все это, чтобы успокоить свое задетое эго. Пусть он наблюдает. Пусть он делает всё, чтобы сбить её с толку. Но она ни за что не предоставит ему этого удовольствия. Добравшись до излюбленного тайника, лежащего в пойме Нила, Эва твердо решает окунуться в работу, чтобы не думать об эпистате хотя бы несколько часов. Желая очистить от него если не жизнь свою, то хотя бы собственную голову. В маленьком оазисе, что она однажды отыскала, росли почти все растения и травы, которые использовались в целительстве. На небольшом отдалении от песка высились заросли мирровых деревьев, раскинув свои пышные ветви. В их тени, спасаясь от изнуряющего египетского солнца, устроились яркие кусты акантуса и смоковницы. Побеги настурции устилали весь берег ярко-оранжевым ковром, сквозь который тут и там пробивались и некоторые другие полезные растения. Для удобства заправив подол длинной юбки за пояс, Эва опустилась коленями на каменистую почву. Любимый кинжал блеснул в ее руках, когда она потянулась к пучку куркумы, удобно расположившемся у самых ее ног. Несколько отточенных движений, моток веревки — и вот аккуратный узелок с травой отправился в ее корзинку. А затем еще раз. И еще раз. И еще. Занятие неторопливое и крайне скучное, но Эвтиде и некуда было спешить. Признаться честно, ей даже доставляли удовольствие эти долгие часы, проведенные наедине с самой собой. Руки уставали от монотонных действий, а пальцы окрашивались от сока плодов и побегов, что она собирала. Однако чувство определенного порядка, которое она получала по окончанию работы, было выше простых ощущений тела. Подобные занятия приносили ее душе столь желанный душевный покой. Каждая травинка и лепесток с легкостью поддавались ее рукам, будто и сами желали запрыгнуть в ее корзинку. Будто знали, что предназначены для благородных целей. Изящные пальцы ласково скользили по листьям, перебирая уже увядшие или поврежденные. В них не было пользы. А потому Эва оставляла их спокойно доживать отведенный им срок в этом чудесном месте. Когда она была увлечена делом, собирая травы или допоздна готовя свои отвары, мир вокруг словно замирал, позволяя ей полностью наслаждаться этими моментами. Шепот листьев, пение птиц, шелест ветра — все это становилось ее собственным дыханием, ее ритмом сердца. Кусты позади треснули, выдавая чье-то приближение, но девушка даже не сдвинулась с места. Знакомая неспешная поступь выдавала этого гостя задолго до того, как он появлялся в ее поле зрения. Ливий спускался в пойму, с легкостью маневрируя между зарослями, борющимися за свое место возле воды. Он казался совершенно инородным здесь, в подобной глуши. Его грациозная походка с первого взгляда говорила о благородном воспитании, а утонченные манеры лишь еще больше подчеркивали пропасть между ними. Но тем не менее он был здесь, рядом с ней, готовый разделять все трудности и тяготы этой ссылки. Лекарь слегка зевнул и опустился на землю недалеко от Эвы. Так, чтобы держать друг друга в поле зрения на случай появления крокодилов или другой фауны, но при этом не мешаться во время работы. Эвтида бросила на мужчину быстрый взгляд исподлобья и улыбнулась. Он ненавидел подниматься в подобную рань, предпочитая валяться в постели как можно дольше. Но без лишних вопросов вставал и отправлялся к ней, когда девушке нужна была помощь. Мог бы покупать травы в городе или отправлять к ней своих ассистентов, но всегда находил время и приходил сам. Оба молчали, увлеченные своим делом. Лишь тихое шуршание трав и плеск воды, разбивающейся о берег, наполняли это сонное утро. Им не нужно было говорить, лишь бы заполнить неловкую тишину. Их взаимопонимание было глубже слов и жестов. Они могли просто сидеть рядом, не произнося ни звука, при этом чувствуя себя полностью понятыми. На сбор всех необходимых ингредиентов ушла пара часов. Утренняя прохлада спала, уступая место привычному дневному зною. Больше всего на свете девушке хотелось прийти сейчас в свою темную уютную хижину и упасть на кровать, чтобы провести в таком положении не менее суток. Но она не могла позволить себе подобной роскоши. А потому, взяв полные корзины трав, они с Ливием отправились к госпиталю. За некоторое время до того, как их группа поселилась в деревне, на эти земли пришла хворь. Множество людей умерло, так и не найдя лекарства от этой напасти. Перепуганные люди надолго заперлись в домах, боясь выходить даже на собственные земли. Тогда хворь отступила, и куче вдов, вдовцов и сирот пришлось научиться жить с этим грузом. За прошедший год Эвтида столкнулась с немалым количеством пострадавших от этого страшного времени. Но люди хотели жить дальше. Любить, смеяться и радоваться этой жизни, несмотря ни на что. Шаг за шагом, день за днем, течение жизни возобновляло свой ход. Но хорошие времена не могут длиться вечно. В окружающих деревнях вновь стали появляться больные, страдающие от подобных симптомов. С каждым днем их становилось все больше и больше. Люди приходили издалека, ища спасения у лекарей. Приносили последние деньги, но лекарства попросту не было. Все свободное время Ливий посвящал поиску нужного рецепта. Перепробовал тысячи возможных сочетаний и способов, но так и не смог приблизиться к решению этой загадки. Руки опускались в бессилии, когда что бы ты не делал, как бы не пытался, люди продолжали погибать у тебя на глазах. Когда они приехали сюда, подальше от Фиванского проклятия, казалось, ему стало лучше. Не видя постоянных страданий, не ощущая тошнотворного запаха смерти в воздухе, он смог вздохнуть полной грудью и спокойно продолжать поиск лекарства. Каким бы он ни казался бессмысленным. Однако смерть вернулась на эти земли, и одним лишь богам известно, сколькими жизнями она полакомится на этот раз. Добравшись до лечебницы, Эвтида и Ливий обнаружили там целую толпу горожан, ожидающих приема. Узкий коридор едва вмещал всех желающих. Еще немного — и народ станет собираться на улице, возле входа. Вручив девушке корзины с собранными ими травами, лекарь вымученно улыбнулся и удалился в сторону своего кабинета. Впереди его ожидали долгие часы осмотров, назначений и еще десятка других мало приятных занятий. Проскользнув между людьми в небольшую кладовую, Эва постаралась как можно быстрее подготовить все растения к последующему использованию. Пучки трав следовало сплести и подвесить сушиться на солнце. Ягоды, плоды и листья промыть и тщательно высушить, чтобы избежать гниения. Оставались кора и смола, которые также было необходимо очистить и разложить по подходящим склянкам. В отличие от сбора, эта часть работы ей совершенно не нравилась. Сейчас кладовая была полна и более старыми их запасами. Многих лекарств хватило бы на нужды всей деревни на долгие месяцы. Однако хворь надвигалась с ужасающей скоростью, и Эва желала сделать все возможное, чтобы как можно лучше подготовиться к этой неравной битве. Она планировала сварить сегодня несколько отваров, запасы которых уже подходили к концу. Но это дело вполне могло подождать еще несколько дней. Сейчас она была гораздо нужнее в другом месте. Поймав и послав одного из подручных мальчишек за обедом, девушка направилась в приемную. Раньше она помогала в госпитале лишь пару дней в неделю, предпочитая принимать редких посетителей у себя в хижине. Теперь же она проводила тут почти каждый свой день, пытаясь помочь Ливию. Позволяла ему сосредоточиться на зараженных хворью и поиске лекарства, стараясь взять заботу обо всех остальных больных на себя. Будь то чьи-то сломанные кости или боли в животе. Местные любили и боялись ее в равной степени. А потому не толпились и не судачили, дожидаясь своей очереди тихо, словно мыши. Никому не хотелось попасть к ведьме в немилость, особенно зная ее вспыльчивый характер. Заставив Ливия пойти поесть, Эва взяла полное руководство над осмотром. Первой к ней вошла молодая незнакомая женщина, ведя за руку хрупкую, болезненного вида девочку. Малышка кашляла весь осмотр, не переставая. Эвтида уже хотела позвать на помощь Ливия, предположив, что виной всему стала Фиванская хворь. Однако мама девочки заверила ее, что та слаба от самого рождения. Обычное лечение вряд ли способно было помочь этому несчастному ребенку. Но если Эва попытается восстановить ее жизненные силы сейчас, то у нее не хватит собственных сил на помощь всем остальным, ожидающим за дверью. Ничего не оставалось, кроме как оставить малышку в госпитале на несколько дней, пока у Эвтиды не будет возможности ей помочь. Посетители потянулись один за другим. В большинстве случаев девушка действовала почти инстинктивно, не задумываясь. Дважды выдавала мазь от ожогов, трижды — снадобья от отравления. Одному мужчине бинтовала сломанный во время стройки палец. И еще один раз вытаскивала пчелиные жала из бедолаги, ненароком угодившего в дикий улей. Последним на прием пришел пожилой мужчина, каждую неделю угощающий ее свежим хлебом и фруктами, когда она появлялась на рынке. Эва искренне любила этого доброго старика и ужасно расстраивалась, что не может полностью вылечить его, а лишь облегчить постоянную ноющую боль. Подагра мучила его уже много лет, поразив обе ноги ниже колен. Он с трудом мог даже ходить, когда приступы усиливались, а происходило это в последнее время довольно часто. Эвтида как раз накладывала на его голени компрессы с настойкой из крокусов, когда дверь позади нее неожиданно распахнулась, ударившись о стену. — Разве я позволяла войти? — рявкнула она, взбешенная такой наглостью. Обычно этого было достаточно, чтобы разом научить всю очередь вести себя прилично. Эва искренне ненавидела, когда ее отвлекали от работы. И особенно ненавидела, когда кто-нибудь пытался нахально поставить себя выше других. Почти так же сильно, как… — Не нужно так кричать, — до боли знакомый голос вынудил ее обернуться, чтобы убедиться, что он звучит не только в ее воспаленной фантазии. — Было тихо. Я не знал, что здесь кто-то есть. — Обычно люди стучат, перед тем как войти. Амен смерил ее испепеляющим взглядом и поджал губы, изо всех сил заставляя себя сдержаться и не начинать новую склоку. Эвтида даже расстроилась. Нечто больное внутри нее бесстыдно желало вывести его из себя. Кусаться и царапать, что есть мочи, чтобы почувствовать покалывание воздуха между ними. — Где лекарь? — его голос стал тверже и грубее. — Я вместо него. Его привычное хмурое выражение лица вернулось, и Эва едва не захлопала в ладоши от восторга. Когда они были порознь, было так легко убедить себя не провоцировать эпистата. Засунуть свою язвительность как можно глубже и просто делать то, что от нее требуется. Не высовываться. Но стоит им только оказаться рядом. — Мне нужен нормальный врач, чтобы осмотреть ребенка. — Занялся благотворительностью? — она ехидно ухмыльнулась, а затем перевела взгляд на мальчика, неловко переминающегося с ноги на ногу рядом с охотником. — Эй, а это не ты пытался стянуть у меня на базаре кошелек пару месяцев назад? Мальчишка еще больше поник, пристыженно опуская взгляд. Эва не злилась даже тогда, хоть и не была богата. Да и бедной ее с трудом можно было бы назвать. Денег у нее почти никогда не водилось. Так что удайся ему тогда грабеж, парень бы смог разжиться лишь парой серебряных монет да горсткой песка. — Почти уверен, что он, — Амен тоже заметил виноватое лицо мальчишки. Он прокашлялся и положил широкую ладонь на детское плечо, — но теперь Муса под моей опекой. Воровать он больше не станет. — Как благородно. — Забываешься, неферут… Почти прошипел мужчина, держа себя в руках лишь из-за свидетелей. И он был полностью прав. Эвтида напрочь забыла, где и с кем они находятся, полностью растворившись в их глупой борьбе языками. — Прошу прощения, господин, — закатив глаза, Эва отвернулась обратно к пожилому мужчине, которым занималась до этого. Она не глядя ткнула пальцем в одну из свободных коек. — Присядь вон там, я осмотрю тебя через пару минут. Муса послушно сел там, где было сказано, и стал внимательно следить за всеми ее действиями. Сняв компрессы, Эвтида смазала ладони лечебным маслом и слегка втерла его в ноги старика. Аккуратно, чтобы не причинить боли, она промассировала все суставы. Чуть задержалась на пальцах, где болезнь прогрессировала больше всего. Это было самое большое, чем она могла бы помочь. Ненадолго снять острую боль, пока приступ не повторится снова и снова. Закончив с массажем, Эва наложила на пораженные места немного мази, которую приготовила накануне. Она надеялась, что новый рецепт, который она придумала, сможет помочь больше остальных лекарств. Обмотав ноги чистыми бинтами, Эвтида помогла старику встать с кушетки. Прощаясь, тот сжал крепкой сухой ладонью ее пальцы. — Возьми, дочка, — Эва почувствовала, как в ее руку впихнули несколько монет, согретых теплом его тела — знаю же, что нуждаешься. — Куда взять, на тот свет? — она печально рассмеялась, возвращая назад протянутые монеты. — Не нужны мне твои деньги. Сколько раз еще повторить? Это был далеко не первый подобный их разговор. И никакие уговоры не были способны сломить ее упертости. Всем вокруг это стало слишком хорошо известно за время, проведенное рядом с ней. А потому старик сдался и тихонько поплелся к выходу. Все это время Муса не сводил с нее изучающего взгляда. Когда Эва подошла, чтобы осмотреть его, он даже перестал смущаться. Мальчик послушно стянул с себя кофту, демонстрируя выпирающие под кожей ребра. Его худоба и без всякого осмотра слишком явно бросалась в глаза. Решив не задерживаться на этом, Эвтида начала с головы. Нежно обхватив ее пальцами, девушка медленно повертела ее из стороны в сторону, пытаясь разглядеть шишки или вмятины. Убедившись, что все в порядке, она слегка надавила большим пальцем на его подбородок, призывая раскрыть рот. Не досчитавшись четырех молочных зубов, Эва принялась рассматривать покрасневшее горло. — Почему ты так сказала? — в первый раз мальчик почти промычал свой вопрос, так что ему пришлось повторить уже более внятно, когда Эва его отпустила. — Как “так”? Не отвлекаясь, она бегло пробежалась взглядом по его позвоночнику и рукам, отмечая, что ничего не было сломано и не требовало лечения. — Будто собралась умирать. Эвтида рассмеялась, рассматривая его ногу. Нужно было вправить вывихнутый сустав обратно. Лучше всего неожиданно. — Спроси об этом у своей новой няньки. Янтарные глаза блеснули, когда она взглянула на Амена, наблюдающего за ними. Снова она не может удержать язык за зубами, когда это нужно. Однако сказанного уже не воротишь. Эпистат скрестил руки на мощной груди, которую не могла скрыть под собой даже широкая мантия. — Поверь, будь у меня такая возможность, я бы приблизил этот момент, что ты так отчаянно ждешь. Но, увы, я вынужден терпеть тебя здесь. Муса озадаченно уставился на охотника, не понимая, что происходит. Воспользовавшись моментом, Эвтида резко дернула его стопу, возвращая сустав на прежнее место. Мальчик даже не закричал. Только тихо всхлипнул, вцепившись смуглыми пальцами в койку. Амен продолжал смотреть на нее с молчаливым вызовом, будто ждал от нее нового выпада. Гадал, хватит ли ее смелости сейчас, чтобы столь открыто дерзить ему, когда дело касалось ее жизни? Или, быть может, это была всего лишь глупость? Эва сделала шаг к нему, вздернув острый подбородок вверх. Если страх и был, то его гасило чувство гораздо, гораздо мощнее. Ни одна сила не была способна остановить ее сейчас. Ощущая, будто ступает по лезвию ножа, она протянула. — И как часто ты фантазируешь о моей смерти, эпистат? Его зрачки расширились, оттесняя светлую радужку. Делая его вид еще более устрашающим, чем обычно. — Почти каждый день, — хриплый полушепот, от которого моментом сводило живот. — Почти? Мне стоит стараться лучше. Эвтида улыбнулась, стараясь не выдать своих эмоций. Что-то внутри свернулось в узел и задрожало. Но что бы это ни было, он совершенно точно не должен понять, что смог задеть ее. Особенно сейчас, когда по ее коже бегут мурашки от этого голоса, будто бы фраза, что он произнес, не была достаточно ужасной и без этого. Она не проиграет и эту битву. Нет. Хотел смутить ее? Заткнуть, как тогда, у таверны? Надавить на нечто больное, чтобы вновь указать ей на ее место? — Должно быть, это просто с ума тебя сводит. Желать чего-то столь сильно, и не иметь возможности утолить этот голод. Секунда. Пять. Десять. Амен не нашел, что ответить, даже через минуту. Просто стоял и смотрел, почти не моргая. Девушка вновь улыбнулась, уже более уверенно. Ей нравилось видеть искренний гнев в его глазах. Наслаждаться всеми возможными оттенками его ненависти, будто она могла ощутить ее вкус на своем языке. Будто была способна питаться его эмоциями вместо самой лучшей еды, существовавшей на свете. И в его взгляде она видела то же самое. Это был настоящий наркотик. Как бы Эва не убеждала себя, вряд ли была в силах удержаться от очередных уколов в его сторону, даже если они будут стоить ей языка. Это чувство сильнее нее. Сильнее любого другого чувства, что она испытывала. Но сейчас нужно было остановиться. Эвтида слегка прокашлялась и подошла к небольшому шкафу в одном из углов. — Муса очень истощен, но в остальном здоров. Я дам соль, пусть добавляет в воду, когда пьет. Поможет быстрее набрать вес. Еще могу дать мазь от синяков, но они и так почти уже зажили, — она небрежно пихнула мешочек с минералом в руки Амена, стараясь не прикасаться к его коже, а затем вернулась на свое место. — Что-нибудь еще? Не утруждая себя ответом, эпистат коротко качнул головой и вышел из комнаты. Кажется, здороваться или прощаться было совсем не в его стиле. Совершенно сбитый с толку Муса тихонько поблагодарил ее за помощь и поспешил за своим новым опекуном. Накрыв лицо ладонями, Эвтида сдавленно простонала. Все, что она в последнее время делала со своей жизнью, казалось ей отчаянным бредом. С приездом Амена в поселение будто все пошло наперекосяк. Была бы ситуация лучше, если бы она с самого начала не настраивала его против себя? Сомнительно, ведь эпистат презирал ее лишь за то, кем она когда-то была. Для него просто не существовало бывших черномагов. Совершенно точно уверенная, что больше не выдержит ни единого осмотра, девушка собралась и покинула лечебницу. День плавно подходил к своему концу. Тени вытягивались на золотом песке, скользя по нему, словно корабли по водной глади. Эва упорно шагала к назад в свою хижину, тихонько напевая себе под нос старую детскую песенку. Ничего особенного. Простая считалочка, которую они всегда пели, играя в прятки с Исманом и другими соседскими ребятами. Но стоило ей повторить три несложных куплета из детства, как сердце сразу успокаивалось, будто она и в самом деле оказывалась дома. В своем настоящем доме. Стоило только закрыть глаза, как сознание рисовало ей образы маленького уютного домика в Гермополе. Знакомой мебели и стен, в которых она провела почти всю свою жизнь. Больше всего на свете Эва мечтала сбежать, вернуться домой, но каждый раз она отодвигала эти мысли в самый дальний угол своего сознания. Она просто не может этого сделать. Как она смогла бы посмотреть в глаза родителям Исмана, что приняли ее в свою семью, зная, что не смогла отомстить за смерть их сына? Нет. Для нее пути домой больше не существовало. Теперь у нее была лишь эта жалкая лачуга. Исфет, как же сильно ей хотелось спрятаться хоть куда-нибудь. Да хотя бы в этой конуре, в которой ее поселил фараон. Куда угодно, лишь бы остаться одной и перевести дух. Но самое ужасное, что даже там она не сможет найти искомого покоя. От постоянного взгляда, что Эва ощущала на себе, кожа едва не начинала чесаться и слезать кусками. Может, стоило бы заколотить все окна? Чтобы хоть тогда ненадолго почувствовать себя человеком, а не подопытным зверьком, что он завел ради своего развлечения. Кем именно ее считал Амен? Несмышленой девицей, способной по глупости натворить бед, или опасной преступницей, за которой нужен был постоянный надзор? Эва задавалась этим вопросом, будто бы на самом деле не знала правильного ответа. Грязью. Грязью, о которую не стоит марать руки. Вот кем она была для него в действительности. И этот факт не способно исправить никакое ее поведение. Даже будь она тихой безропотной овечкой, покорно следующей всем его приказам, Амен бы все так же ненавидел ее каждой клеточкой своей черствой и холодной души. Хижина встретила ее тишиной и блаженной прохладой. Эвтида захлопнула дверь и облокотилась на нее затылком, прикрыв глаза. Медленный вдох и еще более медленный выдох. Она стояла, наслаждаясь несколькими секундами спокойствия, что удалось украсть у суровой реальности. Как только она вновь откроет глаза, эта нега рассеется, словно утренний туман. Ног коснулось нечто мягкое и теплое. Улыбнувшись, Эва взяла на руки соскучившуюся Афири и прижала к груди. Стоило лишь раз почесать ту за ушком, как комната мигом наполнилась довольным мурчанием. Будто по волшебству, она всегда точно знала, когда девушке была необходима капелька чужого тепла и сама ластилась в руки. Желудок заурчал, напоминая о всех приемах пищи, что Эвтида сегодня пропустила. Утром есть она попросту не хотела, а в обед ее голову занимали совсем иные дела. Вот и получилось так, что солнце уже садилось, а у нее во рту не побывало за день ни единой крошки. Ну хотя бы Ливия она сегодня заставила поесть. В доме еще оставались кое-какие крупы и небольшой кусок мяса, купленный у торговцев на рынке. Разведя в печке огонь, Эва наполнила котел свежей водой и принялась готовить гороховую кашу. Ее стряпню сложно было назвать по-настоящему вкусной, но чтобы наесться и этого вполне хватало. В отличие от лекаря, она хотя бы умела готовить хоть что-то, кроме лечебных отваров. Дом наполнился приятным запахом горячей еды, немного разбавляя привычный горький аромат трав, что обычно витал в воздухе. Каша получилась на удивление приятной на вкус, хотя Эва предполагала, что все дело было в ее голоде. На пустой желудок даже кислое молоко покажется сладчайшим медом. Съев половину от приготовленного, девушка положила остатки в небольшую глиняную миску, чью кромку украшала извилистая трещина после очередного падения. Ливий почти наверняка снова допоздна проторчит в своем кабинете в поисках лекарства от хвори. Последнее время он был сам не свой, работая все дни напролет. Уговоры Эвтиды немного сбавить обороты не имели для него никакого значения. Он будто не слышал ее, отдавая всего себя поиску решения. Его сводила с ума мысль, что он вновь будет вынужден ежедневно видеть смерти. Особенно людей, рядом с которыми прожил бок о бок ведь последний год. Одно дело лечить незнакомцев, но совсем другое — близких и друзей. Вновь выходить из дома до ужаса не хотелось. Успокаивало лишь то, что людей с наступлением заката на улицах почти не оставалось. Велики были шансы, что она сумеет дойти до дома лекаря и обратно не повстречав ни единого назойливого прохожего. Хотя в действительности единственным, кого она не хотела бы встречать, был мужчина, живущий ровно напротив. Эва взяла в руки миску, обмотав ту тканью, чтобы не обжечься и сохранить тепло. Идти было недалеко. Если нигде не задерживаться по пути, можно было обернуться и за полчаса. Потерпеть всего полчаса и после забыться сладким сном, пока солнце вновь не поднимет ее следующим утром. Да, возможно, она и не должна была все это делать. Могла бы просто наплевать на все и завалиться спать прямо сейчас. Но разве Ливий не делал для нее все, что было в его силах? Разве не разделял ее каждый, даже самый ужасный день? Он пожертвовал очень многим ради того, чтобы остаться рядом с ней. И продолжал жертвовать раз за разом. Сможет ли она хоть когда-то отплатить ему за его любовь и заботу? Любовь… Во тьме ее жизни давно не было места для этого светлого чувства. Боль и скорбь отравляли в ней все живое, что еще могло бы испытывать подобное. Рядом с ней самого доброго и светлого человека, что она только знала, не могло ждать абсолютно ничего хорошего. Ливий не заслуживал такой судьбы. Не заслуживал ее судьбы. Эва не могла позволить себе утянуть его вслед за собой на дно больше, чем он уже ушел сам. Когда ее не станет, он должен будет найти в себе силы продолжать жить дальше, вместо того чтобы скорбеть о ней. Что толку плакать над могилой той, что была мертва задолго до того, как оказалась в земле? Нет. Эва не могла позволить им сблизиться. Но и отказаться от него она была не в силах. Возможно, это неправильно и эгоистично, но он был нужен ей. Как воздух и еда. Ей было необходимо его присутствие рядом, чтобы продолжать бороться. Он был той тонкой ниточкой, все это время удерживающей ее от окончательного безумия. Ливий — ее теплое солнце, согревающее даже в самый темный час. И остаться без его света означало бы оказаться еще более потерянной и одинокой, чем когда-либо прежде.