Бабочки и булавки

Князев/Светка Похиленко «Может быть, вернусь, — думал Князев, наблюдая за деревенской красавицей, набирающей воду из колодца. — Если Лика наскучит — обязательно». Светка подняла голову, сдула со лба непослушную прядь и улыбнулась городскому гостю. Но в мыслях её было лишь: «Пялится, сволочь! Забирай меня отсюда или проваливай!» Кирилл/Агапа Уже год во снах он видел ведьму. Жаркие, пряные видения о ней перетекали в кошмары, где она мучила Сашу или находила дом их родителей, и Кирилл пробуждался с жутким, но явственным осознанием, что с мамой и папой случится беда… Самым трудным было признаться самому себе, что он хотел, хотел это безжалостное существо, которое истязало его сестру и угрожало его родителям, которое твердило, убивая: «Смотри, сколько крови проливается по твоей вине». Кирилл | Юла Нередко Кирилл вспоминал женщину, которая спасла ему жизнь. Он ничего не знал о Юле, даже её настоящего имени, но он был писателем и умел мечтать. (В конце концов, в чём задача творца? Изображать не то, что было, а то, как должно быть.) Иногда он воображал, что она служила… ну, допустим, в Чечне и писала нежные романтические стихи со странным лесбийским подтекстом. Иногда — что жила в холостяцкой однушке, ездила на дачу на старой «буханке» и слушала русский рок. Грезила Дальним Востоком и тихо берегла память о первой и единственной своей любви к давно женатому однокласснику. А ещё пугала соседей — неженским увлечением огнестрельным оружием… Развязка была неизменна — выстрел. Всё обрывалось из-за бестолкового Избранного, который не то, что мир спасти — защитить сам себя оказывался не способен. Этот сюжетный поворот не выдерживал критики, но исправлять его было поздно.