Из игры в реальность

      С самого утра, что началось около пяти часов, мигрень не давала покоя. Обезболивающее не помогало. Народная медицина, которую составляли горячий чай, да плитка шоколада, также была не в силах утихомирить симптомы. Хотя, стоит признать, тошнота немного отступила, однако острая пульсирующая боль в правом виске не давала о себе забыть.       «Чёрт бы побрал ваш понедельник», — подумала я, растирая виски и морщась от неприятных ощущений. Впрочем, понедельник здесь был совершенно ни при чём. Играть надо было меньше на ночь, авось и поспала бы нормально. Вину свою признавать за это упущение я не желала, а потому продолжала клясть день недели во всех смертных грехах. Скоро уже надо было выходить.       Программирование — работа, схемотехника — хобби. Благодаря этому симбиозу мне удалось познать магию, что пряталась под крышкой железяк, и в детстве казалась недостижимой и непостижимой. Ан нет, всё сделано людьми, просто и со знанием дела сведено к примитивным операциям. Впрочем для работы это тоже было полезно. Отладка и исправление ошибок всегда были муторным занятием, но мне удавалось находить в этом свою прелесть, покуда остальные желали избавиться от этого занятия.       Рабочий день по обыкновению должен был начаться в девять. Часы уже бессовестно показывали почти восемь. К черту, выйду попозже и просто вызову такси. Сегодня я больной человек, а раз так, можно чуть улучшить условия существования. Собрав ноутбук со всеми его комплектующими в сумку, я снова поморщилась: стоило встать, головная боль резко напомнила о себе. Блядство, день обещает быть весёлым…       Машина ожидала возле подъезда. Закинув сумку на заднее сидение, я забралась сама и поприветствовала водителя. Тот уточнил адрес, и машина плавно двинулась с места.       Из обезболивающего в сумке осталась лишь нош-па. Лучше чем ничего. Выпив таблетку, я взяла в руки телефон. Слава богу, тишь да гладь. День не предвещал ничего плохого, хорошего, в принципе, для меня тоже было мало.       На работу я прибыла с небольшим опозданием, прям возле офиса образовалась пробка и часть пути мне пришлось преодолеть на своих двоих через дворы. Ещё и солнце пекло нещадно. К тому моменту как я заняла свой рабочий столик, самочувствие уже было на нуле. Наскоро поздоровавшись с коллегами, я достала ноутбук и подключила к монитору. Яркая вспышка экрана больно ослепила на секунду. Затем система запросила пароль, а после явила незакрытые с выходных вкладки с кодом. Снова лёгкий массаж висков. В горле пересохло. Прохладная водичка приятно охлаждала жар, и даже головная боль начала потихоньку затухать.       Первая половина рабочего дня прошла, на удивление, весьма продуктивно. К обеду тяжесть бытия навалилась с новой силой. Голова гудела, а строки кода, предупреждения отладчика сливались воедино. Приняв решение сделать перерыв и немного перекусить, я сохранила имеющиеся изменения и перевела ноутбук в режим сна. Монитор потух.       Стоило подняться со стула, как резкая боль снова напомнила о себе, в глазах потемнело, а в ушах зазвенел противный писк…

***

      Пробуждение оказалось неприятным: темнота длилась недолго, но ультразвук всё ещё звенел в ушах, тошнота подкрадывалась к пересохшему горлу, при этом во всём теле чувствовалась морозная слабость. Я пару раз поморгала, чтобы привыкнуть к светлому помещению, где оказалась.       — Екатерина Олеговна, лежите, — откуда-то сверху раздался девичий голос. — Как вы себя чувствуете?       Перед глазами всё мелькало и плыло, поэтому толком рассмотреть медсестру мне не удалось, как бы я ни пыталась сфокусироваться. Да даже её голос звучал словно через вату. А мой голос не желал мне поддаваться. Спустя пару минут я всё же смогла привыкнуть к освещению. Надо мной склонилась молодая девушка и проверяла реакцию зрачков. Когда треклятый фонарик убрали, я смогла разглядеть её коротковатую прическу: волосы были окрашены в фиолетовые оттенки и заплетены в косы, убирая волосы с лица.       — Получше, немного, — наконец выдала я. Руки не слушались, к одной был подведён катетер, соединенный с капельницей. Однако постепенно ощущение тела возвращалось. — Что, что произошло? — я попыталась приподняться на локтях, но, ожидаемо, безуспешно.       — Вас доставили к нам из комплекса «Вавилов», около полудня вы потеряли сознание, — девушка смотрела в блокнотик, собираясь делать пометки. — Первичный осмотр не выявил каких-либо проблем, так что мне бы хотелось задать вам пару уточняющих вопросов, если вы готовы, — девушка присела на стул возле койки, ожидая моего ответа. Голова всё ещё немного гудела, но в целом самочувствие улучшалось.       — Да, да, вполне, только можно попросить воды, в горле совсем пересохло, — волна резкого холода прокатилась по всем нервным окончаниям, позволяя сбросить остатки беспамятства. До больницы то как дошло?       Постепенно до меня начал доходить смысл сказанных ранее слов, и фрагменты стали собираться в единый пазл: комплекс «Вавилов», знакомая причёска, да и обстановка в больнице выглядела нетипично для Москвы, даже учитывая любовь к наследию СССР…       — Простите, как вас зовут? — обеспокоенно уточнила я, когда девушка принесла мне стакан прохладной воды. Безмятежное состояние после пробуждения сменилось нарастающей тревогой. Не может же быть…       — Лариса, доктор Лариса Филатова, — девушка улыбнулась, чуть смутившись. — Мне следовало представиться раньше, — бросила она, но извинений не последовало. — Вернёмся к вашему состоянию, — она щёлкнула ручкой и внимательно посмотрела на меня.       Лариса Филатова… быть того не может… Я ещё раз принялась осматриваться, стараясь выцепить взглядом календарик, но, как назло, его нигде не было. Да ну нет же, ну нет… Филатова заметила моё состояние и сделала пометки.       — Всё в порядке, — уточнила она, возвращая меня к теме нашего разговора.       Однако я до сих пор не могла поверить в то, что видела, а оттого пыталась сконцентрироваться на том, что чувствовала. Я посмотрела на свои руки, внезапно отметив, что они выглядят по другому, да и волосы стали длиннее.       — Что со мной? — беспокойство в голосе напугало меня саму. — Кто я? — вопрос вырвался сам собой, но в ту же секунду взгляд Ларисы резко переменился. Надо взять себя в руки. — Простите, я, я… — я отчаянно пыталась подобрать объяснение, спихнуть всё на препараты или ещё что, может на провалы в памяти, но в голову ничего не приходило. Сначала необходимо было понять кто я, раз уж разобралась с тем, где я.       — Хм, — Филатова принялась что-то активно записывать, а потом достала из кармана халата щебетарь и положила возле меня на тумбочку. — Как я уже сказала, вас к нам доставили из «Вавилова», — она говорила не спеша, наблюдая за моей реакцией на свои слова. Впрочем, реакция у меня сейчас была лишь одна — страх. Возможно, ещё смятение. Постепенно голова начала заполняться роем мыслей по самым разным направлениям, но все они упирались в один вопрос: кто я здесь? — Вы потеряли сознание, один из лаборантов сообщил об этом, увидев вас на полу. Вы слегка ушиблись головой, в худшем случае останется ссадина, но не более того, — сама того не замечая, я отрицательно качала головой, не желая принимать услышанное за действительность. Какого же черта я делала в «Вавилове»? — Вы помните, как вас зовут? — нахмурившись, уточнила девушка.       — Екатерина, — не думая, я выпалила своё настоящее имя. Спустя секунду до меня дошло, Филатова уже обращалась ко мне. — Екатерина Олеговна, — девушка чуть отвела взгляд, так же вспомнив этот момент. Она явно не верила мне.       — Можете представиться полностью, включая вашу должность? — этот вопрос загнал меня в тупик, ответить мне было нечего. Постепенно сознание прояснялось, но вспомнить Екатерину Олеговну из «Вавилова» я не могла.       — Я… — я покачала головой, отводя взгляд. — не помню, правда, ничего, даже близко.       Я отринула идею рассказывать что помнила про себя. Ту себя, что была в Москве. Не стоит вызывать лишних вопросов, особенно учитывая тот факт, что Предприятие, на котором я оказалась, находится на мушке у НКВД. Допросы с пристрастием мне явно ни к чему. На данный момент у меня хотя бы есть шанс уцепиться за статус человека, коим сейчас являюсь, из имеющейся информации — я сотрудница комплекса «Вавилов», зовут Екатериной Олеговной. На этом всё, а значит от этого и будем отталкиваться. Так, с этого момента сначала думаю, потом говорю. Всё, что будет сказано, должно совпадать с имеющейся в моём распоряжении информацией.       — Так, — Лариса глубоко вздохнула. — Хорошо, вернёмся к вашему самочувствию. Вы чувствуете недомогание, головокружение?       — Да нет, вполне сносно, — я прислушалась к ощущениям чужого тела. — Конечности немного онемели, словно от холода, голова как в тумане, но не сильно, до этого был страшный писк в ушах, но сейчас сошёл на нет, даже голова уже не болит, — я не знала, что ещё сказать.       — Хорошо, вы уточнили головные боли, — Лариса снова уткнулась в блокнот, проверив перед этим капельницу. — Часто бывают?       Ладно, видимо немножко придётся смешать историю со своей. Так я хоть подробностей не забуду, если будут каверзные вопросы. Я решила сменить стратегию: если запрашиваемая информация не связана с имеющейся, то подобные дыры стоит закрывать своей историей.       — Иногда, я бы сказала, не редко.       — Сегодня были?       — Да, мигрень, знаете, свет, звуки, всё раздражает и немного дезориентирует, и боль в виске, очень острая, — я по памяти положила пальцы на виски, вспоминая, куда давила сильнее, попутно отмечая, что у девушки весьма мягкие каштановые волосы. — в правом.       Филатова нахмурилась. Она снова внимательно посмотрела на меня, словно желая прочитать диагноз на лбу.       — Меня смущают ваши провалы в памяти, Екатерина Олеговна. Судя по вашим ответам, не имеет смысла задавать вам вопросы касательно года и возраста, но протокол требует, — Лариса снова уставилась на меня. — можете ответить?       — Сожалею, возраст… — я всё же решила предпринять попытку. Я знаю приблизительный год, должно быть пятидесятые. Кажется, Захаров представил Филатову Сеченову во второй половине сороковых, значит, накинем может год, и округлим до пятидесятых. — возраст не скажу, но год, должно быть, тысяча девятьсот пятидесятый?       Упоминание академика заставило сердце пропустить удар. От года зависит начало событий игры, в пятьдесят пятом должно начаться восстание машин по указке Петрова, а в одной из концовок Сеченов умирает от выстрела в живот… Захаров же, пожрав друга, скрывается в неизвестном направлении. Кто бы что не говорил, но данный расклад меня совсем не устраивал, ещё из книги можно было вычислить, что мотивы Харитона Радеоновича далеки от идей Сеченова, да и все увещевания ХРАЗа о сомнительной гибели учёного развеиваются — он сам пошёл на эксперимент над собой, и понимал что последует. Более этого, существование в форме полимера и было его самоцелью, ибо он всячески не желал ассоциировать себя с человеческой формой жизни. Меня передёрнуло.       — Верно, июнь тысяча девятьсот пятидесятого года, — доктор чуть улыбнулась. — Уже неплохо. Однако я пока не могу назвать даже приблизительную причину столь сильных провалов в памяти, — она замолчала и посмотрела на меня, словно ожидая, что я вмиг сознаюсь кто я и что я, но я лишь смотрела на неё в ответ, ожидая получить эту информацию от неё. — вам придётся у нас немного задержаться, — не дождавшись моих слов, продолжила Лариса. — Нам нужно выяснить, что стало причиной, чтобы исключить такие инциденты впредь. К тому же, может позже вам станет получше и память сама вернётся в полном объёме, этого я тоже не исключаю. Однако, пока понаблюдаем за вашим состоянием. Отдыхайте, — с этими словами девушка довольно резко поднялась со стула и, захватив щебетарь, удалилась восвояси.       Уже со свежей головой я принялась вновь перебирать факты, мусоля одну и ту же информацию по кругу. Какой-то ноунейм из комплекса «Вавилов». Там вроде занимаются вопросами агрокультуры, выращивают всё что можно и нельзя, даже борщевика-гиганта. Значит, можно предположить что я… биолог? Пожалуй, да. Однако, лучше не делать поспешных выводов, так как в этой ботанике я понимаю ровным счётом ничего. Ладно, если что, буду ссылаться на диагностируемую потерю памяти. Блять, это всё слишком неправдоподобно, хотя именно оно и является правдой. И вот как прикажете с этим быть, спрашивается?       В целом, возможно, дома у Екатерины Олеговны я смогу узнать о ней побольше, а там глядишь и груша отыщется. По запискам можно будет определить круг знакомых, быть может даже узнать по ним, чем жила девушка, до… А собственно до чего? До моего попадания в её тело? Господи, какой бред. Я снова обвела палату взглядом. За дверьми слышался шум размеренной жизни, однако в палате было, на удивление, очень тихо. Кроме меня никого. Возможно, просто нет загруженности и на Предприятии всё хорошо…       Кажется, голод мне не грозит благодаря капельнице. С момента ухода Филатовой прошло около пары часов, но есть мне не хотелось, чувствовала я себя, можно сказать, прекрасно, в физическом плане. В моральном, конечно, всё было иначе. Первичная тревога понемногу отходила на второй план, сменяясь предвкушением приключений в мире излюбленной игры. Всегда хотелось мирно походить по окрестностям, а не так, чтобы через каждые два метра тебя пиздил вовчик, которого блядские пчёлы чинят у тебя на глазах, а стоит отвернуться, снова получаешь по щам от робота, которого уже починили. Какое уж тут исследование окрестностей! Страх и ненависть в СССР, не иначе.       Если так подумать, до основных действий ещё лет пять. В пятидесятом Сеченов и Захаров должны открыть нейрополимер наконец найдя нужное животное для экспериментов — кита, что так любезно достал Штокхаузен, или точнее Гольденцвайг. Смешно, на одном предприятии НКВД и представитель СС. Звучит только смешно, а думать об этом как-то не хочется.       Вскоре на повестке дня встал резонный вопрос — стоит ли вмешиваться в ход событий и стараться его изменить? В пятьдесят втором случится катастрофа с Нечаевыми. Стоит ли пытаться убедить членов Аргентума от поездки в Болгарию? Вряд ли они послушают. Стоит ли как-то рассказать обо всём Сеченову? Может, как учёному, ему будет интересно заглянуть в будущее, сможет поверить, если рассказать детали про прошлое, например, про коричневую чуму. Во всей стране не наберётся и десятка человек, что знают истинное происхождение вируса… Вот только стоит ли Дмитрию Сергеевичу напоминать о жертвах, что погубило его творение. Тоже вряд ли… Авось и мне по шапке прилетит за такие знания. Себе дороже. Так, если порассуждать, время ещё есть. Сначала обоснуюсь и разведаю всё как следует, потом уже будем думать, стоит тут кого-то спасать или пущай сами разбираются.       — Доброго вечера, Катенька, — из-за двери показался мужчина лет сорока, одетый как типичный гражданин советского союза: костюмчик сидел процентов на восемьдесят, на плечах покоился накинутый халат, в руках пакетик, глаза скрывались за толстыми очками в коричневатой оправе. А на лицо — агент НКВД. Или быть может я уже с ума схожу и теперь во всех буду видеть тайных сотрудников спецслужб. — Как себя чувствуете? Я вот решил заскочить к вам после работы, сразу как освободился. Дорогая моя, что ж вы нас всех так напугали, вот тут апельсинчиков вам захватил. Уж не знаю, любите ли, ну уж так принято, так что держите, — мужчина затараторил и принялся выкладывать содержимое пакета на тумбочку, не давая мне и слова вставить, хотя я не то что бы очень горела этим желанием. Меня поразил сначала тот факт, что кто-то пришёл меня навестить, причем кто-то очень похожий на НКВД-агента. Затем то, как разительно его поведение отличалось от того, что я ожидала от агента НКВД. Ну и наконец, меня мучил вопрос: кто это, мать его, такой и что мне с ним делать? Впрочем, забота этого милого дядечки была приятна. Уже хоть какой-то знакомый Екатерины Олеговны.       — Я, я, мне очень жаль, — я с трудом подбирала слова, не успев толком сориентироваться в ситуации, а потому решила отвечать на его вопросы, касающиеся моего состояния. Тут уж врать, придумывать и угадывать не приходилось. — не хотела вас напугать, просто что-то поплохело, может из-за жары или ещё чего, ничего страшного, — на автомате бросила я, вспоминая про страшное — провалы в памяти, как выразилась доктор Филатова. — просто, немного память отшибло, понимаете?       Мужчина даже не пытался скрыть своё удивление.       — Память? — переспросил он. — Как так то? — он участливо посмотрел на меня и подвинул стульчик, усаживаясь.       — Не могу объяснить, доктор Филатова тоже, сказала, подержат меня тут до выяснения причин, потому что так-то причины и нет, максимум ссадина на лбу будет, — я пожала плечами и посмотрела на посетителя, ожидая его реакции. Он молча и вдумчиво слушал. — Я себя не помню, практически ничего, совсем, возраст, должность, как зовут, ничего, — я заметила, как мужчина переменился в лице и заметно помрачнел. Ну неужели что-то не то ляпнула…       — Вот как, — он хмуро огляделся в поисках врачей, но близко никого не было. — Даже не знаю, что сказать вам, Катенька, — пока он соображал, я перебила.       — Скажите мне кто я, всё что знаете, — я подалась вперёд и коснулась его руки. — Пожалуйста, — я с мольбой посмотрела на мужчину. Пора уже узнать хоть что-то. — Я помню события истории, но себя не помню, — я силилась вычерпнуть из памяти Екатерины, как можно обращаться к товарищу, имя и отчество буквально вертелись у меня на языке, и всё же сорваться с него им было не суждено.       — Кхм, а где находитесь, вы знаете? — в голосе прозвучали стальные нотки, а отеческий тон испарился.       — Да, Предприятие 3826, больница номер 9 при «Павлове», полагаю, — последнее слово я произнесла гораздо тише. Мужчина тяжело вздохнул.       — Что ж, дорогая, зовут тебя Вишневская Екатерина Олеговна, восемнадцатого года рождения, работаешь программистом в комплексе «Вавилов»…