Из игры в реальность

      Уснуть я смогла лишь под утро. Ожидание выписки и попытки вспомнить алгоритм шифрования всё же уступили место усталости, но далеко не сразу. С шифрованием были трудности, основные аспекты и принципы я смогла вспомнить, но детали, в коих кроется Дьявол… Чёрт, всё так просто было — открыл стандарт и вот тебе и примеры, и подробное описание функций, и псевдокод, и главное фиксированные значения подстановки. Блять, может с AES я и погорячилась. На крайний случай можно взять что попроще, Анубиса, например. А может вообще свой напишу. Основа всегда схожа: функции перестановки и подстановки, что-нибудь из серии перемножения матриц в поле Галуа, да развертывание ключа, ну и по раундам прогнать несколько раз, периодически ксоря. Всё же мне нужно программирование, вручную всё это проворачивать я заколебусь, да и проверка машиной лишней не будет. Видимо, до записей пока далеко.       Разбудили меня рано. Около восьми пришла медсестра, которая принесла мою сумку со всякой мелочевкой, и одежду, в которой меня доставили: коричневый пиджак, белая рубашка, галстук и коричневые штаны, прям как у бабы Зины. Переодевшись, я убрала чёрную полоску галстука в сумку. Стоило мне приняться за грушу, как возле двери возник Кузнецов.       — Доброе утро, — он два раза постучал по косяку двери, прежде чем пройти внутрь. — Помощь нужна? — буднично спросил он, будто вчера ничего и не было. Ещё и улыбается так… расслабленно, хотя в глазах едва заметна тревога или опасение.       — Доброе, — растерянно ответила я. — Не ожидала вас тут увидеть, Александр Иванович. Чем обязана?       Мужчина уже был одет в повседневную одежду: штаны с кучей карманов, да футболка, что очень выгодно подчеркивала атлетический торс и накаченные руки. Признаться, я немного засмотрелась. Но то ли он сделал вид что не заметил, то ли и впрямь не заметил.       — Вы так внезапно мне вывалили вчера всё… это, — спустя несколько минут молчания продолжил он, перед этим оглянувшись на вход. — я бы хотел ещё раз с вами поговорить, желательно подальше от посторонних ушей, — он сам упаковал грушу и уже взял коробку в руки, направляясь к выходу, чем сильно меня удивил. Вот так внезапно… С другой стороны я могу его понять: если б мне такое высказали, я бы хотела знать, что ещё этот человек обо мне знает. — Я подвезу, если вы не против, заодно и поговорить сможем, — только когда я кивнула, соглашаясь на предложение, Кузнецов продолжил путь на выход, как вдруг снова остановился и вернулся ко мне наклонившись ближе. — И придумайте хотя бы одну причину, по которой я не должен докладывать Сеченову о содержании ваших слов вчера. Буду ждать внизу, — с этими словами он вышел, оставив меня наедине с мыслями. В любом случае, компания Кузнецова мне приятна, да и добираться до дома как-то надо. Карту я помню не очень хорошо, особенно до Павлова, но суть одна: идти придётся долго. Это Нечаев тут гонял на своих двоих, да и то периодически на жигуля пересаживался.       Так значит, он Сеченову ещё ничего не сказал? А мне надо придумать причину, по которой он не должен этого делать? Да уж, ситуация. Может хрен с ними, пусть как хотят так и разбираются, верить мне или нет — это их дело. Мне ж главное по полям побегать, да видами полюбоваться, и в целом план побывать на Предприятии 3826 можно считать выполненным. Ладно, план так себе, мне всё-таки здесь ещё жить, или не мне. Господи, как же всё сложно!       Запихнув блокнот, что я предусмотрительно на ночь спрятала под подушкой, я уже была готова выйти из палаты, как зашла Лариса.       — Уже собрались? — с мягкой улыбкой на губах спросила она.       — Уж извините, не хочу задерживаться, — Филатова усмехнулась.       — Понимаю. Я собственно зашла попрощаться и напомнить, что через неделю буду ждать вас на повторный приём, для обследования. Если нужно будет — приходите раньше, всегда рада. Значит так, у вас два дня, после выходите на работу. Вашему начальству об этом уже доложили, сам Сеченов подписал распоряжение, так что набирайтесь памяти что-ли, в вашем случае, — она растерянно развела руками, подбирая нужные слова, что вызвали у меня смех.       — Хорошо, Лариса Андреевна, я тогда с вами свяжусь по груше? Верно?       — Да, да, конечно, пишите. Договоримся о времени, главное обязательно приходите, а то мне потом перед Дмитрием Сергеевичем лично отчитываться, — девушка закатила глаза и покачала головой.       — Обязательно, всего доброго, — я помахала ей на прощание и с чистым сердцем наконец вышла из палаты со всеми вещами — сумочкой, да пакетом со сладостями от одного из начальников.

***

      На улице снова было по-утреннему прохладно. Тут прям как на даче. Я сделала глубокий вздох, наслаждаясь обретённой свободой от больничной палаты. Лестница некстати подкинула воспоминания о профессоре Захарове. Нехорошо так думать, но терпеть мне его не так уж долго. Сейчас начало июля пятидесятого, в феврале пятьдесят первого случится роковой эксперимент. Так что, полгода потерпеть и Захарова в моей жизни не будет. С Фрицем потяжелее придётся, но зато будет повод разыграть козырь.       — Готовы? — спросил Кузнецов, что стоял, облокотившись на дверку чёрной Турбины. Неплохо так агенты Сеченова живут. Насколько я помню, такие машины, по лору, полагаются каким-то важным шишкам. Пожалуй, поддержка хороших отношений с Аргентумом не помешает, если уж я хочу в чём-то уличать ССовца, скрывающегося под чужой личиной. Если так подумать, мы с ним даже схожи. Штоку даже пожалуй немного тяжелее.       — Да, пожалуй, — я осторожно обошла машину со стороны и села на переднее пассажирское сидение. Аргон тут же занял водительское и завёл мотор. Машина плавно двинулась вперёд, выезжая на пустующую дорогу. — Вы же знаете, где я живу? — а то единственный ориентир, что я помню, это номер полигона. Секретного как бы полигона.       — Разумеется, — многозначительно посмотрел на меня мужчина. — Я спрошу напрямую, откуда у вас вся та информация, что вы мне рассказали вчера?       Откуда? От верблюда, что мне ещё сказать…       — Да как сказать, — я тяжело вздохнула. Может валить всё на сон? Или видения какие-нибудь. — на самом деле я правда не знаю как это всё объяснить. Я просто знаю эти факты. После больницы, пробуждения. Я как будто стала знать больше, и в то же время меньше знать себя, — гениально. Я же могу рассказывать всё и с позиции Вишневской! Для неё всё это в действительности будет выглядеть так, словно она проснулась и просто из ниоткуда теперь знает всю эту информацию. В общем и целом, это даже будет правдой. Ложь лишь в одном, теоретически — я не Вишневская. — Это странно, я… я просто знаю, что это имело место, что одно приведёт к другому. Знаю то, что по идеи должно быть скрыто. При этом я не помню многого из своей жизни. Не знаю в какие моменты, но после так называемых приступов я вспоминаю свою жизнь, забывая какую-то информацию из того, что появилось после, ну в больнице вообщем.       — Что ещё?       — М? — я засмотрелась на виды, что спешно скрывались от глаза за очередным поворотом по извилистой дороге. Разве что здесь не было кучек роботов, плющей и прочих тварей. Очень спокойно и умиротворяюще. Я даже позволила себе прилечь на сидении, облокотившись головой на стекло.       — Что ещё вы помните из этой информации, что вам не принадлежит? — весьма провокационный вопрос, но вместе с тем я не чувствую угрозы от Кузнецова (или не хочу её признавать), хотя прекрасно понимаю, человека готовили к разведке. И вполне вероятно, что сейчас он выполняет задание, только вот действительно ли оно от Сеченова? Может быть такое, что за Кузнецовым стоит кто-то из верхушки партии? Или свои интересы?       — А можно музыку включить? — заиграла незнакомая мне песня. Не то. Я сама потянулась к магнитофону и выключила звук. — Что ещё? Сложно сказать, то, что я вам рассказала — было самым красочным, если можно так сказать, воспоминанием.       — Вы говорили про протоколы роботов, что я должен их изменить, потому что мне придётся пройти. Куда пройти? — во всём его тоне чувствовалась какая-то искренность что-ли.       — Да, на Раменки, точнее в комплекс, Полканы там будут.       — Что боевые роботы будут делать в гражданском комплексе Предприятия? — мужчина нахмурился. — На нас нападут? Американцы? — я тяжело вздохнула. Меньше всего мне бы хотелось говорить о политике, а тем более о виноватых во всём американцах.       — Нет, предатели, обманут систему, все гражданские роботами будут восприниматься как враги.       — Что? — Кузнецов довольно резко затормозил и съехал с основной дороги на обочину, чтобы остановиться. — Когда это произойдёт? Кто предатели? — Аргон был готов рвать и метать, в голосе заскрипели железные нотки. Былое очарование вмиг спало, являя мне истинного агента Аргентума до боли преданного идеям Сеченова.       — Я не помню, не знаю дат, — залепетала я. Отчего мне надо было сейчас врать — не знаю. Жадность, наверное, только я могу обладать этой информацией, она моя. Захочу — поделюсь, но вот так, разве что без света настольной лампы, нет, ничего не добьётесь. — Я же говорю, я почти что впервые знаю эту информацию, я не знаю источника, ничего не знаю, я не помню таких деталей как даты. Имена знаю, лишь потому что они слишком часто упоминались. Большая часть известной мне информации связана лишь с вашим отрядом, да и то, это человек пять, в подробностях — только три. И все знания сфокусированы на Болгарии, другие отрывки все равно так или иначе связаны именно с солдатами Аргентума, — под конец я так вжилась в роль ничего не понимающей Вишневской, что даже начала понемногу переходить на крик. Ещё немного и будет срыв. Может эмоции вызывают приступы? Кажется, первые наступали именно в моменты сильного страха.       — Сколько человек в Аргентуме? — поумерив свой пыл, спросил Кузнецов. Допрос продолжался.       — Я не знаю, не знаю всех позывных, только пять: Аргон, Криптон, Радон, Плутоний, после получит П-3, так как только третья операция поставит его более-менее на ноги, и Блесна. Последние имеют связь. Это всё что я знаю, я клянусь, — я беспомощно посмотрела на Аргона, что, кажется, думал о чём-то своём, его передёрнуло при упоминании собственного позывного. Мне даже захотелось расплакаться от всей ситуации. Ну вот не может же всё быть просто! Господи, лучше б держала язык за зубами. — Про Криптона и Радона мне вообще толком ничего неизвестно, что они делали и где, я даже не знаю, как их зовут, как они выглядят, — Кузнецов смотрел на меня, пытаясь понять, стоит ли доверять.       Главный вопрос, если я сейчас выйду, хлопнув дверью, смогу ли я найти путь до дома? В целом, мужчина остановился недалеко от фабрики роботов на холме. Значит, мне надо будет идти прямо по дороге, потом поворот направо на развилке, там уже будет недалеко озеро и станция, нет, тогда проще сразу идти налево. Да. Потом по дороге и вскоре ворота, там и очутимся среди домиков. Потом вроде как с главной площади, возле статуи. Блять, я замечательно помню дорогу до локации, но паршивенько свой дом. В случае с Кузнецовым он может быть проводил меня хотя б до подъезда. Этаж, кажется, второй. Судя по видам, что мне запомнились с балкона, дом должен быть справа от статуи, если смотреть на неё лицом к лицу. Пока Аргон задумчиво сжимал руль, я порылась в сумочке в поисках ключей. Маленький брелок явил мне цифру восемь. Замечательно.       — Благодарю за помощь, дальше я доберусь сама, — я постаралась сказать это как можно холоднее, даже с некоторой толикой обиды, уже открывая дверь машины, как Кузнецов ухватил меня за предплечье, призывая остаться.       — Извините, мне не следовало на вас давить, — я внимательно посмотрела на лицо мужчины, надеясь заметить там хотя бы намёк на подвох. Но его не было. — Я погорячился. Поймите, это не та информация, которую можно просто взять из ниоткуда. Разом. Вам так не кажется? — он пристально посмотрел на меня.       Какие-то здесь все слишком уставшие. Пожалуй, Кузнецов больше подходит на роль сына Дмитрия Сергеевича, уж больно у них родственные синяки под глазами.       — Прекрасно понимаю, именно поэтому я не хочу об этом говорить. Нет никаких гарантий, что не плод моего воображения, или чего ещё. Но слишком много совпадений, судя по вашей реакции. Я сделала, что должна была — предупредила, что с этим делать вам — ваше дело. Меня с Аргентумом ничего не связывает, и очень надеюсь, что не свяжет, — ложь, но актриса из меня неплохая. Я реально вжилась в роль напуганной Вишневской, эдакой ответственной гражданки, что не хочет получать по ушам за благие дела. — Я обещаю, что никто кроме вас об этом не узнает. И поэтому знаете об этом сейчас только вы. Даже не Сеченов, а вы Александр Иванович, ибо Аргентум непосредственно под вашим командованием. Может быть и не будет никакой Болгарии, и всё что я вам ранее сказала — бред сивой кобылы. Буду только рада этому. Но, если это окажется правдой, у вас будет хоть какая-то информация, чтобы предотвратить трагедию. Не Дмитрий Сергеевич принимает решения на месте, а вы, разве нет? — да уж, ситуация у нас накалилась. — В конце концов, вы можете рассчитывать, что я просто забуду эту информацию. Уже начала. Поэтому я тогда на вас всё это так вывалила. Извините, что так кинулась, но у нас с Захаровым как-то общение не очень заладилось, я боялась, что не успею вам всё это рассказать, — Аргон наконец отмер и задумчиво начал кивать на мои доводы и объяснения.       — Спасибо, — единственное, что он смог выдавить. — Я тоже очень надеюсь, что это лишь бред, — машина с глухим звуком завелась и тронулась дальше.       Переведя дух, я стала рассматривать виды за окном, мысленно простраивая карту местности по памяти. Пока всё совпадало. Лишь ближе к станции Солнечной были заметны несоответствия: комплекс ВДНХ находился на этапе строительства, озеро уже заняло свою нишу, но берег вокруг пока не был облагорожен как в игре. Последнее было заметно даже издалека. А жаль, это одна из моих самых любимых локаций. Очень странное ощущение, словно сердце щемит от того, сколь родными мне кажутся эти места.       — Всё хорошо? — осторожно спросил Кузнецов, вырывая меня из воспоминаний и сравнений. — Вы как-то очень уж, не знаю, — он смущённо улыбнулся, подбирая нужное слово, точно застал кого-то за чем-то очень личным. — словно в первый раз здесь, — я прыснула от смеха после его слов. Я частенько тут бывала, сначала сама игра, потом прохождения…       Только сейчас здесь нет никого, да и время суток немного отличается. В игре всегда был день, а тут утро. Внезапно я осознала, что совершенно не понимаю, какой сейчас день недели. Этот факт заставил грустно улыбнуться, порой так приятно потеряться во времени. И так не хочется возвращаться в рабочее русло, даже своё. Однако, мне кажется, сейчас выходной, быть может даже воскресенье, ибо на улицах никого. Буквально никого. В Москве хоть бегуны по утрам были, а тут прям как все вымерли.       — Каждый раз как в первый, Александр Иванович, каждый раз как в первый, — я осторожно коснулась уголков глаз, чтобы смахнуть скопившуюся влагу. — Солнце, — отмахнулась я, когда Кузнецов обеспокоенно посмотрел на меня. — Знаете, порой вот так заработаешься, и совсем вокруг себя ничего не замечаешь, а потом вмиг, словно вынырнув из пучины дел, оглядишься, и сердце замирает. Какая история за всем этим стоит, — мы на секунду встретились взглядами, и я заметила в его глазах отклик. Понимает, значит.       Плавно машина подъехала к воротам городка и остановилась возле.       — Может зайдёте? Чаю, у меня конфетки есть, — взволнованно предложила я. Несмотря на любовь к одиночеству, в дом одной мне заходить было боязно. — Вы меня всё-таки подвезли, не хочу быть должной, — на этом аргументе Кузнецов сдался: вымученно улыбнулся и покачал головой.       — Хорошо, но ненадолго, — кажется, общение между нами налаживается. — И дайте мне пару минут, я машину на ближайшей стоянке оставлю.       — Как скажете, я вас тут подожду, — выбравшись из машины, я отошла подальше, чтобы дать возможность Турбине развернуться.       Прохладный ветерок приятно освежал. На станции, до которой отсюда идти прилично, может минут двадцать. Вид обманчив, кажется всё перед тобой, но нет. На Солнечную как раз прибыл Вихрь. Толпы людей не было, а отдельных мне не разглядеть, слишком далеко, было б массовое движение — было бы заметно. Фасад ВДНХ уже был возведён, но отсюда виделось, что внутреннее убранство только зарождается в этих стенах. Кругом стояла тишина. Кромешная тишина. На газоне где-то виднелись лужицы, равно как и на перепадах поверхности дороги. Я поёжилась. Пиджак неплохо защищал от холода, но вот кофточка со своей функцией справлялась паршиво.       Мне о стольком нужно подумать, а в голове лишь ветер, да перекати поле. Из-за угла показался Кузнецов, что неспешным шагом шёл ко мне. В который раз я невольно отметила его привлекательность: высокий рост, сдержанная манера одеваться, но при этом довольно удобная одежда, эдакий милитари стиль, очень проницательные глаза и светлая улыбка, как впрочем и голова, довольно яркие, выраженные черты лица, в особенности скулы, из-за чего его вид казался устрашающим, но даже малейшая улыбка стирала суровость с лица. И, конечно, алеющий шрам на щеке. Меня он не сильно смущает, ибо в моём представлении это главный атрибут Кузнецова.       — Ведите, Екатерина Олеговна, — поравнявшись со мной, мужчина потянулся за пакетом со сладостями. — Я помогу?       — Спасибо, — я осторожно отпустила лямки пакета, передавая его Аргону, и мы неспешно зашагали по дороге. А в игре тут и там росли матки, да вылетали ростки. Хорошо, что Кузнецов не одет в форму уборщика, а то были бы ещё ассоциации с восставшими из мертвых. Впрочем, мертвецами были и военные… Интересно, почему за всё время я не видела восставших женщин? Только мужчины. Да и как-то маловато персонала было. Может кого-то успели эвакуировать? Я судорожно пыталась вспомнить хоть один момент, где теоретически росток мог вселиться в персонажа женского пола. Неужто намеренно сделали, чтоб мол прекрасный пол не кромсать? Да ну, атомик-то? Очень странно.       За размышлениями о морально-этических нормах я не заметила, как мы с Кузнецовым немного разошлись, он направился к моему дому, свернув на небольшую площадь, а я машинально пошла дальше.       — Ой, что-то совсем задумалась, — я быстро нагнала улыбающегося мужчину. — Вот что бы я без вас делала, Александр Иванович, прошла бы мимо своего дома и ушла б в неизвестном направлении, — меня пробрало на смех, несмотря ни на что мне было так спокойно на душе, так расслаблено.       — Кто знает, кто знает, — задумчиво повторил Аргон, направляясь к нужному подъезду.       На связке обнаружился нужный магнитный ключ, что открыл домофон. Затем мы преодолели тройку лестничных пролетов и наконец оказались перед квартирой номер восемь. Я старалась вести себя как можно спокойнее, но томительное ожидание подначивало торопиться.       Квартирка оказалась весьма опрятной и приятной на первый взгляд. Советский стиль, характерная мебель. На светло-желтых обоях вырисовывался повторяющийся орнамент. На этом этапе меня постигло легкое разочарование, всё же в интерьере мне милее современный минимализм. Я начала скучать по своей студии. Здесь же оказалось две комнаты: просторная кухня и спальня, хотя нет, обе комнаты одного размера. Соединены довольно широким коридором, в котором расположился прихожий шкаф. Ванную комнату я заметила не сразу. Раздельный санузел расположился напротив кухни.       — Александр Иванович, а я могу вас попросить чай поставить, мне бы переодеться, — мужчина был немного удивлён моей просьбой, но не протестовал. — Премного благодарна, чай, чашки всё там должно быть, — я махнула в сторону кухни, пусть разберётся, а я посмотрю. Да и в самом деле хотелось переодеться.       В шкафу обнаружилось явно домашнее платье свободного А-силуэта из тёмной коричневой ткани, довольно плотной, но при этом весьма приятной к телу. Чтобы переодеться, я прикрыла двери спальни и зашторила окна. Здесь всё такое чужое что-ли, совершенно непривычное. В некоторой степени это новое жилище пугало меня. Кресло, куда я уселась, чтобы перевести дух, оказалось довольно жёстким. Надо будет купить подушек. Много, полагаю, для кровати тоже понадобится, а то одна единственная не создаёт уюта. Но для этого надо будет найти деньги, да и в целом разобраться с бюджетом Екатерины Олеговны. Благослови господь айти и онлайн-банкинг. Как мне тут вынюхивать информацию о своих доходах и расходах.       За стеной зашумели столовые приборы, а после и чайник загудел. Пора бы идти, но… я покрепче обняла себя за колени, сидя в кресле. Какая-то меланхолия напала что ли. Все краски мира поблекли, стоило представить сколько бытовых проблем меня тут может поджидать. Выпустили в открытый мир, называется.       Под кроватью обнаружились и домашние тапочки, всё в тон коричневого. В целом, неплохо. Всё не так уж плохо. В спальне прямо напротив кровати расположился рабочий столик, на котором красовалась Груша, а самое главное — книжный стеллаж. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть корочки. Здесь есть книги по программированию. Я выдохнула с облегчением, хоть мануалы разыскивать не придётся, и на том спасибо. На столе валялись щебетари, листки бумаги и простые карандаши. На фоне всей квартиры, письменные стол — единственное место, где творился хаос. Я всмотрелась в бумаги, где-то отчетливо проскальзывали строчки кода на языке, очень приближенном к знакомым мне плюсам.       — Екатерина Олеговна, вы какой чай будете? — в дверь неожиданно постучал Кузнецов, я аж подпрыгнула, словно меня застигли врасплох. Придурок. Хорошо хоть заходить не стал.       — Секунду, — я сгребла бумаги в более менее приличную стопку и сложила вещи на кресле. — Иду, — выйдя из комнаты я чуть не налетела на Кузнецова, который так и замер стоять на месте, смотря на часы. Вроде даже необычные, может что-то наподобие эпл. Однако они меня интересовали в самую последнюю очередь. Ростом Александр Иванович меня превосходил головы так на две. — Извините, — я чуть ли не физически почувствовала, как к лицу прилила кровь.       — Да, да, ничего, — мужчина видно тоже смутился. Казалось бы, такой вояка, а при личном общении довольно эмоциональный, открытый что ли. — Чай, зелёный есть, есть чёрный, я там, на верхней полке нашёл, — Кузнцов говорил очень сбивчиво, ещё больше подтверждая мои догадки о его смущении. Я поспешила на кухню.       На плите стоял жестяной чайник, а на столе расположился ещё один очень знакомой раскраски — красного цвета, с белыми пятнами, такой же модели пара чашек. Также на столе были раскрыты две жестяные банки, сверху аккуратным женским почерком красовались наименования: «Зелёный» и «Чёрный». Оба наполнены доверху.       — А вы какой предпочитаете, Александр Иванович? Присаживайтесь, не стесняйтесь, так уж и быть, я побуду хозяйкой, — в компании Кузнецова у меня поднялось настроение. Впрочем, я была бы рада любой компании, мне не хотелось оставаться в этом доме одной. С другой же стороны, мне нужно одиночество, чтобы восполнить пробелы в знаниях.       — Зелёный, если можно, — голос его стал значительно тише. Я кивнула, и мужчина отсыпал листьев из первой банки в чайничек для заварки. — Вы можете рассказать подробнее что помните из новой информации? — он расположился за столом, но все его телодвижения говорили о скованности.       — Можем перейти на ты? — я сняла чайник с плиты, осторожно придерживая полотенцем. Кузнецов улыбнулся уголками губ и кивнул, придвигая фарфоровый чайник ко мне. — Отлично, — я осторожно залила кипяток и отставила обратно на выключенную плиту другой чайник. Аргон облокотился подбородком на руку и накрыл красно-белый чайничек шляпкой. — Как я и говорила, толком ничего. Сами факты событий, не красочное воспоминание, как обычно, мне собственно нечего описывать в этом плане. Довольно часто всплывают фразы, — я пыталась увести разговор в русло, где просто смогу выдавать цитаты, на показывая, что обладаю информацией, которую могу анализировать. Вырванные из сознания фразы, что не складываются в единый контекст, лишь косвенно его уточняют, лучший вариант.       — Какие, например?       — Например, — я задумалась. Надо что-то с Аргентумом. — П-1, П-2, П-3, разум заперт изнутри, — я пожала плечами. Первое, что пришло на ум. — Не знаю, к чему это, не знаю кто говорит, но голос женский. Почему разум заперт, я не знаю. Единственное, я точно знаю, что П-3 — это Плутоний, и позывной этот связан с операцией, удачной оказалась лишь третья, — я намеренно усмехнулась и покачала головой. — Я ничего не понимаю из того, что знаю, веришь ли, — как бы мне не хотелось его назвать просто Сашей, у меня язык не поворачивался, даже после его согласия перейти на «ты». Ведь он не «Саша», он «Кузнецов», «Александр Иванович», «Аргон», но никак не «Саша».       — Есть что-то ещё? — Кузнецов внимательно посмотрел на меня.       — Что ещё? Фразы, возможно, но так мне их не вспомнить, надо подумать…       — Нет, я про события, как Болгария, — было видно, что слова ему даются с трудом. Видать, признавать не хочет, но если уж правдой окажется, то и упускать возможность не желает. — Что ещё мне надо знать?       — Хм, дайте подумать, — сценка всплыла сама собой, но вот стоит ли говорить об этом Кузнецову? Но по его взгляду было ясно, что он уловил эту перемену в моём лице и жаждет подробностей. — Дмитрий Сергеевич, мм, дайте ему бронежилет что-ли…       — Всмысле? Он умрёт? — Аргон встревожился, прям сейчас уже был готов бежать.       — Возможно, его застрелят, потом, — я закатила глаза и невольно откинула голову назад, пытаясь выцепить из памяти точные слова. — согласно отчету Аргентума, кажется, войдут агенты, ими окажутся Радон и Криптон, но возможно, больше было. Ммм, дайте минутку, объект черного цвета поглотит Сеченова целиком, согласно записям с камер. Но перед этим да, ему выстрелят в живот.       — Почему Аргентума не было рядом? — Кузнецов нахмурился.       Я пожала плечами, предпочтя умолчать, что сам Аргон съебался ещё раньше в неизвестном направлении, слившись с массивом, а Нечаев как раз таки держал злосчастный пистолет. Впрочем, где были другие агенты — тот ещё вопрос.       Остальная наша беседа медленно, но верно перетекла в повседневную беседу. Обсуждали и погоду, и Рафиков, и даже вовчиков. Кузнецов поведал мне историю как они с Дмитрием Сергеевичем пытались обучить роботов орудовать палкой. Аргон даже расщедрился на историю про Нечаева и Екатерину, про бабу Зину, которая долго не хотела признавать муженька дочери. Но было заметно, что информацию он дозирует, и думает прежде чем что-то рассказать, и в то же время он был, или как минимум выглядел таким искренним, где-то смеялся, где-то жестикулировал.       Конфеты от Юсупа оказались на редкость вкусными, отдалённо напоминали рафаэлки, только вместо присыпки из кокосовой стружки — шоколад, а так внутри нуга и орешек. Пока мы сидели, за окном уже начали просыпаться жители, послышались даже крики детей. Нет, я помню, конечно, что и на Челомее были мамочки с колясками, и тут были детские площадки построены, но всё же… Дети на Предприятии… здесь же тогда, по идее должна быть и школа, и детские сады и прочее, но этих объектов инфраструктуры я как-то не припомню. Странно.       Аргон едва допил свою кружку, как уже засобирался, стоило ему увидеть что-то на экране часов. Наскоро извинившись за столь быстрый уход и поблагодарив за чай, полковник ретировался, оставив меня размышлять о детях на Предприятии и в конечном итоге о театре, что стал рассадником порока.