Tat:
Не смей его трогать. Я выезжаю.
-Понял, видимо, просто недопонима... Тэ? Что с тобой, дружок? Юн, я перезвоню позже, ладно? - Хосок сбрасывает звонок, откидывая телефон на постель, подходя к побледневшему и застывшему на месте Тэхёну, что сжимает в руке телефон решительно. Глаза его округляются, когда он качает головой, собираясь с силами: -Ничего, Хо. Просто...Просто Чимини написал. Хочет, чтобы я приехал к нему. Он... - Врать становится сложней с каждой минутой, спирающей воздух в лёгких: как давно его любимый мальчик лежит там связанный? Что в него вколола эта сволочь? Если он расскажет Хосоку...Нет. Нельзя. Нельзя, иначе его любимого тушканчика...Тэхэён даже думать не хочет об этом. - Выпил, и сказал, что соскучился. Я...Я пойду, ладно? -Подожди подожди, - Хосок сужает недоверчиво глаза, хватая его за запястье, - Зачем он тогда Намджуну сказал, что его Юнги привезёт? -Он передумал. Видимо, хочет поговорить. - Ким чеканит это, напяливая на себя первую рубашку, что выпала из шкафа, и обходит стороной Хосока, запираясь в ванной на несколько минут. Выходя из неё нервно, он сталкивается взглядом с другом, что выгнул бровь вопросительно: -Так прямо в тапках и поедешь? -Хо, он...Он может передумать. - Это Тэхён говорит с болью, совершенно открыто говоря о своей мысли: он до ужаса боится, что этот урод тронет Чимина до его приезда. Надо спешить. -Ладно уж, иди.Только напиши мне, как только помиритесь, ладно? -Ага. - Ким говорит это уже на выходе, по-быстрому хватая ключи от машины с тумбочки у кровати, и вылетая на скорости, которую Хосок в нём никогда раньше не замечал. -Ах...Моя маленькая...Шлюшка. - Мужчина усмехается, цыкая трижды языком, и подходя к влетевшему в комнату Тэхёну, что дышит загнанно, смотря бешеными глазами на любимого, и переводя взгляд, полный боли и ненависти, на мужчину перед собой: -Что ты в него вкачал?! -Тссс...Ты забыл, как надо быть тихим, Тэхёни? - Мужчина опускает уголки губ разочарованно, разворачивая его к себе спиной, и приближаясь вплотную к Тэхёну, -Ох, а ты подросла, шлюшка... -Что.Ты. В.Него.Вкачал. -Ничего особенного. Морфин. Твоя лебёдушка проснётся как раз к нашему мини- кино, м? - Мужчина разворачивает Тэхёна резко к себе, жадно впиваясь в его губы, ударив больно по ягодице, и Тэхён понимает, что ему лучше сдаться, чем Чимин получит то же самое по его вине сегодня. Главное, Чимини жив. Главное, что его тушканчик в относительном порядке. Тэхён справится. Всю жизнь справлялся. И сегодня справится. - Ты перепишешь на меня документ, и мы разойдёмся, Тэхён. Разве это так сложно? -Ты никогда не получишь денег моей матери, Чон Чонгук. - Тэхён чеканит это с ненавистью, практически плюя ему в лицо: он ни за что не предаст мать. -Тебе же понравилось тогда, м? Твоя киска так плотно сжималась на моём члене, когда я трахал тебя...- Чонгук, обведший вокруг пальца Чимина каким-то совершенно левым именем, словно поганая змея, шепчет Тэхёну на ухо о самых худших его воспоминаниях. Шепчет, бесстыдно постанывая ему в ухо. - У неё на глазах. Ох, это было так хорошо... Она сдохла ровно в тот момент, когда я кончил. - Улыбка Чонгука- абсолютно хищная, расходится по лицу довольной чертой, словно он смакует извращение, в которое вогнал своего пасынка. Ким Тэхён всё прекрасно помнит. Он отлично помнит, что это происходило каждую ночь. Чонгук, женившийся на его матери, будучи моложе её практически на десять лет, задурил женщине мозги красивыми ухаживаниями и словами о любви, втираясь ей в доверие. Однако, каждую ночь, он сам вызывался уложить Тэхёна спать, входя в его комнату и вкачивая в него наркотики, запугивая до смерти и вытрахивая из бедного ребёнка всю душу в самом прямом смысле. С годами мужчина, женившийся на матери Тэхёна лишь ради денег и корпорации, что ей принадлежала при жизни, стал более жадным. Его жадность стала доходить до абсурда: в моменты отсутствия матери в доме, мужчина стал желать большего: стал желать, чтобы Тэхён, которого он насиловал практически ежедневно, прикрываясь тем, что просто почитает ему сказку на ночь, усыпив, и вернётся в спальню, тоже его хотел. Чонгук отлично знал, где добывать препараты, которые вкачивал в Тэхёна: не зря он дружил с родителями Хосока. Мужчине стало недостаточно того, что ребёнок страдает на постели в собственной спальне. Он стал топить его головой, получая совершенно новый вид наслаждения, когда ребёнок пытался вырваться, непроизвольно дёргаясь и двигаясь на его члене, пока тот его топил, словно котёнка. Чонгуку всего было мало. Чонгук всё думал, каким бы способом уничтожить мать Тэхёна так, чтобы никто ничего и не заподозрил. Годами этот план вынашивал. Тэхёна пугал тем, что убьёт его мать у него на глазах, отлично зная, что маленький и беззащитный Тэ совершенно не мог без матери: единственной, что осталась в его жизни. Мать Тэхёна всегда рвалась с работы домой как можно раньше, лишь бы провести ещё одну свободную минуту со своим ребëнком, но у неё редко получалось обойти стороной обязательства директора корпорации. Женщина искренне радовалась тому, как быстро сын поладил со своим отчимом, доверяя, как ей казалось, чуткому и заботливому тирану, своё единственное счастье, ради которого жила. В моменты, когда женщина успевала приехать до того, как Чонгук "укладывал спать" ребëнка, она практически до утра оставалась в спальне сынишки, целуя его ночь напролëт в висок и напевая колыбельную о зимнем медведе. Единственную нить, которую Тэхён в нынешнее время желает помнить из прошлого : нежный, обволакивающий голос матери, что даже не подозревала о его боли. Извращения Чонгука с годами стали углубляться в совершенно не входящие ни в какие рамки даже психиатрии: мужчина находил наслаждение и искреннее удовлетворение в том, чтобы смешивать карфентанил с виагрой и вкалывать его в Тэхёна, превращая в безвольную, однако, похотливую игрушку для своих утех. Худшим было то, что Чон Чонгук узнал одну истину, которая не давала ему покоя: жена вписала в завещание лишь имя сына, ничего не оставляя ему. Узнав об этом, мужчина придумал совершенно дикий план мести : Чонгук захотел насиловать его в их с женой спальне, бесстыдно меняя постельное бельё до прихода жены и заласкивая ничего не подозревавшую женщину : в Чонгуке сидели две личности, и ни одна из них не подходила под социальную норму. Однако, мужчина продумал всё до мелочей, безукоризненно отыгрывая роль примерного мужа и завидного отчима. Однажды, Чонгук не рассчитал время: у него появилась новая забава. Чон Чонгук пришёл к выводу, что получает необъяснимое удовольствие, насилуя Тэхёна в вещах его матери. Он доводил парнишку до невменяемого состояния, а после - укладывал на супружескую постель, надевая на ребёнка полупрозрачное бельё, натягивая на него чулки и высокие каблуки жены. Чонгук не хотел вдаваться в подробности своих фетишей: больному на всю голову человеку было до ужаса хорошо от того, что он делал с несчастным ребёнком, которому не позволял кончать. Никогда не позволял, доводя до криков, и отлично зная, что это действует виагра, а не искреннее желание Тэхёна. Тэхён своего отчима всей душой ненавидел, и ровно так же боялся до смерти. А самое поганое, что мог придумать извращённый мозг Чонгука- записать на аудио голос жены, поющей ему колыбельную, и включать это аудио из раза в раз, чтобы Тэхён кричал от боли и желания, слыша голос самого родного на свете человека и сгорая от стыда и ненависти к себе: в этом Чон Чонгук находил искреннее счастье. Таким образом он мстил женщине за то, что та не вписала его в завещание. Мать Тэхёна однажды вернулась в дом раньше обычного, в совершенно спокойном расположении духа, готовая провести вечер с семьёй. Зайдя в комнату сына, и не увидев его, она решила сначала переодеться в домашние вещи, подумав, что муж наверняка с ним гуляет на улице. Однако, открыв дверь в свою спальню, она их застала: Тэхён, что лежал с раздвинутыми ногами, в её белье и обуви, закатив глаза то ли от виагры, то ли от карфентанила, мало что соображал, пока Чонгук не засмеялся, словно психопат, отвешивая ему звонкую пощёчину и разворачивая в сторону матери: Тэхён до сих пор помнит, с какой болью он пронзительно закричал слово "мама", умоляя о помощи ровно в тот момент, когда у женщины случился разрыв сердца от увиденного. Мать Тэхёна упала ровно на том же месте, где стояла, войдя, не в состоянии вымолвить ни слова. В течение нескольких минут женщина задыхалась воздухом, понимая, что Тэхёна ей не спасти, пока единственного, любимого сына у неё, беспомощной, на глазах, насиловал муж, за которого она вышла по любви и желанию. Чонгуку было до ужаса хорошо в этот момент: мужчина упивался её хрипами, фиксируя голову Тэхёна в её направлении и заставляя его смотреть на мать, пока он в него кончает. Пожар в доме начался совершенно неожиданно: мать Тэхёна зажгла любимую свечу сына с ароматом ванили в зале, забыв о сквозняке, и огонь лизнул занавеску, постепенно разгораясь и доходя до их комнаты. Тэхён до сих пор помнит ужас того дня, беспомощность и осознание собственной ничтожности от того момента, когда Чонгук наконец слез с него, испугавшись огня, и перешагнул через тело его матери, пнув её напоследок в спину с презрением. Отчего-то Тэхёну все эти годы казалось, что Чон сгорел в том пожаре дотла, когда он услышал дикие крики на нижнем этаже, до которого тот добрался. Тэхён не знает, как нашёл в себе последние силы, глядя со слезами на глазах на мать, что лежала уже мёртвой, с открытыми глазами, глядя совершенно стеклянным взглядом в его сторону. Слёзы, застывшие в её глазах, до сих пор комом стоят в горле повзрослевшего парня. Тэхён с трудом смог дотянуться до телефона с записью голоса матери, дрожащими пальцами по памяти набирая номер телефона единственного на тот момент друга: Хосока. Хосок прибежал практически сразу, в чём был, слыша неустанное "мама, мама, мама, прости, мама, я не хотел, мама...". Врываясь в дом, Хосок ни на секунду не подумал о том, в каком именно виде застанет друга, и на долю секунды застыл на месте, войдя в комнату, до которой не успел дойти огонь: Тэхён, что уже лежал без сознания, надышавшись дымом, накачанный наркотиками, и его мать, обожавшая Хосока, всегда ждавшая его в гости- мёртвая, на полу. Опустившись на корточки, Хосок в тот день сделал единственное, что мог, целуя её в висок дважды: от сына и от себя, прикрывая трясущимися пальцами её веки навсегда. Хосок понимал, что выбирать не приходится, когда ему пришлось отодвинуть её тело от двери, пробираясь к лучшему другу: спасать надо живых. Он мало думал о том, что огонь полыхнул в опасной близости, когда бежал на помощь другу, пробегая мимо тела потерявшего сознание на кухне Чонгука: важней всего было успеть помочь Тэхёну. Хосока одолевал адреналин, а потому, он даже не заметил, как задел горящие шторы плечом, переводя огонь на себя, и почувствовал, как коже становится невыносимо горячо, лишь доходя до спальни. Расстегнув наскоро рубашку только тогда, когда подошёл к постели, Хосок сбросил её, стиснув челюсти от немой боли: лоскуты материала прилипли к коже, прижигая её, но у парня совершенно не было времени на то, чтобы обращать на подобное внимание. Взвалив хрупкого, щуплого Тэхёна себе на плечо, стащив с того предварительно хотя бы чулки и каблуки, что самого доводили до ярости к Чонгуку, Хосок вышел из спальни, кудрявую макушку друга прикрывая от огня рукой. Чон Хосок вошёл бы в огонь ещё десять тысяч раз ради своего подсолнушка- Тэхёна, который, без сознания, ничего не помнил больше. И хорошо, что не помнил и не чувствовал: Хосок всегда так считал. Особенно тогда, когда, добежав до своего дома, стащил с него трусы, сгоревшие на нём, в первую очередь, опуская его под ледяную воду и кое-как пытаясь привести в себя. Благо, хотя бы родителей Хосока уже в живых не было в то время, и вопросов ни у кого не возникло. Чон Хосок всегда был рядом с ним. И тогда, когда дрожащими руками омывал его тело, и тогда, когда звонил в пожарную, в полицию, где мог достучаться до людей, которые бы помогли. Пожарные не успели: дом сгорел дотла. Тэхён не восстановился. Хосок не стал вызывать скорую, так как это бы подкосило его друга окончательно: Тэхён всегда был крайне впечатлительным, а потому, Чон первым же делом записал его к психологу, помогая восстановиться хотя бы морально. Постепенно, состояние Тэхёна стало ухудшаться, и понадобился уже психотерапевт. Два подростка, оставшихся в целом мире в одиночестве, мало что понимали в лечении: для них важней всего было быть рядом друг с другом, и страх за то, что кого-то из них положат в лечебницу, съедал обоих. Они всегда старались справляться сами. Именно поэтому Тэхён пил все последующие годы сильные успокоительные, то и дело срываясь на истерики от воспоминаний, не прощая себе того, в чём никогда не был виноват, ненавидя себя за каждую секунду своей жизни, гонимый воспоминаниями о самом родном взгляде, что смотрел на него, застыв навсегда. -Ты знаешь, что делать, шлюшка. -Я не шлюха. Если и есть хоть кто-то в этой жизни, кого я ненавижу больше, чем себя, это ты. -У нас уже есть точки соприкосновения, но мы оба знаем, кто ты, Тэхёни, - Чонгук унизительно похлопал его по щеке, насвистывая любимую мелодию, и указал в сторону постели, подталкивая парня к ней, - Хочешь, чтобы твоя маленькая птичка пела? Раздвигай свои ножки, и отдайся мне. -Я никогда не подпишу этот грёбаный документ. -О нет, Тэхён. - Чонгук грубо толкает парня на постель лицом, задирая его зад, и стаскивая штаны, присвистнув, - Меня уже начинает раздражать твоя несговорчивость. Неужели мне надо выебать твою куколку, чтобы ты загов... -Я согласен. - Тэхён ненавидит себя. За многое ненавидит. За то, что не смог обыграть его, рассказав вовремя матери, которая от любви была абсолютно слепа, за то, что не понял, что тот не сдох в том пожаре, приходя в себя и сбегая в ночи, за то, что предаёт мать, вступаясь за любимого человека сегодня. Но у него нет выбора: Чимин не должен страдать из-за того, что Тэхёну важна память о матери. Тэхён всё переживёт, лишь бы только его маленький тушканчик был в безопасности как можно дольше. -Вот и ладненько. А теперь давай, Тэхён, открой свой поганый ротик, и поиграй с папочкой в нашу любимую игру. - Чонгук усмехается, пристраиваясь позади, и пихает ему в рот две таблетки: карфентанила и виагры, заставляя их проглотить. Тэхён делает это беспрекословно, молча роняя слёзы, на одеяло, когда дотягивается рукой до Чиминовых пальчиков, вытягиваясь, - Хороший прогиб, маленькая шлюшка. А теперь приступим. Сначала ты всё подпишешь, Тэхён. - Мужчина пихает ему под нос бумагу, заставляя подписаться, и с довольным причмокиванием забирает обратно, получив, наконец,то, к чему шёл годами. Громко и больно ударив парня по бедру, он входит в него резко, выбивая крик, полный боли, из его губ, оттягивая одну ягодицу и ударяя по ней вновь, - О да...Я так скучал по этому...Жаль, твоя шлюха не видит этого. Чимин заёрзал на месте, приходя в себя, когда почувствовал скрип кровати под собой, и замычал с заклеенным ртом, широко открывая глаза от ужаса: Тэхён цепляется с трудом за его пальцы, словно находя в них силы жить, пока Тэян входит в него с ненавистью, остервенело, заставляя закатывать глаза от боли, смешанной с диким желанием от принятых веществ. Чимин ничего не может сделать, лишь бегая глазами по их лицам ошарашенными глазами, наполнившимися слезами, когда Чонгук ухмыляется ему, грубо имея его любимого человека у него же на глазах: -Я ведь говорил, пташка, - Голос мужчины хриплый, загнанный от темпа, и Чонгук даже не пытается перевести дыхание, оттягивая за волосы голову измученного жизнью Тэхёна назад, чтобы тот смотрел ему в глаза, - Что ты меня не интересуешь. Меня интересует эта шлюха, которая должна мне за свою мать. -От...Отпусти его, Чонгук... - Тэхён хнычет это через жгучую боль , пронзающую всё его тело, когда его зад подтягивают повыше, грубо входя до пошлых шлепков тел друг о друга. -Нет уж, пусть смотрит, как я имею свою детку, - Очередной унизительный удар приходится по ягодице, и Тэхён разбито падает головой на постель, когда её вновь поднимают насильно, - Я не говорил, чтобы ты молчал. Стони громче, если хочешь, чтобы он жил, сучка! Тэхён не хотел. Он никогда не хотел. Тэхён не виноват. Он не заслужил. Он ничем не заслужил. Но глядя в глаза Чимина, что смотрит на него с болью, еле ухватываясь за его ладонь своими пальцами, стискивая её в них, Тэхён поддаётся любому приказу, громко и фальшиво начиная стонать, лишь бы только Чимина не тронули. Лишь бы только его единственный тушканчик был жив. -Вот и молодец, - Чонгук вбивается в него размашисто ещё несколько раз перед тем, как кончить в презерватив, слезая с разбито упавшего на постель тела, и ударяет его по заднице, усмехаясь, - Сейчас уложу тебя спать, Тэхёни. Сейчас ты...- Мужчина склоняется над его телом, шумно дыша, - Увидишься со своей мамашей. Хосок входит в душ, напевая какую-то мелодию, и улыбаясь глупо: наконец тушканчик помирится с другом. Выходя из кабинки, последнее, что он ожидал увидеть, подойдя к зеркалу- была записка, наскоро нацарапанная рукой Тэхёна и засунутая под лосьон, которым друг пользовался каждую ночь. Достав её, нахмурив брови, Хосок схватился рукой за раковину, стараясь удержать равновесие:Чимин и Я у этой мрази по координатам, которые я написал внизу. Если бы я рассказал, ты бы не пустил. Если через час или два не вернёмся, поднимай на ноги всю Корею нахуй, чтобы тушканчика спасли. Возьми Юна и Сокджина, Намджуна, кого угодно. Надежда на вас.
Не теряя ни секунды, Хосок быстро набрал Юнги, оповещая его, и тут же отправил сообщение Намджуну, наскоро одеваясь и напяливая на себя рубашку, трясущимися руками Хосок выбегает из комнаты общежития, направляясь к Намджуну, что, перепуганный, оделся на скорости, уже дожидаясь внизу. Они должны успеть. Как угодно, но обязаны. -Вы вызывали, босс? - Сокджин входит в кабинет Юнги, предчувствуя неладное, и младший указывает на диван ничего не отображающим взглядом: -Сядь. Надо поговорить о чём- то. -Я слушаю. -Я тоже послушал. Кое-что интересное. - Юнги улыбается мягко, встав над Сокджином, и сунув руку в карман. Достав из него телефон, он снимает девайс с блокировки, включая запись, и усаживаясь в кресло, прокручиваясь в нём лениво. Сокджин бледнеет, слыша собственный голос: -Давно он нравится тебе? -Что? -Джин. -Откуда ты знаешь? -Ты так говоришь "господин Мин", что это просто видно невооружённым взглядом, Джин. Ты ведь не говорил ему, верно? -Я пока ещё в своём уме. -А зря. Юнги крут. -Чего же ты тогда не согласился? Мин улыбнулся ласково, слыша голос Чимина в трубке: да, он не позволил ему приблизиться к себе, но теперь уже понятно, почему: в сердце Чимина уже есть кто-то. И сейчас Юнги выгибает бровь многозначительно, поймав в ловушку своего водителя, когда скрещивает свои пальцы на животе, продолжая крутиться в кресле. -Безусловно, он классный. Но Юнги не видит прямо перед носом своим что я его люблю уже который год. -Это потому, что ты молчишь, как рыба, Сокджин. Уж прости, но как уж есть говорю. -Ты прав. Но он меня погонит с работы. ... -Слово Юнги для меня- закон. - Ну... что скажешь, Джин? - Юнги останавливается, прожигая его взглядом, и Сокджин краснеет ушами, отводя взгляд, стиснув кулаки: как он мог не догадаться, что у Юнги в машине есть жучок на всякий случай, ради безопасности сестры? - Погонят тебя с работы? -Я...Босс, я ....- Джин хватает ртом воздух, словно рыба, брошенная на сушу, и поджимает полные, плюшевые губы, не в состоянии вымолвить ни слова в своё оправдание. - Простите меня. -За что? - Юнги встаёт медленно, одёргивая свои классические брюки, и улыбается нежно, ласково, подходя к нему. Огладив его щеку, он наклоняется, глядя ему прямо в глаза, - За то, что полюбил слепого идиота? -Бо.... -Тсс...- Мин поглаживает подушечкой большого пальца его нижнюю губу, оттягивая её, и улыбается, опускаясь на его колени плавно, медленно, раздвинув ноги для удобства, - Меня Юнги зовут, Джин. И я готов попробовать. -В...Юнг...Юнги? - Джин на пробу обнимает его за поясницу, приближая к себе, и Мин кивает одобрительно, проводя руками по его бицепсам: -И ничего я тебя не погоню. Может, у нас и получится что-то, если мы попробуем. -Мы...Правда можем? Это...Это не шутка? -Я похож на шутника? - Юнги говорит это, усмехаясь криво, когда притягивает его к себе за шею, приникая губами к полным губам, и сминая их ласково, облизнув коротко. Хихикнув, Мин ёрзает на его коленях немного, придвигаясь ближе, и смакует вкус, облизываясь, - Мне нравится. А тебе? -Юнги, я...Я же люблю тебя... -Ну и действуй тогда, раз любишь, Джин. Действуй. Сокджин улыбается счастливо, выдохнув с облегчением : до него медленно доходит, что это, действительно, не игра, когда прижимает его властно к себе, получая хихиканье в ответ: -Иди сюда, Юнги. -Вот это уже другое дело. Целуй меня полностью, Джин, - Мин подмигивает, позволяя оглаживать узловатым пальцам своё тело, и прикусывает губу, запрокинув голову: и чего это Сокджин раньше не проговорился? Как долго он был слепым... Внезапный звонок вывел его из раздумий, когда Мин взволнованно зашевелился, протягивая руку за телефоном, подняв трубку, в которую Хосок чеканит каждое слово, давая тревогу. Сбросив трубку без ответа, Мин впивается поцелуем быстрым в губы Джина, отрываясь и разрывая ниточку слюны между ними языком, глядя ему в глаза серьёзно, - Пистолет с собой? -Всегда. -Отлично. Идём спасать Тэхёна. -Чт...- Сокджин хлопает ресницами осоловело, ничего не понимая, когда Юнги слезает с его колен, похлопав его по плечу: -Всё по дороге, Джин. Хосок и Намджун ждут нас. -Вот так, Тэхёни, а теперь...Теперь отправляйся за своей мамашей, шлюха. - Чонгук бросает Тэхёна в заранее подготовленную могилу, зарывая его землей на глазах у связанного Чимина, что кричит беззвучно сквозь изоленту, которой заклеен его рот, и Чон, покончив с ним, разворачивается к Паку, пожимая плечами, - Надеюсь, тебя сожрут шакалы сегодня ночью, Чимини. - Мужчина подходит к нему, ухмыляясь,лизнув его щеку отвратительно, и скалится, - Я обещал, что не трону тебя. Но я не ручался за шакалов на этом кладбище домашних... - Оглянувшись в сторону могилы Тэхёна, Чонгук хмыкает, подпинывая ещё немного песка, чтобы окончательно его зарыть, утрамбовывая землю ногой издевательски перед тем, как сесть в машину, и уехать, оставив Чимина, связанного по рукам и ногам, одного в этом ужасе, - Животных.