***
Обкрадывая торговые лавки, Энджел слышит возмущенный разговор покупателей: — Говорят, её труп был брошен у стены какого-то дома, в чём на свет появилась. — Какая-то женщина морщились, осматривая глиняные горшки на видимые повреждения. Её собеседник зло махнул рукой. — Ой, и не говорите, я сам видел эту мерзость. К их ропоту присоединился кто-то третий. — А это правда, что её зарубили тесаком? Постепенно разговор приобретает подробности, заманивая к себе всё больше слушателей и очевидцев. Энджел улыбается, обходя стороной любопытствующую толпу, а внутри ворочается ком не заданных вопросов. Люди говорили о убитой на днях проститутке. Сам он не смог увидеть это зверство, но молва об убитой рабыне Валентино звучала на рыночных улочках примерно с неделю. Вслед за первой девушкой, исчез юноша. Энджел сам видел грязную кровь на жёлтом песке: как голодные псы въедались в мертвенно-бледную плоть с синими вздувшимися венами. Валентино был не в себе. Энджел трусливо вжимал шею в плечи, когда мужчина хлестал плетью первого попавшегося под руку мальчишку. Внутри всё разрывается от подростковых криков, но никто не осмеливается сказать слово против. — Какая-то дрянь посмела портить мои вещи! В воздухе стоял тягучий аромат крови с примесью запаха каландриний. Пурпурные цветы кучно стояли в вазе, роняя лепестки на мраморную плитку в красных разводах.***
Энджел задыхается, чувствуя, как отходит кровь от лица. Истерзанное голое тело девушки лежало посреди рыночной улочки. Места, где он работал. Вокруг неё сгустилась толпа зевак. Кто-то презрительно хмыкал, говоря, что это кара богов за её занятие, кто-то шумно удивлялся, поражаясь мертвенной красе, и лишь некоторые читали молитвы за упокой. Так умерла очередная отверженная душа, имени которой Энджел никогда не узнает.***
Энджел хмуро обустраивал угол в старой хижине Азиса. Уложив кучу принесенных с собой балахонов, паук неловко потёр лоб, чувствуя нервную дрожь в пальцах. В связи с недавними событиями, ощущая тревогу, им было решено потеснить Хаска. Тот на удивление не возражал, и даже помог перенести кое-какие вещи. Некоторое время им предстояло ночевать втроём, в дырявой хижине, откуда Энджел когда-то пытался поскорее исчезнуть. — Может, поспишь на моей постели? Хаск держал на руках уснувшего мотылька, шёпотом предлагая временное спальное место. Энджел лишь покачал головой, мягко забирая ребёнка и укладывая поверх баллонов. Сам он аккуратно лёг на голый пол, лишь положив голову на стопку одежды, рядом с маленькой ладонью Азиса. Спать было неудобно. Мышцы спины напряжены и отдаются болезненным ощущением в плечах. Вскоре ему удалось ощутить безмятежное спокойствие, растворяясь в сонной неге. На утро Энджел проснулся в куче старых лохмотьев, укрытый чьей-то рубашкой. Рядом с головой лежал синий шелковый платок. Азис всё также спал на куче сложенных вещей. Самого Хаска нигде не было. С того самого момента, засыпая на полу, просыпался Энджел уже каждый раз в ворохе вещей. На седьмую ночь паук сдался под молчаливым напором. Снова уложив спать Азиса, Энджел украдкой подошёл к Хаску. Кот лежал на боку, спиной к нему. Куча грязных обносков, служивших заместо постели, переплелись, всё больше напоминая птичье гнездо. — Хаск, ты спишь? Он аккуратно касается крыла, не получая ответа, но даже так мужчина не дёргается, то ли притворяясь спящим, то ли и в самом деле уснув. Энджел аккуратно ложится на самый край, поджав колени. Во сне мерещатся крепкие объятия и проникающее под тонкую кожу приятное тепло. На утро Хаска снова не оказывается рядом. Лишь синий платок, в этот раз окутывающий шею, нежно стекал с плеч на пол.***
Валентино бушевал, переворачивал мебель, бил посуду и кричал. Ваза с пурпурными каландриниями падает на пол. — Кто-то из нищенок! Убийца наверняка кто-то из этого крысиного отребья! Его гневный взгляд упирается прямо на Энджела, но паук молчит, не осмеливаясь издать хотя бы звук. Это не мог быть кто-то из его людей. Ни один вор не осмелится тронуть и пальцем отверженные души, вынужденные работать на Валентино. По крайней мере, он на это надеялся. — Ну-ка, ангел, подойди сюда. Энджел осторожно тянется к протянутой руке, аккуратно ступая по полу. В неожиданно ласковом голосе чудилась поджидающая опасность. Нежный зов не предвещал ничего хорошего. — Держи в узде этих крыс, наглая шавка, иначе я убью их всех! Рабовладелец хватает за волосы и тянет вверх. Энджел хрипит, дрожа от боли, когда бьют в щёку. Жгучее чувство безнадежности прокрадывается в душу с липким страхом перед будущим. Никто не помешает Валентино перебить бедняков с окраины города. Если визирю этого захочется, то уже на следующий день к двору воров подступит вооруженная стража. Самое страшное, что даже будь Черри сейчас здесь, с ними, они вряд ли смогли бы дать хоть какой-то отпор. Энджел терпит боль, роняя крупные слёзы.***
Просыпаясь в старой хижине Азиса, Энджел по привычке молился за здоровье ближних и уходил в свой шатёр, готовый к работе. С Хаском они виделись лишь под вечер, обмениваясь парой скупых фраз. Дыхание застревает где-то в районе грудной клетки, и сердце бешено стучит, стараясь вырваться наружу. В шатре всё было перевёрнуто с ног на голову. Пустые корзины валялись на боку, с выброшенным рядом содержимым. Персиковый шёлковый платок был изрезан на тонкие лоскутки. Белый крохотный бисер беспорядочно валялся в песке изредка с протянутый через отверстие золотой нитью. Он прижимает руки ко рту, боясь вскрикнуть от пробирающего до костей страха. Этой ночью Энджел должен был умереть. Быстро растолкав вещи по корзинам, собирая бисер с комьями песка и вываливая всё в корзины, Энджел постарался натянуть нежную улыбку, готовый выйти на улицу. Сегодня принимать клиентов было как никогда гадко.***
Поправляя вуаль, Энджел обегал глазами толпу. Дышать становилось особенно трудно от мысли, что рядом с ним ходил убийца. Кто мог быть тем человеком, убивавшим рабов Валентино? Сейчас он был уверен, что преступником являлся кто-то не из двора воров. Все его люди знали, что Энджел ночевал в захудалой хижине, под самым боком мародеров. Если бы убийцей был кто-то из них, то они бы не полезли в шатёр, а сразу убили бы его в старом худом доме. Он теряется, чувствуя как цепкие пальцы клиента сжимают запястье, чуть выше сапфирового браслета. Энджел делает глубокий вдох, ощущая цветочный аромат духов. Жасмин. — Сегодня работаешь? Энджел выдыхает, замечая ядовито-красные глаза и плотоядную улыбку. Внутри ворочается что-то нехорошее. Предчувствие беды. Он едва ли может сказать что-то внятное, когда другого его голого запястья хватается крупная тёплая ладонь. — Он мой. Хриплый голос Хаска, ломаный и всё такой же грубый обволакивает сознание. Энджел улыбается, когда его тянут в сторону. Хаск самым наглым образом вырывает его из чужих рук. Хаск ведёт прямиком к шатру. И Энджел может рассмотреть его лишь со спины. Серые штаны-шаровары и широкая рубашка с вырезом под крылья выглядели слегка непривычно. Энджел всегда видел его в старых грязных штанах, в которых он впервые увидел кота. Внутри шатра Энджел мелко-мелко дышит, пытаясь забыть аромат жасмина. Хаск осторожно усадил его на изрезанную тахту, доставая из-за пазухи мешок, полный монет. — Этого хватит, чтобы ты сегодня не работать? Энджел кивает, прижимая колени к груди. Хаск садится рядом, обнимая с двух сторон массивными мягкими крыльями. В образовавшейся полутьме ощущалось знакомое тепло и безопасность. Руки касаются мозолистые пальцы. — Потерпи. Сегодня последний раз. Больше никто не убивать. Энджел кивает, переплетая пальцы. Хаск не противится, позволяя быть ему рядом с ним слабым и настоящим. — Посиди сегодня здесь ночь. Обещаю, никто тебя не трогать. Я сделать. Я прийти за тобой. Он мало чего понимает, но соглашается. Ему хочется верить кому-то ещё в этом душном городе.***
Когда закатное солнце украдкой пробирается в щели шатра, Хаск уходит. Энджел выдыхает. Напоминанием о чужом присутствии остаётся денежный мешок и тёплое ощущение на спине. Валентино явился в алом зареве, забирая деньги и оставляя после себя гнетущую фразу: — Не умри, ангел. Иначе они уйдут за тобой. Кто эти они, мужчина не говорит. Энджел и не просит объяснений, он и так прекрасно понимает про кого идёт речь. Гадкое осознание въедается острыми иглами под кожу.***
Наступление ночи не приносит с собой никакого спокойствия. Энджел вздрагивает от каждого шороха за пределами шатра. Ему кажется, что чьё-то дыхание оплетает своды ткани, сводя безмолвным безумием. Когда он видит скользящую на стене тень, Энджел жмурится, закрывая глаза. Страх пробирается под кожу, опутывая органы в тугой комок. Единственное, что успокаивает - хриплое обещание, сказанное ломаным языком. Снаружи раздаётся глухой вскрик, а следом какой-то удар, похожий на падение. Энджел замирает, слыша шорох ткани. Кто-то открывает полог шатра. Он до последнего боится открыть глаза, ощущая сковывающее ожидание. — Энджел. Внутри всё странно трепещет от нежного голоса. Золотые зрачки маняще горят во тьме шатра. Ноги подкашиваются, когда Энджел резко тянется вверх, сцепляя руки на крепкой шее. От Хаска пахнет орехами. — Ты пришёл. Опора внутри странно ломается, отдаваясь дрожью, и Энджел сокращает расстояние между ними, когда Хаск аккуратно придерживает за талию. — Я же обещать. Хриплый смех звучит для него нежной мелодией, а горячие ладони служат немой поддержкой. Энджел всхлипывает, не желая выпускать из рук собственного спасителя. — Ты всегда присматриваешь за мной, не так ли? — Он шмыгает носом, упираясь подбородком в крепкое плечо. — Всегда наблюдаешь со стороны. Ты знал, что мне понравился тот браслет, стащил для меня персиковый платок и даже сейчас не оставил меня ни на минуту. — Ты быстро говорить. Я всё ещё плохо понимать язык. Пожалуйста, медленнее. Но Энджел не останавливается, продолжая бессвязно говорить всё, что делал Хаск. Ему и не нужно, чтобы мужчина что-то понимал, главное, что он сам сегодня кое-что понял. — Ты никогда не оставляешь меня одного. Присматриваешь за мной днём, а в ночи сторожишь сон. Ты, наверное, думал, что я этого не пойму, да? Я и правда не замечал, как часто ты оказываешься рядом в нужный момент. Энджел не помнит, когда он замолкает, лишь до самого утра с кожи не спадает ощущение чьих-то ласковых поглаживаний на спине и горячего дыхания на щеке. Хаск снова исчезает на рассвете.***
Днём, в обеденное время, мужской труп висел на стене жилого дома. Это был продавец женских духов, частый посетитель рабов Валентино. По слухам очевидцев, от его тела несло кровью и совсем немного жасмином. Зверские убийства прекратились.