***
Валентино был из тех людей, что войдя в помещение, концентрирует на себе всё внимание: такие как он въедались в сознание и являли собой силу, необузданную мощь и власть над чужими умами, мнениями и эмоциями. Энджел помнит, как мечтал оказаться подле него кем-то большим, чем простым мальчишкой с улицы. Он видел в Валентино свет. Всецело желал раствориться в нём и отдать всего себя: начиная с искусанных губ и заканчивая стертыми в кровь ступнями от неудобной обуви. Энджел до сих пор тонул в нём, бессмысленно барахтался в омуте алых глаз и задыхался. Но с недавнего времени, держаться на плаву было куда проще. Большая ладонь с неестественно длинными пальцами хватает за горло. Энджел закатывает глаза, когда перед взором проступают разноцветные пятна. Он мелко-мелко дышит, получая болезненное удовольствие от удушья. Валентино точно знал, как с помощью страданий доставить человеку приятные ощущения. Организм теряется от переполняющих чувств, и пребывая в странной неге ему чудится плавленное золото с чёрным омутом. Он видит совсем другой силуэт и лицо. Будто крылья Валентино приобрели другую форму, вытянутое лицо стало меньше и руки с длинными пальцами стали куда теплее. Энджел улыбается, когда вместо плотоядного оскала видит нежную ухмылку Хаска. — Так сильно нравится, что не можешь сдержать стонов? Злой насмешливый голос сменяется хриплым шёпотом. Энджел теряется. Буквально тонет в своих чувствах. Представлять на месте Валентино Хаска оказалось приятно и спокойно. И хочется продолжать тонуть. Как только всё заканчивается, он продолжает потерянно разглядывать своды шатра, отходя от странных видений, пока рабовладелец с лёгкой усмешкой поправлял на себе одежду. — Сегодня ты был куда отзывчивее. Мне нравится. Энджел не осмеливается сказать проскользнувшую мысль. Сегодня он был с другим. И ему тоже понравилось.***
Энджел проводит рукой по волосам, неловко отворачивая голову, когда Хаск в очередной раз выкрадывает ладонь и целует. Изнутри доносится треск. Опора, на которой держалось внутреннее состояние, представлялась Энджелу в виде крепкой башни, окруженной со всех сторон высокими стенами. Внутри крепости, в маленькой комнате, где хранились наизусть заученные молитвы Шарлотте, звонкий смех Черри, нежные улыбки Молли, скупые шутки Арахнисса, а с недавних пор и самые крепкие объятия Азиса, там, в его личной сокровищнице, таилось сердце, жаждущее ласки и любви. Но какой бы неприступной не была башня, рано или поздно любой фундамент начинает крошиться. Чем выше стены, тем громче они падут вниз. Энджел усмехается, касаясь ладони, где теплился оставленный поцелуй Хаска. Его опора начала рушиться с потерянным платком. Пустила первые трещины, которые Энджел безуспешно пытался залатать. Но с каждым днём трещина лишь разрасталась, осыпаясь от случайных прикосновений к коже и падая обломками от сладкозвучных мотивов флейт. Кажется, ещё чуть-чуть и всё обвалится. Башня рухнет, оставив беззащитное сердце изнывать под открытым небом. Энджел прикусывает губу, рассматривая, как очередная звезда стремительно заваливается за горизонт. Рядом раздается хриплый шёпот: — Загадай желание. Он удивлённо поворачивает голову, встречаясь с золотым взглядом. Чужое дыхание обжигает. Слишком близко. С каких пор они сидят так близко друг к другу? — К чему это? Хаск усмехается, переводя взгляд в небо. Энджел видит, как звёзды утопают в завораживающем омуте. — В моей стране так принято. Когда звезда падает, мы загадываем желание. Энджел улыбается, завороженно всматриваясь в то же самое ночное небо, усеянное драгоценной крошкой, белой россыпью бисера, что сейчас жадно таяло в золоте. — Желание? Так забавно. Мне всегда казалось, что это боги посылают души на землю. Что каждый из нас раньше был там, и, когда звезда падает, на земле рождается новый человек. — Ты поэтому всегда так смотришь на небо? Хаск аккуратно касается плеча, возвращая к себе всё внимание. Энджел чуть смущённо отводит взгляд от неба, предпочитая крошечным бриллиантам золотые монеты. — Нет. Я просто хочу когда-нибудь его коснуться. Он вздрагивает от неожиданности. Хаск резко наклоняется вперёд и хватает под коленами, другой рукой придерживая за спину. Энджел выдыхает, не в силах сопротивляться. — Зачем ты это делаешь? — голос дрожит, когда Хаск поднимает на руки, приближая близко к груди. — Потому что мне хочется. Острая улыбка впивается в память чёткой картинкой. Энджел выдыхает, прикрывая глаза от страха. Сердце отбивает громкий непрерывный ритм в ушах, так сильно, что Энджел едва замечает звук хлопающих крыльев. Воздух встречным потоком обдувает кожу, заставляя чуть сжать плечи. Он неловко прижимается к Хаску, обвивая руки возле шеи. Крыша старого дома становится всё дальше, и Энджел поджимает губы, изумлённо разглядывая, как многочисленные звёзды приветливо подмигивают. — Мы летим на луну? К звёздам? Хриплый смех нежно разносится над ухом. — К сожалению, мне никогда не удавалось её коснуться. Как звёзды, луна недосягаема. Энджел чуть жалостливо фыркает, крепче прижимаясь к мужскому плечу, но тут же восхищённо выдыхает, замечая рядом с собой перистое облако. Он протягивает руку, чувствуя холодную, едва заметную влагу. Вблизи белый кучный сгусток, что раньше мерещился, словно при касании по ощущениям будет похоже на овечью шерсть, оказался на деле стоящим клубом пара над горячей бочкой с водой. Холодно. — Это вода? — Да. Энджел смотрит на Хаска и замирает. Всё это время, пока он щупал облако, на деле оказавшееся паром, кажется, что Хаск не отводил от него глаз, внимательно и с каким-то обожанием рассматривая лицо. Сейчас Энджел смотрит в ответ, не в силах отвести взгляд. Опора внутри в последний раз жалостливо скрипит и рушится, распадаясь до мелкой крошки. Он осторожно хватается за плечо и тянется вперёд, вдыхая горячее дыхание. Чужие, обветренные губы мягко касаются собственных, Энджел несмело приоткрывает рот, выдыхая в этот поцелуй все невысказанные страхи быть отверженным. Хаск нежно отвечает, не давит и не принуждает. Внутри всё странно звенит, а сознание заволакивает пелена, сгущаясь плотным туманом. Энджел отстраняется, когда дыхания совсем не остаётся и дышать становится невыносимо трудно. Хаск недовольно рычит, тянется вперёд, но только понимающе выдыхает, давая вдохнуть. Чужое сердцебиение ответно отдаётся в собственной груди. Словно сейчас у них одно сердце на двоих, разрывающееся от переполняющих чувств. Хаск резко пикирует вниз, и Энджел может лишь жалостливо уткнуться в теплый мех. Всё также пахло орехами. Он аккуратно слезает с рук, ступая на старую крышу заброшенного дома и продолжая обнимать за шею. Горячие ладони Хаска крепко держат за талию, и тело невольно плавится от касаний. Энджелу кажется, что он сейчас растает. Хриплый голос звонкой пощечиной отрезвляет рассудок. — Давай сбежим? Прямо сейчас. Энджел выдыхает. Долго прожигает взглядом красное оперение и мелко дышит, пытаясь восстановить привычный ритм. Но сердце, свободное от оков, всё также настойчиво рвётся на волю. Энджел понимает. Даже выдуманному сердцу хотелось сбежать из клетки. Энджел последний раз вдыхает мускат, разжимая сцепленные руки. Он хочет отстраниться, медленно отклоняя корпус назад, но Хаск, словно понимая его намерения сбежать, держит крепко. Слишком крепко. — Прости, я не могу уйти с тобой. Золотые глаза непонимающе прожигают, доводя до ступора. Энджел приоткрывает губы, но не может выдавить из себя и звука. К чему оправдания? Извинения? Он с самого начала знал, что нельзя переступать грань. Нельзя никого любить, чтобы снова не обжечься. — Почему? — Хаск спрашивает резко, достаточно грубо, всё также сжимая талию. Непонимающий, гневный взгляд ножом проходится по сердцу. Но Хаск не кричит, продолжая говорить спокойным тоном, пытаясь убедить в своей правоте. Но у Энджела была своя правда. — Мы можем сбежать прямо сейчас. Взять Азиса, некоторые вещи и уйти. Обещаю, всё пройдёт очень гладко. Если ты боишься, что нас поймает твой хозяин, то я знаю все слабопатрулируемые места, где стоит стража, когда проходит пересменка и кто стоит на посту. Сейчас самый лучший момент. — Я знаю. Энджел прикрывает глаза, глубоко выдыхая. Горячие ладони болезненно обжигают кожу под тонкой туникой. Всё ещё слишком близко. — Почему? Хаск крепче прижимает к груди, зная, что Энджел может куда-то уйти, убежать. Но оба понимают, что он едва ли когда-нибудь потеряется от внимательного взора золотых глаз. — Сколько наблюдал за тобой, никак не мог понять: почему? Тебе не нравится заниматься проституцией, ты ненавидишь Валентино, а засуха сводит тебя с ума. Почему ты не хочешь уйти? Что тебе мешает сбежать прямо сейчас? Энджел проводит рукой по волосам и всматривается в небо. Белое лицо ночи ехидно улыбается. — Я не могу бросить этот город, этих людей, Хаск. Он произносит это так тихо, надеясь, что эти слова услышит только богиня и вечная всезнающая луна. — Валентино обещал перебить всех бродяг и нищенок, если я уйду. Однажды, я пытался. Пробовал спрятаться во дворе воров, но он послал к нам стражу. Я вышел, когда убили десять человек. Десять отверженных душ погибло из-за моей трусости. Хаск всё также обнимает, придаёт опору и какую-то силу продолжать тихо говорить, несмотря на надрывный голос от подступающих слёз. В горле встаёт ком, отчего голос хрипит. — Я хочу быть свободным. Но… быть свободным, зная, что пока я счастлив где-то там, они страдают? Наслаждаться жизнью, когда твои близкие страдают? Люди, что вверили тебе свои жизни, готовые сложить головы и признать собственным принцем. Разве можно оставить умирать их здесь? Чужая ладонь стирает слезы, а Энджел никак не может отвести взгляд от звёздного неба. Жемчужины продолжают стремительно падать с иссиня-чёрного полотна. — Уж лучше я навсегда останусь здесь, буквально буду сидеть на привязи, вылизывая ноги хозяев, но зато я точно уверен, что люди, которые всегда были рядом, не пострадают. Ты можешь уйти один. Я всё пойму. Хаск осторожно целует ладони. Каждую, по очереди, с каким-то обожанием выцеловывая костяшки. От этого становится обидно. Здесь и сейчас, когда Энджел не может принадлежать даже самому себе, он может лишь позволить ласковые и безобидные касания, разрушившие внутреннюю крепость. — Если хочешь уйти, то уходи прямо сейчас. Я не смогу быть твоим, не смогу стать свободным. Прости и пойми. Пожалуйста. Энджел стягивает тунику на груди, задыхаясь, когда чужие ладони медленно сползают с лица, словно прощаясь. Тепло, что согревало по ночам, неожиданно растворяется, оставляя пронизывающий иголками кожу холод. Сердце болезненно обливается кровью, когда до ушей доходит звук хлопающих крыльев. Энджел не осмеливается смотреть на Хаска, продолжая рассматривать небо. Лучше не смотреть. От этого будет только хуже. Хаск ничего не говорит на прощание. Молчаливо растворяется, и Энджелу мерещится словно никогда и не было этого странного незнакомца, стащившего платок. Музыка, что сопровождала в ночи, всего лишь нашептанная ветрами Востока очередная история. Сказка, толком и не успевшая начаться, закончилась слишком быстро. Он остаётся один на один с падающими звёздами.