Эй, господин полицейский

Коробка с бумагами приземляется на стол, поднимая столп вековой пыли. Очередной забытый кабинет в далёкой от центра провинции. В родной город Юнги не приезжал лет двенадцать. Родители давно уже перебрались ближе к побережью, а все друзья разъехались сразу после выпускного, пообещав самим себе никогда не возвращаться в захолустье, которое, однако, за добрый десяток лет превратилось в довольно комфортное для жизни место. Мин корячился в отделе целый день, но, кажется, в кабинете чище не стало, а архив просто-напросто проигнорировал его запрос. Нужно сменить стул, потому что натруженная спина точно не выдержит такого испытания. А при местном руководстве ловить преступника они будут лет пять точно. Пыльные часы на столе показывают пятнадцать минут седьмого. Задерживаться Юнги не собирается. По крайней мере, сегодня. Обычно он оставался в участке на неприличное количество времени, за что имел репутацию сумасшедшего трудоголика без личной жизни. Туше. Пепел слетает на влажный асфальт, вывеска на противоположной стороне привлекает внимание. По-приятному зелёная посреди серых, хмурых улиц. Последняя затяжка, и окурок летит в мусорное ведро. Ноги сами ведут в кофейню, чтобы почувствовать аромат зёрен или хотя бы скрыться от моросящего дождя. Помещение заполнено тёплым светом, пахнет ванилином и подогретой выпечкой. Здесь нет огромной очереди, что было большой редкостью вечером, когда офисные работяги заливали стресс кофе и горячим шоколадом навынос. Возле стойки, украшенной на осенний мотив, стоит только один омега. Он тянет длинную шею вверх, пытаясь разглядеть меню на стене, а тяжёлый рюкзак с брелоком давит на плечи. Парень с улыбкой поворачивается к кассе. Юнги замирает на половине пути. Хосок? Его первая любовь и первое (единственное) разбитое вдребезги сердце. Они учились в одном классе, и первый шаг сделал именно Хосок: стал приходить на тренировки по баскетболу, при посадке старался сесть поближе, откровенно засматривался, пытался ненароком коснуться и давал списывать на тестах, даже если сам нагло скатывал у друзей. На втором году старшей школы он отправил Юнги валентинку, только вот лично в руки отдать постеснялся — кинул в ящик. Их отношения развивались стремительно, и уже через полгода все шептались, что любовь смогла изменить даже главного проказника школы. Только Юнги совсем не ожидал, что Чон в конце выпускного вечера отведёт его в сторону и скажет, что им нужно расстаться и что на этом их пути расходятся. И все те улыбки и нежные касания на очередной подкол приятелей про свадьбу сразу после школьной скамьи тоже были не по пути? Знакомство с родителями? Улыбки, мечты, планы? Запланированное путешествие к морю? Все те тёплые вечера, когда они лежали, глядя на звёзды, а Хосок пищал на любой шорох — тоже? — Юнги? Неуверенный вопрос возвращает в реальность. Хосок смотрит на него в упор, разглядывает с улыбкой, скользя взглядом с ног до головы, останавливаясь лишь на чёрных глазах Юнги. Они не виделись двенадцать лет. Мин успел обзавестись парой седых волос, десятком шрамов и трёхстраничным резюме, а у Хосока всё такое же жизнерадостное лицо и чёлка забавно вьётся. — Сколько лет, сколько зим! — восклицает Чон. — Не ожидал тебя встретить… здесь. — Привет, — уголок рта ползёт вверх сам по себе, будто заколдованный. — И я тебя тоже не думал тут увидеть. Помнится, омега сразу после выпускного, не задерживаясь ни дня в родном городе, поехал покорять огромный мегаполис, ведомый мечтой выступать на большой сцене. Они не попрощались толком тогда и с тех пор больше ничего друг о друге не слышали. Их пути действительно разошлись. — Какими судьбами? Надолго приехал? — начинает сыпать вопросами Хосок, подкрепляя слова активной жестикуляцией. Руки у него как два тонких стебелька ромашки. — Ох, давай я тебя угощу чем-нибудь. Что будешь? — Американо. Чон на это только закусывает чуть припухлую нижнюю губу, а после делает заказ, оставив Мина лишь смотреть на него в профиль. Юнги не помнил, как выглядит Хосок, и, если честно, не хотел вспоминать, полностью забыв о его существовании, но сейчас он физически чувствует, как перезагружается его память, по крупицам собирая новый образ омеги. Улыбка-сердечко, сияющие глаза, тёмные завитки волос в модной стрижке маллет, спадающие на длинную шею. Ох, кажется, это самый красивый парень, которого когда-либо встречал Юнги. — Как у тебя дела? Выглядишь уставшим, — Хосок поворачивает голову в сторону альфы и ослепляет его приветливой улыбкой. Сердце подскакивает к горлу. — Я приехал по работе, пока что разбираюсь с завалами в полицейском участке. Кажется, там не убирались лет двадцать, — отвечает Юнги, пройдя к стойке. Чона он так и не перерос, но хоть может смотреть на него теперь, не поднимая взгляда, на равных. Омега же остаётся стоять неподвижно, сместив при этом вес на левую ногу и теребя длинный рукав светло-жёлтого кардигана. — Ты работаешь в полиции? Ушам своим не верю, — звонко смеётся, запрокидывая голову. Хватает всего пары секунд, чтобы влюбиться в него заново. Как в первый раз. — Мин Юнги и полиция, надо же такое придумать! Это как мартышки в космосе или пони на беговой дорожке. Действительно. Не знай Юнги собственную подноготную, то тоже бы своим словам не поверил. Первый хулиган их города когда-то, не вылезающий из драк и передряг, а теперь в кресле управляющего следственного отдела руководит поимкой злоумышленников и сотрудничает с федералами. Докатился. Мин чуть опускает голову и посмеивается, представив несчастных пони, рассекающих по бегущей ленте на тренажёре в спортзале. — Если что, — говорит Хосок и ведёт худой ладошкой по вороту чёрного пальто следователя. — Господин полицейский, не штрафуйте меня за неправильную парковку по старой дружбе. — Это попытка подкупа представителя закона? — губы складываются в улыбку. — Просто маленькая просьба, — подмигивает Чон. Одним подмигиванием можно уничтожить вечные льды Гренландии. На безымянном пальце у него Юнги не замечает ни обручального кольца, ни татуировки, которую некоторые пары набивают в день венчания. Вторая рука тоже чистая. Это малость удивляет альфу: в их стране омеги редко остаются незамужними к тридцати. Особенно в такое неспокойное время. Даже самые неказистые из них старались как можно скорее найти себе супруга, Мин получал приглашения минимум раз в пару месяцев на очередную свадьбу от бывших одноклассников и одногруппников. Да и чего уж там, он прекрасно помнит, как Сокджин выносил мозг Намджуну по поводу необходимости свадьбы, пока не довёл своего возлюбленного до психоза. С настырным Кимом не сработали ни уговоры, ни уверения альфы, что брак — это просто юрисдикция, ни скандалы, ни ультиматумы, ни подсовывание либеральных книг. Успокоился он лишь в ЗАГСе. После обустройства собственной личной жизни Сокджин принялся за Юнги, с упорством отъявленного сектанта доказывая другу, что ему непременно стоит жениться в самые короткие сроки на омеге, с которым тогда встречался Мин. По глазам своего партнёра альфа видел, что тот не против связать их пути воедино, но не находил никакого отклика у себя в душе. Оправдывался день за днём, что не готов, что женат на своей работе, что времени нет и возможности тоже. Так продолжалось до тех пор, пока у омеги не лопнуло терпение, а вместе с ним и отношения, зашедшие в тупик. Из размышлений Юнги вытягивает протянутый стаканчик с кофе. — Знаешь, — говорит Хосок, — на ночь кофеин вредно. У него самого в руках тёплый цветочный чай с мёдом и молоком. Самое то для осеннего вечера. — У меня ещё много работы вне офиса, — их ладони соприкасаются. Вверх по локтю бежит электрический разряд, как у замкнувшей проводки. — Я приехал пару дней назад. Ещё не успел привести жильё в порядок. — Значит, ты надолго, — Чон кивает несколько раз и поджимает губы, будто думает, что же ещё сказать. — Если нужна какая-то помощь, то я могу оставить тебе свой номер. Я всегда рад помочь, да и просто поболтать. Так у Юнги появляется новый контакт в записной книжке. Обычно следователь не делится своими персональными данными и даёт рабочий телефон, но для одного очаровательного омеги он, разумеется, делает небольшое исключение. — А ты какими судьбами здесь? Отпуск от гастролей? — спрашивает Мин, наблюдая, как Хосок заполняет графу напротив своего имени. — Каких гастролей? — недоумённо улыбается. — Ну, театр. Сцена. Твоя мечта. — А, — он открывает и закрывает рот. Отдаёт телефон обратно владельцу. Улыбаться не перестаёт, как будто улыбка прикленная: — Я не танцую уже лет восемь как. Не сложилось. Не судьба. Кофе обжигает нёбо, но Юнги даже не морщится. Все столики заняты, поэтому он даже не предлагает Хосоку присесть, да и тот заказал напитки навынос. Наверное, тоже торопится домой. — Ты за рулём сегодня? Подвезёшь меня? — спрашивает омега. — Моя машина сейчас в ремонте, так что… — Да, подвезу, — тут же соглашается альфа. Когда они сходят с места, Юнги замечает ещё одну деталь, которая заставляет его почувствовать себя полным кретином: Хосок заметно хромает. Старается не наступать на правую ногу, что почти не сгибается. Это видно даже невооружённым взглядом, а у следователя глаз намётан на поиск деталей. Он бы подал руку Чону, чтобы помочь дойти до машины, но, наверное, такой жест застанет старого знакомого врасплох. Но двери ему Мин всё же открывает и держит — ходит Хосок медленно, хоть видно, что он изо всех старается не показывать слабости. Оказавшись в салоне, закинув рюкзак назад и удобно устроившись на пассажирском сидении, омега тут же включает печку, как будто бывал в этой машине миллион раз. Юнги то ли в восторге, то ли в бешенстве, однако Хосок расшифровывает неоднозначный взгляд по-своему, поэтому лишь пристёгивается и снова сияет улыбкой, как будто выиграл лотерею. — Видишь, господин полицейский, я даже ремень безопасности использую, — руки прислоняет к пластиковым створкам. Греется потоком тёплого воздуха. Чай стоит на передней панели. Юнги убирает его в специальную подставку рядом со своим кофе. — Где ты живёшь? — В доме родителей. Помнишь, где он? Почему-то помнит прекрасно. Согревшись, Хосок принимается мучать магнитолу, тут же забраковав вставленную флэшку с музыкой: — До сих пор слушаешь этот ужас? — качает головой Чон. — Это же просто крики и какой-то сатанизм. Давай я найду что-нибудь на радио, — и действительно щёлкает кнопками, пока у Мина не начинает дёргаться веко и пока не находит станцию с самыми дебильными попсовыми песнями. — Отвратительно, — уголок губ тянется вверх в усмешке. — Когда подвезёшь меня, то можешь включить что душе угодно, а пока пожалей мои уши, — омега берёт чай и хлюпает им громче незамысловатой музыки. — Раньше тебе нравился старый добрый хэви-метал. — Люди меняются, — пожимает плечами. — Меняются и вкусы. Ты, вот, работаешь в полиции, а я слушаю ABBA. Всё честно. Юнги поворачивает голову в сторону Хосока, когда они останавливаются на светофоре: тот греет руки по очереди и продолжает хлюпать чаем, вытянув губы в трубочку. И у Мина появляется странное чувство, будто всё так, как и должно быть. Будто всё правильно — будто так было всегда. — Ты не ответил на мой вопрос, — говорит альфа. — Что ты делаешь в этом богом забытом месте? Ты же всегда ненавидел этот город и хотел сбежать. — Люди меняются, — омега тоже поворачивает голову. Они сталкиваются взглядами. Бабочки в животе Мина будто просыпаются от тысячелетнего сна и взлетают вверх, щекоча горло изнутри крохотными лапками и нежными крылышками. Под спавшим рукавом нежно-жёлтого кардигана у Хосока обнаруживаются татуировки цветов. Их рассмотреть мужчина не успевает, потому что Чон тут же поправляет одежду: — Я живу и работаю здесь, — примирительно отвечает он. — Я учитель в школе. Преподаю историю, таскаю тетради, ставлю двойки иногда и хожу на родительские собрания ругаться на таких хулиганов, каким был ты. — Можешь им пригрозить другом-полицейским, если слушаться не будут, — машина трогается с места. Юнги отводит взгляд и переключает внимание на дорогу. — А разве это не будет считаться превышением должностных обязанностей с твоей стороны? — Если сходишь со мной в субботу выпить, то не будет. Хосок лукавит: — На свидание зовёшь? Вопрос остаётся без ответа. По радио продолжает транслироваться какая-то чушь для подростков и таких безнадёжных душ, как Хосок. Юнги думает сначала, что тот притворяется и что музыкальные вкусы не могут так круто поменяться, но после пятой песни сдаётся. Даже немного втягивается. Есть в попсе что-то магическое. Закончив с чаем, Чон вновь возвращается к игре с рукавом своего кардигана, пытаясь, видимо, распустить одежду на нитки. На улице, где жило семейство Хосока всё такое же, как и двенадцать лет назад. Частные домики, сады, тишь да гладь, внушающая доверие и ощущение фальшивой безопасности. На детской площадке играют школьники, по тротуарам расхаживают омеги с колясками и гордые собачники с питомцами. Над высокими деревьями кружатся птицы. Хосок ставит музыку на паузу. Юнги останавливает машину возле закрытой низкой калитки, через которую можно перепрыгнуть при желании. — Знаешь, — говорит вдруг омега, — я бы хотел, чтобы дорога до моего дома была вечной, чтобы мы могли посидеть вот так подольше. — Я бы не выдержал вечность под ABBA. — Мин выходит сам и открывает дверь пассажиру, что уже собрал все свои пожитки, а после усмехается, когда тот вылезает, тут же морщась от холода: — Знаешь, ты и школа звучит ещё хуже и неправдоподобнее, чем я и полиция. На втором этаже горит свет и на фоне закрытой занавески виднеется мужской силуэт с широкими плечами. Что же, даже самые неказистые находят свою пару к тридцати, а Хосок не неказистый. Он — чудесный. Это качество он не способен изменить в себе или потерять его сквозь года. — Напиши, как доедешь до дома, ладно? — Чон стискивает его в неуклюжих объятиях и крепко-крепко сжимает альфу руками-веточками, прислонившись щекой к плечу. Там, где шрам от пули. — Ладно. Мин хлопает его пару раз по хрупкой спине. Почему он одет не по погоде? Кто ходит в одном кардигане осенью? Ему же не пятнадцать лет, пора бы знать уже, когда стоит захватить с собой куртку. — Чёрт, — открывается от него Хосок. — Я забыл пальто в школе, — хлопает себя по лбу. — Вот дурак! А я думаю, почему мне так холодно? — и давай смеяться. — Беги домой, — Юнги хочет поцеловать кончик его носа на прощание, но вовремя останавливает себя. — Ага, бегу со всех ног! — салютует Чон и, заметно прихрамывая, идёт к двери. Кретин. Ну полный идиот. Он и не знал, что так сильно скучал по Хосоку.