С дьяволом

      Его день начался раньше, чем ему хотелось бы. Резче, чем мог бы начаться. Одним словом, хуже, чем просто плохо. Автоматический доводчик раздвинул по расписанию шторы, пропуская до слепоты яркий солнечный свет, он выжег сетчатку даже сквозь смеженные веки. Запели птицы — искусственные, из динамика. Заиграла музыка. Спокойная, она словно задумывалась для расслабления, но кому-то пришла мысль использовать её как рингтон для будильника, так что по уху мелодия прошлась, как гвоздь по стеклу.       — Доброе утро, Мадара-сама, — даже мягкий женский голос умного дома звучал угловато. — Сейчас шесть часов ровно. За окном солнечно, температура одиннадцать градусов, днём поднимется до двадцати трёх…       Пряча голову под одеялом, Мадара смирился со своим бессилием и, не задумываясь, отдался лживому обещанию самому себе: «Ещё пять минут». Сегодняшнее утро не располагало к подвигам вроде подъёма по первому зову и утренней пробежки. Не успев открыть глаза, он отчаянно выдумывал, как ему собрать себя по частям для этого дня и выдержать ещё как-нибудь неделю или, не дай бог, полторы.       — …индекс качества воздуха: тридцать восемь… — продолжал женский голос и, кажется, не планировал останавливаться.       — Женщина, дай тишины, — связки гудели, словно говорил кто-то другой. Мадара едва ли признал свой голос и тут же прочистил горло.       — Любите тишину? Я тоже. Как приятно, что у нас столько общего.       Он позволил чуду техники проникнуть в свой дом для голосового управления светом и техникой, сводки новостей по утрам и короткого плана на грядущий день, но всё зашло чуть дальше, в область глупых и бессмысленных диалогов.       — Кстати! — голосовая помощница некстати подняла тон. — У вас пять непрочитанных сообщений, хотите узнать от кого?       Мадара молчал, надеясь, что рано или поздно от холодной безответности она сама умолкнет. Его надежды были как никогда наивны.       — Можете ничего не говорить, я все поняла.       Мадара сел в постели.       — Сообщение от Садао Сано…       Желания бороться с динамиком не было, Мадара заранее знал, что этот бой закончится не в его пользу. Ты слово — она тебе два, как будто материнскую плату калибровали по бескостному языку его бывшей жены. Мадара сонно потёр глаза, пытаясь понять, почему, не поднявшись с постели, он вдруг подумал о своей бывшей. Это утро и так было ужасно, а теперь стало вообще кошмаром. Скинув с себя одеяло, он встал и поплёлся в ванную, чтобы смыть водой сон и лишние мысли.       Неделя стала для него сплошным испытанием. Забегом на ипподроме, где он стал арабским чистокровным, на которого ставили свои кровные зрители, наездником, нещадно хлыставшим кобылу под собой, зрителем, что с жадным блеском в напряжении каждой мышцы тела наблюдал, как на задние копыта фаворита наступает американский рысак. Он был горластым букмекером, что призывал ставить всех не доллар, а десять, и тем скрягой, который просчитывал в уме миллион концовок забега, чтобы не остаться с голой задницей. В этом конкуре он примерил все роли и сошёл с ума.       Душ привёл его в чувства, новая выглаженная рубашка помогла вернуть осанку и сделать вид, что он может в том же темпе продолжать работать хоть месяц, хоть два. Всего лишь вид, а ему больше и не надо. Сидя за барной стойкой на кухне, Мадара проверял сообщения: за четыре часа его сна большая игра, которую они вели с западными партнёрами, могла резко измениться.       — Завтрак, Мадара-сама? — Мадара знать не знал, во сколько встаёт его личный повар, который всегда свеж и бодр к его пробуждению. Может, он и не ложился. Может, даже не уходил.       — Не сегодня, — новости в телефоне заканчивались, тревожных среди них не было замечено.       — Вернётесь к ужину?       — Дай бог.       — Что приготовить?       Мадара отложил телефон, посмотрел в пустоту, кивнул: то ли себе, то ли повару.       — Езжай домой, Ягами, — наконец-то сказал он. — Кажется, у меня забронирован где-то стол, — на точности в собственном графике Мадара был не способен, если дело не касалось крупных событий. Утреннее неотложное совещание, после которого следовала проверка, он помнил, даже когда спал. Поездку в пригород проклинал всю неделю. Запоминать мелочи вроде забронированного стола он считал перебором. Для этого у него был запасной мозг в другой черепной коробке.       — Может, что-нибудь на всякий случай приготовить?       Мадара поморщился. Утренняя тошнота вцепилась в него изо всех сил и не отпускала.       — Благодарю, Мадара-сама. Тогда до завтра.       Оставшись один, Мадара вслушался в звонкую тишину квартиры, подпёр лоб пальцами и в очередной раз попытался собраться. Одно радовало — погода за окном шептала, жаль, что не на языке отпуска. В целом всё лучше, чем вчерашняя гроза и ливень.       Раздался телефонный звонок. Мадара взглянул на дисплей, выдержал небольшую паузу: вслед за ответом придётся нырнуть в бурлящие рабочие будни.       — Да, — выдохнул он, поставив на громкую связь.       — Доброе утро, Мадара-сама.       — Оно не доброе, Хана, погода тебя обманывает.       За сдержанностью голоса в трубке слышалась парадоксальная бодрость. Мадара всегда удивлялся, как в моменте, где он уже разваливался, Хана держала планку, притом что она в одиночку воспитывала малолетнего ребёнка и заботилась о престарелых родителях. Где и откуда она черпала силы, он понять не мог, но с удовольствием поделил бы с ней этот источник.       — Вы готовы? — он не сомневался, что она уже носится по офису, прижимая трубку плечом и собирая всю необходимую документацию. — Здесь в отчётах за апрель и март нет ваших подписей.       — У тебя они хорошо выходят. Даю добро.       — Ни за что! — с возмущением воскликнула Хана и ойкнула, точно задела кого-то в спешке. — Вы же помните, что сегодняшняя комиссия организует проверку по постановлению прокуратуры?       Мадара вновь поморщился. Об этой занозе в своей заднице он помнил даже слишком хорошо.       — Я нашла договор о поставке груза из Китая от сентября прошлого года, — фоновый шум в телефоне пропал, Хана была в своём кабинете, но голос её становился всё тише, несмотря на отсутствие вокруг лишних ушей. — Здесь что-то не сходится, Мадара-сама... Мы заказывали полупроводники и матрицы, вместе с ними был ещё один контейнер, который оформлен как матрицы, но на него нет лицензии, как на прочие. И по декларации не сходится... Есть транзакция на сто пятьдесят миллионов, которая оформлена на нашу не так давно ликвидированную компанию...       На пути к пониманию, о чём речь, Мадара прошёл все стадии: от полнейшего ступора, где ни одной ассоции к её словам не находилось, до озарения. Его встряхнуло. Внезапно он почувствовал бодрость.       — Молчи, — резко отрезал он, опасаясь, что вести подобные разговоры по телефону совсем не безопасно. — Почему ты говоришь мне об этом в день проверки?       — Простите, я просто…       — Просто молчи, — он прикрыл веки, прижал кулак ко лбу, словно пытался выбить оттуда здравую мысль. Чьи-то извинения ему сейчас становились костью поперёк горла. — Принеси мне в кабинет, хорошо?       — Да.       — Кабинет под ключ.       — Конечно.       — И все неподписанные бумажки туда же, — возникшая пауза в телефоне обозначила беспокойство женщины. Мадара не сомневался, что она умная, тупых он не переносил, тем более на расстоянии вытянутой руки. Он знал, что его запасной мозг в другой черепной коробке начал усердно генерировать мысли, и, чтобы убедиться, что ни одна из них не ведёт по пути сотрудничества с полицией, Мадара спросил: — Всё в порядке?       Она молчала. Кусала губы, щипала брови или дёргала пуговицу на пиджаке — он знал её как облупленную.       — Да, — соврала Хана.       — Выгляни в окно. Дыши глубже, успокойся. Это, что, первая проверка?       Снова пауза.       — Нет, но…       — Соберись, Хана. Если соберусь я, всем будет плохо, слышишь?       Последний раз, когда он включал босса, компания потеряла восемь сотрудников за один день, поэтому все с облегчением выдыхали, когда Хана была у руля, а Мадара после долгих вчитываний в четырнадцатый размер шрифта ставил подписи туда, куда она показывала пальцем.       — Да, — Хана последовала его совету. — Водитель уже ждёт вас внизу.       — Замечательно. Пока еду, сделай кофе.       — Хорошо.       Сбросив звонок, Мадара тихо чертыхнулся себе под нос. Он знал, что за пять минут до важных событий происходят катаклизмы, но подобные воспринимались не иначе как кара свыше. Прихлопнув столешницу ладонью, словно несчастное дерево печатало чёрную бухгалтерию, Мадара встал, взял пиджак, телефон и двинулся в пасть череды несчастий, что поджидали его за порогом.       В офисе кипела суета. Ни свет ни заря уже шелестели бумаги, цокали каблуки, слышалась ругань, и наперебой им крики передать с того края стола степлер. Тянуло сигаретами из курилок, в которые будто бы закинули дымовую гранату. Скрывшись от хаоса за жалюзи кабинета, Мадара уселся в кресло. Откинулся на его спинку, закинул нога на ногу, сложил на животе руки в замок и окинул серым, не предвещающим ничего хорошего, взглядом трёх человек, между которыми, словно культовое божество, лежала стопка бумаг. Та самая проклятая документация, что связала Китай и сентябрь в один переплёт. Помимо этих бумаг, Хана подкладывала ему под нос другие.       — Тут вроде всё сходится… Это мартовские акты… — поправляя очки сбивчиво говорила Хана, привычно показывая пальцем на место подписи.       — Вроде? — Мадара силком оторвал спину от стула и достал из нагрудного кармана пиджака ручку. — Хана, я запрещаю тебе это слово, слышишь? Забудь его.       С медленным и глубоким вдохом женщина вбирала в себя спокойствие, насколько оно вообще здесь было возможно. В такие моменты всегда казалось проще отыскать жизнь за пределами Солнечной системы.       Кабинет накрыло странной и неестественной для столь шумного утра тишиной. Мадара читал, привычно приподнимая брови на каких-то словах, словно находил в них такую чушь, что этот день обречён на очередной шквал сокращений. Затем он взглянул на бледнеющую Хану, шумно и больше для вида вздохнул, поставил подпись и вновь откинулся на спинку стула.       — Это всё? — он не торопился прятать ручку.       — Да, — с готовностью и облегчением кивнула Хана, хватая документы.       — Иди сделай себе кофе и выдохни.       — Хорошо.       Она глухо и торопливо зацокала на своих чёрных кожаных туфлях родом из времён своей бабушки. Явно не пить кофе, подумалось Мадаре. Таким галопом несутся работать особо ответственные и суетливые ячейки коллектива, первой из которых была его помощница. За это он её и ценил.       — А теперь вы, — Мадара потянулся за своей чашкой, дым от которой соблазнял его последние десять минут. — Кто хочет покаяться? Чистосердечное признание творит чудеса, сами знаете.       Мадара взглянул на своего юриста, светловолосого мужчину в очках, которому с виду не давали больше двадцати пяти. Внешность обманчива, Мадара понял это, когда посмотрел копию его паспорта на финальном этапе собеседования. А потом решил, что так даже лучше. В судах оппоненты обманывались этим не тронутым зрелостью лицом, не воспринимали всерьёз и делали одну ошибку за другой. Сколько лазеек компании подарил этот отвлекающий манёвр. А сколько сокрушительных ударов потом наносил его незаурядный ум…       — Кабуто?       Кабуто сплёл пальцы замком и прижал к лицу. Нахмурил лоб, хмыкнул, откинулся назад.       — Спросят с бухгалтерии…       — Я тебе не суд, Кабуто, здесь про эти перекатывания бочки можешь забыть. В первую очередь спросят с меня, а я косо посмотрю на юридический отдел, который всё это согласовал. Твоя подпись здесь есть так же, как моя. Как и ваши, господа экономист и заместитель, — Мадара поочередно хлестнул взглядом Какузу и Обито. — Так что готовьтесь к увлекательному путешествию на ближайшие лет десять в места не столь отдалённые. А пока инспекция стоит в пробке в трёх кварталах отсюда, я хочу знать, какого чёрта на один из контейнеров нет лицензии? Мало того, что нет лицензии, так ещё и левая транзакция оформлена на нашу обанкротившуюся компанию под предлогом поставки диализатов. В курсе, как это всё проверяется? А? — так и не пригубив кофе, Мадара подался вперёд. — Вот так это всё проверяется, — он резко щёлкнул пальцами почти что под носом серьёзного донельзя Какузу. — Чего молчишь, экономический гений, скажи мне хоть что-нибудь.       — Лицензии нет, потому что лицензии проходят через государственный регистр…       — Вы больше, чем полгода, ждали, пока я вам напомню, что всё в этой жизни покупается? — Мадара сдался и с лязгом громыхнул чашкой по столу. Не до кофе. — Контейнеры, недвижимость, бизнес, люди, лицензии?       — Кое-что изменилось. Кое-кто, если точнее, — счёл нужным напомнить Обито и вмиг заслужил разряд, пущенный прямиком из чёрных глаз. — Не делай вид, что слышишь в первый раз о перестановках сверху. Уже как год сменился начальник службы по контролю за оборотом наркотиков. Среди министров экономики у него свои связи, поэтому сейчас со всем стало сложнее, в том числе с лицензиями.       Попытки вспомнить эти разговоры были бесплодны, Мадара их быстро прервал:       — Ты мне хочешь сказать, что один неподкупный человек среди десятков продажных чиновников может на что-то повлиять?       — Нет, если этого человека зовут не Тобирама Сенджу. Говорил же.       Да, Мадара стал что-то вспоминать. На фамилию Сенджу всегда откликались воспоминания, имя Тобирамы добавляло им неудобоваримого душка. Нога под столом нервно задёргалась. Плохо, что принципиальные люди занимают посты, хорошо, что и на них есть свои рычаги влияния, подумал Мадара и усилием воли подавил тремор.       — Эти бумаги надо убрать куда-нибудь подальше, желательно не домой. Скорее всего, там тоже будут обыски... — сказал Кабуто, что и так всем было понятно.       — К этому контейнеру можно прийти через запрос в банк по переводам и не только, — наконец-то заговорил Какузу. Мадара на него посмотрел. — Но быстро это сделать получится, только если знать, что искать, а они сейчас, думаю, идут наощупь. Пока они будут копаться там, где чисто, у нас, надеюсь, получится оформить лицензию задним числом. А в Китай мы отгрузили бракованную партию диализатов тем же сентябрём, так что не прикопаются. У нас есть все бумаги на их продажу, заключённый договор... В общем, здесь не возникнет вопросов.       Мадара взглянул в окно на безоблачное синее небо, о чём-то сильно задумавшись. Вновь заговорил Кабуто, в его речь вплетались замечания Обито, но для Мадары все их слова стали фоновым бессвязным шумом. Как же он устал, кто бы знал. Как же ему нужна была хоть одна хорошая новость в период глобальной неопределённости. Больше всего в жизни он ненавидел подвешенное состояние, в котором пребывал теперь. Нога под столом вновь стала чеканить ритм наэлектризованных эбонитом нервов. Он силой притянул взгляд туда, где велась прошедшая мимо него дискуссия, какое-то время потребовалось, чтобы вернуть зрению фокус, а взгляду — ясность.       — Я надеюсь, вы выясняете, кто из вас съест эту макулатуру, — Мадара кивнул на стопку бумаг в центре стола и вновь взял чашку. Кофе не дымил. Уже остывал. Все разом замолчали в замешательстве. — Что смотрите? — Мадара отхлебнул ужасный тёплый кофе и поморщился. — Я понял, героизм — это не про вас.       Он достал телефон и кого-то набрал:       — Далеко убежала? — способность мгновенно отвечать на его звонки обладала только Хана. — Есть дело, нужно кое-куда прокатиться.       Бардака с приходом проверки увеличилось в два, а то и в три раза: люди с важными корочками не аккуратничали, выгребали сейфы, не стесняясь, как у себя дома. Выкуривая третью за последний час сигарету, Мадара тоже потерял приличия. Курить в его кабинете было запрещено, как и в любом другом помещении офиса, но особенный день развязывал ему руки. Главное, чтобы проверка не привлекла сюда товарищей из пожарной инспекции, а всё остальное пережить можно.       В дверь постучались. За пару секунд Мадара опознал этот стук и даже не шелохнулся в сторону пепельницы: костяшками пальцев Обито отбивал привычный ритм.       Он зашёл, не дождавшись ответа, и быстро прикрыл за собой дверь. В кабинете со звукоизоляцией глох рабочий шум коллектива, зато старательно гремел очиститель воздуха. Дым сигарет всё равно ощущался, но не так вульгарно, как мог бы.       — Как? — сухо спросил Мадара о бурлящем за стеной процессе.       — Не без косяков, но всё по мелочи.       — Косяк бы сейчас не помешал, — глубоко затянулся Мадара и не почувствовал облегчения. Что-то внутри него спазмом засело где-то за грудью. Сжалось так, как сжимаются в космосе гиганты и образуют чёрные дыры. Он был арабским рысаком, его наездником, букмекером, зрителем. И теперь он устал так, что сам едва ли представлял, на каких силах держится ровно его многострадальный хребет и протёртые до дыр нервы.       — Ещё хотя бы две недели, — Мадара стряхнул пепел и перевёл полупустой взгляд на Обито. — Ты нам нужен чистым и смышлёным. Дождись, пока это всё закончится.       — Кстати, — весьма некстати вспомнил Мадара. — Как так вышло, что об этих бумагах мне сообщила Хана, а не ты?       Обито нервно заёрзал на стуле.       — Да всё будет нормально, они запросили документы до декабря. Мы бы обнаружили в любом случае, но чуть позже…       — Бы, но… — повторял Мадара то, что особенно занозило внимание. У китайских философов были инь и янь, у него — ясность и точность. Отцовская школа. Семейное кредо. — Это жёлтая карточка, Обито. Ещё одна такая — и будет красная, ясно?       Мадара никогда не был ценителем футбола, он ни разу не видел от и до ни одного матча, но изъясняться доходчиво на языке собеседника обожал. Футбол в его жизни был мельком, часто на семейных слётах, что случались в честь либо очередного дня рождения плодовитой семьи, либо удачной сделки успешного семейного бизнеса. Слушать «взрослые» разговоры утомляло, присутствие было обязательно, оставалось примкнуть к группировавшимся у телевизора шкетам и попытаться проникнуться. Не выходило. Обычно их увлечения с Изуной перекликались, но в моменты чемпионатов скорее Обито был ему родным, чем Мадара.       Докуренная сигарета задержалась в пальцах. Жжение вернуло Мадару в кабинет.       — Что с Тричером?       Затушив окурок, Мадара взглянул на часы на запястье. Короткая, наконец-то, стрелка добралась до двенадцати.       — У нас с ним встреча через два часа, — он вдруг задумался, куда делась Хана, и почему его никто никуда не торопит. — Хана вернулась?       Прежде чем Обито успел ответить, в кабинет суетливо и мелко постучались. Дверь приоткрылась, в неё так же суетливо проскользнула спиной вперёд Хана, нагромождённая кофе и чехлом для одежды.       — Простите, вы помните, что нам уже пора выезжать?       Эта женщина работала, как часы, даже лучше. Мадара молча стал стягивать галстук, расстёгивать пуговицы рубашки. Встреча с Дэвидом Тричером предстояла в относительно неформальной обстановке на побережье пока что холодного, но всё же прекрасного моря, в арендованном американцем домике.       — Справишься без меня? — Мадара уже одним ухом слышал шум прибоя.       — Конечно, — Обито внимательно следил за Ханой. Она поставила кофе на стол, расстегнула чехол и подала из него идеально белую рубашку свободного кроя. — Насчёт лицензии… Надо бы поговорить с Сенджу.       — С которым? — Мадара откинул одну рубашку на стол, другую взял в руки и стал одеваться.       — С любым. Но с Тобирамой я бы не рискнул.       — А с Хаширамой особого смысла нет, — задумчиво застёгивал пуговицы Мадара, оставляя верхние расстёгнутыми.       — Тем не менее…       Хана проскользнула с креслу и собрала оставленную на нём одежду.       — Такие разговоры не начинают с пустыми руками, — сам себе сказал Мадара и взял кофе, сквозь картон почувствовав температуру. Всё лучше, чем утренняя остывшая желчь. — Подумаю. Хана?       — Да-да! — молния чехла давалась с трудом, но бороться с ней стоя на месте было недопустимой роскошью, поэтому она двинулась в открытые Мадарой двери.       — Если что звони.       Обито кивнул, зная, что не позвонит. Любой его звонок закончится тирадой на тему «Почему ты не можешь без меня даже чихнуть?» и новой жёлтой карточкой. А две жёлтых по закону спорта всегда становятся одной красной.       Выезжая из душных пробок большого города, Мадара почувствовал толику спокойствия, нашедшего на него вместе с рваными облаками на небе и разбросанными по сторонам горами. Весь оставшийся вечер ему предстояло провести в компании Дэвида Тричера — известный в узких кругах человек, способный одной своей каллиграфической подписью ниспослать столько денег, как будто всё до них было сплошной бедностью. Мадара не знал, что такое бедность никогда в своей жизни, но всё познаётся в сравнении.       Тричеру было за шестьдесят, сюда из Лос-Анджелеса он прибыл не только по деловым вопросам вроде закупки на американский рынок японской техники, но и, к несчастью Мадары, в отпуск. Это стало понятно после первой встречи, когда на его дряблой шее повис ляпистый оранжевый галстук.       — Вы прямо поёте! — хохотнул Тричер. — Нет, правда. Хорошо говорите на английском. Мало того, как говорите, чего греха таить, мне нравится ещё и что говорите.       Мадара сдержанно улыбнулся. Пришлось прикусить язык, чтобы не сказать вслух, что английский — это лингвистический полуфабрикат и до японского ему никогда не допрыгнуть. Вместо этого он молча подвинул к Тричеру договор.       Дэвид взял в руки бумаги и вчитался в них со знакомой Мадаре дотошностью.       — Всё хорошо, одно но… Мой отец учил меня не принимать важные решения спешно, с нагруженной головой. Нужно немного времени. Вернёмся к этому разговору через пару дней? Клянусь, Америка ваша, если за это время Фудзияма не нашепчет мне ничего лишнего.       Внутренний взрыв Мадары загородила выстроенная годами сдержанность, хотя проницательность Тричера, скорее всего, смогла отыскать в этой стене щёлку. За ней на горизонте до самых небес вырос атомный гриб.       — Конечно, — вновь улыбнулся Мадара. — Как скажете.       Слова о Фудзияме сейчас вспомнились отчётливо, как будто даже с пророческим подтекстом. Всё это, конечно, было совпадением, но как же не хотелось проблем с законом перед этой сделкой… Водитель сбавил скорость. Следя за спокойным синим заливом, Мадара и не почувствовал двух часов дороги, что подошли к концу.       — Как приятно вас снова видеть! — услышал Мадара, едва ли успев выйти из машины. Ещё раньше, чем почувствовал тёплый солоноватый ветер на лице, барабанные перепонки вздрогнули от радушных приветствий.       В этот раз на Тричере вместо нелепого галстука было кимоно и улыбающаяся молодая японка в юкате в качестве аксессуара. Мадара бегло взглянул на неё и понял, что отпуск у Дэвида проходит славно.       — Вы голодны? — спросил Тричер, кланяясь с улыбкой выходящей из машины Хане.       — Вы даже себе не представляете, насколько.       — Тогда вы как раз вовремя. Мы уже накрыли стол.       Во время обеда они опрокинули пару пиал, и Мадара обмяк. Их разговор с Тричером прошёлся пару раз по деловым вопросам, а затем свернул в кювет повседневной болтовни. Странно, но выходило это легко. Он никогда бы не подумал, что сойдётся с махровым республиканцем, но Хана была тому свидетелем. Дэвид достал из своего чемодана бренди, и их разговор стал ещё увлекательней.       Вечером залив почернел. Лёжа на шезлонге, Мадара вглядывался в берег и бродящих по нему людей. Куда-то запропастилась Хана, в последний раз он видел её час назад, она разговаривала с женщиной Тричера, затем с сыном по телефону. Он вспомнил о ней, потому что нужно было ехать домой, а ещё потому, что под шёпот волн он понял, что ему кровь из носу нужен выходной. Не когда-то на этой неделе, не через несколько дней, а именно завтра. Отключить все будильники, поставить телефон на режим «в самолёте» и умчаться к побережью, только без Тричера. И не успел Мадара подумать о ней, как вдруг услышал выстроенный в деловой манере разговор:       — Простите, у вас было назначено время?       Мадара скривился. Только не телефонные звонки, он не собирался сейчас ни с кем общаться. И ему очень не нравилось, что Хана шла к нему.       — Простите, — который раз извинилась она и села на пустой шезлонг рядом, поймав выстраданный взгляд Мадары. — Повторите имя? Сакура Харуно, я поняла… Одну минуту.       Она одним движением бровей спросила его, он нахмуренным лбом ей ответил. Имя ни о чём ему не сказало. На минуту Мадара даже с облегчением поверил, что этот звонок минует его. Хана достала из сумки планшет, сверилась с расписанием звонков, встреч, но этого имени нигде не нашла.       — Где, говорите, встретились? — спросила Хана и поставила на громкую связь.       — На выставке два дня назад. Он сказал, что я могу позвонить, если вдруг мне понадобится искусственная почка.       Мадара не сразу угадал голос, но, вспомнив разговор, взял телефон из рук Ханы и отключил громкую связь.       — Долго думала, партия искусственных почек уплывает в Штаты.       Его собеседница в лёгкой обескураженности замолчала, больше от неожиданности.       — Здравствуйте, — вдруг неуверенно проронила она. — Это Сакура, помните, я…       — Помню, — перебил он и для драматизма вгляделся в горизонт. — Усталый взгляд, замученный вид, абсцессы. Это хорошо запомнил, а вот на имена памяти никакой.       — Моё имя вы так и не спросили.       — Моё упущение.       Хана встала с шезлонга, хотя обычно всегда присутствовала на любых его встречах, если, конечно, не было намёков на конфиденциальность разговора. Что её заставило встать, Мадара не совсем понял, но он тут же её остановил и взмахом руки попросил сесть обратно.       — Не думал, что решишься позвонить, если бы знал, точно спросил, — солгал Мадара.       — Честно говоря, я сама удивлена, обычно я так не делаю…       — Обычно тебе много таких предложений поступает?       Снова тишина. Он застал её в расплох.       — Нет… Но если бы поступало, я бы, наверно, не звонила…       Мадара снисходительно улыбнулся.       — Стало быть, дела совсем плохи? — он взмахнул Хане, и каким-то чудом она поняла, что надо открыть расписание на неделю.       — Можно и так сказать. Хотя нет, даже хуже.       Он быстро пробежался взглядом по строчкам и, извинившись, отложил телефон подальше.       — Мы можем перенести встречу с Садао на пятницу? — это был вопрос лишь по интонации, на деле уже принятое решение. — Он не стоит целого дня, а мне нужен выходной.       Хана окинула взглядом расписание и коротко кивнула. Мадара вернулся к звонку:       — Что делаешь завтра?       — Ничего.       — Отлично…       Ему в голову вдруг пришла идея. Мадара застыл с расплывшимся по горизонту взглядом. Кто бы мог подумать, что вчерашнее случайное знакомство сегодня окажется красивой коробкой конфет, которую можно вручить Хашираме Сенджу, прежде чем озвучить маленькую угловатую просьбу…       — Я позвоню тебе вечером с другого номера, хорошо?       — Хорошо.       Звонок прервался, Мадара ещё некоторое время подержал телефон в руках, а затем в той же глубокой задумчивости передал его ожидающей распоряжений Хане.