Глава 2: Это не Олух
*** Тени на холмах, эскиз деревьев и нарциссов. Поймай летний ветерок и зимние холода Оттенками на снежном царстве полотна Теперь я понимаю, Что ты пытался мне сказать И как ты страдал за свой рассудок И как ты пытался нести свободу Тебя не желали слушать Не знали, как Быть может, теперь они услышат Звездная-звездная ночь *** Ночной воздух был благословением для лица Иккинга. Прошло много времени с тех пор, когда он последний раз ездил без шлема. Потеряв его в бою, Вождь не мог не почувствовать себя помолодевшим от этого ощущения. Конечно, ему пришлось еще больше щуриться, чтобы защититься от потока ветра, но его касание по волосам и шее ощущался как объятие. Снова оказавшись в небе, он словно разминал тело после того, как всю ночь просидел, сгорбившись, работая над новым устройством. Беззубик тоже, казалось, чувствовал себя более непринужденно на ветру, его тело поворачивалось в гармонии с ним. В этом было что-то более глубокое, прямо в его душе, как и всегда. Иккинг был просто создан для неба, вот и все. Жаль, что он родился с двумя ногами и без крыльев, но, с другой стороны, это могло быть слишком большим шоком для Стоика. Отец. Иккинг задавался вопросом, что он подумает обо всем этом. Подумать только, Вождя племени садят на скамейку запасных в разгар битвы «не на жизнь, а насмерть» и ему приходится возвращаться в племя, поджав хвост, даже не зная, одержали ли они победу в его отсутствие. При этой мысли Стоик, несомненно, перевернулся бы в своей водной могиле. Честно говоря, лучше бы Иккинг умер, чем столкнулся лицом к лицу со своим племенем, что ему и предстояло сделать, ну или с тем, что от него осталось. От этой мысли у него завязался узел в животе. Армада была немалой силой, без сомнения, жертвы будут. Новые шрамы и обиды, новые ужасные истории и слезы, новые сироты, еще несколько человек с ампутированными конечностями, вероятно, присоединятся к ним. Иккинг взял на себя ответственность помочь в этом конкретном виде реабилитации. Когда он потерял ногу, Плевака сделал для него то же самое. Он помог ему научиться компенсировать хромоту, скорректировать приемы боя (не то чтобы Иккинг был в них очень хорош), ухаживать за раной в первые дни, оптимизировать комфорт при использовании различных протезов и какие отвары лучше всего помогают при сыпи. И, пожалуй, самое неприятное - какие мысленные тренировки помогут справиться с ужасными фантомными болями. Иккинг прокрутил в голове соответствующие ингредиенты и материалы, если кому-то из новичков понадобится краткое изложение того, что необходимо. При этом он внезапно понял, что они, вероятно, думали, что он и Беззубик мертвы. Ужас. Ну что ж. Это будет не в первый раз. Они могли бы добавить это в список "драматических моментов", который вел Задирака. До сих пор у них было около девяноста четырех очков. Этот трюк заслуживал как минимум пяти. И все же. Его пальцы нервно постукивали по чешуе на затылке Беззубика. Он надеялся, что с ними все в порядке. Особенно с бандой. Честно говоря, ему не следовало волноваться, они все доказали, что им везет больше, чем выжившему яку после Сноггола. У них наверняка все будет хорошо. Насколько он помнил, все драконы были освобождены с кораблей в хаосе битвы, что было большим плюсом. Кажется, все, кроме Дневной Фурии. — Думаешь, с ней все в порядке, приятель? — спросил Иккинг, нервничая в ожидании ответа брата. Иккинг мог видеть, как Ночная Фурия нахмурила брови, когда мысль о том, что что-то случилось с его партнершей, пришла ему в голову. Судя по всему, дракон уже думал об этом. Он взмахнул крыльями один…два раза, прежде чем опустить голову в плохо скрываемом отчаянии. Из носа Беззубика вырвалось обеспокоенное поскуливание, после чего он откинул шею назад. Страха в глазах его дракона было достаточно, чтобы ответить на этот вопрос. Иккинг мог только попытаться представить тот ужас, который сейчас чувствовал Беззубик, не зная, жива ли твоя Единственная, мертва ли или ей больно. В последний раз они видели «Дневную Фурию» когда очень быстро снижались, но тем не менее они оба знали, что намордник остался на ней, как и Гриммель. Когда Армада была уничтожена, Иккинг со стратегической точки зрения предположил, что если бы военачальники выжили, они бы понесли свои потери и исчезли. Лучше перегруппироваться и восстановиться, чем быть убитым разгоряченными дракой Хулиганами, жаждущими отомстить тем, кто пытался забрать их драконов. Тем временем у Гриммеля, лишенного своих Смертохватов и дирижабля и не имеющего своих союзников военачальников, остался только один реальный путь к отступлению: на Дневной Фурии. — Мы найдем ее Беззубик. Я не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось, обещаю, — поклялся он. Когда Беззубик не ответил, он попробовал еще раз. — Подумай об этом: она не Ночная Фурия, поэтому ему незачем убивать ее, если это не принесет ему какую - то выгоду. Кроме того, она нужна ему живой и здоровой, если он использовал ее, чтобы сбежать. Видишь? Все в порядке. Мы просто выследим его, вернем ее в целости и сохранности, заставим его заплатить за это, и вуаля, миссия выполнена. Хотя оптимистичный тон, возможно, был направлен на то, чтобы подбодрить своего друга, Король Драконов мог только приподнять бровь, увидев заготовленный за одну минуту план Вождя. Это был взгляд, который говорил: «Долго и упорно думал над этой стратегии, не так ли? Это просто отлично, не так ли? Моя жена в таких хороших руках.» Вождь махнул рукой. —Пфф, не смотри на меня так. Мы придумаем что-нибудь получше, когда я смогу взять в руки карту, хорошо? После этих слов Ночная Фурия сделала дугу в сторону противоположной части острова. Иккинг обнаружил, что меняет угол наклона стопы одновременно с движениями Беззубика. Очевидно, старые привычки умирают с трудом. Однако Иккинг не стал останавливать автоматическую реакцию: не было смысла рассинхронизироваться с полетом дракона. Это было бы непрактично, поскольку, если что-нибудь случится с хвостом Беззубика, им, возможно, придется вернуться к предыдущей версии, прежде чем Иккинг сможет создать новую. Он был уверен, что красный хвостовой плавник, все еще лежит в его палатке на базе. Хотя он бы не хотел им пользоваться. Эта езда без седла, хотя и менее стабильная, почему-то казалась правильной. Это напомнило Иккингу те дни, когда он грубо сшил кожу для своего первого седла при свете свечи, когда он все еще тянул руками хвостовые шнуры. Это напомнило ему о его первом полете с друзьями и о том, что у большинства из них не было ничего, кроме одной веревки, чтобы удержать их на драконе. Но это? В каком-то смысле это казалось целостным. Словно две руки, слившиеся воедино. Это заставило его вспомнить о своей матери, которая всегда была на два шага, а точнее на двадцать лет, впереди него в любом драконьем деле. Ему придется спросить у нее совета по полетам без седла. У этой женщины всегда были в запасе дополнительные хитрости, и Иккинг был уверен, что у нее есть какие-то странные и малоизвестные знания или методы, которые могли бы помочь, например, как, потянув за пластины на подбородке Беззубика в определенном порядке, каким-то образом откроется портал в Муспельхейм. Может быть, другие наездники тоже захотят пересесть? Хотя, возможно, не Сморкала, его седло было единственным, что предотвращало те самые ожоги, и даже тогда это предотвращало только, возможно, двадцать процентов ущерба, нанесенного его «мужественным булочкам», как Сморкала так мило окрестил их группе. Если бы Иккинг смог защитить себя от молний (за что он теперь был бы очень благодарен, учитывая, что он сделал это случайно), то его кузен, возможно, обратил бы внимание на то, что ему следует надевать броню. Мир под ними был тусклым, окутанным мрачными тенями ночи. Облаков не было, но с океана надвигался туман, покрывая берега и забираясь в леса, заслоняя деревья делая их похожими на кладбище темных монолитов. Когда они подлетели выше, Иккинг поднял глаза к звездам. Это заняло мгновение, но затем его брови опустились, а веснушки на щеках исказились, когда он в замешательстве прищурился. Он был очень спокоен на протяжении всего этого времени (не считая его беспорядочных и панических воплей по своему дракону ранее, мы ничего об этом не говорим, большое спасибо), но ему еще предстоит справиться с тем, что произошло на пляже той ночью. Иккинг откинулся назад и осмотрел весь горизонт. Луна все еще находилась высоко в небе и послушно освещала мир так хорошо, как могла, не то чтобы дуэту требовалась помощь, учитывая ночное видение Беззубика, но Иккинг все равно это ценил. Иккинг никогда не был особенно предан своим богам. Он, конечно, знал их историю, как и любой наследник викингов, он принимал участие в церемониях и тому подобном, выражал свое почтение и, возможно, молился раз-другой. Но по сравнению с обычными Хулиганами, поклоняющимися Одину, молодой вождь всегда слишком глубоко засовывал нос в альбомы для рисования, чтобы уделять особое внимание гобеленам в Большом зале или рассказам Плеваки у камина о различных испытаниях и невзгодах от богов. Но боги настолько присутствовали в повседневной жизни, что никогда не приходилось особо стараться что бы быть осыпанным историями. И хотя большую часть времени в центре внимания находились большие парни, будь то Один, Тор, Бальдр или Фрейя и так далее и тому подобное, менее заметные боги всегда имели для них приятную нотку загадочности. Никогда раньше Иккинг не верил в это так сильно, как сейчас, потому что, несмотря на близкое столкновение со смертью, он смог выжить, что-то вытащило его из воды. И единственным нелогичным, логичным ответом, который мог дать его мозг, было просто имя. Мани. Какие дела у лунного бога могли быть с каким-то случайным вождем викингов, ему было непонятно, и рациональный разум Иккинга не хотел на этом останавливаться. Возможно, это была всего лишь галлюцинация, и на самом деле он вытащил себя на берег в тумане предсмертного переживания. Да, это имело бы гораздо больше смысла. Но это не объясняло его сухую одежду. Проклятие. Он мог бы поговорить с Готи позже, если она будет не слишком занята ранеными. У нее всегда были ответы на подобные вещи. Или она могла бы просто ударить его своим посохом по виску и сказать, чтобы он взялся за ум. Возможно, он предпочтет это любому другому варианту. Наконец они сделали последний поворот, и в поле зрения появилась бухта. Вот только это была не бухта. Там, где Иккинг ожидал увидеть торчащие разбитые корабли и все еще тлеющие обломки в залитой керосином воде, не было ничего, кроме кромешно-черного моря со зловещим слоем тумана, танцующего на его поверхности. Рябь мерцала от случайных лунных лучей, когда мягкие волны плескались о галечный пляж, все еще скрытый туманом. —…Никаких обломков. Хорошо. Это странно.— Он пробормотал, вспоминая мощные взрывы, которые потрясли его мозг и вызвали звон в ушах. Глаза Беззубика метались по сторонам, его более острое зрение также искало хоть один признак только что произошедшей битвы, но он тоже ничего не нашел. — Давай проверим это, Приятель.— Сказал Иккинг, похлопывая Ночную Фурию по плечу. Они что-то упустили, и он это знал. И вот они спикировали и изящно приземлились на одинокий берег. Туман все еще был густым, но за время их пребывания в воздухе значительно уменьшился. Осторожно, стараясь оставаться на расстоянии фута друг от друга, пара двинулась по пляжу, время от времени обращаясь к тем, кто их услышит. После столь крупной битвы племя несколько недель бы патрулировало берега, чтобы собрать все, что стоит сохранить, будь то металлы, паруса или припасы. Учитывая их нынешний статус мигрантов, они нуждались в металлах, которые они не могли увезти с собой из Олуха, поэтому эти пустые берега заставили Иккинга почувствовать тревогу. Впервые ему не понравилась тишина. Ни капельки. —Гах! Если бы не молниеносные рефлексы Беззубика, Вождь сейчас ел бы грязь, поскольку его протез зацепился за выступающий в песке камень. Голова Ночной Фурии подтолкнула его в вертикальное положение, а затем принюхалась к странному угловатому камню. — Спасибо, Беззубик. Подожди… что за…? — прошептал он, проведя несколькими пальцами по оскорбительному предмету. Он был длиной и шириной, пожалуй, с предплечье дракона, странно торчал из песка и явно не был простым камнем. Вздутая фигура была покрыта потемневшей ржавчиной. А ржавчина означала железо. Вождь опустился на колени и начал раскапывать основание, чтобы выкорчевать эту штуку. Как только Беззубик понял задание, задача пошла намного быстрее, и вскоре их совместными усилиями (в основном Беззубика) объект был полностью вырван из цепляющейся земли. Это был якорь. Массивный якорь. В большинстве мест он был проржавлен, в других - потемнел от старости, износился и устал, но, несомненно, это был якорь. В его щели налипли куски песка, а к свободным местам, видимо, присосались разные существа. Под коротким и разорванным звеном цепи была выемка, там, где обычно располагался герб. — Беззубик? Можно небольшой плазменный залп? — Он спросил. Небольшой выстрел плазмы на мгновение осветил местность фиолетовым светом, а затем оставил дымиться верхнюю половину якоря. Ржавые и песчаные обломки, теперь отстрелянные, обнажили герб, который искал Иккинг. Ответ, полученный перед ним, заставил его почувствовать легкую тошноту. — Это… эм… это военно-морской герб Чагатай-Хана, Приятель. — прошептал он, нервно улыбаясь абсурдности этого факта. Чагатай-Хан, который вместе с Гризельдой Печальной и Рагнаром Скалистым совсем недавно воевал с ними в этих самых водах. Этот якорь не имел никакого смысла. Это было лишено смысла. Казалось, ему были десятилетия, если не столетия. Это напомнило ему о различных военных трофеях, которые пылились в хранилищах Олуха в его детстве, остатки ссор его предков. Такие вещи, как троны или носовые фигуры кораблей, а также старые якоря. Беззубик презрительно отмахнулся от якоря передней лапой и нахмурился, словно существование якоря было для него крайне оскорбительным и требовало выговора. Так и было. Потому что от этого у Иккинга заболела голова. Это было невозможно. Он мысленно исследовал другие варианты. Может быть, несколько жизней назад здесь произошло еще одно сражение или кораблекрушение, и, может быть, просто так получилось, что у этих кораблей был похожий — ладно, не похожий, идентичный герб. Может быть, это было семейное дело, и пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-прадедушка военачальника плыл мимо острова, посмотрел на этот якорь и подумал: нет, эта штука как-то странно на меня смотрит, и тут же швырнул его за борт. Видите? Теперь это стало возможным. Это было маловероятно, но не исключено. Но предположение, что этот якорь присутствовал и использовался в бою, было смехотворным. Это было смешно, и все же Иккингу хотелось прихлопнуть эту штуку самому. Так он и сделал. Он ударил якорь. Это не облегчило его головную боль. Иккинг не любил чего-то не знать, так что он раздражал его. Он собирался встать, когда его внимание привлекла зияющая дыра, которую они вырыли в песке. Внизу, на самом дне, в небольшой лужице воды с песком, блестело что-то тусклое и серое. Он наклонился в яму, хвост Беззубика скользнул и поддержал его грудь, не позволяя ему упасть туда лицом. Лунный свет не мог хорошо проникнуть в яму, поэтому дракон помог своему человеку, создав пламя во рту. Мерцающий свет предоставил вождю гораздо больше обзора, когда он вытащил второй странный предмет. К счастью, этот оказался намного легче. И это тоже было очень знакомо. Иккинг откинулся на песок, а Беззубик потушил пламя и посмотрел на то, что держал вождь. Лицо самого драконьего всадника было пустым. Он уставился на предмет. Когда это не помогло, он уставился еще раз. Но все равно ничего. Он держал Инферно. Лезвие было сломано пополам и настолько тупо, что им можно было бы чесать спину. На рукояти были сколы, трещины и гниль, кожаные шнуры исчезли, а весь цвет, который они когда-то имели, отлил из них, как кровь от лица Иккинга. Рисунок дракона на устье рукояти был не просто поврежден, он был разрушен. Экспериментируя он нажал кнопку зажигания, она не сдвинулась ни на дюйм. Он попытался открыть рукоять и увидеть картриджи с гелем Пристеголова, но снова ничего. Инферно был мертв. Вождь не проронил ни слова. Якорь - это было странно, но это было просто "нет". Он рассеянно прикрепил бедный клинок (если его можно было так назвать) к держателю на правом бедре, отказываясь пытаться осознать его существование, потому что просто "нет". Проделки луны, отсутствие воды на поле боя и надоедливый якорь, со всеми этими вещами он мог справиться. Но это было категорическое "нет". Он мог позволить себе мигрень из-за этого позже. Сейчас у них были и другие дела, например, найти племя и, возможно, оно могло бы предложить подходящий ответ на это нападение на самообладание Иккинга. Итак, они снова оказались в воздухе, и им хватило всего несколько рывков, прежде чем они приземлились на окраине «Нового Олуха», как назвал его Плевака. Что? Иккинг спешился, ни разу не отведя глаз от увиденного. Перед ними была деревня. Чудовищно большие деревья Нового Олуха все еще возвышались над головами, но у их корней стояли каменные фундаменты домов Олуха, безошибочно узнаваемые по дизайну и размеру. Они выстроились по бокам мощеных мхом улиц, вьющимся между домами и выходами из них. На земле лежали бочки, а металлические стойки для рыбы стояли сломанные и погнутые. Крыши домов либо отсутствовали, либо проваливались, либо вот-вот рухнут, в зависимости от уровня укрытия над ними. Туман опустился на землю, и в этом городе-призраке повисла мертвая тишина. Природа вернула его себе: лианы безжалостно душили конструкции, прорываясь сквозь камень и разрывая гнилые деревянные конструкции в запоздалой и продолжительной атаке на целостность каждого здания. Дыхание Вождя было поверхностным и прерывистым, как будто ему нужно было напоминать своим легким о необходимости дышать каждые несколько секунд, поскольку его тело почти застыло из-за сцены перед ним. Медленно продвигающийся вперед Беззубик напомнил Иккингу, что он тоже может двигаться, поэтому вместе они нерешительно гуляли по улицам. Сломанные доски валялись на земле, а некоторые все еще тянулись между двухэтажными домами. Это напомнило ему их старые хижины на Драконьем Крае, а также конструкции, похожие на скворечники, к которым они прибегали на Олухе, чтобы освободить место среди своего густого населения. Из окон торчали отдельные заостренные шесты, словно когтистые пальцы. Это была ловушка, которую племя не использовало уже много лет. Он был разработан для того, чтобы привлекать драконов к тому, что они считали невинным окном, только для того, чтобы им воткнули шипы в лицо или шею. Почему в старых домах Олуха были ловушки для драконов? Первый скелет был худшим. Прислоненная к приоткрытой двери, лежала груда изодранной кожи и выброшенных костей. Единственным действительно различимым среди массы был череп, приколотый к дверной раме копьем, пробившим глаз. Хотя большая его часть была разложена, Иккинг узнал одну вещь: среди рукава туники, зажатая в тонких и хрупких костях руки, лежала кожаная мягкая кукла. Волосы из меха яка были почти выдраны, а зашитое лицо тупо смотрело на него черными металлическими глазами-пуговками. Он знал эту куклу. Она принадлежала маленькой Кьёрске, дочери Хоарка, одного из старших викингов, который был хорошим другом Стоика. Приглушенный звук попытался вырваться из горла Иккинга, когда он понял, что высокий шлем у ног скелета принадлежал Хоарку. Что-то подсказывало Иккингу, что черные пятна на ткани действительно когда-то были кровью, но неясно, принадлежат ли они Хоарку. Подразумевалась ли судьба маленькой Кьёрски. Ей было всего пару зим. Это был не первый труп, который Иккинг видел, и не первый Хулиган, которого он видел павшим. Черт, Иккинг сам забирал жизни, в конце концов, они были викингами, смерть была их смыслом жизни. Но тем не менее, видеть в таком состоянии кого-то, кого ты знал всю свою жизнь… это действует на людей. Особенно на Иккинга как Вождя. Лишь Вождю было под силу вести за собой людей, зная, что если они встретят свою судьбу под твоим присмотром, то ответственность будет лежать только на тебе. От картины, которую собирал Иккинг, у него скрутило желудок. Тот факт, что Хоарк лежал здесь мертвый, сжимая единственное имущество своей дочери, был ужасен сам по себе. Хуже всего было то, что он вообще лежал здесь, лишенный погребения викингов, то есть хоронить его было некому. Возраст тела соответствовал возрасту якоря, Инферно и города. Как много времени прошло на самом деле? Иккинг не знал. Беззубик боднул Иккинга в руку. Вождь погладил его и опустил голову, стоя на коленях перед останками Хоарка. Он вытащил копье так осторожно, как только мог, прежде чем собрать кости в мешок из туники Хоарка. Он попытался взять куклу, но, несмотря на хрупкость костей, ее не отпускали. Даже после смерти казалось, что Хоарк был хорошим отцом. Молча он и Беззубик развели большой костер, не нуждаясь в произнесении ни слова, ведь они уже делали это несколько раз раньше на варварском архипелаге. Интуиция Иккинга знала, что здесь еще тела, поэтому он ходил от двери к двери, от переулка к переулку, находя трагедию за трагедией. Он сохранял стоическое спокойствие перед лицом таких ужасов, это было все, что он мог сделать на самом деле. Отделить разум от задачи, чтобы она могла быть выполнена в той степени, в которой того заслуживают жертвы. Он запер свое сердце в ящике и крепко связал его. Он смотрел, но не видел по-настоящему, прикасался, но не чувствовал. Как это было принято у закаленных войной викингов. Некоторые тела он узнал, например, молодой Густав Ларсон, еще подросток, лежащий мертвым рядом с черепом Клыкокрива, его Ужасного Чудовища, оба за большой каменной стеной. Судя по положению костей, похоже, они прятались, возможно, были ранены. У Густава всегда было большое сердце, но он также был боязливым мальчиком. Иккинг старался не вспоминать очаровательный навязчивый характер подростка, пока нес останки мальчика в костер. Затем была Флегма, которую можно было узнать по ее двурогому шлему, небольшому по своей природе, с тонкими белыми рогами. Она была постоянным ботаником Олуха, милой женщиной, которая кричала и аплодировала громче всех во время гонок на драконах. Она тоже лежала со своим драконом, стариком, которого Иккинг не мог назвать, а четыре стрелы валялись среди ее костей. Казалось, ее смерть была долгой. Неся ее и ее дракона в последнее путешествие, он старался не вспоминать о тониках, которые она предлагала ему, когда он был моложе, чтобы помочь ему вырасти. На вкус они были ужасными, но он знал, что именно ее работа действительно помогла устранить часть вреда, нанесенного его преждевременными родами. Он ни разу не поблагодарил ее, по крайней мере, должным образом. Ему хотелось бы этого. Затем Уггард Торстон, дядя Забияки и Задираки, умерший на кухонном столе. Старый Магнус под столом с собственным топором в шее. Маленькая Эрика одна прячется за домом в своей поношенной желтой куртке, испачканной черной кровью. Ее тело разложилось меньше всего, комбинезон сохранил ее целостность, и Иккинг мог взять ее на руки. На ней все еще была пушистая шляпа. Иккинг вспомнил, как однажды на встрече подсунул ей немного имбиря. Он знал, что ее мать была строгой женщиной. Эрика улыбнулась ему. Ему и Беззубику пришлось расширять костер, поскольку число тел людей и драконов достигло нескольких десятков. Иккинг не мог вспомнить имени большинства из них, и чувство вины, которое это вызывало, только усиливалось по мере того, как он носил останки за останками. Его людей. Его народа, которой он поклялся защищать. Когда вождь убедился, что проверил все места, он сказал несколько слов за павших. Он не знал, кто это сделал, но поклялся выяснить это, чтобы отомстить за своих соплеменников. Он просил прощения за то, что им пришлось так долго лежать здесь, но надеялся, что их души наконец обретут покой в залах Валгаллы, а лучшие воины станут Эйнхериями за столом Одина. Он не знал, что еще сказать, потому что, что он мог сказать? Какие слова могли бы объяснить замешательство и печаль, поселившиеся в его сердце? Так что он этого не сделал. Он склонил голову, когда Беззубик разжег костер. Той ночью дым поднялся до звезд, и ветер напевал тихую мелодию скорби по погибшим. Иккинг не позволял себе чувствовать, потому что знал, что это будет слишком. Он отложил это, и оказалось, что Беззубик делал то же самое. В конце концов, оба брата были лидерами, и сегодня вечером оба понесли серьёзные потери. Вот они, стоят бок о бок, пока большинство Хулиганов были похоронены. Иккинг наблюдал, как желтые вспышки вспыхивали на фоне ночного неба вместе с ревом огня, словно последнее могучее ура некогда могущественных викингов. Лишь толчок в плечо от Ночной Фурии отвлек его от мыслей. Глаза Беззубика были мрачными, но они указывали вверх, в сторону более высокого уровня на склоне холма, где стояло темное одинокое строение. Иккинг не заметил бы этого своими человеческими глазами. Они что-то упустили. Они быстро взлетели, не желая, чтобы костер догорел прежде, чем успеют положить еще кого-нибудь из павших. Когда туман расступился перед ними, не было ни тел, ни домов, приветствовавших их. На остальную часть деревни и на море, на медленно поднимающийся рассвет, смотрели два каменных стража. Статуя гордо стояла на вершине каменистой земли. Крылья дракона мощно расправились, когда он доблестно стоял. Это была Ночная Фурия, и на его спине восседал Вождь, свисающая нога, шлем на коленях, культовый пылающий меч, высоко поднятый в знак победы, и его правая рука, нежно касающаяся шеи своего драконьего товарища. Лицо каменного вождя было молодым и улыбающимся, когда он смотрел на свою деревню, как будто он поступил с ними правильно, как будто они гордились им. Это были они. Это была статуя… их. Плита с рунами у основания потертая временем, но все еще читаема. Дрожа, Иккинг опустился на колени, чтобы прочитать это. Беззубику ничего не оставалось, кроме как смотреть.ᛁᚾ ᛗᛖᛗᛟᚱᛁ ᛟᚠ ᚲᚺᛁᛖᚠ ᚺᛁᚲᚲᚢᛈ ᚺᛟᚱᚱᛖᚾᛞᛟᚢᛊ ᚺᚨᛞᛞᛟᚲᚲ ᛁᛁᛁ ᛏᚺᛖ ᛈᚱᛁᛞᛖ ᛟᚠ ᛒᛖᚱᚲ ᚨᚾᛞ ᚾᛖᚹ ᛒᛖᚱᚲ ᛟᚾᚲᛖ ᚨᚾᛞ ᚠᚢᛏᚢᚱᛖ ᛞᚱᚨᚷᛟᚾᛚᛟᚱᛞ ᛟᚠ ᚦᛖ ᛒᚨᚱᛒᚨᚱᛁᚲ ᚨᚱᚲᚺᛁᛈᛖᛚᚨᚷᛟ ᛞᚱᚨᚷᛟᚾ ᛗᚨᛊᛏᛖᚱ & ᚨᛚᛈᚺᚨ ᛏᛟᛟᚦᛚᛖᛊᛊ ᚢᚾᛞᛁᛊᛈᚢᛏᛖᛞ ᚲᛁᛜ ᛟᚠ ᛞᚱᚨᚷᛟᚾᛊ ᛚᚨᛊᛏ ᛟᚠ ᚦᛖ ᛗᛁᚷᚺᛏᛁ ᚾᛁᚷᚺᛏ ᚠᚢᚱᛁᛖᛊ ᛏᚺᛖ ᚠᛁᚱᛊᛏ ᛞᛖᚠᛖᚾᛞᛖᚱᛊ ᛟᚠ ‘ᛏᚺᛖ ᚷᛟᛚᛞᛖᚾ ᛈᚱᛟᛊᛈᛖᚱᛁᛏᛁ’ ᚠᚨᛚᛚᛖᚾ ᚨᛏ ᚦᛖ ᚨᚱᛗᚨᛞᚨ ᛒᚨᛏᛏᛚᛖ ᛟᚠ ᚾᛖᚹ ᛒᛖᚱᚲ ᛒᛁ ᚦᛖ ᚺᚨᚾᛞᛊ ᛟᚠ ᚷᚱᛁᛗᛗᛖᛚ ᚦᛖ ᚷᚱᛁᛊᛚᛁ ᛏᚺᛖ ᛒᛚᛟᛟᛞ ᛏᛁᚱᚨᚾᛏ ᛟᚠ ᚦᛖ ᚾᛟᚱᚦᛖᚱᚾ ᛊᛖᛊ ᚨᚾᛞ ᛊᛚᚨᛁᛖᚱ ᛟᚠ ᛞᚱᚨᚷᛟᚾᚲᛁᚾᛞ
В память о Вожде Иккинге Ужасном Хэддкоке III Гордость Олуха и Нового Олуха Бывший и будущий Повелитель Драконов Варварского Архипелага Мастер Драконов & Альфа Беззубик Бесспорный король драконов Последняя из могучих ночных фурий Первые защитники «золотого процветания» Павшие в битве армады при новом Олухе от рук Гриммеля Ужасающего. Кровавого тирана Северных морей и истребителя драконьего рода