По наклонной

      Антон в детстве и подумать не мог, что доживёт до такого возраста, когда будет стоять перед дверью, за которой преподаватель принимает экзамен. Тогда даже было страшно представить выпускные экзамены, поступление в институт на бюджет, сессии, пятерки и повышенную стипендию. А уж о работе Шастун маленький даже и не мечтал.       Сейчас, в сотый раз перечитывая лекции, Антон понимает, что уже может наизусть рассказать всё, что он записал на занятиях. Но это успокаивает, приводит в чувства, заставляя не обращать внимание на окружающий шум и гогот. Заперся в своей раковине, состоящей из «ты не видишь, что я занят? Подойди позже», и радуется, что его не трогают. Есть, кстати, ещё кое-что важное. Наушники. Они спасают от ненужных диалогов и заставляют непрошенных людей просто проходить мимо без попыток заговорить.       — Антоха!       Нет, всё же не все такие внимательные или не такие настырные. Через эти самые наушники Шастун слышит весёлый голос одногруппника. Приходится вытащить одну «затычку» и недовольно посмотреть в сторону, глубоко вздохнув. А после и замереть, чувствуя, как начинает кружиться голова лишь от присутствия рядом голубоглазого парня.       — Антоха, а ты сможешь дать списать? — Спрашивает Арсений, приобнимает Шастуна за плечи и прижимает к себе.       Антон морщится, пытается отстраниться или просто не смотреть на одногруппника, однако ни того, ни другого сделать не получается. Да и особо не хочется, но в этом страшно признаться даже самому себе. Только потом осознание доходит, что дать списать на экзамене невозможно. Там препод такой, что не только шорох и шёпот услышит, а почует, как мышка за три километра в поле пукнет.       — Отвали, — вздыхает Шастун, всё же отходит в сторону, предотвращая начинающийся мыслительный процесс. — Попов, заколебал. Чего тебе ещё надо?       — Говорю же: спи-сать! Ну не будь букой, ну Анто-о-он.       Арсений начинает действовать на нервы. Не то чтобы он и раньше этого не делал, просто так близко не подходил. В последнее время Шастуна словно присвоить собирается, превратиться в воздушный шар и запихнуть внутрь себя Антона, чтобы тот точно никуда не делся. Ну или стать одеялом, чтобы парня окутывать с головы до ног и не отлипать как минимум каждую ночь.       — Отвали, — повторяет Антон, делает шаг в сторону, пытаясь смыться незаметно, как в ромкомах по стеночке медленно ползёт, только тупо не улыбается.       — Арс, отъебись от него.       Лучший друг Арсения, Серёжа, который постоянно таскается за Поповым как хвостик или «мы с Тамарой ходим парой» появляется внезапно, но очень вовремя, оттягивает брюнета за руку и недалеко отводит.       — Видишь же, что ему не нравится. Прекрати, чё как лейкопластырь прицепился? Не оторвёшь. Понравился?       — Иди в жопу, Серж, иди в жопу.       Антон наблюдает за тем, как грудная клетка Арсения вздымается и тяжело опускается от, вероятно, вздоха. Глаза он закатывается так же недовольно, затем опускает взгляд на Серёжу и легонько бьёт его кулаком в плечо.       Сунув наушник обратно в ухо, Шастун ставит их в режим «звукопроницаемость» и, делая вид, что продолжает читать лекции, вслушивается в то, о чём говорят Арсений с Серёжей.       — Как думаешь, я смогу купить себе этого мальчишку?       Антон выгибает бровь, кидает взгляд на Арсения и только сейчас подмечает, что тот пришёл в институт в шёлковом чёрном строгом костюме и белой рубашке. Попов запрыгивает на подоконник, удобно усаживается и начинает заламывать пальцы, словно волнуется. Если бы кто-то из преподавателей проходил сейчас мимо, то мог бы ему уже крикнуть: «Попов! А ну слез быстро!». Но все по кабинетам, сотрудники деканата на своём рабочем месте. Никто не вылезает из своих нор, а студенты стоят рядом со входами в эти места обитания фантастических тварей, перечитывают билеты или просматривают, первый раз за полгода видя их. Каждую минуту из разных сторон коридора доносится одна и та же фраза: «Я не сдам». Иногда она дополняется вздохами, матом, звуком падающей пластиковой бутылки с водой и шелестом страниц тетрадей.       — Ты про него? — уточняет Серёжа, хотя и сам знает ответ. Зачем переспросил? Может, в глубине души надеялся, что Арсений скажет про кого-то другого. — Кажется, ты уже пытался и, опять же мне кажется, ты его не особо интересуешь, как и твои деньги, проплывали уже, он же тебя удалил из своей жизни, как ножницами торчащую нитку. Перестань уже пытаться всех купить. Я же, например, с тобой просто так начал общаться. И сейчас мне от тебя ничего не надо.       — Недавно ты одолжил у меня две тысячи на продукты, — напоминает Арсений, улыбается уголком губ, но не сводит взгляда с заинтересовавшего его объекта.       — Это исключение! До стипухи как до конца «кому на Руси жить хорошо», — вздыхает Серёжа. — Верну, сказал же.       — Да мне твои две тыщи… — Попов цыкает, закусывает нижнюю губу, продолжая сверлить парня взглядом. — Он стоит гораздо больше. Раз в…       — Арсений, закрой рот, а то муха влетит, — смеётся Серёжа, — ты бы о себе думал, как о нём.       Антон, слушая этот диалог, может только вздохнуть и в сотый раз подумать: «богатый придурок не может купить меня, ни денег не хватит, ни ума, ни фантазии». Ну и мат ещё в голове проматывает, потому что Попов уж сильно бесит.       — Кто следующий на растерзание? — Улыбается выходящий из кабинета Даня. — Я на пересдачу в сентябре. Шастун, иди ты. Пятым зайдёшь, так пятёрку точно получишь.       Антон вытаскивает наушники, забрасывает их в карман джинсов и, взяв рюказк, шагает к нужной аудитории, совсем позабыв о том, что по легенде слушал музыку и точно не мог в таком случае услышать фразу вышедшего из кабинета одногруппника.       Шастун надеется, что Попов не такой наблюдательный, чтобы это заметить и сложить два плюс два. А даже если и такой, то вряд ли будет разговаривать словами через рот. Он, как и сам Шастун, не умеет это делать.       Пока Антон в раздумьях медленно открывает дверь, он слышит тихое «удачи» в свою сторону от Арсения. Не успев даже понять, как это произошло, Шастун показывает средний палец, после скрываясь в кабинете.