[Чужая] Судьба

      Петунья Дурсль сидела за кухонным столом и пустым взглядом смотрела на копошащегося на полу племянника. В груди собирался тяжёлый, тёмный комок. Она его боялась. Боялась того, что её единственного и любимого сына постигнет та же участь, что когда-то её саму. Жизнь в тени «такого замечательного и такого талантливого» мальчика, как сама бывшая Эванс жила в тени младшей сестры. И ведь, — смешно, — Гарри тоже младший!       К тому же, после появления в их жизни маленького Поттера, семейная жизнь тоже не ладилась совершенно. Мало того, что материнский инстинкт в ней самой спал крепким сном, когда она смотрела на племянника, так ещё и муж терпеть не мог мальчишку, крошечную копию опозорившего его Джеймса. Мистер Дурсль ненавидел мальчишку ещё больше, чем она сама, и пусть в то утро оставить мальчика без защиты Петунья не смогла, сейчас об этом горько сожалела. За мимолётную слабину пришлось платить беззвучными слезами над кроватками сына и Гарри.       Завтра мальчику исполнится два года, но больше жертвовать своей семьёй ради него женщина не собиралась. Поджав и без того тонкие губы, Петунья встала и отправилась одеваться. Дадли и Вернон сейчас были в гостях у Мардж, сестры Вернона, и машина супруга была в её распоряжении, так что Гарри, одетый в тайно купленный тёплый костюм, был уложен на заднее сидение. В карман костюмчика было также засунуто наспех нацарапанное неровным почерком письмо с основной информацией о мальчишке. Если его вдруг кто-то найдёт, конечно.       Петунья долго думала, куда можно пристроить «ненормального» мальчишку. В обычный приют — людей жаль, а магические, небось, и не существовали вовсе. До Хогвартса ей в жизнь не добраться — слишком много проблем по пути. Косой Переулок? Так там быстро узнают и Гарри, и, не дай Бог, её саму! Вот ещё, проблем столько будет! И мысль пришла как-то сама собой. Сестра рассказывала про магическую тюрьму, и вот туда-то на машине добраться было сравнительно легко! И Петунья, сильная и умная женщина, держала путь именно туда. Благо, ума ей хватало, чтобы муж об этом самом уме не догадывался. А мальчик пусть лучше умрёт. Быстро и не от голода, если верить словам сестры о местных «стражах».       Дорога была неожиданно долгой, и Петунье еле удалось разжать непослушные пальцы, намертво вцепившиеся в руль. Размяв затёкшие кисти, она подняла Гарри на руки и отнесла к самому краю воды, целуя его в лоб. Уснувший за время дороги, мальчик растерянно захныкал: даже она, магла, чувствовала, насколько тяжёлая тут атмосфера, что уж говорить о мальчике маге. Потушив в себе порыв жалости, женщина положила мальчика на большой валун у самой воды и развернулась, не слушая уже в голос разревевшегося ребёнка, снова садясь в машину. Нужно было поскорее вернуться домой. Больше это не её проблема. Нет. Ни за что. Пусть разбираются другие. ***       Дементоры — самые страшные существа, по мнению магов. Впрочем, сами они отлично знали, что покажутся белыми пушистыми кроликами в сравнении с тем, какими бывают более «человекоподобные» создания. И сейчас, почувствовав всплеск эмоций на границе Азкабана, один из дементоров плавно спустился к земле. Маглы этого видеть не могли, но у воды проходил барьер, скрывая от посторонних величественную ныне тюрьму. И из-за этого барьера к Гарри протянулись серые, потусторонние, костлявые руки… Заходившийся в плаче мальчик от ужаса замолчал, сжимаясь в комочек.       Этот дементор был стар, стар, как сам замок, ныне превращённый нерадивыми волшебниками в тюрьму для отбросов. Его народ питался хорошими эмоциями, но в этом мальчике, — о Мерлин! — было так мало хорошего, что он казался чёрным эмоциональным пятном. Получивший за тысячелетия жизни разум, он медленно поплыл по воздуху в сторону места своего обитания. Знал он, кому передаст это чёрное пятнышко. Что-то подсказывало древнему духу, что этот ребёнок много значит, но для кого?       Влетев через небольшое окно в здание, дух медленно поплыл вниз, туда, откуда женским голосом раздавалась матерная тирада, в которой самыми цензурными оборотами были «заставлю вас сожрать свои же потроха» и «Мордредовы дети, с которых надо спустить все тридцать три шкуры». Беллатрисса Лестрэйндж, сильная и независимая ведьма, возможности которой далеко уходили за пределы развитых её Родом…       К моменту, как дух спустился вниз, она уже без сил сидела на полу. Руки её были разбиты в кровь, а под глазами залегли такие тени, что она и сама уже иногда напоминала своего стража… Хотя последнему казалось, что её приступы ярости очень уж часто совпадают с тем, как её муж падает в обмороки от голода в соседней камере… Подлетев к двери её камеры, дементор протянул к ней руки.       Зажмурившись по началу в ожидании очередной «вытяжки», женщина притихла, но, когда мучений не последовало, растерянно приоткрыла глаза. И только тогда заметила на вытянутых серых ручищах мальчика, настоящего ребёнка, живого!.. Тут же вскочив на ноги, она всем телом припала к двери.       — Ребёнок?! Откуда тут ребёнок?! Отдайте! Отдайте мне! Я позабочусь! Клянусь, я не сделаю мальчику ничего дурного!.. Прошу!.. — её голос дрожал, а тёмные глаза наполнились слезами… Дух благосклонно качнулся, открывая дверь и вручая женщине мальчика, снова запирая замок, — Спасибо!.. Я… Ох, малыш, какой же ты кроха…       Дементор снова качнулся, и стена, отделяющая Беллатриссу от Родольфуса, истаяла, позволяя супругам воссоединиться. Дух медленно их покинул, а Лестрэнджи растерянно переглянулись, осторожно подбираясь друг к другу и вместе вжимаясь в угол. Совсем уж исхудавший Родольфус обнимал жену, целуя её черные кудри, а она тихо плакала, так же прижимая к груди удивительно тихого мальчика.       Ребёнок был точь-в-точь похож на них, исключая разве что необычайно яркие зелёные глаза… И через полчаса, немного придя в себя, супруги наконец додумались осмотреть мальчика. Дрожащими руками Белла раскрыла то самое письмо, вчитываясь в строки и потрясённо вздыхая.       Добрый день. Я не знаю, кто и когда прочитает это письмо, и будет ли ребёнок к тому моменту ещё жив. Этот мальчик — Гарри Джеймс Поттер. Его день рождения 31.07 — завтра, на момент написания письма. Мне было велено воспитать мальчика погибшей Лили Поттер, но моя семья не готова принять мальчика у себя, потому я оставила его на камнях у тюрьмы «Азкабан». Если мальчик жив, я вверяю заботу о нём в ваши руки. Если же мёртв… Если у вас есть возможность, похороните его достойно. Хоть он и совсем мал, уверяю вас, этот мальчик достоин как минимум настоящей могилы.       Белла раздражённо вздохнула, всплеснув руками и нахмурившись. Родольфус уже знал, о чём думает любимая жена, и от того невольно улыбнулся. Ласково проведя холодными пальцами по её щеке, он целует жену в висок и уже сам берёт Гарри на руки, заглядывая в его глаза: яркие, спокойные, словно понимающие…       — Ну что, малыш… Раз уж выгнали тебя, думаю, ты не станешь против зваться нашим сыном? Свои нам, увы, в скором времени не светят… Но ты к нам, должно быть, попал не спроста. Как считаешь, умненький и спокойный мальчик Гарри? — на его губах впервые за год появляется подобие улыбки, и Белла просто тает, прижимаясь к боку мужа. Когда-то тот был настоящей «стеной» для неё: большой и сильный… Теперь же, от нервов и недоедания, Родольфус больше напоминал скелет, но ей пока большего было и не надо, — Только имя бы дать тебе другое… Не поймут в нашем «доме» наличие малыша Поттера, об которого наш Лорд убился…       — Согласна с тобой, Род… Мальчика надо бы защитить. Ммм… Марвел. Пусть будет Марвел, наше личное чудо. Марвел Арктур Лестрейндж… Как думаешь, душа моя? — улыбнулась она, сверкая шоколадно-карими глазами. Родольфус кивнул, улыбаясь в ответ.       Марвел, значит Марвел. С супругой мужчина всегда и во всём был согласен: слишком полюбил своё кудрявое недоразумение из рода Блэк. Позже, немного окрепнув, мужчина проведёт ритуал по принятию мальчика в Род, благо, тот был не сложным. Сейчас же они просто стащили два своих матраса в один угол и вместе завалились в импровизированную кровать, обнимая Гарри с двух сторон. Мальчик, согретый и теплом их тел, и их заботой, вскоре уже мирно посапывал, уткнувшись носиком в грудь новой мамы. Если о нём хотят заботиться, — наконец искренне хотят, — он сделает всё, чтобы его любили! Просто любили.       Проснулась Беллатрисса поздним утром. Блеклые лучи солнца светили через крошечное окошко, и она села, осторожно потягиваясь, чтобы не разбудить соню-мужа… Мужа! В голове вспыхнули вчерашние воспоминания, и она в панике осмотрелась, ища малыша Гарри… Марвела. В прочем, в панике необходимости не было, как оказалось.       В другом углу появился ещё один матрас, намного лучше тех, что служили койками им самим. На нём и сидел малыш Марвел, отправляя в рот ложки какой-то каши, а за спиной у него беззвучной стражей стоял тот самый страж, что принёс его. Видимо, именно он и принёс мальчику еду. Беллатрисса встала, перебираясь к сыну и обнимая его, ласково гладя по волосам… В голове появилось болезненное воспоминание, и ведьма поморщилась, сдерживая накатывающие слёзы.       Дементор медленно уплыл в коридор, а после вернулся с подносом: на нём стояли две большие обеденные порции, полноценные, а не обычный паёк! Растолкав Родольфуса, Белла лично скормила ему всю тарелку, прежде чем приняться за еду самой. И уже после обеда маги принялись неспешно прибираться. Стоило привести сдвоенную камеру в приличный вид, раз уж тут теперь ребёнок…       Страж же, наблюдая за ними, так же легко сотворил дверь в камере Рабастана Лестрейнджа, что была с другой стороны от камеры Беллы. Отгороженная от «основного» помещения, она была наречена душевой, и страж, словно повинуясь, сотворил там душевую кабину, раковину с небольшим зеркалом и даже санузел!.. Белла готова была плакать от счастья, и первым делом отправилась купаться вместе с сыном.       — Кажется, наша жизнь становится всё безумнее… Тебе так не кажется, старший братец?.. Надо бы эти древние «матрасы» попробовать трансфигурировать в нормальные кровати… Если позволите не участвовать в уборке, я могу постараться это сделать!       — Что угодно сделаешь, лишь бы не убираться, да, Рабастан? Ты не меняешься никогда… Ну что ж, давай. У нас с Беллс сил на такую трансфигурацию не хватит точно… На тебя вся надежда.       Родольфус хрипло смеётся, щуря настолько тёмно-зелёные глаза, насколько это вообще было возможно. Старший Лестрэйндж спокойно продолжает потихоньку уничтожать всю грязь и пыль, пока Рабастан с трудом превращал матрасы в приличного вида деревянные кровати. Таки да, с нормальными матрасами. Мягкими и пружинящими. Почти такими, как были в их мэноре.       Беллатрисса возвращается в камеру, сияя чистотой и душистым мылом, как и сидящий на её руках Марвел. Теперь, сытый и чистый, он проявлял истинно детское любопытство: с маминых рук вертел головой, осматривая каждый уголок, а оказавшись на полу, сам отправляется на «инспекцию», теперь ещё и ощупывая всё, до чего мог дотянуться. Самым интересным оказалось повиснуть на отросших волосах хохочущего Рабастана. Весело хохочущего. Так, как не смеются в местах, подобных Азкабану.       Мама и папа, устало присев на большой кровати, с улыбками смотрели на эту картину, а рука Родольфуса неосознанно легла на её живот. Печально вздохнув, она накрыла ладонь мужа своей, и в глазах снова на мгновение сверкнули слёзы. Да уж. У Лестрэйнджей мог быть собственный ребёнок. Сын, или дочь, они не успели узнать. В столкновении с четой Лонгботтомов, три года назад, Белла получила несколько сильных ударов от Фрэнка… И да, ребёнка она потеряла. За что, позже, Лонгботтомы поплатились своим здоровьем.       Но сейчас, смотря на то, как двухлетний, — точно, сегодня конец июля, мальчику два года! — Марвел играет с Рабастаном, а тот сотворяет из щепок подобие игрушек, они были счастливы. По-настоящему счастливы. А своих детей наверняка завести ещё успеют: раз уж их приёмным сыном стал такой мальчик… Наверняка мир перевернётся с ног на голову. Кто знает, может там найдётся место и старым заключённым.