Journalist 274: Echos der Zeit

1974 год Южная Корея, Чолла-Пукто, Деревня Пёнхан       — Вознесём свои молитвы Господу, — громко произнёс пастырь, стоящий на сцене старенького дома культуры, который совсем недавно назвали церковью, где будут проповедовать новую религию — Христианство.       В Сеуле с тысяча девятьсот шестьдесят второго года правит президент Пак Чон Хи, и страна постепенно поднимается с колен после войны между Южной и Северной Кореей, хотя прошло уже больше десяти лет. Сейчас все газеты отрицают существование Северной Кореи, называя эту территорию законными землями Республики Корея. Чрезвычайное положение до сих пор не было отменено, и каждую ночь Чонгук ложится спать со страхом, что завтра хрупкий мир будет разрушен, и войска вновь вторгнутся на территорию республики, как пишут в газетах.       К счастью, Чонгук живет далеко от столицы, в деревне, которую контролируют не так сильно, как Сеул. Но все равно за лишние высказывания можно лишиться свободы, а потому всем живущим тут нужно всегда улыбаться и радоваться, продолжая тяжелую работу ради достойной зарплаты. Отец Чонгука — бывший военный, и с хорошим жалованием его назначили главным следователем полиции Пёнхана, что автоматически подарило семье Чон статус одной из самых обеспеченных семей деревни и помогло отсрочить военную службу Чонгука.       Богаче Чонов только Кимы, которым принадлежит большая часть построек деревни и швейный завод, дающий рабочие места почти всему населению, так как сельское хозяйство было почти полностью уничтожено, и даже рис приходилось покупать. Они первые стали частью новой религии, и следом за ними большая часть семей обратились в Христианство, позабыв о Буддизме.       Ким Тэхён — старший сын Ким Джэюна, кидал на Чонгука мимолетные взгляды, едва заметно улыбаясь. Он и его три сестры одеты в традиционную одежду, как и все присутствующие, волосы у него длинные и черные, как перо ворона, а глаза карие, приобретающие красивый оттенок на летнем солнце. Они встретятся сразу после службы, чтобы прокатиться на лошадях к озеру. Пробудут Чонгук с Тэхёном там почти до самого комендантского часа. После наступления которого каждый обязан быть в своем доме и, упаси Господь, полицейские увидят их на улице.       Чонгук заметил взгляд отца и быстро закрыл глаза, сложив руки в молитвенном жесте. Он не верит в этого Бога, но старается молиться и соответствовать ожиданиям своего единственного родителя. Матушка скончалась десять лет назад, когда Чонгуку было тринадцать, от тяжелой болезни. На лечение денег не было, да и голод не помогал восстановить здоровье. Чонгук часто слышал, что похож на мать, а потому самым большим его страхом стал разочарованный отец.       — Благослови Господь Корею и сохрани мир для счастья нашей великой нации. Аминь, — закончил проповедник, и все захлопали в ладоши, кланяясь друг другу и начиная расходиться по домам.       Шли к дому после проповеди всегда пешком. У отца была машина, но хвастаться этим было не положено, ведь главная добродетель каждого богатого человека — скромность. Чонгук любил своего жеребца Бадд и при каждой возможности передвигался исключительно на нём. Иметь собственных лошадей могли либо бывшие фермеры, либо же очень богатые люди, ведь по новым стандартам содержание даже одного коня было непозволительно дорогим удовольствием, но не настолько, как собственная машина.       Сегодня почти у всех выходной, но не у отца, который сообщает, что остается на работе на ночь. Чонгук бы пригласил к себе Тэхёна, но господин Ким, да и его больная супруга, не одобрят подобной выходки их примерного сына.       Улицы пусты, даже дети сидят дома, не высовываясь. В воскресенье церковь раздает сладости, и все ждали возвращения родителей, чтобы получить долгожданную конфетку. На воскресные службы детей не брали, для них проводили собрания по субботам, как для самых маленьких членов церкви. Оно и к лучшему, Чонгук не переносил маленьких, вечно кричащих детей, которые были младше семи лет.       Дом семьи Чон был больше прочих. Его построили не так давно, и от традиционных зданий его не отличала только крыша.       Дом из белого камня вмещал в себя два этажа и множество комнат: три спальни, две гостиные комнаты, кабинет, ванную комнату, уборную и подвал с кухней. Они могли себе позволить даже нанять экономку, которая следила за хозяйством и Чонгуком в отсутствии отца. Интерьер был простым, но Чонгуку нравилась не мебель, а пространство, а потому замечал свою некую бедность, лишь когда оказывался на пороге дома Тэхёна.       Когда Чонгук со своим отцом Чонхо пришли домой, на столе уже стоял скромный завтрак. Перед проповедью наедаться не положено. Рис и кимчи были разложены по двум тарелкам и поставлены на разных концах стола. Молча сели есть, а после отец ушел, кратко попрощавшись.       Чон Чонхо не любил разговоры, не приносящие пользы, а таковыми, по ощущениям Чонгука, он считал все разговоры в принципе. Они общались мало и обменивались довольно короткими фразами. Чаще всего отец отдавал приказ, а Чонгук отвечал кратким "понял". Родители Тэхёна были в разы общительнее.       Сменив свою одежду с традиционной на простой темно-серый костюм с белой рубашкой и галстуком, Чонгук чуть ли не бежал к соседской конюшне, где было занято лишь одно стойло. Готовить Бадд приходилось самостоятельно, и он не против ухаживать за своим сокровищем, чтобы жеребец чувствовал себя комфортно. Бадд не был породистым, но определенно являлся самым красивым жеребцом из всех, которых Чонгуку приходилось повидать.       Чон кормит его яблоками, хлопает по шее и прижимается лбом к месту рядом с рукой на морде. Закрыв глаза, он протяжно вздыхает, а после резко пятится, ведь Бадд принялся тыкаться носом в его грудь, пытаясь отыскать лакомства, которые, как казалось жеребцу, Чонгук спрятал под своим пиджаком.       — Больше ничего нет, — улыбнувшись, проговорил Чонгук.       Бадд фыркнул и толкнул его в грудь, отправляя за очередным яблоком. Это заставляет Чонгука смеяться.       Чонгук выводит Бадд из стойла, привязывает его на улице, а после тщательно чистит тело. Осмотрев жеребца, он седлает его, затягивает ремни и опять хлопает по шее. Уже через пару минут Бадд гордо шагал по пустым улицам, наслаждаясь летним солнцем и прохладным ветерком. Езда верхом была одной из немногих отрад Чонгука.       Желая добраться к дому Тэхёна скорее, Чонгук пускает жеребца галопом. С Кимом они встречаются на половине пути к огромному дому, в котором жил Тэхён. Тот на своей кобыле по прозвищу Киари пронесся мимо, звонко смеясь. Чонгук, не растерявшись, последовал за коричневой кобылой с белым пятном на морде к их с Тэхёном тайному месту.       Там, около озера, среди деревьев и зелёных кустарников уже давно прячутся Чонгук с Тэхёном, желающие отыскать уединение и спокойствие. Уже через неделю после знакомства Чонгук почувствовал, что его влечёт к Тэхёну, но узнать о взаимности смог только спустя год. Они доверили друг другу страшную тайну своих ужасных предпочтений. С того самого дня они являются самыми близкими людьми друг для друга.       Мужеложство — болезнь, которую лечат ужасными методами и даже лоботомией. Если об этом узнают в деревне, могут даже расстрелять и не посмотреть, чьи они дети. В Сеуле уже который год известных писателей и политиков сажают в тюрьмы за простое инакомыслие. Они же с Тэхёном виновны в более тяжком преступлении. Их связь разрушает все ценности Республики, ровняет их с животными. Нормальные люди о подобном не смеют даже мыслить без стыда и отвращения. Однако уже все равно, они смирились с тем, что эта скверна не покинет их даже после смерти. А потому Тэхён в очередной раз прижимает Чонгука к дереву, покрывая поцелуями его шею и ключицы.       Тэхён был одет в белую рубашку, заправленную в черные брюки под цвет жилетки. Чонгук старался расстегивать одежду из дорогой ткани осторожно, ведь даже одна оторванная пуговица вызовет поток вопросов, которые могут поставить Тэхёна в неловкое положение. Чужие губы на шее не облегчали положение, Чонгук то и дело сжимал ткань в своих руках, ведь влажный язык скользил по шее к уху, на котором спустя мгновение сжались зубы Тэхёна.       Пока Чонгук расстёгивал жилетку и рубашку, Тэхён успел стянуть с плеч пиджак и развязать галстук, который ловко перекинул через собственную шею. Отстранившись на пару сантиметров, он помог Чону расправиться с собственной одеждой, а после откинул рубаху с жилеткой в сторону, продолжая раздевать Чонгука. Его действия быстрые и четкие, он торопится, ведь даже спустя месяцы встреч боится, что их могут увидеть.       Дыхание сбито, сердце ускоряется все больше после каждого прикосновения холодных пальцев Тэхёна. С губ не сходит улыбка, Чонгук чувствует такое же предвкушение, как и в первую их встречу, только вот теперь он не тот неуверенный паренек, который, как и его партнер, понятия не имеет, что делать и как двигаться. Черный галстук все ещё был перекинут через шею Тэхёна, Чон тянет за него, и одежда более не имеет значения, все уходит на второй план.       Они целуются жадно и глубоко. Чонгук впился пальцами в волосы на затылке Тэхёна, а тот царапал его рёбра, зная, что эту часть тела не смогут увидеть. Они прижимаются друг к другу, кусают губы и из последних сил сдерживаются, чтобы не оставить на теле запретную отметину губительной страсти. В это самое мгновение весь мир вокруг, правила и запреты перестают существовать, и остается только Чонгук, который желает стать частью Тэхёна, чтобы всегда чувствовать приятные мурашки из-за холодной кожи, отдающей пульсирующим теплом. Это словно наркотик.       Их губы сражаются в споре, кто хочет поцеловать сильнее, а языки сплетаются, желая заключить перемирие, чтобы признать, что каждый из них до боли в костях соскучился за прошедшие дни, в которых они не могли видеться.       Тэхён отрывается первым, его влажные и горячие губы оставили несколько поцелуев на скуле Чонгука, а после переместились на шею. Руки скользили вниз по торсу и цеплялись за край брюк. Чон помогает справиться с застежкой, а после наблюдает, как Тэхён опускается на колени, чтобы спустить брюки вместе с нижним бельем. Хорошо, что они застелили траву одеялом, ведь она угрожала оставить на одежде хоть и незаметный, но след.       Чонгук наклоняется к Тэхёну, обхватывает его лицо обеими руками и вновь целует. Сжав заднюю сторону шеи, Ким давит, заставляя Чонгука тоже опуститься на колени, чтобы они вновь оказались на одном уровне.       Возбуждение Чонгука более не могла скрыть одежда, и он принялся расстёгивать брюки Тэхёна, чтобы избавить и его от надоедливой ткани. Желание лишь растет, застилает все перед глазами густой дымкой, и уже не остается сил для осторожности. Тэхён с жадностью сжимал ягодицы Чонгука, разводя их в стороны и усмехаясь в поцелуй.       Он резким движением повалил Чонгука на одеяло, подложив под голову свою руку. Солнце ударило прямиком в лицо, что заставило Чона поморщиться и закрыть глаза рукой. Чувствуя, как Тэхён кусал кожу на его рёбрах, а потом зализывал укусы языком, Чонгук тихо стонал и ёрзал, желая опустить прелюдии. Его тело целовали и целовали, опускаясь ниже к самому паху, но не касаясь члена.       Тэхён закинул ноги Чонгука себе на плечи, до боли сжал ягодицы и приподнял его бедра, устраиваясь между ними удобнее. А после Чон почувствовал, как влажный язык коснулся сжимающегося колечка мышц. Он сжал рукой одеяло под собой, прогнулся в спине и громко выдохнул, переместив руку с глаз на рот. Они были далеко от ближайшего дома, но издавать слишком громкие звуки было все равно страшно. Язык с напором прошелся вверх и вниз несколько раз, а Чонгук тихо стонал, зажимая собственный рот рукой, чтобы даже Тэхён не смог этого услышать; ему и не надо было это слышать, тело отзывалось слишком хорошо, чтобы Ким мог понять, что доставляет удовольствие.       Тэхён резко остановился, Чонгук поднял голову и раскрыл один глаз, наблюдая, как между его ног Ким облизывает свои длинные пальцы с ранами на подушечках по окончанию игры на скрипке после месячного перерыва. Тэхён ведет языком по фалангам, смачивает слюной, которая уже стекала по кисти. Он поднимает глаза на Чонгука, встречается с ним глазами, и уголки губ растягиваются в ухмылке. Знает, что у того есть особая страсть к облизыванию пальцев.       Первый палец входит свободно, не впервые они занимаются подобным возле этого озера, но у Чонгука дыхание перехватывает, и он вновь ложится на одеяло, чувствуя, как возбуждение растекается по телу, концентрируясь внизу живота. Второй палец, как и третий, проходят внутрь, не встретив преград. Тэхён, позабыв о спешке, растягивает его, покрывая поцелуями бедра; на смену резким и быстрым движениям пришла нежность и неторопливость. Чонгуку казалось, что он скорее издевается, ускоряясь и замедляясь, делая резкие движения, которые сменялись плавными. Он удерживал чужие бедра на месте, оттягивая момент, который они оба ждут.       Для Чонгука подобные игры сродни пытке, а вот для Тэхёна — забава, даже если они оба порвут друг другу одежду в порыве страсти, он найдет момент провести подобную игру.       — Я утоплю тебя в озере, если не закончишь это, — хватая воздух открытыми губами, раздраженно пригрозил Чонгук.       — А скучать не будешь? — улыбнулся в ответ Тэхён, скидывая ноги Чонгука с плеч и поднимаясь на колени, чтобы расстегнуть свои брюки.       — Уж точно не по тебе, — проговорил Чон, поднимаясь со спины, чтобы не дать затянуть момент раздевания.       Чонгук приближается к Тэхёну, а потом стягивает с него брюки вместе с бельем. Он валит Кима на одеяло, садится на чужие бедра, а затем Тэхён, упершись рукой на одеяло, поднимается и обнимает Чонгука за талию, прижимаясь губами к его шее и шепча:       — Он умрет вместе со мной.       Рука Тэхёна спускается по позвоночнику к ягодицам и оставляет на коже шлепок, пока Чонгук сплевывает на ладонь и проводит её по члену Кима. Чон не впервые сидит на чужих бедрах, но впервые самостоятельно насаживается на головку, медленно опускаясь на коленях.       — Я думал, мы торопимся, — проговорил Тэхён, сжимая бедра Чонгука и надавливая на них. Он бы ещё что-то прошептал, но его заткнули поцелуем.       Чонгук чувствовал, как член неторопливо заполняет его. Тэхён, надавив на место меж ключицами, прижал к себе и лег на одеяло, а затем резко толкнулся, так, что его бедра ударились об ягодицы Чонгука. Порывистый стон утонул в глубоком и влажном поцелуе. Долго не удалось быть сверху; Тэхён поменял позу, и теперь Чонгук лежал частью тела на траве. Ким задвигал бедрами, и каждый новый толчок выбивал из Чонгука остатки кислорода. Дышать становилось все труднее, и поцелуй был прерван.       Кожа прижималась к коже, а толчки становились все грубее, создавая звуки шлепков. Чонгук, обняв Тэхёна, уткнулся носом в изгиб его шеи, слушая чужое сбитое дыхание. Он и сам двигал бедрами, насаживаясь сильнее, прижимаясь все крепче. Физически быть ближе уже не получится.       Под палящим солнцем жар двух тел становился все сильнее, Чонгук ощущал, как капли пота стекали по его телу, мешаясь с потом Тэхёна. Дыхание казалось непозволительно горячим, обжигающим. Чон стонал в чужую шею, кусая свои губы, чтобы не сорваться на громкий стон, наполненный удовольствием. Тэхён бы оценил подобное, но после все равно зажал рот, приказывая соблюдать тишину.       Сам Тэхён прижимался губами к плечу Чонгука. Он тихо мычал и порой открывал рот в беззвучных стонах, которые сопровождались задержкой дыхания и громким выдохом. Сжимая ягодицы, Тэхён царапал их, его движения становились более быстрыми, и Чонгук понимал, что продержится ещё недолго.       Бедра Чонгука пронзила мелкая дрожь, распространяющаяся по всему телу. Он выгнулся в спине и протяжно простонал, до боли вжимаясь в шею Тэхёна, чье мычание чувствовалось вибрацией. Он излился себе на живот, запачкав и себя, и Тэхёна семенем.       Ким покинул тело Чонгука, а затем поднялся на колени и обхватил свой член рукой, принявшись быстро надрачивать. Он достиг пика через несколько мгновений, а потом уперся рукой в колено Чона и опустил голову, сбито дыша, хватая воздух губами.       Тэхён лег рядом с Чонгуком на траву, подложив свою руку под чужую голову. Они молчали, пытаясь как можно быстрее привести дыхание в порядок. Чонгук придвинулся к Киму, поднялся на локте и оставил краткий поцелуй на его губах. Он посмотрел в карие глаза и улыбнулся. Секс не настолько интимен, как эти уязвимые моменты после него.       — Я скучал, — проговорил Чон.       Они не виделись четыре дня, потому что родители Тэхёна отправили его вместе с одной из сестер в соседнее поселение, чтобы какая-то другая богатая семья смогла засватать её. В последнее время они старательно ищут для каждого своего ребенка пару, чтобы улучшить своё положение и обеспечить себя наследниками.       Тэхён тяжело вздыхает и, уложив голову Чонгука на своё плечо, кладёт руку на глаза, чтобы закрыться от солнца.       — Отец сходит с ума в последние дни, я уже устал слушать про свадьбы и семейный очаг, будто ничего, кроме этого, в жизни не существует, — возмущённо ответил Тэхён. — В следующей поездке я точно вскрою себе вены, благо она нескоро.       — Всё настолько плохо?       — Да, даже хуже, я лишён возможности дышать, ведь не могу видеться с тобой в эти дни.       — Я бы хотел родиться в те времена, когда это будет нормальным, — сказал Чонгук, а потом поднял голову, и Тэхён убрал руку, чтобы вновь встретиться с ним взглядом. — То, что происходит между нами, — он делает паузу, стараясь отыскать ответ на все ещё не озвученный вопрос в глазах Кима. — Разве это настолько ужасно, как они все рассказывают?       — Даже если и ужасно, — отвечает Тэхён, поднимаясь на локтях. — Мне плевать на то, что они думают об этом. Даже если я отправлюсь в преисподнюю, воспоминания о тебе станут моим раем, а ты будешь моим ангелом-хранителем.       — Боюсь, что нам обоим придётся довольствоваться адом, — усмехнулся Чонгук.       — Нет, только не тебе, — отрицательно качнув головой, ответил Тэхён. — Я возьму весь грех на себя, — в глазах и голосе нет и доли шутки. — Если он существует, я понесу наказание.       — Не говори такие вещи, — искренне просит Чонгук, глядя на Тэхёна испуганными глазами.       Ким оставляет на губах Чонгука краткий поцелуй, улыбается, коснувшись своим носом чужого, он закрывает глаза, а потом произносит.       — Tu es vita mea.       — Я не понимаю, что это значит.       — «Ты моя жизнь» на латинском, — объясняет Тэхён. — Я хочу тебя звать так, когда мы одни, можно? — Чонгук кивает, и Тэхён целует его в щеку. — Хочешь искупаться? Становится жарче.       На душе погано из-за слов Тэхёна, у него будто душа рвётся на части и придаётся огню. Они счастливы вместе, но это счастье — словно хрупкий сосуд, который вот-вот рассыпется в руках и обратится в прах прежде, чем осколки упадут на землю. Сколько ещё у них получится прятаться? Смогут ли они прожить так всю жизнь? Что станет с их чувствами, когда настанет момент и каждому будет положено найти себе жену? Почему-то Чонгук задумывается об этом, лишь когда видит печальную улыбку Тэхёна.       Когда-то Чонгук жалел, что родился таким, но эти времена прошли, как только он впервые поцеловал Тэхёна и услышал слова взаимности. Ким Тэхён — самая большая награда и самое жестокое наказание, но Чонгук бы прожил все свои годы ещё раз, чтобы вновь повстречать его и иметь возможность любоваться его карими глазами, которые заставляют позабыть обо всем.       — Ну вот, мы опять грустим из-за моих мыслей, — с горечью проговаривает Чонгук.       — О какой грусти идет речь? — удивленно вскинул брови Тэхён. — Мы вместе идем купаться в озере, а вокруг никого, кто мог бы помешать нам наслаждаться обществом друг друга. Я даже могу поцеловать тебя, хоть сотню раз, и ни одна живая душа не спасет твои губы от моих.       Чонгук видит на лице Тэхёна только блаженное умиротворение и радость, он не сдерживал улыбки, и Чон не мог не ответить ему тем же. Жизнерадостность этого парня не могла не быть заразительной. Поднявшись на ноги, Тэхён обнажает в улыбке зубы и тянет Чона за руку, чтобы тот быстрее поднимался и шел следом.       В кругу семьи он таким не был. Старший сын семьи Ким на людях всегда сдержан и серьезен, будто ведет тайную битву с собственным отцом. Чонгук был единственным, кто видел его румянец на щеках, улыбку до самых ушей и игривую сторону. С ним Тэхён мог быть собой и не бояться показаться странным.       Они за руку идут к воде, Тэхён опережает Чона на несколько шагов. Для Чонгука она оказалась слишком холодной, поэтому он остановился, чтобы привыкнуть, а вот Тэхён почти сразу погрузился. Вынырнув, он подплыл поближе к стоящему на берегу, а после начал трусить головой. Капли разлетались во все стороны, почти долетая до Чонгука. Заметив, что Чон в воде даже не по колено, Ким решил, что брызги помогут ему привыкнуть к температуре быстрее.       — Эй, что творишь? — воскликнул Чонгук, когда Тэхён окатил его водой, ударив по ней руками.       — Мне тут одиноко, поторопись! — крикнул он в ответ, а после засмеялся.       Чонгук решительно пошел к Тэхёну, кривясь от холода, пробирающего его тело. Он ударил по воде, и в сторону Кима полетели капли, которые заставили его отвернуться. Они продолжали свое сражение, пока Тэхён не оказался в объятиях Чонгука, который прижался к нему со спины. Даже не пытаясь сопротивляться, Ким принял свое поражение, положив свои руки поверх чужих.       — Из-за тебя я весь мокрый, — серьезно сказал Чонгук.       — Ты не хотел мочить волосы? — поинтересовался Тэхён, а после совсем уж наигранно невинным голосом произнес: — Прости.       Чонгук чмокнул его в щеку, а когда Тэхён решил обернуться, чтобы поцеловать его в губы, резко отпустил и толкнул в воду, улыбаясь.       — Запрещенный прием! — вынырнув, заявил Ким, зачесывая мокрые волосы назад.       — Не соглашусь, — пожал плечами в ответ.       Мокрая кожа Тэхёна блестела на солнце. Он пару лет назад вернулся со службы и с тех пор не потерял форму, продолжая заниматься по утрам. Чонгук тоже мог похвастаться своей физической формой, ведь несколько месяцев помогал соседям строить дом, где приходилось тягать тяжести. Он был выше Тэхёна, но младше на два года. Если они стояли рядом, казалось, что у них примерно одинаковое телосложение, но у Чонгука плечи шире, а бедра меньше.       Какое-то время Чонгук любовался Тэхёном, сидя в воде около берега. Ким плавал, нырял и доставал камушки со дна озера. Порой казалось, что он ребенок, который впервые залез в воду, но в этом и скрывалось его самое главное очарование. Когда Тэхён накупался, вышел из воды к Чонгуку, который собирал и складывал вещи на одеяло, а после поцеловал уже высохшую спину, заставляя кожу покрыться мурашкой.       — Твой отец сегодня на работе? — прижавшись всем телом к Чонгуку, Тэхён обнимает его со спины и трется щекой об уже мокрую кожу.       Чонгук бы оттолкнул его, только ведь высох и вот опять не может одеться из-за мокрых объятий, но понять Тэхёна можно, он любит прикасаться к Чонгуку, обнимать его, целовать или просто соприкасаться пальцами. На людях подобное делать даже с девушкой нельзя, даже если в браке и уже несколько детей, стыдно и некрасиво. Максимум позволяется взять мужчину под руку, но держаться все равно положено на расстоянии. Именно из-за этого Тэхён удовлетворял свою потребность в прикосновениях, только когда они оставались наедине, он буквально прилипал к Чонгуку, который предпочитал, чтобы его не трогали лишний раз. Однако запрет на прикосновения не касался Тэхёна, для Кима у Чонгука не существует запретов.       — Ага, наверное, опять у кого-то курицу украли, и он будет искать её всю ночь, — ответил Чонгук.       Хоть кража и является серьезным преступлением, Тэхён все равно хохотнул с усердия отца Чонгука.       — Приходи к нам на ужин, — все ещё посмеиваясь, предлагает Тэхён. — Ханыль от тебя без ума, родители подумают, что вы присматриваетесь.       — Хочешь заставить меня ухаживать за твоей сестрой?       — Нет, — быстро ответил Тэхён. — Конечно же, нет, я просто хочу побыть с тобой немного дольше.       — Хорошо, но я уйду до начала комендантского часа, — кивнул Чонгук.       — Да.       Они ещё долго стояли в объятиях друг друга, волосы Тэхёна успели высохнуть, как и кожа. Надо было возвращаться в деревню, но отрываться друг от друга совсем не хотелось. Чонгук, подняв голову, уткнулся носом в волосы Тэхёна, вдохнул его естественный аромат, а после отстранился, и они оба принялись одеваться.       Завтра Тэхён придет сюда со скрипкой, а Чонгук с холстом, им нужно какое-то оправдание встречаться хотя бы через день, ведь для отца Тэхёна уже одной дружбы мало, чтобы видеться слишком часто. С друзьями можно видеться и раз в неделю, а это сложно. Дело не в сексе, удовлетворить себя можно и дома, глубокой ночью, пока все спят, им не хватает простого присутствия друг друга. Даже когда они видятся в церкви или на других собраниях, это не то, приходится держаться подальше и обмениваться лишь короткими взглядами.       Неподалеку от озера на поле паслись Киари и Бадд. Чонгук с Тэхёном оседлали их, а после медленно поехали в сторону дома семьи Ким. Всю дорогу они общались, делились своими мыслями. Как только они оказались среди домов, Тэхён вновь стал серьезным и даже не улыбался. Он превратился в другого человека, которого Чонгук почти не знает. Напоминанием о том парне, с которым они несколько часов назад целовались у озера, служили только карие глаза, с нежностью смотревшие на Чона, когда появлялась возможность.