О том, как уничтожить королеву

Пэнси, приоткрыв рот в виде буквы «о», поправила смазавшуюся помаду. Отняв руку, выпрямилась. Растянула алые губы в обольстительной улыбке, обнажившей похожий на жемчужное ожерелье зубной ряд, но не нашедшей отражение в глазах. Стоило приподнятым уголкам резко опуститься, будто кто-то невидимый перестал подтягивать их за ниточки, лицо девушки приняло равнодушное выражение. Вместе с пристальным взглядом серых глаз, пробирающим до костей, это производило тяжелое впечатление надвигающейся бури на фоне неподвижного моря. Любой, кто оказался бы в этот миг перед Пэнси, почувствовал бы себя ничтожеством, недостойным существовать, но смотрела она на себя, поэтому все было в порядке. Вообще-то, даже лучше, чем просто в порядке — только что девушка вдохнула с посеребренного подноса, принесенного эльфийкой Дикси из поместья Паркинсонов специально для этой цели, дорожку первоклассного порошка. Бросив последний взгляд на хозяйку, приученная к послушанию домовичка без единого слова исчезла, однако источаемая ею тревога еще некоторое время покалывала кожу Пэнси раздражением — та не выносила проявлений тряпичных эмоций, которые ставили под сомнения ее волю и выбор. Потом девушка прикрыла одну ноздрю, выверенным движением втянула аконит – и все прочее перестало иметь значение. Ну, почти. Каким бы высоким ни было качество продукта, носоглотку неприятно стянуло, и Пэнси осмотрелась в поисках стакана, рассчитывая, что в одном из самых дорогих и элитных отелей города могли предусмотреть подобную оказию, учитывая уровень гостей, которые в нем останавливались. Осознав, что переоценила предусмотрительность магглов, она презрительно скривила верхнюю губу, но не стала снова призывать эльфийку; вместо этого сложила ладони в виде лодочки и поднесла их к автоматическому крану. Утолить жажду не получилось. Слизистую будто посыпали чем-то водопоглощающим, и, сколько бы Пэнси ни пила, этого было недостаточно. Все еще склоняясь над раковиной, она остановила взгляд на помаде, из-за ее манипуляций снова предательски вышедшей за пределы контура. Медленно провела по нижней губе, надеясь избавиться от ощущения сухости, как завороженная следя за движением языка. Замечательная новость заключалась в том, что теперь ей было плевать на макияж. Чувство потери контроля пускал жар вдоль позвоночника, наполняя тело легкостью. Эйфория уже подкатывала. Она просочилась на поверхность кожи в виде дрожи, зажгла глаза неестественным матовым блеском, коснулась высоких скул лихорадочным румянцем. Зрачки превратились в черные дыры, в глубине которых, если присмотреться, отплясывали демоны. Пэнси растянула губы в ухмылке — на этот раз вполне искренне. Пусть лучше танцуют, чем.. что-либо еще. Девушка вытерла мокрые ладони и вместо того, чтобы оставить полотенце в специальной корзинке, без зазрения совести выбросила его в мусорное ведро. Ткань почти стояла от крахмала — недолго поранить нежные ручки. Даже об этом жалкие магглы позаботиться не смогли. Мысль показалась Пэнси очень веселой. Прямо-таки уморительной. При этом она четко осознавала, что ничего забавного в этом нет, но от этого ее только больше разбирал смех. Она толкнула дверь плечом и оказалась в пустом вестибюле со стеной зеркал во весь рост и банкетками, расположенными в виде круга, с цветочной кадкой посередине. Если честно, Паркинсон была не прочь посидеть в одиночестве где-нибудь в тихом безлюдном уголке, где в ее голову пришло бы несметное количество бредовых мыслей, порожденных действием порошка.. но сейчас она нуждалась в компании. Впереди была длинная ночь, а с этой леди в черном у девушки были весьма натянутые отношения. Врага, если он априори сильнее, приятнее встретить, спрятавшись за чьей-нибудь широкой спиной, даже если ее обладатель вдалбливает Пэнси в постель в одном из люксов этого самого отеля. Подумав об этом, она сама себе кивнула, поднялась по небольшой лестнице и оказалась в коридоре, ведущем в главный холл. Девушка вполне сносно контролировала свои движения, но маятник наслаждения прямо сейчас находился в максимальной точке своей амплитуды, и веселье слишком сильно ударило ей в голову. Коридор начал куда-то уплывать, и Пэнси закачалась вместе с ним, будто заколыхалась на морских волнах. Легкая дрожь превратилась в тремор, и ей пришлось остановиться и сесть на кушетку, скрытую в стенной нише. Строго говоря, скорее плюхнуться, но кто мог ее осудить? Высокий вырез черного бархатного платья слишком обнажил бедро, демонстрируя лямку подтяжек, однако как же ей было плевать. Иногда Пэнси изображала ложную скромность, если это было выгодно, что ужасно нелепо, ведь на самом деле она знала, что безупречна, но сейчас играть было не перед кем. Она как никогда была собой. Паркинсон не удержалась от смешка, вспомнив, как поменялся в лице Забини, увидев, кого, как блохастого уличного пса, притащила за собой на вечеринку Грейнджер. Похоже, эта набитая дура всерьез подумала, что Драко пригласил ее на уютные посиделки наподобие тех, что устраивали львята в своей гостиной, с тыквенным пирогом и усами от сливочного пива. Каково же было ее удивление от содома и гоморры, в которые волшебные деньги превратили ресторан маггловского отеля. Алкоголь, сигаретный дым стеной, неон, огни светомузыки, танцорки, вызывающе извивавшиеся на пилонах, дорогие закуски, которые, нетронутые, обветривались или тут же выблевывались из-за запрещенных веществ, опьянения или булимии.. Все это шокировало новую малфоевскую подружку-игрушку. Пэнси даже стало ее жаль на мгновение, настолько нелепо она смотрелась в своем скромном платье в обстановке тотального разврата и греховных удовольствий. Вечера Блейза были закрытыми мероприятиями и собирали относительно тесный круг британской магической аристократии, но попасть на них было вполне реально, если приглашение исходило от кого-то из постоянных участников. Как в высший круг никогда не попадали случайные люди, так и на подобных встречах их быть не могло. Пригласить человека — значит поручиться, что воспоминания об увиденном умрут вместе с ним. Новые лица были редкостью и очень часто исчезали так же внезапно, как появлялись, подвергшись Обливиэйту — на всякий случай. Обычно Забини даже не приходилось особенно стараться над программой вечера, ведь каждый из гостей развлекал себя сам. Он предоставлял площадку, подкидывал запрещенку и.. наблюдал. Однако сегодня этим занимался не только он один. Появление Поттера, воспользовавшегося шансом разнюхать, что творится на закрытых вечеринках чистокровных, внесло приятное разнообразие в жизнь пресыщенного общества. Как нажравшиеся удавы, богачи наблюдали за тем, как к ним в пасть бежала любопытная мышка, и то, что ее путь лежал прямиком из Отдела магического правопорядка, делало ситуацию только острее и интереснее. Впрочем, мышью Поттер не был. О нет. Он был министерской ищейкой, рыскавшей всюду, куда позволял дотянуться поводок, другой конец которого находился в руках Робардса — знаменитого во всей Великобритании начальника Аврората. В послевоенные годы в магическом мире возникла теневая сторона, которая не имела ничего общего с запрещенным колдовством. Режим Волдеморта не препятствовал процветанию торговли веществами, изменяющими сознание, а занятый ликвидацией последствий войны Аврорат дал им распространиться до пугающих масштабов. Только сейчас, пять лет спустя, они начали пытаться поднять со дна сеть, которая уже оплела всю страну, но пока удавалось только наблюдать людей, которые в ней запутались — зрелище, надо сказать, отвратительное. Со стороны министерского правосудия было нелепо рассчитывать, что где-то на вечеринке Забини находится один из узлов этой крепкой сети; здесь не было исполнителей — только заказчики. И им, ошалевшим от собственной безнаказанности и галлеонов, оттягивающих карманы, нравилось, подобно Пэнси, прятаться от старшего аврора Поттера, чтобы принять какую-нибудь дрянь, а потом подходить прямо к нему и заговаривать, поглощая его суровое напряженное лицо расширенными зрачками. Это будоражило застоявшуюся кровь. Девушка откинулась затылком о стену и прикрыла веки, ожидая, пока пройдет состояние болезненного перевозбуждения. Кровь шумела в ушах, но она слышала в этом голоса, нашептывающие всякие абсурдности. На ее губах играла легкая полуулыбка. Было прекрасно сидеть вот так, впервые за долгое время дыша полной грудью. Нет, Пэнси не была зависима. Ее тело было слишком важным инструментом, чтобы она рисковала его привлекательностью. Болезненная худоба, черные круги под глазами, морщины и бессонница, которая только усиливает все остальные нежелательные проявления, — все это было ей ни к чему. Она просто позволяла себе расслабиться.. время от времени. Пэнси не знала, сколько просидела, погруженная в себя, но, когда предплечья осторожно коснулась чья-то ладонь, девушка ощутила слишком отчетливо, насколько она жесткая и шершавая. По обнаженным плечам пробежали мурашки, растворившись на кончиках пальцев. Под наркотиком ощущения усиливались, и Паркинсон, которая уже прикидывала, что нужно будет обязательно вдохнуть еще одну дорожку перед тем, как заняться сексом, почти обрадовалась — возможно, ей даже не придется никуда идти. Мотылек сам прилетел на огонь. Он обращался к ней приятным низким голосом, который отдавался вибрацией внутри, что-то спрашивал, но за шумом в голове Пэнси едва слышала. Не имело значения, что он говорил, однако отсутствующий вид мог оттолкнуть его. «Нужно сосредоточиться», — сказала себе девушка и приподняла непослушные веки, чтобы наконец-то оценить, кто захотел сгореть сегодня вечером. Сперва удалось сосредоточиться на внешности. Первым, что Пэнси увидела, были уродские круглые очки. Они были настолько нелепыми, что с ее губ слетел нервный смешок. На вечеринках Блейза можно было увидеть самых разных людей, но подобные экземпляры ей не встречались. Вторым был нос с горбинкой, который она мысленно одобрила. Аристократический. Трехдневная щетина и тонкие сухие губы, которые постоянно двигались, но смысл того, что он говорил, терялся на половине пути до ее сознания. От него пахло табаком, кожей и мужчиной — в лучшем смысле этого слова. Паркинсон как завороженная потянулась, чтобы стянуть эти убогие очки, которые все портили. Он схватил ее изящные запястья, но позволил снять их. Тогда до крайности изумленный взгляд зеленых глаз окатил ее ведром ледяной воды. — Поттер? — скривилась Пэнси и как будто вмиг протрезвела. Она брезгливо отпустила дужки очков, которые он успел подхватить в последний момент, провела все еще подрагивающей рукой по волосам, завитым в крупные кудри и прихваченным драгоценной заколкой. Сердце стучало во всем теле сразу. Салазар, она чуть было не.. Мерзость. — Тебе плохо? — спросил он натянутым, как пружина, голосом, и ей стало противно от того, как он пытался заглянуть ей в лицо. Странно, что Пэнси, привыкшая ко взглядам, облизывающим ее с головы до пят, была недовольна пристальным вниманием. — Нет, мне просто замечательно, — отмахнулась она, поднимаясь на ноги, но голова от резкого движения закружилась. Пэнси слегка пошатнулась; рука взметнулась, и девушка прикрыла верхнюю часть лица ладонью, чтобы прекратить пляску перед глазами. Поттер от неожиданности подхватил ее пониже спины, пытаясь удержать, и Пэнси скорее осознала себя униженной, чем почувствовала это, когда даже через одежду кожа вспыхнула в том месте, где он ее коснулся. В том состоянии, в котором она находилась, чувство стыда превращалось в атавизм, но разум работал — причем даже более активно, чем обычно, генерировал странные идеи. Именно поэтому в подобные моменты Паркинсон старалась держаться подальше от нежелательных личностей. Однажды она случайно переспала с Забини, но это хотя бы стало предметом шуток на ближайший год, потому что Пэнси ничего не помнила. Блейз постоянно предлагал освежить воспоминания, на что девушка закатывала глаза и отвечала, что его тяга к повторному унижению является психическим отклонением, ведь если бы он ее впечатлил — она бы непременно запомнила, а не постаралась забыть как можно скорее. Тем временем, как только Поттер осознал, что падать она не планирует, его руки сразу же целомудренно обхватили ее талию и усадили девушку рядом с собой. Он сверлил ее взглядом так пристально, будто хотел увидеть, что у нее внутри, и, если бы не гордость и упрямство, она бы непременно отвернулась. Вместо этого, конечно, уставилась на Поттера в ответ, надеясь, что взгляд получился достаточно отталкивающим, чтобы он сбежал, поджав хвост. Но с всматривался всегда было что-то не так: он всматривался в ее лицо с выражением крайнего напряжения, словно пытался поймать что-то неуловимое, а потом его глаза вспыхнули осознанием. — Пэнси, ты.. под наркотой? — сказал Поттер или скорее вытолкнул из себя так ошарашенно и разочарованно, словно она только что на его глазах убила мелкую беззащитную зверюшку. Девушка рассмеялась от его глупого вида, и со смехом напряжение будто покинуло ее тело. Слава Мерлину, потому как лучше насмехаться, чем воспринимать Поттера как мужчину. Наверное, следовало бы успокоить его подозрения, чтобы у Блейза не возникло проблем, но она вдруг так расслабилась, что реакция вышла слишком легкомысленной: — Что? С чего ты взял? — фыркнула Пэнси, забрасывая ногу на ногу и по привычке надеясь сбить его с толку видом игриво выглядывающего в вырезе платья кружевного края чулка, но Поттер продолжал буравить глазами ее лицо и даже не думал опустить глаза: — У тебя радужек за зрачками не видно. — Специальное зелье. Чтобы глаза сияли. Снимает усталость. — Ты постоянно облизываешь губы. — Жарко, — пожала плечами девушка и только сейчас поймала себя на том, что челюсть ноет от того, как она контролирует голос, стараясь не допустить в него лихорадочную дрожь. Усилием воли заставила тело расслабиться. «Чем изо всех сил бороться с чем-то, просто позволь этому произойти». Это помогло, и Пэнси ринулась в атаку: — Тебе вообще какое дело? Что ты здесь забыл? Это место не подходит для таких, как ты. Оно и для подружки твоей не подходит, но Драко, судя по всему, сошел с ума.. — Что ты приняла, Пэнси? — повысил Поттер голос, потом, не дождавшись ее ответа, встал и потянул девушку за руку. — Куда ты, черт возьми, меня ведешь? — взвизгнула Пэнси, едва не споткнувшись на высоких каблуках, когда он потащил ее за собой, крепко обхватив запястье. — Пусти! Одурманенный мозг был способен только на одно дело за раз: либо управление конечностями, либо обработка информации, которая обрушивалась на органы чувств из-за аконита. Девушка пыталась преуспеть, но терпела поражение по всем фронтам. Чтобы всерьез разозлиться на Поттера за его бесцеремонное вмешательство, Пэнси должна была собрать себя в кучу и переключиться, а это сейчас было сродни попытке удержать зелье в дырявом котле. К тому же ей не давали сосредоточиться: Поттер продолжал упорно двигаться в сторону уборных. — Блевать, пока та дрянь, которую ты приняла, не всосалась в кровь, — донесся до девушки злой голос, и, когда она снова чуть не запуталась в собственных ногах, Поттер остановился и легко подхватил на руки. — Кто дал тебе это дерьмо? — Пришел сюда вынюхивать, аврор Поттер? — издевательски рассмеялась Пэнси, запрокинув голову, а потом внезапно ее лицо изменилось, и, посмотрев ему в глаза, она сказала холодно: — А не пошел бы ты к черту? — Пойду, как только позабочусь о том, чтобы эта отрава покинула твой организм, — пообещал он с таким безапелляционным видом, что Пэнси наконец получила необходимую искру, чтобы взорваться: — Ты ничего не попутал, Избранный? То ли у вас в Аврорате напрочь стирают понятие личных границ, то ли ты от природы дефектный, но я объясню: ты не имеешь права вмешиваться в чужую жизнь, чем бы я ни занималась, пока я не нарушаю закон. А у тебя нет никаких доказательств, что я что-то принимала, кроме домыслов. — Будто тумблер переключился, Пэнси с каждой секундой злилась все сильнее; ее реакция была чрезмерной, и это играло против нее, но она неслась, как «Хогвартс-экспресс» на полном ходу. Но Поттер, упрямо стиснув челюсти, продолжал идти. Тогда она повысила голос: — Я не просила тебя ни о какой услуге, если ты не заметил. Опусти меня на пол! — Если бы перед тобой кто-то тонул, ты бы не попыталась спасти его? — внезапно спросил мужчина, остановившись и заглянув ей в лицо. В его глазах читалась странная смесь жалости и отвращения, которая приводила в замешательство. — Дала бы возможность захлебнуться? Паркинсон растерялась — ей требовалось немного больше времени, чтобы осознать сказанное, — но тут же взяла себя в руки и направила все прочие чувства в гнев: — Ты занимаешься подменой понятий. Не пытайся запудрить мне мозги — все равно не получится. Я могу подать на тебя в суд за то, что ты сейчас делаешь.. — За что именно? За то, что держу тебя на руках? — слегка насмешливо спросил он, перехватывая ее поудобнее около входа в уборную. — За то, что делаешь это без разрешения! Поттер стиснул челюсти и поморщился, брезгливо приподняв верхнюю губу, потом качнул головой, как бы отметая всякие сомнения, и толкнул ногой дверь женского туалета. Пэнси изо всех сил вцепилась в косяк и не позволяла ему пройти. Ее силы были невелики, к тому же она считала себя выше того, чтобы брыкаться, как какая-то плебейка. Ничего удивительного, что вспотевшие пальцы почти сразу соскользнули с древесины, когда он двинулся вперед. В последний момент, когда он начал разворачиваться, чтобы внести ее боком, Пэнси завизжала так пронзительно и внезапно, что Поттер вздрогнул и едва не уронил ее. — Вам нужна помощь? Из соседней двери, немного дальше по коридору, показался человек с каким-то ящиком в руках. Если бы Пэнси имела возможность рассмотреть его, то увидела бы униформу отеля и непременно сделала очевидный вывод, что это маггл, но в данный момент ее волновало только то, насколько внушительным был его силуэт: мужчина мог помочь ей. — Нет, у нас все в порядке, — начал Поттер, но девушка перебила: — Это не так. Вызовите охрану! Этот человек действует без моего согласия. Несколько мгновений он просто всматривался в их, решая, как поступить. Вся его поза выдавала напряжение. Пэнси едва не обругала идиота, который тут же не сорвался по ее просьбе, однако оказалось, что он всего лишь относился к той же породе рыцарей, к какой принадлежал Поттер, потому что, отбросив свою ношу вместе с сомнениями, он с воинственным видом ринулся на них обоих. Поттер поспешно опустил девушку и без особых церемоний толкнул ее в проход, прикрыв собой. Потом выпрямился, и как раз вовремя — крепкий кулак работника отеля просвистел по направлению к его переносице. Мужчина сделал шаг назад, при этом врезавшись в Пэнси, и позволил нападавшему пролететь вперед из-за инерции удара, после чего крепко схватил его за запястье и плечо и молниеносно скрутил, как беспомощного ребенка. Спаситель взревел от боли и рухнул на колени прямо к ногам Паркинсон, которая только сейчас увидела, что он и был почти ребенком. Покраснев, он бился в крепком аврорском захвате, как раненый зверь, свободной рукой пытаясь хоть как-то достать Поттера, однако тот надавил на лопатку парня, отчего тот заорал в голос. Однако шум и возня успели привлечь внимание — скорее всего, дело было в камерах, расположенных по всему периметру коридора, — к ним во весь опор неслись несколько вооруженных охранников. Пэнси слышала, как Поттер грязно выругался сквозь стиснутые зубы, и приподняла уголки губ. Она даже не потрудилась сменить ухмылку на испуганное выражение, когда мужчины в черном приблизились к ним. Ситуация была бы неоднозначной, если бы Пэнси не была гостем вечеринки Забини. С учетом этого немаловажного факта слова Паркинсон имели больший вес, чем оправдания Поттера, даже несмотря на то, что ее зрачки напоминали два черных блюдца. Вероятно, это сыграло ей в плюс: мужчины могут прийти к выводу, что он решил воспользоваться ситуацией. Он пытался оправдываться, объяснял, что они знакомы, но его не желали слушать. Девушка была уверена, что, оказавшись с ними наедине в комнате охраны, Поттер выкрутится с помощью магии, но перестала думать об этом, как только процессия скрылась за углом. В любом случае так ему и надо. — Вы в порядке? — спросил мальчишка, опираясь о стену, хотя единственным, кто выглядел так, словно нуждался в помощи, был он сам. Умилительно. Пэнси растянула губы в застенчивой улыбке, пока ее болезненно перевозбужденный мозг просчитывал варианты развития событий. Парень выглядел немного смущенным тем, что его рыцарский порыв потерпел фиаско, однако она знала, что, как благодарная леди, легко могла исправить ситуацию. Мужское эго хрупкое, но в то же время податливое, если окажется в нужных руках. Девушка была уверена, что, если попросит его проводить ее до номера, он не покинет ее до утра: за пеленой недовольства собой в его глазах проглядывало восхищение ею. Пэнси ничего бы не стоило изобразить из себя ту, кого он хотел бы в ней видеть, — беспомощную даму в беде, хотя в беде была вовсе не она. Паркинсон потупила взор, словно воспоминания приносили ей боль, и кивнула: — Конечно. — Потом вскинула глаза, едва не фыркнула, когда он, покраснев, поспешно отвел свои от ее декольте, и пообещала: — Я сообщу вашему начальству о том, что вы мне помогли. — Пэнси немного помолчала, кусая губы, словно раздумывала, имеет ли право на следующую просьбу. — Не могли вы проводить меня до моего номера? Так неловко. Но мои коленки до сих пор дрожат из-за этого ужасного человека.. Паркинсон успешно притворялась немощной, опираясь всем весом на предложенную руку — здоровую руку, в то время как другую он незаметно прижимал к боку, стараясь не морщиться при каждом резком движении. Скорее всего, он просто потянул мышцы, потому что, если бы Поттер выбил плечо, паренек орал бы, как абраксанский крылатый конь, потеряв управление. Аконит вошел в ту замечательную фазу, когда Пэнси стала слишком деятельной, и ей приходилось сдерживать кипучую энергию, которую следовало срочно направить в безопасное русло, однако разум прояснился и стал острым, как наконечник стрелы. Она искоса посмотрела на мальчишку, пока они ехали в лифте на верхний этаж. Он был высоким, широкоплечим и симпатичным, но его взгляд был таким детским, что, встретившись с ним в отражении зеркальной поверхности, Пэнси мысленно цокнула языком. Срывать эту розу с куста у нее не было ни малейшего желания. Он не мог дать ничего, кроме себя самого, а она могла только воспользоваться им, как одноразовым платком, — смять и выбросить. Обычно девушке льстило становиться последней, а не первой. Она относилась к тому типу женщин, которые, приходя в чью-то жизнь, оставляли одни дымящиеся руины, и этого мальчика ей стало заранее жаль. Вообще-то, это было даже хуже, чем если бы она его возненавидела. Ее жалость — худшее из оскорблений, которые она могла ему нанести. Паркинсон распрощалась с ним около дверей номера, уловив легкое разочарование, и напоследок попросила передать записку одному ее знакомому, оставшемуся в зале. Феликс Розье давно облизывался на нее и делал однозначные намеки, но не действовал открыто, опасаясь скандала, поскольку был давно и безнадежно женат, а слухи в их тесном обществе распространялись молниеносно. Он не был отвратителен внешне, но годился ей в отцы, и в любой другой ситуации это вполне могло ее оттолкнуть, однако сегодня девушка не испытывала никакого желания напрягаться и искать кого-то еще, особенно рискуя вновь столкнуться с Поттером внизу. Розье в свой нескрываемой порочности напоминал Пэнси ее саму. В нем не было ни капли искренности, которой она питалась, как паучиха, заманивая в свои сети и высасывая ее из своих жертв, но зато он мог дать ей то, в чем она нуждалась этим вечером, — отвлечение. Ну, или, другими словами, хороший секс. В этом девушка не сомневалась, поэтому и остановила свой выбор на нем. Такие вещи она умела предсказывать по множеству деталей с гораздо большим успехом, чем профессор Трелони могла читать по хрустальному шару на уроках Прорицания. Они молчали все то время, пока он не спеша раздевал ее, как истинный ценитель прекрасного, — опытный коллекционер, которому прислали изящную китайскую фигурку, завернутую в упаковочную бумагу. У Пэнси вся одежда была с кучей застежек и крючков: белье состояло из сплошных шелковых тесемок и лямок, связывающих полупрозрачные кусочки ткани, и даже босоножки опоясывали изящную голень так, что сразу не разобраться, как их снять. Мужчины любили это. Им нравилось раскрывать ее, как подарок, которым она и была. Под наркотой Пэнси одаривала собой особенно щедро, потому что синдром отмены — страшная вещь даже после качественного аконита. Пока ее внутренние демоны веселились вместе с ней, заткнув свои поганые рты, все было в порядке, но, как только им станет скучно, они набросятся на нее и начнут пожирать изнутри. Темнота и скука — два табу для Пэнси. Больше их не существовало. Ее день был заполнен под завязку делами, которые многие сочли бы праздными, ночь сглаживало сонное зелье, от которого девушка постепенно приобретала зависимость (вот о ней стоило бы беспокоиться), но иногда.. происходили осечки. Как контролирующая себя и свое окружение личность, Паркинсон прекрасно знала, что порох отсырел и стрелять не просто бесполезно, а даже опасно, но все равно метила в самый центр мишени, выбираясь на вечеринки Блейза. Возможно, в этом было что-то общечеловеческое: поддаться слабости, чтобы ощутить всю свою никчемность, погрузиться в нее с головой, прочувствовать каждой клеточкой, а потом отбросить и.. жить дальше. Да, обычно она так себя не вела. Обычно — это на ежедневной основе, а так это было для нее регулярной практикой. Пэнси устраивала себе такие вечера, когда полностью отлетала от реальности и погружалась на нравственное дно, периодически. Здесь она могла будто со стороны понаблюдать за своим падением, и это было настолько плохо, что начинало приносить болезненное наслаждение. Однако не хотела, чтобы подобные похождения накладывали отпечаток на ее внешность. Ведь красивое лицо и тело — это броня, которую, в отличие от любой другой, нельзя отнести к кузнецу и починить. Когда-то мама научила ее этому, добавив, что Пэнси всегда должна выглядеть как фарфоровая куколка, но дочь всегда была из более прочного и дорогого материала, который следовало защищать более тщательно, — слоновой кости; идеальная снаружи и с множеством слоев внутри. Ее мать привыкла быть покорной и считала нормальным добиваться своего с помощью тела. Пэнси взяла от нее лучшее — внешность и установку, помогавшую ей выживать в мире, который ее окружал. Однако она не заискивала, чтобы получить свое, она приходила и брала — вернее, ей давали все, стоило только указать наманикюренным пальчиком. Пэнси научилась доминировать, делая вид, что подчиняется. Это делало ее опасным игроком, которого все оценивали неверно, но невероятно высоко. Разделавшись с обувью, бюстгальтером и платьем, но оставив трусики и чулки, Розье поцеловал ее так сухо и крепко, будто хотел высосать душу. Пэнси не нравился его алкогольный запах, его будто выученные движения, отдающие вторичностью, как вся эта ненужная прелюдия, но если прикрыть глаза и сосредоточиться на собственных ощущениях, то было.. неплохо. Он был грубоват, когда смял костлявой ладонью ее грудь, и это пробуждало внизу ее живота яркие вспышки удовольствия, многократно усиленные наркотиком, но этого было недостаточно. У Пэнси вся кожа будто зудела от каких-то необъяснимых желаний, извивающихся прямо под ее поверхностью, которые девушка и сама-то не могла понять. Она направила его губы на шею, не позволяя опытному языку проникнуть в рот, иначе ее бы стошнило от мысли, во скольких грязных местах тот побывал, упала спиной на кровать, утягивая мужчину за собой.. Но у Розье были другие желание в отношении нее. — Может быть?.. — Он указал подбородком на свои разведенные ноги, обтянутые старомодными, но очень дорогими брюками, и, растянул губы в хищной улыбке: — Боюсь, провидение меня покарает, но с тобой так сложно удержаться от грехопадения, моя сладострастная нифма, — вздохнул он с театральной досадой. — Однако я женат.. Возможно, твои прекрасные губки сделают мое наказание менее строгим?.. Пэнси едва не рассмеялась. Все они приходили в восторг от одной мысли, что такая, как она, может оказаться перед ними на коленях, но Паркинсон никогда не отсасывала. И она не собиралась делать этого, только не этому жалкому старому изменнику. Впрочем, ей было плевать, кто он и что из себя представляет. Ей нужен был только его член. Или язык, но только внизу. Лишь бы не пальцы, потому что они ей не понравились. Какие-то безобразные, покрытые жесткими волосками.. Мерзость. На что Розье рассчитывал, натягивая шерсть ей на глаза? Точно не на то, что Пэнси безмозглая дурочка. В его взгляде читался острый как бритва ум, словно он специально подбросил эту гнусность, подозревая о Пэнси что-то, чего она сама о себе не знала, и ждал реакции. Настроение у нее действительно переменилось, и мужчина заметил, как потяжелел ее взгляд, но язык тела оставался однозначным, а поскольку вся его кровь уже прилила вниз, обдумать перемену он не смог. Вернее, она не дала такой возможности, потому что тоже кое-что о нем знала: — Но я так хочу быстрее почувствовать тебя в себе, — сказала она, приподнявшись на локте. — Как твой огромный член растягивает меня до боли.. заполняет собой.. Розье принялся звенеть пряжкой ремня, и Пэнси как бы невзначай повернулась задом, демонстрируя себя. Он устраивался сзади нее, потому что девушка не хотела видеть его безобразное лицо, исказившееся от похоти после его слов. Горячее дыхание опаляло ее загривок. Мужчина не стал разбираться с бельем, а просто сдвинул его в сторону. И вдруг тяжесть его тела пропала, и Пэнси, которая успела сосредоточиться на своем предвкушении, с некоторым опозданием обернулась через плечо. Ее рот раскрылся от шока. Не было никакой потасовки — Поттер дезориентировал Розье ударом ребром ладони по шее, а когда она повернулась, использовал со спины Оглушающее. Мужчина не видел его: упал на пол лицом вперед с приспущенными штанами, представляя собой довольно нелепое зрелище. Пэнси вскочила на ноги, успев подхватить дрожащими руками с края постели платье, чувствуя, как ее всегда бледная кожа покрылась уродливыми пятнами от злости. — Ты сумасшедший. Ты перешел все границы адекватности, Поттер! Таскайся за своей подружкой, которая, поверь мне, наверняка сейчас находится примерно в схожих обстоятельствах в одном из соседних номеров, а меня не трогай. — Еще никогда в своей жизни она так не орала — до сорванных связок. Девушка дергано попыталась прикрыться, но бархатная полоска ткани была слишком незначительной, и она просто растянула ее на обнаженной груди, но ноги оставались на виду. Она пожалела, что не додумалась захватить покрывало. Для того, чтобы натянуть платья на себя и застегнуть молнию на спине, требовалось проявить определенную ловкость и гибкость, которые Пэнси не могла себе позволить при мужчине, вовсе не казавшимся виноватым. Поттер сверлил ее злобным взглядом, крылья его носа трепетали, а губы сжались в тонкую линию и побледнели. Аконит переставал действовать, и Пэнси начинала чувствовать себя. Раздраженную, расстроенную чуть ли не до слез, потерянную. Он был слишком хорошего качества, чтобы ей действительно стало плохо физически, но ей было страшно оттого, что эйфория заканчивалась. Ночь вступала в ту фазу, когда все вокруг затихало, и ее окутывало обычное беспокойство. Обычно в это время Пэнси беспробудно спала под действием сонного зелья, но сейчас все шло не по плану. Видимо, придется не спать до утра. Все из-за чертового Поттера. — Ты не понимаешь, что творишь. — Он попытался надеть ей на плечи свой дурацкий пиджак, слишком широкий, по этой ужасающей маггловской моде, но она отмахнулась и стянула с постели верхнее одеяло, закутавшись в него, словно в рясу. Внутри что-то закипало, и это было больше, чем просто раздражение — она хотела испепелить Поттера на месте. Однако под слоем бури скрывался страх: само его присутствие, его вид, его слова, которые он пока что удерживал за стиснутыми зубами, не сулили ей ничего хорошего. Пэнси чувствовала это, пока что смутно, поэтому нападала, как загнанный в угол зверь: — Ты прошел медицинское освидетельствование в Мунго? Потому что я не понимаю, как тебя взяли на службу с такими проблемами с головой. Мне казалось, что ты как никто должен знать, что значит слово «нет» в глазах закона. Так вот я сказала тебе, что не нуждаюсь в твоей помощи. Ты больной? — Ты, возможно, не видела, в кого превращаются те, кто начинает злоупотреблять этой хренью, но я видел, Паркинсон, как после одного раза отлетала крыша у тех, у кого она неплотно сидела, понимаешь? С одного раза! И обратно ее уже не приделаешь. — Это не твое дело, Поттер. Свали отсюда к чертовой матери, мне нужно одеться. Ты достаточно надругался над моим личным пространством сегодня, поэтому я собираюсь подать на заявление в Визенгамот. Это чтобы ты был в курсе! На мгновение он смешался, но тут же отвернулся, даже не подумал уходить. Запустил ладонь в волосы, взъерошил. В комнате воцарилась тишина, прерываемая шелестом платья Пэнси и его сопением, словно он напряженно размышлял. — Он чуть не изнасиловал тебя! — выпалил Поттер, не оборачиваясь, и в его голосе кроме злости звучало искреннее непонимание. — Неужели ты не осознаешь, насколько хрупкое человеческое тело? Психика? Тебе совсем себя не жаль? — По-твоему, это было похоже на изнасилование? — выплюнула девушка, хотя не считала, что вообще должна поддерживать с ним диалог. — Если бы мне было противно, я бы здесь не была, а если была, значит меня все устраивало. — С этим старым ублюдком? — Поттер мимолетно обернулся, когда Пэнси, заведя руки за спину, пыталась застегнуть молнию. Она тяжело посмотрела на него исподлобья, и он тут же снова уставился на дверь номера. Поттер еще немного помолчал, а потом внезапно спросил, как будто подловил ее: — Тогда почему ты не останешься, чтобы привести его в чувства? Почему оставляешь его в таком виде? — Потому что он мне никто. Мне плевать на него. Я просто собиралась с ним переспать, но ты все испортил. На это он не нашелся что ответить. Одевшись, Пэнси почувствовала себя гораздо лучше. Она поправила собравшуюся на бедрах, пока она возилась с замком, бархатную ткань, расправила плечи, повесила на сгиб локтя клатч и собиралась выйти из комнаты, не произнеся ни слова, но мысленно оскорбляя Поттера словами куда более обидными, чем стала бы произносить вслух из-за своего воспитания. Однако когда они поравнялись, кое-что пришло девушке в голову. Кое-что способное оскорбить его благородную душу до самой глубины. — Может, хотел оказаться на его месте, Поттер? — вкрадчиво спросила Пэнси, с вызовом взглянув на него снизу вверх. — Что? — Мужчина смотрел на нее испуганно и растерянно, что совсем не сочеталось с его комплекцией и лицом, покрытым щетиной. Этот взгляд больше подошел бы одиннадцатилетнему мальчишке, впервые прибывшему в Хогвартс, на голову которого Макгонагалл нацепила Распределяющую шляпу. — Вцепился в эфемерную возможность якобы помочь мне, чтобы я тебя отблагодарила. — Тон, которым девушка проговорила последнее слово, не оставлял сомнений в том, какое значение она в него вкладывала. — Ты с ума сошла? — прошипел он, сделав шаг к ней. — А что? Чем ты отличаешься от него? Вы все одинаковые. — Она отошла, чтобы увеличить расстояние между ними, и с отвращением пнула Розье, что не произвело на него никакого эффекта. В этот момент лицо Поттера резко изменилось. На передний план вышел старший аврор, и Пэнси физически ощутила, как взгляд зеленых глаз вскрывает ее подноготную. Он сулил провокационные вопросы, за которые она наверняка захочет наброситься на него и вцепиться в лицо вопреки всем своим манерам. Какой-то внутренний инстинкт подсказывал, что если она не выйдет из номера прямо сейчас, то ей не остаться победительницей, и рука сама собой потянулась к палочке, которой не было в клатче из-за приказа Министерства, коснувшегося не только бывших Пожирателей, но и их детей. — Боже, Пэнси, кто сделал это с тобой? Она на мгновение замерла и неестественно рассмеялась. — Что ты несешь? — Почему ты так себя ненавидишь? Грудную клетку распирало от какого-то неизвестного чувства. И раздражение, и самодовольство — все это вдруг исчезло. Прямой взгляд Поттера расколол их на части, явив Пэнси нечто, с чем она не желала знакомиться. Она застыла, оглушенная, словно получила внезапную пощечину, чего никак не могло произойти — у любого, кто притронулся бы к ней без разрешения, отсохла бы рука от проклятия, которое девушка наслала бы в ту же секунду. И тем не менее Поттер задел какие-то струны внутри Паркинсон, которые пробудили торжественную громогласную музыку наподобие органной, слушая звучание которой, начинаешь чувствовать себя кем-то незначительным. Ощущение было необычным для Пэнси, но при этом как будто смутно знакомым.. И очень страшным. Именно поэтому она сделала то, чего никогда себе не позволяла: сбежала. Сбежала, громко промолчав и бросив на него последний, полный ненависти взгляд, но еще долго чувствовала на себе его — внимательный и полный жалости.