the art of precious scars

Дазай считает, что войти в лифт - все равно что войти в космическую капсулу. Готовимся к полету в космос, в ледяную пустоту, где все теряет смысл и границы растворяются. Так что... на самом деле, это не сильно отличается от повседневной жизни. Дазай бросает взгляд на Чую, который выглядит невозмутимым, прислонившись к стальной стене лифта с полуулыбкой на губах и нежно обхватив картину руками. Невыносимый. Выпрямив спину и подавив иррациональное беспокойство, Дазай нажимает кнопку их этажа всего один раз. Ничего не происходит. Дазай подавляет в себе желание нажать на кнопку еще раз пятнадцать - он знает, что технологии не поддаются пафосу. Терпение... И терпение окупается - после драматически затянувшейся паузы двери действительно закрываются с элегантным шелестом, заглушая фоновый шум оживленной стойки регистрации отеля. Тихий. Сжатый. Пространство лифта наполнено стойким запахом духов, ослепительными прожекторами над головой, которые сверкают, как всевидящие глаза, - всем, кроме кислорода. Раздается негромкое электронное жужжание, и затем они поднимаются в свой номер. Дазай постукивает пальцами по бедру. Сосредотачивается на своем дыхании - на том, чтобы быть естественным (что у него никогда не получалось убедительно). - Мы могли бы просто подняться по лестнице, - бормочет он, потому что, по-видимому, его импульсивный контроль полностью испустил дух, и он просто пассивно позволяет полуразвившимся мыслям превращаться в слова. Как унизительно. Чуя что-то напевает глубоким и мелодичным голосом, но ничего не говорит. Дазай благодарен за это. Внезапное торможение вызывает у Дазая приступ тошноты, и затем они останавливаются. С излишне громким звоном двери открываются. Две женщины вальсируют, стуча высокими каблуками, переплетя руки, и вокруг них витает запах богатства. Они практически сделаны из бриллиантов: блестящие туфли - платья - улыбки. Хорошенькие. Такие красивые, что Дазай физически ощущает, как увядает рядом с ними. Еще один высокий звук электронного колокольчика разносится по похожему на пещеру пространству - по полой сердцевине Дазая. Снова хлопают двери, а затем все возвращается; ощущение тяжести давит на бедный мозг Дазая, когда инерция работает против силы тяжести. Стены прогибаются. Чуя продолжает выглядеть совершенно невозмутимым, и Дазай начинает находить это крайне несправедливым. Если бы только у него было хоть что-то из того, что есть у Чуи... Очень незаметно он придвигается чуть ближе к Накахаре, передвигаясь на каблуках, пока не прижимается к его боку. В тесноте он находит свободное место, позаимствовав немного солидности. Если бы не необычная компания напротив, Дазай отвлекся бы еще больше - вдохнул бы вместе с Чуей, или опустился на колени, или... так много упущенных возможностей. Терпение. Он находит другой способ отвлечься. Вежливо улыбается двум утонченным молодым леди напротив, отмечая кольца на их пальцах, которые так же хорошо сочетаются с их нарядами. Они до боли красивы вместе. Маленькие, изящные и совершенные. Круглые щеки и яркие глаза - глаза чувствительных душ... глаза, которые довольно бесцеремонно разглядывают Чую, с болезненным любопытством уставившись на его разорванную окровавленную форму. Это пробуждает в Дазае что-то уродливое, демона, который скребет пальцем по низу его живота, шевелясь внутри него. Не то чтобы он думал, что они заинтересованы. Не так. Кажется, им достаточно друг друга. Однако он поддается внутреннему чутью, опирается на Чую, крадет тепло его способностей (и практически прижимает его к стальной стене). Он осознает, что, вероятно, демонстрирует трагическую неуверенность в себе, а не притязания на собственность, которые, как он знает, он все равно не сможет предъявить. Тем не менее, он будет крайне враждебно относиться к идее и возможности делиться с кем-то. Соперничества. Одна девушка очень тонко смеется. Смех переходит в кашель, который она прикрывает тыльной стороной ладони, отводя взгляд, улыбаясь и хихикая, пристально глядя на свои блестящие туфли. Другая не знает, что для нее лучше, и продолжает оглядывать Чую с головы до ног своими горящими глазами. А зачем она поворачивает голову, чтобы посмотреть на Дазая. Тот улыбается ей в ответ еще ярче, еще смертоноснее. Она тоже начинает хихикать, такая же очаровательная, как и ее партнерша, маленькие колокольчики звенят и отскакивают от стен. Совершенно бесстрашно. - Похоже, у вас двоих была веселая ночка, - щебечет она, на ее щеке появляется ямочка, а в глазах светится почти заговорщицкий блеск. - Мы еще на этапе планирования, - отвечает Дазай так же мелодично. Девушка подмигивает ему. Несмотря на свое угрожающее совершенство, она кажется достаточно милой, поэтому Осаму делает свою улыбку чуть менее агрессивной. -- Дииилиииииииингггг -- снова раздается слишком громкий сигнал "стоп", звенящий в ушах Дазая, как обрывающаяся телефонная линия. Двери открываются, и Чуя шевелится. Он смотрит на Дазая с милой улыбкой, которая отражается в его красивых глазах. Каким-то образом, звон в ушах Осаму от этого только усиливается. - Это наша остановка, - говорит Чуя со всей очаровательной мягкостью в голосе, о которой звуковая система лифта могла только мечтать. Он отталкивается от стены, подальше от социально неприемлемой близости, которой Дазай с такой любовью окружал его на протяжении всей поездки. Он уже на полпути к двери, а Осаму не из тех, кто любит отставать, поэтому он вежливо кланяется двум сверкающим дамам, прежде чем последовать за ним. Он выходит из лифта, приземляясь на твердую землю, и мягкий ковер заглушает его шаги. Коридор, ведущий в их комнату, украшен цветами и нежно-фиолетовыми неоновыми лампами, что придает Дазаю искусственную свежесть. Ему холодно и жарко одновременно, что он мог бы истолковать как волнение, но... Его проклятый аналитический ум очень плох в предвкушении удовольствий и слишком хорош в сосредоточении внимания на потенциальных минах. Он просто хочет почувствовать что-то, что не связано с гнетущим грузом самосознания. Он вдыхает, сортирует обонятельную информацию; отключается от вызывающего зуд цветочного аромата и сосредотачивается на слабом аромате крови, приятном запахе табака и цитрусовых. Чуя поворачивает голову, и фиолетовый свет отражается в его спутанных волосах. - Ты ведешь себя необычно тихо. Что ты замышляешь? - Ничего я не замышляю. Просто... задумался. - И о чем же? - Какой же я тихий человек, - говорит Дазай ровным и серьезным тоном, хотя и добавляет улыбку к этому коктейлю. Чуя фыркает. - Только не рядом со мной. - Думаю, что нет. - Ладно. Хорошо поговорили, Скумбрия. - Чуя останавливается перед дверью в их комнату и бросает на Дазая взгляд, в котором читается команда. Открой ее. Дазай с радостью выполняет команды, если они соответствуют его собственным планам, поэтому он кивает и достает из внутреннего кармана маленькую жестяную коробочку, которую он всегда там держит, открывает ее и смотрит. Иголки, булавки, проволока, нитки, монеты, бритвенные лезвия. - Хм. - Он роется в этом беспорядке пальцами и находит своего бойца - магнитный диск. Он подносит его к электронному замку двери и описывает им небольшие круги. Все дело в грации и ловкости - находить нужные точки, совершать правильные движения. Совсем как… ну вот. Почувствовав едва заметное изменение в магнетизме, он откладывает диск в сторону и находит длинную тонкую шпильку для волос. Просовывает ее в узкую щель между дверью и косяком, передвигая задвижку. Чуя откашливается. - Приветливая секретарша на ресепшене не просто так дала нам ключ-карту. - Потерял ее, - объясняет Дазай, наклоняя голову, чтобы одарить Чую своим невинным взглядом. - Специально? - На губах Накахары появляется кривая улыбка, как будто он знает все секреты Осаму. Мысль об этом пугает так же, как и возбуждает. - У Чиби странные домыслы. С чего бы мне делать что-то подобное? - Дазай переключает свое внимание на дверь. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что глаза Чуи устремлены на него, как лазеры - он чувствовал, как жар и возбуждение обжигают его изнутри. - Твои мотивы всегда такие непонятные, - говорит Чуя. Дазай фыркает, но звук затихает, когда дверь с громким щелчком открывается. Осаму театрально распахивает ее, входит, сбрасывает ботинки и пинает их в гэнкан. Сумка падает с его плеча с глухим стуком, который, несомненно, привлекает внимание Чуи, а затем он оглядывается через плечо, удивленно подняв брови. Чуя не смотрит в ответ - он как раз прислоняет картину к стене, изящными движениями удерживая ее в равновесии, а затем опускается на пол и садится. Он медленно расшнуровывает ботинки, снимает их и ставит рядом друг с другом. У него внезапно оказываются хорошие манеры. Очаровательно. - Черт, я сам себе противен. Мне срочно нужно в душ, - комментирует Чуя, морща нос и оглядывая себя, всю ту грязь и кровь, что сейчас пачкала его облик. - Действительно. Совершенно отвратительно, - весело замечает Дазай. - Вообще-то, я это сказал, так что тебе не обязательно было это повторять еще раз, - сказал Чуя, закатив глаза и приняв вертикальное положение. Если он все еще не оправился от боя, это никак не отразилось на его позе. Он проносится мимо Дазая, в его походке ясно читается определенное намерение. Быстрым движением Дазай хватает его за запястье и разворачивает к себе. - Куда это ты собрался? - В душ. - Чуя приподнимает бровь, как будто провоцируя Дазая остановить его. И Дазай это сделает. Он наклоняется вперед, поднимает палец и наводит его прямо в поле зрения Чуи, заставляя того скосить глаза. - Не-а, - щебечет Осаму, помахивая пальцем. - Сначала сыграй. Ты обещал. --- Стоя в дверях гостиной, Дазай любуется открывшимся видом. Шторы задернуты, позволяя свету от города, луны и звезд проникать в комнату и оседать, словно пыль, на рояле. Он хватает Чую за запястье и тащит за собой - скользит по полу так беззвучно и грациозно, как того заслуживает декорация. Пытается придать себе форму, которая вписывается в пейзаж. Мягкий. Эфирный. Тихий. Слышно только дыхание Чуи и стук его каблуков по деревянному полу. Дазай отпускает запястье Накахары. Залезает на пианино, забирает немного света на себя, позволяет ему окутать себя невесомым покровом тайны. Он чувствует себя в своей естественной стихии, лежа на животе, согнув руки в локтях и подперев голову ладонями. - Ты не можешь этого сделать, - говорит Чуя, протягивая руку, как будто хочет стащить Дазая вниз, но затем останавливается в воздухе. - На самом деле… все в порядке. Даже очень. - Его взгляд скользит по очертаниям тела Дазая, останавливаясь на изгибе его талии. - Мне нравится то, что ты сейчас творишь. Дазай приподнимает бровь, ловя блуждающий взгляд Накахары. - Чуя очень нерешительный. - Если крышка опущена, звук будет звучать не так хорошо, и это частично приглушит резонанс, но ты выглядишь... э-э-э, комфортно, так что просто оставайся там, где лежишь. - Он подстраивает скамеечку для фортепиано, садится, слегка покачивается, потягиваясь руками, открывает крышку, несколько раз сгибает пальцы. Дазай собирается прокомментировать театральность этого, но тут руки Чуи падают на клавиши, тяжело опускаются, мягко приземляются. До-бемоль. Нота глубокого баса. Терция альта. А затем гармония начинает закручиваться в ритмически неоднозначные узоры, передавая суть чего-то, чего Дазай не может разглядеть в деталях - ощущение парения. Мечтательная остановка в моменте. Пальцы Чуи прыгают по клавишам в идеальной координации с движением педалей. Ноты, смешивающиеся с громкостью, - печаль и одиночество, вплетенные в диминуэнды. Печаль и одиночество, которые разделяет Дазай. Приятно чувствовать, когда тебя держат ноты. И вот, подобно податливому партнеру по танцу, он позволяет своим эмоциям следовать за ним, когда меняется музыкальная тема - когда ноты падают, как капли воды в родник, рассеивая меланхолию, заполняя пустоту. Дазай задирает голову, чтобы лучше рассмотреть Чую - его лицо, его руки, воплощение элегантности. Звезды (едва различимые на ночном городском небе), кажется, переместились в глаза Чуи, которые прищуриваются от сосредоточенности по мере того, как он ускоряет темп. Внезапное крещендо обрушивается на Дазая, словно порыв горячего ветра. Уносит его прочь. Дофамин пульсирует в его мозгу, пытаясь обрести твердую почву под ногами. Он выдыхает, сдается, закрывает глаза и находит удовольствие в том, чтобы просто слушать. А затем - Ре-диез. Снова. И конец. Дазай вздыхает и открывает глаза. - Мммм. Чудесно. Спасибо тебе за это. Это было... Чуя хмыкает и поднимает взгляд. - Красиво? - Он встречает взгляд Дазая с непристойной честностью. Его глаза сияют. - Ты тоже прекрасен. - Это похоже на то, как если бы в тебе в лицо попал цветок, и Дазай чуть не чихнул, у него аллергия на пыльцу, на ее бесстыдство. Однако его не удивляет прямота Накахары - он почти уверен, что Чуя говорит подобные вещи намеренно, со скрытым мотивом, чтобы вывести Дазая из себя (и, к тщательно скрываемому разочарованию Дазая, это вроде как срабатывает). - Чуя, - говорит он, щелкая языком, и в его голосе слышится насмешка. - Ты не должен был говорить такие вещи. Чуя приподнимает бровь. Это выглядит как вызов. - Почему? - спрашивает он, пробегая пальцами по клавишам пианино, нажимая на среднюю "До", создавая повторяющийся ритм. Кивая головой в такт не совсем музыкальному звуку, Дазай начинает говорить своим лекторским голосом. - Нельзя просто так называть кого-то красивым. Это настолько банально, что это... - он роется в каталогах своего сознания в поисках подходящего слова, но оно ускользает от него. Возможно, слова, которое он ищет, не существует. - Это оскорбительно, - заявляет он, за неимением лучшего варианта. У него не совсем приятный вкус на языке, но сойдет. Он запрокидывает голову, чтобы посмотреть на Чую поверх кончика своего носа. Тот прикусывает губу, а под ней скрывается подобие улыбки. Как будто он сдерживает смех. - Оскорбительно? Но ты прекрасен. Это как... - Он неопределенно машет рукой, словно обозначая понятие, слишком необъятное для слов. - Лунный свет в твоих волосах и все такое. Как еще я должен был тебя называть? - Ты должен был мне показать. Едва уловимый шаркающий звук, а затем нажатие педали сустейна. Надоедливый ритм стаккато превращается в непринужденное легато. Дазай в напряжении наблюдает, как Чуя добавляет аккорд. Указательный палец нажимает на "Е", мизинец - на "G". - Си мажор? - Дазай поднимает взгляд от фарфоровых клавиш. Он надеется, что по его лицу видно, насколько он оскорблен. - В самом деле? Это соответствует настроению?” Он всматривается в лицо Чуи в поисках каких-либо признаков того, что тот может подшучивать, но находит вызов - на лице Чуи расцветает улыбка, щеки краснеют. - Бьюсь об заклад, в тайне ты знаешь много о теории музыки, - говорит Чуя. Дазай пожимает плечами. - Может быть, - говорит он вместо того, чтобы сказать, что знает всё. Нет нужды быть неприятным и тем более портить настроение своим занудством. - Тогда исправь это. Дазай намеревается это сделать. Он наклоняется над крышкой пианино, чтобы нажать клавишу - нажимая на "Си" и добавляя минорную гармонию к звучанию мажорной клавиши. Чуя мурлычет. - Видишь? - его глаза светятся искренностью и всем остальным, что таит в себе опасность, когда он добавляет: "Прекрасен". Он поднимает руку и медленно двигает ею. Инстинкты добычи в Дазае кричат ему съежиться и отстраниться, но другая (возможно, более мудрая) его часть нетерпеливо цепляется за невидимые нити в этой руке и притягивает ее ближе. Инстинкты вступают в противоречие. Он вздрагивает, когда рука Накахары очень мягко опускается на его волосы, проводит по ним. Это обжигает, но в то же время доставляет удовольствие. Дазай расслабляется. Старается не анализировать это, но… трудно, по крайней мере, не задаться вопросом: кто-то использует свои руки для создания музыки, а затем той же рукой делает что-то настолько банальное… От кого-то другого Дазай счел бы такое бесстыдное почтение явной попыткой манипулирования, жеманным подхалимством, на которое не стоит обращать внимания, но это Чуя, и на его лице нет ни единой черточки лжи... Он такой смущенный. Слишком неловкий. Дазай должен спасти его от самого себя. Дазай отмахивается от привязанности Чуи взмахом руки. Он наклоняется вперед и ударяет той же рукой по клавишам пианино. Дисгармоничное звучание нот, которые никогда не должны звучать вместе, наполняет комнату, и режущий звук проникает сквозь толстые слои напряжения. Чуя, с его стальными рефлексами, даже не вздрогнул. Он слегка сморщил нос, придав лицу озадаченное выражение. - Что? - Видишь? - Дазай делает паузу, чтобы диссонанс эхом разнесся в ночи и добавил немного драматизма. - Оскорбительно. - Согнув локти и положив подбородок на ладони, он предлагает Чуе свою лучшую попытку пошутить - или вежливая честность - или оскорбление до глубины души - или что-то в этом роде. - Но... - начинает он, ощущая опьянение на своем языке, которое на вкус очень похоже на поцелуй, который он хочет запечатлеть на губах Чуи. - Может быть, ты тоже красивый, Чу-чу. Накахара улыбается, и Дазай не уверен, что именно означает эта улыбка. Он пытается прочесть его, но детали теряются в сиянии лунного света. Внезапно все это кажется немного сложным, но он не боится играть в игры с высокими ставками. Поэтому он проясняет свое замешательство, делает то, что Чуя смоделировал для него, и выкладывает это при ярком лунном свете. - О чем ты думаешь? Глаза Чуи невероятно сияют, излучая магнетизм, и Дазай не стоит выше законов природы, поэтому он поддается притяжению и попадает прямо на их орбиту. Он наклоняется вперед. Но вместо того, чтобы быть хорошим человеком и пойти навстречу Дазаю, Чуя отодвигается в сторону, увеличивая дистанцию между ними. Неприемлемо. Дазай хмурится. Чуя отвечает с ухмылкой. Какая у него выдержка. - Скажи мне, Чуя, - говорит Дазай, потягиваясь, как кот, кончиками ногтей царапая глянцевую поверхность пианино, издавая скрипучий звук, от которого волосы у него на затылке встают дыбом. Осаму ненавидит это, но он уже давно понял, что быстрее добьётся своего, если просто заставит всех страдать. Включая самого себя. Это грубый метод. Но он работает. Бровь Чуи слегка подергивается, губы изгибаются. Но все это быстро проходит, превращается во что-то мерцающее, когда он наклоняет голову и бормочет: - О? Я думал, что должен был показать тебе. - Он встает и на одном дыхании оказывается рядом с Дазаем, забираясь на пианино, нисколько не заботясь о его хрупкой конструкции или способности выдерживать такой вес. И внезапно все перестает быть таким запутанным. Прилив уверенности зажигает Дазая, наполняет его и заставляет его тело двигаться само по себе. Это знакомое чувство наполненности, но оно никогда не длится долго, еще одна временная маска, которая не совсем подходит. Он игнорирует ноющую пустоту внутри себя и то, как она шипит при угрозе обретения счастья. Его не волнует последующий упадок сил, когда все, чего он хочет, находится на расстоянии вытянутой руки. Хочу тебя очень сильно - его безрассудное признание тогда, в темном переулке, эхом отдается в его голове, как мантра. Это откровение. - А-ха, - торжествующе восклицает он, потому что хочет верить, что решение предрешено. - Ты тоже хочешь меня, не так ли? Чуя встречает эти увертливые выходки с горящими глазами. Как будто он не боится ничего утверждать, подводить четкую черту под шатким представлением Дазая о самом себе. - Скажи мне, - настойчиво повторяет Дазай, его нежное урчание совершенствовалось годами, взгляд опускается, чтобы сфокусироваться на прелестной форме розовых губ Чуи. Так и хочется их поцеловать. Чуя наклоняется ближе, прижимаясь к Дазаю, его тело ощущает приятную тяжесть, способность окутывают его испепеляющей энергией, которую поглощает Исповедь Неполноценного Человека, заставляя Дазая чувствовать себя на высоте от заимствованной силы. Осаму вздыхает. Дышит, ощущая запах крови, смешанный с цитрусовыми, табаком и Чуей. Комбинация, которая заставляет жаждать попробовать ее на вкус. Отклоняясь в сторону, Чуя наносит еще один удар - впивается клинком в руку Дазая, и говорит ему на ухо словно сиреной: - О-хо, Дазай такой нерешительный. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе или же показал? Несправедливо. Дазай терпеть не может попадаться в собственную ловушку, когда его тщательно сконструированную клетку сотрясают его же собственные слова. Технически, он мог бы найти выход из этого, но он неохотно объясняет, насколько сложным может быть алгоритм между показом и рассказом. Ему еще труднее бороться с зыбучими песками отрицания, поэтому он выбирает неделикатную прагматичную правду. - Прямо сейчас? - как можно беззаботнее выдавливает он сквозь слегка стиснутые зубы. - Всё. И Чуя немедленно подчиняется. - Я хочу тебя, - шепчет он на выдохе, опасно переводя взгляд с глаз Дазая на его губы. Но тогда ему не нужно никуда смотреть - не нужно дышать. От предвкушения он закрывает глаза и выталкивает из легких последний кислород, оставляя его парить на краю Вселенной - до тех пор, пока не произойдет столкновение. Губы Чуи встречаются с его губами, мягко и неуверенно, и совсем не похоже на взрыв, который представлял себе Дазай. Сладость на его губах, прелюдия, ведущая к чему-то более громкому и быстрому. Пальцы, поглаживающие его волосы, исполняют арию, дергая за тугие струны нервов, которые посылают яркие обертоны по его позвоночнику. Чуя держит его голову обеими руками, нежно, да, но твердо - так, что это можно даже назвать одержимостью - Дазай хочет, чтобы это было именно так. Из его горла вырывается непроизвольный стон, и Чуя толкается в него, заставляя Дазая открыть рот. Дазаю легко поддаться сладости обладания, и он это делает - зрение затуманивается, тело тает. Он не может сказать, кто кого притягивает, но это не имеет значения. Важно то, что он может чувствовать вес тела Чуи на каждой грани своего собственного. Он крадет дыхание Накахары и ощущает тяжесть на языке, проглатывает искры во рту. Желая еще больше тепла, он прижимается к Чуе, лижет его в рот. Он чувствует ткань на своей ладони, поэтому поднимает руку выше, выше, выше, пока не запутывается пальцами в мягких волосах - и тянет их. Чуя стонет, и Дазай целует его глубже. Это сводит с ума. Все еще слишком медленно, время тянется до бесконечности с каждым общим вздохом. Губы, языки, стучащие зубы. Чуя, кажется, чувствует ритм всем своим существом, направляет его твердой рукой - рукой, которая скользит вверх по телу Дазая и обхватывает его затылок. Наклоняя его. Дазай выдыхает прямо в рот Чуи, исследуя его языком, небрежно и влажно. На вкус это как обещание, которое немедленно исполняется, когда другая рука Чуи обхватывает его за талию, заставляя спину выгнуться дугой. Маленькая личная галактика. А затем гравитация Чуи смещается на Дазая, и он оказывается в сидячем положении, а рот - каким-то образом - остается там, где ему и положено быть - покусывая и посасывая нижнюю губу Чуи. Чуя отстраняется, коротко выдыхает, обдавая горячим дыханием щеку Дазая. - Чего ты хочешь, принцесса? Дрожь пробегает по спине Дазая, пронизывает его насквозь, обвивается вокруг живота и сдавливает грудную клетку. Он прикусывает губу, чтобы дыхание не вырывалось из легких слишком быстро. Еще не время расслабляться. Терпение. Терпение. Терпение. - Хочу... - нет никакого способа выразить словами абстрактные мысли в его голове, чтобы это не прозвучало ужасно неловко. Однако это не останавливает его от желания озвучить их. Он делает неуверенный вдох и надеется на лучшее, выдыхая признание на выдохе: "Хочубытьхорошимдлятебя". И затем эта потрясающая мягкость на его разгоряченном лице, когда Чуя врезается в него. Поцелуй в щеку, острые, как бритва, губы растягиваются в улыбке, сдерживая смех. Так. Грубо. Тут не над чем смеяться. Но затем Чуя наклоняет голову и покрывает поцелуями ключицу Дазая. Жарко, даже сквозь рубашку и бинты. Гипернастроенный, Дазай все еще чувствует легкую усмешку на своей милой улыбке, когда его губы соприкасаются, снова и снова, нежно - снова и снова. Это покалывает и причиняет боль. Дазаю хочется что-нибудь сломать. Он вздыхает, поглаживая пальцами окровавленную униформу Чуи. - Почему ты думаешь, что уже не идеален для меня? - шепчет Чуя, кристально чистый, искренний, резонирующий в такт с рушащейся защитой Дазая. Тот факт, что это звучит слишком проникновенно, чтобы прятаться за правдоподобным отрицанием дискурсивной эстетики, - вот что действительно ломает Дазая. Это тревожащее клише, но, несомненно, искреннее. Истина, скрытая у всех на виду, ослепляет бедные глаза Дазая, которые настолько приучены видеть правду только сквозь дымовую завесу лжи. Дазай ничего не может с собой поделать. Он делает то, чего не принял бы от Чуи... и смеется, сам удивляясь тому, насколько захватывающе это ощущается, когда это бурлит в нем. Это просто... слишком. Восхитительно и абсолютно унизительно. - Прекрати. - Дазай хрипит. - Я же просил тебя не говорить таких оскорбительных вещей. - Ты начал этот раунд. - Чуя подкрепляет свои слова еще одним поцелуем. Полностью сформированный монолог вертится у Дазая на языке, готовый вырвать на волю, но прежде чем у него появляется шанс объяснить, в чем разница между тем, чтобы что-то начать, и тем, чтобы тактично это закончить, Чуя прерывает его. - Ш-ш-ш. - Он поднимает руку, как бы требуя внимания, затем кладет ее на макушку Дазая и слегка похлопывает. - Перестань слишком много думать. Ободряющее высказывание. Мило, но нереалистично. Единственное, что можно сделать с подобным идеализмом, - это улыбнуться. Что Дазай и делает. Растягивая губы, он произносит: - Легче сказать, чем сделать, Чу-чу. - Я знаю. - Рука Чуи запутывается в волосах Осаму, пальцы ерошат их, приводя в беспорядок. - Примешь со мной душ? - спрашивает он. Странный вывод, но Дазай принимает его логику. Он кивает и чуть не задевает Чую головой. Тот вздрагивает, запрокидывает голову и смотрит на Дазая в упор. Осаму в ответ одаривает его своей самой умиротворяющей улыбкой. - Ууупс, прошу прощения, - поет он.

***

Босым ногам Дазая холодно на плитке, а тепло, исходящее от присутствия Чуи, отдается отдаленным гулом в его костях, пока он возится с пуговицами на рубашке - ловкие пальцы, отпирающие замки, немного онемели. Он смотрит на свои ноги, на милые носки в маленький розовый горошек. Опускает руки. Снова поднимает взгляд. Перед ним большое зеркало в золотой раме, в которое он старается не смотреть. Оно освещено прожекторами мощностью в сотни ватт, направленными на отражающие поверхности ванной комнаты. Мрамор, золото, блестящее стекло. Все это светится слишком ярко, превращается в расплавленный сироп, липнет к зрительной системе Дазая, кружится вместе с паром, выходящим из душа. Медленно поднимая руки, он расстегивает еще одну пуговицу - последнюю, затем стягивает рубашку с плеч. Дрожит. Подцепляет пальцем повязку на запястье, но не расстегивает маленький зажим, которым она крепится. Застрял. Часть его сознания, отвечающая за управление ощущениями, бьет тревогу, говоря, что он, вероятно, производит впечатление пугливого человека. Однако, он все еще не может найти в себе силы что-то еще сделать с этими дурацкими бинтами. Он встречается взглядом с Чуей в зеркале. Глаза, которые смотрят на него, пристально, даже сквозь пелену душа. - Эта ванная больше, чем все мое общежитие, - комментирует Накахара. Странные слова, совершенно не соответствующие выражению его глаз. Дазай что-то бормочет, сосредотачиваясь на чем-то своем. Он замечает, что Чуя уже сбросил форму, оставшись в одном нижнем белье. Искра тепла прорезает холод, но эффект тот же, Дазай дрожит. - Большая - это хорошо, - размышляет Дазай, облизывая губы, затем понимает, что его взгляд, возможно, забрел слишком далеко на юг и оставался там слишком долго, чтобы остаться вежливым. Он отводит взгляд и ловит свое отражение в зеркале. - Но еще здесь холодно, - говорит он, ни на что конкретно не намекая. - Вот почему ты так долго раздеваешься? - Наверное. Чуя прищуривается. - Не стесняйся, Дазай, я знаю, что ты этого хочешь. Ты это спланировал. Дазай поворачивается и смотрит прямо на Чую. - Я не понимаю, о чем ты говоришь. Бедра Накахары скользят в сторону, руки лежат на его талии, уверенность высечена в его силуэте. - Ранее ты не дал мне уйти в душ. - Я не знал, что все закончится тем, что ты потащишь меня за собой. - Ты хочешь сказать, что не просчитал вероятность того, что это произойдет? Дазай поджимает губы. - Нуууу... - Так я и думал, - говорит Чуя, медленно приближаясь, словно оседлав облако пара. - Так скажи мне, гений, - его рука тянется к запястью Дазая, сжимает его, поглаживая большим пальцем край повязки, Смутная печаль слегка потрескивает, аннулированная способностью Дазая. - Как, по-твоему, все это закончится? Каков твой план? От слишком нежных прикосновений Чуи кожа Дазая становится горячей, влажной, как теплый пар. У него пересыхает в горле. - О, поверь мне, - хрипит он, и это звучит не так соблазнительно, как хотелось бы, но он продолжает, высвобождает запястье из хватки Чуи, проводит пальцем вверх по его руке, затем вниз по груди. - У меня есть планы. - Расскажи мне о них. Дазай убирает руку с груди Чуи. Продолжает избавляться от бинтов. Это требует больше умственных и физических усилий, чем следовало бы, учитывая, насколько это привычно. Он начинает снимать бинты, появляется первый шрам, заживший, но все еще не очень приятный. Он не сводит глаз с Чуи, ожидая негативной реакции. И не находит ее. Чую, похоже, совершенно не беспокоят такие вещи. Их взгляды встречаются. Внимание Дазая переключается на губы Чуи, и он замечает, как они слегка приоткрыты в ожидании незаданного вопроса. Сам по себе он не выглядит неуверенным, но смотрится так, будто он ждет официального приглашения. Странно, но Дазай сделает все, что нужно, чтобы ускорить процесс. - Ты можешь помочь мне, если хочешь, - говорит он, и звук его собственного голоса отдается в ушах; разрезает послание на мелкие кусочки, но при этом передает его истинную суть. И снова Чуя тянется к запястью Дазая, поворачивает его в своей руке, любознательный, как ученый, и начинает снимать повязки. Он не осознает, что делает, это совершенно очевидно, его пульс трепещет в кончиках пальцев, обжигая Дазая при каждом прикосновении. Теплый. Дазай любит тепло. Он уверен, что завтра у него будут синяки. Может быть, не видимые, но те, от которых покалывает кожу, следы в форме пальцев, расходящиеся по его рукам, как порча. Он вздрагивает, когда последние бинты беззвучно падают на землю. Старается не обращать внимания на едва заметные изменения в выражении лица Чуи, на то, как блуждают его глаза, почти прожигая дыры в и без того покрытой шрамами коже. Руки Чуи скользят по бокам Дазая, нежно обнимая его за плечи. Его взгляд невероятно мягкий, задумчивый, когда он скользит по лицу Осаму, словно что-то выискивая. Дазай не знает, сможет ли он предложить то, что ищет Чуя - он тоже хочет быть ласковым, но сомневается, что это в его силах. - Итак, - говорит Чуя, его голос такой же бархатистый, как и все остальное в его присутствии, за исключением, конечно, его острой, как нож, мягкости. Дазай качает головой, указывая в сторону душа. - Пойдем. Они снимают нижнее белье, немного более неуклюже, чем хотелось бы Осаму, но ладно, многие вещи слишком запредельны для его уровня комфорта, так что все в порядке. Чую, кажется, не трогает эта аура неловкости, так что, возможно, это всего лишь иллюзия. В любом случае, Дазай рад, когда Чуя хватает его за плечи и ведет задом наперед в душ. Задержав дыхание, когда вода попадает ему на голову, Дазай уходит из-под прямых брызг. Тянет Чую за собой, чтобы тот тоже занял место под водой. Наслаждается открывшимся видом. Капли падают на голову Накахары, стекают по его телу, золотя резкую линию ключиц, округлые впадины плеч, очертания груди - изящной, мускулистой. Великолепная геометрия. Углы, которые Дазай хочет исследовать своим ртом. Однако он предпочитает начать с медленных движений - исследует вихрастую макушку, зарываясь руками в волосы Чуи. Когда они мокрые, они кажутся темнее, длиннее, ниспадают каскадом темно-красных завитков, завиваясь на затылке. Чуя что-то бормочет и притягивает Дазая ближе к себе за талию - прямо под струи воды. Мокрый, уязвимый. - Мне не нравится, как я выгляжу с мокрыми волосами, - комментирует Осаму, у него во рту полно воды, когда он говорит. - Значит, твой план состоял в том, чтобы принять душ, но не промокнуть? - Избегая мокрых волос, - поправляет Дазай, убирая пряди, которые упали ему на глаза и прилипли к лицу. - Ты отлично выглядишь. - В тоне Чуи слышится искреннее недоумение, и у Дазая мурашки бегут по коже. - Я знаю. - Дазай делает акцент на этом, потому что так и есть. Он выглядит совершенно прекрасно, когда на нем несколько слоев бинтов и масок, когда его волосы такие пушистые, что выглядят идеально, но при этом не кажется, что он сильно старается. Вот так, лишенный всякой защиты... - Да неужели? - спрашивает Чуя, похлопывая Дазая по плечу, нежно, но сдержанно. Как будто какая-то его часть хочет схватить Дазая за плечи и встряхнуть их. Это нелепо. Дазай качает головой из стороны в сторону в неопределенном жесте, который, как он надеется, не имеет никакого особого значения. Чуя, должно быть, каким-то образом понял это, потому что его губы сжались в тонкую линию, когда он положил руку на плечо Дазая. - Ты очень красивый, - говорит он, и в этот момент Дазай даже не удивляется, что Чуя вот так вот просто говорит такие вещи. И это только соль на рану, когда Чуя дополняет похвалу своими руками, проводит пальцем по шраму, заставляя Дазая дрожать, словно по его телу прошел мощный электрический разряд. Такой безответственный поступок - Спасибо, - говорит Дазай, чтобы хоть что-то сказать. Чтобы держать себя в руках. Это не совсем работает. Но это не останавливает электрический разряд, проходящий через тело и заставляющий его ноги подкашиваться. Не то чтобы упасть на колени и претендовать на привилегию прикоснуться губами к Чуе - в теории это звучит не очень хорошо. Но одно дело - член во рту, а другое - сочетание члена во рту и воды повсюду: в глазах и носу, лишающей его всех чувства и ощущений. Нет, у Дазая немного другие планы. Вместо этого он крепче сжимает руки Чуи. Прижимается ближе, кожа к коже, обхватывает плечи Накахары, становясь еще теснее. Он чувствует, как по спине стекают струйки воды, предвкушение разливается по позвоночнику, оно густое и скользкое. Затем руки Чуи обхватывают его за шею, притягивая к себе для поцелуя, на удивление легкого. Губы Дазая холодеют, их покалывает, колеблясь на грани между возбуждающим и мучительным в своей всепоглощающей мягкости. - Да, - выдыхает Дазай в губы Чуи, отвечая на незаданный вопрос и углубляя поцелуй. Он выливает всего себя, вкладывая в рот Чуи всю сладость, на которую способен, и Чуя пьет это так, словно это вкусно. А может, так оно и есть? Дазай хотел бы в это верить, хотел бы провести остаток вечности, не отрываясь от губ Чуи, игнорируя те части себя, которые недостаточно чувствительны, чтобы окружать их такими моментами... счастья? Чувствуя легкое головокружение от недостатка кислорода, он отстраняется, и поцелуй прерывается, оставляя после себя длинную струйку слюны (странно соблазнительной, потому что она связывает их воедино). - Расслабься, - шепчет Чуя. Он хватает Дазая за запястье, как будто хочет его куда-то направить, но не делает этого. Осаму тяжело дышит, и воздух, который он вдыхает, разрежен горячим паром. - Я расслаблен. Он чувствует, как Чуя сжимает его запястье, поглаживая большим пальцем вокруг точки, где бьется пульс. - Хорошо, - нейтрально отвечает Чуя. И все же что-то в его тоне говорит о том, что он не уверен. Это заставляет Дазая закатить глаза. Пора отвлечься. Пора осуществить гениальный план. Выдернув запястье из хватки Чуи, Дазай кладет руки по обе стороны от шеи парня и направляет его назад, пока тот не ударяется спиной о мраморную стену, шипя от удара. Дазай смеется, его руки скользят вниз по груди Чуи, задерживаясь на его сердце, тени от сосков, слегка надавливая, прижимая того спиной к стене. - Что ты делаешь? - Чуя приподнимает бровь. Он выглядит так, будто точно знает, что делает Дазай. Как будто ему нравится быть запертым между холодными стенами и горячим паром. В ответ Осаму крутит пальцы, наблюдая, как соски Чуи превращаются в маленькие твердые бугорки под его прикосновениями. Очень интригующе. Он наклоняется, чтобы коснуться губами шеи Накахары, слизывает влагу с нежной кожи, руки гладят пресс Чуи, опускаясь все ниже и ниже, пока Дазай не обхватывает пальцами его член. У Чуи вырывается стон, бедра дергаются, когда Осаму разминает и поглаживает его. Чуя толкается в руку Дазая, ища трения, вызывая искры. Дазай делает все это, крутит рукой, ускоряет темп, двигается в беспорядочном ритме Чуи, и всего несколькими движениями рука Дазай доводит парня до твердости. Что-то теплое и извивающееся наполняет грудь Дазая - что-то похожее на прилив сил. Очень приятное. Гордость, возможно. Что бы это ни было, оно мобилизует множество импульсов, ни один из которых не скоординирован - они все абсолютно дикие. Одна рука на члене Чуи пульсирует быстрее, другая впивается в его талию, а зубы вонзаются в шею, желая ощутить его заразительное наслаждение. Это тоже заставляет Дазая насыщаться, так быстро, что у него кружится голова. - Черт...да, - выдыхает Чуя, одобрение слетает с его пухлых губ, блестящих и влажных. - Твои руки. Ты так хорош в этом. Эти слова еще больше распаляют Дазая. Его и без того слабые колени грозят подкоситься, поэтому он сильнее впивается ногтями в бок Чуи, чтобы удержаться в вертикальном положении. К нему возвращается самообладание - он еще не может расклеиться, у него есть планы, которые он должен осуществить; хныканье, срывающееся с губ Чуи; похвала, которую он готов слушать вечно. И поскольку они на таком высоком уровне, что несколько смущающих слов кажутся уместными, он пытается сказать что-нибудь соблазнительное. Первое, что приходит на ум. - Спасибо, Чу, - шепчет он, уткнувшись во влажную кожу Накахары, позволяя словам утонуть в светлом шуме. - Хочу показать тебе, насколько я хорош. На шее Чуи есть место, которое кажется особенно мягким. Дазай очень надеется, что оно также будет очень чувствительным. - Я сделаю так, что тебе будет очень хорошо, - обещает он, приклеивая это обещание к мягкому участку кожи, покусывая и посасывая - заставляя тело Чуи содрогаться. Идеально. Дазай проводит большим пальцем по головке члена Чуи, скользя дальше вниз по стволу. Он запрокидывает голову, изучая лицо Накахары, читая каждое микровыражение, отслеживая даже минимальный признак удовольствия легкими движениями пальцев, меняя темп. Он кладет свободную руку на основание члена Чуи и слегка надавливает. Демонстрирует все свои трюки. Снова набирает темп, резко двигается, быстрее, еще быстрее. Поднимаясь к вершине, к неизбежному. Приглушенный стон срывается с губ Чуи, его глаза плотно закрыты. - Очень. Близко. - Да? Уже? Чуя неуверенно кивает, запрокидывает голову назад, слегка приоткрыв губы и делая прерывистые вдохи. - Да. Да, я... - Ах. - Дазай замирает. Он ослабляет хватку и проводит пальцем по члену Чуи. - Не сейчас. Чуя поворачивает голову, чтобы посмотреть на Дазая, в его глазах напряжение, отчаяние. - Все в порядке. Я могу дойти снова, я.... - Нет, - мурлычет Дазай, а затем обхватывает яйца Чуи, но не двигает руками, сжимает до тех пор, пока тот не зашипит, наклоняется, чтобы вынести смертный приговор, чмокает Накахару в губы и шепчет. - Не сейчас. Чуя выглядит озадаченным. А затем выражение его лица меняется, когда его глаза превращаются в маленькие щелочки, а рот приоткрывается в улыбке. - Я понял, в чем дело. Ты заставляешь меня ожидать этого. Дазай кивает, довольный тем, что Чуя такой проницательный. - М-м-м. Ты же сам сказал, что ожидание того стоит. Помнишь? - Fuck you, - отвечает Чуя, и эта грубая лексика странно хорошо сочетается с его улыбкой, которая ощущается как красивая и завораживающая бабочка, приземлившаяся на щеку Осаму. - Что за выражения. - Дазай прищелкивает языком. В его груди что-то трепещет - соматический признак, который он изо всех сил пытается контролировать. Он позволяет этому чувству расцвести, просочиться сквозь него и сорваться с его губ в виде звонкого смеха. - Но да, я надеюсь, что именно это ты и сделаешь.