***
— Сестра Луиза. — Да, матушка? — тихий голос вопросил. — С именем Бога, проверьте, хорошо ли затворены двери монастырские. Пожилая женщина будничным голосом произнесла просьбу, то и дело поглядывая в миниатюрное окошко. За желтовато-прозрачным стеклом завывал ветер, гоняя листья и травинки из стороны в сторону. Он же проскальзывал в незаметные щели между ставнями, деревянными элементами многолетней постройки и прочие отверстия, естественные для здания того времени. Совсем юная на вид монашка послушно кивнула головой, удалившись из комнаты мелкими, торопливыми шагами. Вскоре стук ее ботинок о дощатый пол вовсе утих. — Фурина, отчего вы так грустны? — старушка по-родительски заботливым тоном поспешила отметить не самое лучшее расположение девушки, сидящей за столом. Девушка дернулась, вырванная из своих запутанных мыслей чужим голосом. Голубые глаза широко распахнулись, всей глубиною своей демонстрируя некое недоумение. — Не надо волноваться, матушка. Это не выспалась сегодня я. — она принялась ковырять ложкой содержимое миски, явно повидавшей многое. — Впрочем, я пойду, скоро повечерие служить нужно. Больше ни слова между ними не было произнесено, и послушница покинула трапезную вслед за предыдущей девушкой. Сложив руки вместе и задумчиво глядя в пол, она шла по узкому коридору, едва освещаемому тусклыми подобиями факелов. Шум дождя и ветра уже не был слышен, ограждаемый стенами. Фурина минует дверь в «теплую комнату», так соблазнявшую своим соответствием названию, заворачивает за угол, пропуская уйму дверей и засовов, перешагивая невысокий деревянный порог. Перед ее глазами предстает просторное помещение, не в пример душной кухоньке и мышиному проходу. Она по привычке проходит за хор, садясь на предназначенную для ей подобных послушников скамью, готовясь внимать речам монахинь. Внимание вскоре переключается на мозаичные разноцветные окошки, завораживающие взгляд и сердце своей аккуратностью и обилием элементов. Время до молитвы еще есть, потому Фурина позволяет себе немного отвлечься, в качестве развлечения выбрав разглядывание узоров на стекле, к сожалению не слишком отчетливых ввиду её отдаленности. Все-таки, вставать и уходить со своего места было лишним. Не проходит и двух минут, а все члены женского монастыря уже собрались в церкви, каждая к своему отведенному месту. Начинается служба, и уже привыкшим хоралом вновь и вновь повторяются строки из Псалтыря. Фурина не помнит уже, который раз она слышит эти завывания, сливающиеся в один общий голос, такой удивительный в своей смеси надежды, упования, тоски и печали, выраженных в богослужении. Впрочем, она ловит себя на мысли, что с каждым разом все быстрее и быстрее начинает уставать от ежедневного ритма этого места, одновременно для нее странного и спасительного.***
По окончанию службы все покидают большое помещение, туша свечи и возвращая на место все необходимые принадлежности. Напоследок крестясь, одна за другой выходят служители из храма, словно невидимой ниткой ведомые по узкой лесенке в холл, направляясь в дормиторий, по пути не обронив ни единого слова. Среди всей этой молчаливой дисциплины и богоугодности голубовласая девушка ощущает удивительное спокойствие, смешанное с тревогой и внушающим подозрение страхом. С чего бы ей бояться? Жизнь в монастыре идет по своему, заранее накатанному ритму, который соблюдается вот уже который век. И ничто никогда не прервет этот бесконечный цикл, до самого Судного дня. По крайней мере, в то верили служители. И Фурина верила, хоть все чаще и чаще сомневалась. Не она первая, не она последняя, кому повезло оказаться в данной обители. Придя дождливым вечером в эти стены в первый раз, девушка слезно молила матерь отпустить ей грехи под любым предлогом. Возможно в каком-то плане Фурина вступала в сделку с совестью, соглашаясь на послушничество. Тем не менее, прошедшего не вернуть, и она смирилась с тем, куда привела её жизнь. Оставалось надеяться, что куда надо. За тревожными мыслями она проходит в спальню, отворяя уже известную ей дверь в её келью. Скромный интерьер этого помещения поражает своим аскетизмом, состоящий из одной лишь кровати, письменного стола и небольшого шкафчика, содержание которого было вполне обыденным для здешних стен. Каморка, иначе не скажешь. С глубоким вздохом послушница проходит в уже названной тумбочке, наклоняясь и вынимая свежую одежду, которая, впрочем, не особо отличалась от дневной. Все тоже молитвенное одеяние, только более широкое, свободное, не так сильно стесняющее сон. Времени на него, к слову, у Фурины не так уж много. Этот день был тяжелым, как и все предыдущие, как и все предстоящие. Прочтя перед сном пару строк из псалмов, девушка засыпает, улегшись на своем лежбище лицом вниз. Через несколько часов ей придется вырваться из лап Морфея и отправиться на очередную всенощную, потому сил на тревожные мысли перед сном у неё не остается.***
Относительно громкий стук в окно вот уже который раз отдается эхом в сознании. Почему-то сон с назойливым звуком заканчиваться никак не хочет. Девушка ворочается, хмурясь, не размыкая глаз в нежелании просыпаться. Видимо, все-таки стук был за пределами её грез. — Бога ради… Ну что такое… Еще чуть-чуть… Всенощная еще не настала, я точно… — на какое-то время она прерывается, проваливаясь снова в глубокий сон, после выдернутая из сладких уз новым чередом постукиваний по окну. — … знаю…. Вопреки своему желанию не вставать с кровати, Фурина поднимает уставшее тело, поправляя одеяния и пытаясь сообразить хоть что-то. — Что происходит? — лепечет она сонно, потирая успевшие отечь глаза. Стук прервался полушепотом, произносим с напряженным надрывом, торопливостью. Едва возможно было различить, был ли говорящий мужчиной, или же женщиной. — Откройте, пожалуйста откройте. — явно выделяющиеся нотки мольбы и отчаяния не смогли не смягчить сердце послушницы, пускай и раздраженной прерванным сном. Из собственного любопытства и интереса, девушка отпирает окошко, наконец имея возможность разглядеть нежданного гостя. Ранее сонным взглядом это было довольно затруднительно, тем более сквозь затемненное стекло. Перед ней стоит высокая фигура, судя по небрежности одеяния замотанная наспех в темную пенулу. С первого взгляда и не понять, кто это именно, однако, после более длительного рассматривания наконец приходило осознание того, что незнакомец никто иной, как женщина. Фурина расслабленно выдохнула, обрадовавшись ненадобностью контактировать с противоположным полом. Острые черты лица внушали мнение о том, что личность та была предельно серьезной и решительной, возможно даже в какой-то степени жестокой. Аккуратные губы, выразительные темные глаза с причудливыми зрачками, тонкие брови — казалось бы, вечно хмурые. Недолго девушке пришлось разглядывать незнакомку, ибо вскоре та неожиданно быстро проскользнула в открывшийся проход, оказавшись в считанные секунды внутри кельи. Резко Фурина отскочила, ударившись пяткой о ножку кровати. Из-за общей тесноты помещения двум людям находиться в нем было довольно проблематично. От испуга пискнув и залепетав первые пришедшие в голову молитвы, послушница перекрестилась, вытаращив глаза на гостя. — С милостью Господней, что вам надо?! Уходите, уходите, здесь нельзя находиться прихожанам. Если вы пришли отпускать грехи, подождите, пожалуйста утра и явитесь в церковь. — она говорила все, что бросалось в мысли, постепенно отходя подальше, бегая взглядом по углам комнаты. Незнакомка посмотрела на неё с неким презрением, едва различимым во взгляде. Поджав нижнюю губу, она сверху-вниз осмотрела растерявшуюся девушку, поставив руки на бока. Когда беспорядочная болтовня утихла, женщина, коей гость и являлся, слегка наклонила голову набок. Лицо приобрело более расслабленные черты, к сожалению не видные из-за плохого освещения, вернее полного его отсутствия. Тусклая луна не в счет. — Я вас уверяю, ничего плохого. По крайней мере, на данный момент. Мне всего-то нужно отсидеться где-нибудь минут эдак пять. Могу спросить вашего разрешения, мадемуазель? — светское прозвище, с коим женщина обратилась ввело Фурину в легкий ступор. Непривычно. Не найдя подходящих слов для ответа, послушница молча кивнула, все еще боязливо стоя в сторонке. Как назло, подтверждая её опасения, гостья стала приближаться, сверля взглядом бледное от испуга личико визави. К облегчению девушки, незнакомка остановилась в момент, когда между ними оставался лишь шаг. Остановилась, поймав взгляд Фурины и будто колдовскими чарами не давая ей посмотреть куда-либо еще, кроме её глаз. Женщина усмехнулась, хмыкнув, отчего у послушницы прошлись мурашки по коже. Почему — она не знала. За стенами послышались крики толпы, рявканья мужских голосов и лай собак. Судя по становившемуся ярче свету, обозначающему приближение факелов, у толпы был огонь, и его было немало. Разъяренная кучка людей издавала уйму громких возгласов, будто их всех разом заставили вспомнить худшие моменты их жизней. Фурина вслушивалась в приближающиеся звуки, замерев на месте. Внезапно её нежданная гостья дернулась, сорвавшись с места и зажавшись в угол около окна. Она поднесла указательный палец к губам, ясно намекнув на требующуюся тишину. Не прошло и ожидаемых пары минут, а несколько мужчин уже подошли к распахнутым ставням, заглядывая в комнатку, еще больше заставляя послушницу паниковать. Дыхание участилось не только у Фурины. — Эй, монашка, видела тут кого-нибудь? Мысленно подметив обыденную для деревенских неграмотность и отсутствие учтивости, девушка вспомнила о прячущейся в её келье женщине, не внушавшей впрочем доверия. Не рискнув посмотреть в сторону, где пряталась незнакомка, Фурина помотала головой, стыдливо отводя взгляд. Она нахмурилась, стараясь всем видом показать наглым крестьянам, что они пришли не в то место и не в тот момент. Уже про себя каясь за обман, послушница сделала вид, что её прервали в самый разгар очередной молитвы, всем своим видом фактически прогоняя мужчин. Те в свою очередь пробубнили что-то неясное, уйдя восвояси. Прошло около пяти минут, прежде чем облегченно выдохнув, незнакомая женщина встала, выпрямившись, вновь подойдя к Фурине. — Спасибо. Сомневаюсь, что помощь мне вам чем то пригодится в жизни загробной, если вы ради этого согласились. Все же, я благодарна вам. — глубокий контральто ласкал слух, успокаивая девушку вопреки её боязни. Все ещё не промолвив ни слова в ответ, послушница растеряно стояла, силясь сказать хоть что-то. Не получалось. — Не подумайте, я не собираюсь вас грабить или еще что-то. — голос незнакомки приобрел напряженность, разбавленный нарочито спокойными нотками. То что здесь было что-то нечисто Фурина итак уже поняла. — Звать меня Арлекино. — Фурина де-Фонтейн. — настороженно выдавила из себя она. — Прошу прощения за столь нежданный визит. Очень грубо с моей стороны. Наконец послушница подняла голову, вновь отметив про себя, что не может оторваться от темных глаз. Красные кресты, так чудно расположенные ровно посередине зрачков, вернее, заменяющие их, выглядели завораживающие, хоть и пугали своей необычностью. Фурине казалось что они даже светились в темноте, но возможно это было лишь следствие её недосыпа. На недосып однако сложно было сослать то странное ощущение, окутавшее её вместе с приходом Арлекино. Незнакомка продолжала сверлить её пожирающим взглядом. Несмотря на полуулыбку, чарующие глаза вовсе не отражали расслабленность. Странное зрелище, видеть улыбку на лице у человека с глазами, выражавшими подозрительную напряженность. — Арлекино… — шепнула она. — Так… необычно. А что вы здесь… Договорить Фурина не успела. Поправив накидку, нежданная гостья исчезла также резко, как и появилась. Быстро выскочив из окна, она скрылась из виду. Послушница сорвалась с места, выглянув наружу. Вокруг уже никого не было. Девушка вздохнула, опасливо оглянувшись, перекрестилась. — До всенощной меньше часа… Удрученно убедившись в своем высказывании при взгляде на ночное небо, она на всякий случай вновь изобразила жестом крест на груди, шепча молитвы. Даже перед тем, как уснуть вновь, она ощущала что необычное ощущение никуда не уходило. Дискомфорт продолжал давить грудь, тем не менее по своей силе уступив потребности во сне. И все же, даже сквозь сон Фурина чувствовала это давление, словно хищный змей опутывающее сердце.