Отвращение. Гнев. Смирение.
– Ах ты мелкий… – завопил Чанбин. – Так и теряют друзей… – подхватил Чан. – Ну, по существу, он ведь прав… – заключил Хан. – Есть хочу, – выпалил Чонин, полностью игнорируя обескураженных друзей. Спустя пару мгновений молчания, лес погрузился в дружный хохот. Раскатистый смех Чанбина, высокий – Чонина, хихиканье Чана и, больше похожий на завывания, смех самого Джисона. Такие моменты навсегда остаются в памяти. И этого невероятно не хватало в то время, что они не виделись. Хан дернулся за телефоном, чтобы сделать снимок смеющихся друзей, а потом вдруг понял – камера не передаст всего. Просто не сможет. «Жаль, глаза не фотографируют». – Вы двое – за водой, – Чан кинул Хану пустую канистру. – А мы с Чанбином поставим твою палатку и костер разведем. Чонин, покажи ему как отсюда спуститься вниз. Парень деловито закивал в ответ на слова старшего друга и, хлопнув Джисона по спине, зашагал в противоположную от дороги, которой они шли, сторону, где среди деревьев пряталась короткая тропка, ведущая к водопаду и озеру. Прохлада и тень заставили Джисона тяжело выдохнуть, но его голос сразу же утонул в шуме падающей воды. – Наберем там, в углублении за водопадом, а тут, – Ян махнул рукой на небольшое озеро, – можно будет искупаться. Как тебе? – Просто фантастика, – признался Хан, вымученно улыбаясь. – Начинаю думать, что оно того действительно стоило. – Ну конечно стоило! Мы тут все вместе, прямо как раньше и даже лучше. Расслабься и проживи эти выходные, отбросив все мысли и наслаждаясь моментом. Джисон обернулся и, прищурившись, взглянул на друга, а тот, поджав губы, лишь покачал головой. Хан понял: Чонин не хочет давить, знает, что тот плохо справляется с депрессией. Как знают и все остальные. Поэтому и зовут с собой, пытаются встряхнуть, подбодрить… Пытаются вытащить, потому что боятся, что сам он может не вылезти. «…что я могу сдаться». Хан поежился, сбрасывая усевшееся на плечи чувство вины и неловкость, а Чонин, что-то напевая себе под нос, уже скрылся за водопадом с пустой канистрой. Спокойствие этого места, атмосфера, которую создали друзья, предвкушение приготовленного обеда и хорошего вечера заставили Джисона расслабленно улыбнуться. Кивнув своим мыслям, он сделал несколько шагов в сторону скрывшегося за стеной воды Чонина, а затем, услышав хруст ветки за спиной, резко обернулся. Кто-то совсем небольшой и белый юркнул в заросли, оставив после себя лишь раскачивающиеся ветки: похоже, обитателей леса они все-таки потревожили. Джисон поджал губы и, мысленно извинившись, поспешил навстречу уже показавшемуся из-за водопада Чонину. – Ты чего это? – удивился Ян. – Бледный какой-то… – А, правда? Какой-то зверек на нас набрел, похоже испугался не меньше моего, а я от страха чуть не откинулся. – Ну даешь! – Чонин цокнул, мягко посмеиваясь. – Зверек, говоришь? Не помню, чтобы когда-то тут видел живность. На деревьях только, издалека. Повезло тебе. «Да, повезло», – подумал Джисон, чуть нахмурившись. Сделав шесть широких шагов вверх, Чонин оказался у выхода на тропу, ведущую к поляне и Хан, встрепенувшись, поторопился следом. Прежде чем скрыться за деревьями, он осторожно обернулся, в надежде не увидеть никого за своей спиной. Темнота зелени молчаливо смотрела на него в ответ, а шум воды заглушал участившееся сердцебиение. Пожав плечами, Джисон развернулся, не зная, что из тени веток и листвы за ним следит пара темных глаз.Волосы на его затылке снова встали дыбом.
Под солнцем вовсю кипела жизнь. Старшие друзья, ловко управившись с просторной джисоновой палаткой, разводили костер, шумно обсуждая какую-то абсурдную ситуацию. Едва не бросив канистру с водой перед Чаном, Чонин бухнулся на полено, служащее скамьей и тяжело выдохнул, а бредущий налегке Хан лишь махнул рукой. – Ну, что, нормально там все? Искупаемся после обеда? – Да зябко вроде… – Ничего там не зябко, все отлично! – вмешался Ян. – Он просто испугался, не слушайте его. – Испугался? Чего испугался? – удивился Чанбин. – Какой-то зверек вынырнул из темноты, я не ожидал. – Большой? – вскинул брови Чан. – Хищный? – зашипел Чанбин, имитируя укус. – Да нет же, совсем нет, – Хан закатил глаза. – Маленький и ловкий, с белой шерстью. Я только бок видел. Не испугался бы так, если бы он сам меня не испугался. – Кто бы это ни был, я его поймаю и сожру, если вы немедленно не начнете готовить еду. – Боже, Чонин, на, успокойся, – Чан улыбнулся, протягивая ему снеки. – Молодежь теперь очень агрессивная. – Хватит прохлаждаться! За дело! А будешь болтать – сожру и тебя, Со Чанбин. Чанбин выпрямил спину и, схватив себя за грудную мышцу, ухмыльнулся. – Не-по-да-вись, – протянул он, сжимая и разжимая пальцы. Чонин высунул язык, имитируя рвоту, Чан, хохоча, уселся на землю, а Джисон, разрываясь между смехом и чувством стыда, ударил себя ладонью по лбу настолько сильно, что едва не потерял равновесие. Со Чанбин сиял. Он всегда был звездой их компании – громкий, веселый, активный. Чудесный друг и прекрасный человек. Рядом с ним было тепло и… …Джисон очень скучал по этому чувству. Как бы то ни было, первым за дело взялся Чонин. По-хозяйски забрав палатки – свою и Чана – он принялся за установку, кропотливо раскручивая ткань и пересчитывая колышки и дуги. Перед тем, как прийти ему на помощь, Джисон незаметно сфотографировал занятого друга. «На память». Вперемешку со смехом, одно за другим, были сделаны все дела и когда они, дружной компанией наплевав на правила безопасности – на сытый желудок и хмельную голову рванулись к озеру – Джисон вновь достал телефон, запечатлев улыбки друзей и их мелькающие впереди пятки. Сытый и довольный как лис Чонин, шумный и заводной Чанбин, заботливый и расслабленный Чан. Видеть их всех такими было для Джисона величайшим удовольствием и он, удивляясь тому, как мало нужно ему для комфорта, поспешил вслед за парнями. «Почему я забыл об этом, заперев себя в четырех стенах?». – А вода-то и правда холодная… – Чанбин поежился, окуная ступню в озеро. – Зато ты, Хён, горячий, – загоготал Чонин, сталкивая друга в воду. – Кто последний, тот – лошара, – неожиданно для всех завопил Джисон, несясь к воде и Чан, наспех избавляясь от остатков одежды, рванул следом. В воде они оказались одновременно, и коллегия судей в лице Чонина и Чанбина единогласным решением нарекла «лошарами» их обоих. Прохладная прозрачная вода обволакивала тело, убаюкивая лежащего на спине Хана. Рядом смеялись друзья, над головой синело ясное небо, а в мыслях, впервые за долгое время, было легко и совсем не мутно. Джисон повернул голову, краем глаза следя за парнями. Чонин рассказывал что-то, активно жестикулируя, Чан, с гордостью глядя на него, улыбался, а Чанбин, гогоча, обрызгивал их, то и дело бухая по воде обеими руками. Время, не переставая, несло их вперед, но каждый из этой тройки сохранил в себе то, что они нашли друг в друге в первый день знакомства. Они навсегда останутся теми тремя мальчишками. Навсегда останутся драгоценными друзьями Хана. Едва поступив в колледж, Джисон познакомился с второкурсником Чанбином и третьекурсником Чаном, а еще спустя год к ним – хоть и не сразу – присоединился Чонин. Они шутили над тем, что похожи на эскалатор – стоят лесенкой, захватив все курсы, а совсем скоро, первая из ступеней и правда скрылась в подъемнике. Чан выпустился, следом за ним в академический отпуск ушел Чонин, а затем и Чанбин распрощался со студенческими годами. Одинокий Джисон понуро вошел в свой последний учебный год, и, казалось, только он так и не смог стать настоящим взрослым и все это время продолжал цепляться за прошлое, не глядя, в отличие от друзей, в будущее. Полностью игнорируя его. Так он и дошел до своей нынешней жизни, в которой менялись лишь виды из окна. Так он, шаг за шагом, дошел и до депрессии. «Живи». – Вааа, губы у тебя посинели, – Чонин наклонился над Джисоном, загораживая небо и поливая подсохшее лицо друга холодными каплями, стекающими с его волос. – Темнеет уже, вылезай, рыбка Поньо, – окликнул обтирающийся полотенцем Чан. – А ты, Чонин, и сам уже посинел. Смотри, утащит на дно местная нечисть, подумает, что утопленник. Хан засмеялся, пытаясь нащупать ногами каменистое дно, но стоило ему поднять голову, краем глаза он вновь увидел белое, шустро скрывающееся в листве, пятно. – Вон он, вы видели? – заверещал Джисон. – Кто? – Где? – Мозг у тебя уже промерз. – Да пушистый тот, белый… Неужели не видели? Парни, озираясь по сторонам, пожимали плечами и Джисон, разочарованно махнув рукой, поспешил выйти из воды. Укутываясь в полотенце, он взял переданный Чаном бутерброд и, вытащив из него кусок колбасы, аккуратно положил на камень позади себя. Привиделось – так привиделось, а если нет? Дикое животное, меньше их самих в десять раз, но достаточно смелое для того, чтобы пойти на поводу у любопытства и выйти к людям – Хан Джисону оставалось только позавидовать. Такую смелость хотелось поощрить. Также это существо могло быть отчаявшимся настолько, чтобы не думать о безопасности и помощь в таком случае тем более не требовала объяснений. Надеясь на первое, Джисон не мог не думать о втором. Уходя от озера, он убеждал себя в том, что за него говорит паранойя, а мир вокруг не черно-белый, да и не всегда такой уж опасный. На лес плавно опускались сумерки, все вокруг, утопая в персиково-оранжевом закате, будто вторило мыслям о цветах этого мира, а с наступлением темноты ярким пятном стал разведенный Чаном костер и Джисон, вглядываясь в огонь, представлял, как внутри него разгорается сама жизнь. «Как сберечь огонь?». Пока в глазах Хана плясали языки пламени и темные мысли, парни – сытые и изрядно выпившие – добрались до воспоминаний о детстве. Милые дошкольные годы и полные приключений начальные классы отзывались в каждом из присутствующих особым трепетным чувством и, наконец вернувшийся из собственных размышлений Джисон, подумал, что именно их стоило бы наречь «лучшими годами жизни человека». – А помните детские страшилки, гуляющие по всему городу? – Чонин, наклонившись к огню, прищурился. – Какие? Для меня страшилками были, разве что, рассказы сестры об учителях, – хохотнул в ответ Чанбин. – Да не то! Про заброшенный дом, который на выезде был и про сумасшедшую, что там жила… – Или про ржавую машину того деда с фермы, который якобы крал непослушных детей и скармливал свиньям… – Чан с энтузиазмом подхватил тему. – …или про Темный лес, откуда не возвращаются путники, – беззаботно добавил Хан, а подняв голову, сразу замолчал. Теперь три пары глаз друзей смотрели прямо на него. Тени, отбрасываемые пламенем, плясали на бледных напряженных лицах. В наступившей тишине, где-то совсем рядом скрипнула ветка, а сразу после послышались размашистые взмахи крыльев. – Какой еще лес? – Чонин скорчил гримасу, силясь возродить в памяти хоть что-то подходящее под описание. – Ну, этот лес, – удивился Джисон. – Вы что, не слышали? – Да не было ничего про лес! Про фермера было, про старуху сумасшедшую тоже было… Решил нас попугать, да? – Я тоже не слышал, – задумался Чан. – Шутите? Самая популярная была про лес! Дословно не помню, но что-то про туристов, которые забираются дальше положенного, гневают духов леса и те их забирают и заставляют вечно работать на болотах. – Аааа, – едва не прокричал Чанбин. – Это старая сказка про Хозяина леса, который живет на темной стороне и забирает тех, кто неуважителен к природе. Лет двадцать ее не слышал. – Актуальная, кстати, повестка – «Берегите природу вашу мать», – хохотнул Чонин, залпом допивая остатки пива. – А что за темная сторона? – Хан не помнил такого в своей версии страшилки. – Да наверное «тот» свет. Он же вроде как нечисть, этот Хозяин, что-то типа демона-лиса и прочих. У него и помощники какие-то были. Братья или еще кто – хрен знает… – А чем можно заниматься на болотах, там не говорилось? – не унимался Чонин. – Не помню, – признался Джисон. – Может, лягушат выращивать? Или, там, тину ловить… – Собирать болотные целебные травы? – рассуждал Чанбин. – Или воду дождевую в бочки… Услышав про дождь, до этого задумчивый Чан всполошился и, суетливо озираясь по сторонам, что-то неразборчиво залепетал. – …там как раз про дождь… чуть не забыл… не зря же тащил… – Чан? – Чанбин откинулся назад, провожая шагающего к палатке друга глазами. – Все нормально? – Конечно нормально, а чтобы стало совсем уж хорошо, – Чан выудил из большого рюкзака укулеле, – надо спеть! – Братан, ты мой герой, – оживился Чонин. – Серьезно, я сейчас расплачусь! Петь у костра – это буквально самая классная вещь на свете. Вскочивший с места Чанбин, поставил ногу на полено и затянул что-то из кугака. Его чистый громкий голос разливался по лесу, а незамысловатые аккорды, выходящие из под пальцев Чана и совершенно не подходящие традиционной песне, добавляли этой сцене необыкновенного шарма. Хан точно знал – такое зрелище запомнится на долгие годы. «Навсегда». Репертуар был разнообразным, а настроение резво скакало туда и обратно с The Beatles до Аврил Лавин. Чан показывал все свои таланты, угождая любому желанию пьяных друзей, а едва Чонин зазевал, вдруг стал серьезным, уложив инструмент на колени. – Джисон, – негромко позвал Чан. – Чего? – Хан прищурился, силясь рассмотреть выражение лица друга сквозь огонь. – На самом деле, я неспроста гитарку-то прихватил… – Тааак, и? – Нет! Быть не может! – восторженно вскрикнул Чонин. – Я не верю своему счастью! – Я один не врубаюсь, о чем речь? – Хиа камс зе рейн эгейн… – театрально начал Чанбин. – Фоллинг он май хэд лайк э мемори… – Фоллинг он май хэд лайк э нью эмоушн… – подхватил Чонин, хватаясь за сердце. – О, нет. Так вот почему ты про дождь говорил! – Хан, возмущаясь, открыл рот. – Это слишком, вот честно, я же расплачусь… – Все расплачутся, – поправил Чанбин. – …да и не пел я сто лет уже, не хочу позориться. – Пожалуйста? – заискивающе спросил Чонин. – Я только один раз слышал, как ты ее поешь… – Ну, уговаривать я тебя не буду, – Чан вновь взял укулеле в руки, – но не зря же я ее подбирал и учил. Хоть сыграю… – Ты… ради меня? – Тебя, себя, всех нас. Она у меня ассоциируется с нашими студенческими годами, всеми этими страстями, слезами... Чан, не договорив, поставил длинные пальцы на струны и, мягко улыбнувшись чему-то внутри себя, сыграл первый аккорд. Хан смотрел на его задумчивое, подсвеченное огнем лицо, и вспоминал все годы, через которые они прошли вместе. Порой расставаясь, споря, встречаясь вновь. Делясь секретами, поддерживая и ругая. Храня тепло и раскрытое друг для друга сердце. Джисон не заметил, как начал, сначала тише, а потом все громче и громче, подпевать любимой мелодии.Here comes the rain again Raining in my head like a tragedy Tearing me apart like a new emotion
Его голос менялся с каждым словом, наполняясь силой и уверенностью, напоминая, что он – настоящий Хан Джисон – все еще был частью этой жизни. И эту жизнь в себе нес.I want to breathe in the open wind I want to kiss like the lovers do I want to dive into your ocean Is it raining with you?
Срываясь на хрип или переходя на шепот, Джисон, увлекшись исполнением, пел всей душой, а три пары глаз по обе стороны от него, блестели в ночной тьме. Закончив, Джисон выдохнул и улыбнулся, молча благодаря Чана за эти эмоции. Чонин напряженно всматривался в огонь, а Чанбин, не отрывая взгляда от распаленного песней друга, опустил уголки губ, скорчив гримасу. – Сука, ну какой же ты прекрасный мальчишка у нас. – Твоими молитвами, Хён. – Надо было нам группу собрать…Гитарист есть, вокалист есть, Чонина бы за перкуссию посадили… – А ты? За красоту бы отвечал? – Чан послал Чанбину воздушный поцелуй. – Конечно. И за ум. – Такой момент испортил своими шуточками, – Чонин цокнул, – так бы и треснул. Чанбин рассмеялся и, собирая сонного Чонина в охапку, обнял так крепко, что тот застонал. Чан лениво подмигнул робко улыбающемуся Хану. На этой ноте – меланхоличной и доброй – закончился их день и теперь, лежа рядом с моментально отрубившимся Чанбином, Джисон снова и снова прокручивал в голове все те мысли, что посещали сегодня его беспокойную голову. Останутся ли они – оптимистичные и настоящие – с ним, когда он вернется в город? Будучи мечтателем, Хан хотел верить, что исцеление – это просто, что он вернется здоровым и полным сил, но на деле… …все наверняка встанет на круги своя. Эта ночь станет прекрасным воспоминанием, которое он будет теплить в своей душе многие месяцы. И, конечно, повторить ее он не решится. Джисон вернется в пустую холодную квартиру, а затем и в стерильный безликий офис. Один в окружении сотен людей. Один в окружении тысяч. Ничего не меняется по щелчку пальцев. Будут ли у него силы?.. Сможет ли он взять себя в руки?.. Из раздумий его выдернул настойчивый шорох. Что-то со стороны улицы скребло о палатку, раздражая Джисона, гоняющего бессонные мысли. Когда действие повторилось, на место раздражению пришло беспокойство. Этот звук, настойчивый и методичный, явно не был похож на то, как ветер качает ветви, это было как… …когти. – Эй, Чанбин, – тихонько позвал Джисон, – проснись, Чанбин. – Не проснусь, – сквозь сон пробормотал друг. – Но там кто-то есть! Снаружи кто-то есть! – Да Чонин тебя пугает, мстит за страшилку, – Чанбин отмахнулся, вновь проваливаясь в сон. Джисон жалобно посмотрел на него – мирно сопящего – и сглотнул. Если звук повторится – он должен будет выйти, просто не сможет не выйти туда, в непроглядную тьму лесной глуши. «Может, показалось?». Шуршание повторилось. Джисон был уверен, что всего в нескольких десятках сантиметров от его правой ноги шевелилась ткань, разделяющая его – до смерти напуганного – и то, что так настойчиво рвется внутрь. Все, что ему нужно делать – сидеть тут и ждать. Если это галлюцинации – они пройдут, едва он успокоится, а если все происходит на самом деле… …что ж, с рассветом станет менее страшно. По ту сторону палатки послышался приглушенный протяжный звук, похожий на смесь рычания и писка. Джисон вновь сглотнул, вставший поперек горла ком страха: как бы то ни было, там, снаружи, Чан и Чонин и, раз уж он единственный кто не спит, ему просто необходимо выглянуть хотя бы ради безопасности друзей. «В конце концов, у меня под подушкой нож». Хан успокоился, едва холодный металл коснулся его руки. Даже если кто-то по ту сторону захочет съесть его – без боя он ни за что не сдастся, а фонарь, сжимаемого в другой руке телефона к тому же ослепит нападающего. Обстоятельства явно на стороне Джисона. Бесшумно придвинувшись к выходу, он, еле справляясь с тремором, ухватился за карабин, прикрепленный к молнии, и потянул его вверх, пытаясь не выронить телефон. Прямо напротив него сидел, сверкая темными глазами, кто-то маленький и белоснежный. Кое-кто с острыми когтями и крепкими зубами. Настоящий хищник. – Блять! – зашипел Джисон. – Кот! Белый длинношерстый кот сипло мяукнул и, закрыв глаза от света фонарика, потерся о руку ошарашенного парня. – Ты тут чего? – нахмурился он. – Ты тут как? – Джисон, заткнись, – буркнул Чанбин. – Да тут кот! – Сам ты кот! Глюки у тебя что ли? Спи давай. Махнув рукой, Джисон схватил ветровку и вышел из нагретой палатки. Ночная прохлада обволакивала его ноги, забираясь в широкие штанины спортивных брюк. – Ты из-за колбасы за мной шел, да? Кот мяукнул, обвивая ногу Хана хвостом, и прыгнул на полено, возле кострища. Ночная темнота начинала отступать, понемногу светлело, и глаза уже различали силуэты. Подсвечивая фонариком свой путь, Джисон добрел до термосумки и выудил оттуда нарезанную ломтиками колбасу. Завидев угощение, кот громко замурчал. – Откуда ж ты тут, бедовый? Не боишься совсем? Кот, справедливо проигнорировав, вопросы, с аппетитом жевал угощение, а потом вдруг дернулся, подняв мордочку к небу. Наспех проглотив кусок, он рванул в лес мимо тропы, по которой путники поднялись сюда и, пробежав с десяток метров, остановился, глядя на Джисона. – Ты куда? – Хан поднялся с места, ища фонарем незваного гостя. Кот протяжно мяукнул и, сделав небольшой круг, сел в траву. – Зовешь меня с собой? Хочешь что-то показать? Неприятная догадка кольнула сердце: кот жил где-то тут с хозяином-отшельником и тот, умерев, оставил питомца совсем одного. Загнанное в угол животное, следуя принципу верности, еще надеется, что хозяину можно помочь… Кот вновь сипло мяукнул и сделал несколько нетерпеливых шагов в сторону, где стоял окаменевший Джисон. – Мы сходим с тобой утром, все вместе. Так будет больше пользы, – громко зашептал он, силясь донести мысль до встревоженного животного. В ответ раздался лишь протяжный, похожий на вой звук. – Ладно… Ладно! Покажи направление, а утром мы с парнями пройдем в эту сторону. Вглубь я не пойду, так и знай! Влажная от росы высокая трава почти моментально намочила штанины и Хан, поежившись, сделал очередной широкий шаг. Кот проворно обегал кусты, следуя одному ему известной тропой, то и дело останавливаясь, проверяя идет ли его спутник. Интуитивно Джисон понимал, что они идут в гору, мимо туристической тропы, поэтому, когда внизу показалось расколотое молнией дерево, не удивился и, кивнув себе, сделал очередной шаг. Убежавший вперед кот теперь сидел на склонившейся к самой земле ветке дуба, а на поляне прямо позади него мелькали разноцветные точки. Светлячки, словно переливающиеся всеми цветами радуги, танцевали причудливый танец и Джисон, открыв рот, восхищенно выдохнул. – Как ты… Кот медленно прикрыл глаза, чуть наклонив голову, а затем, спрыгнув, оказался прямо на поляне, среди светящихся насекомых. Усевшись в самом центре, он начал ловить их крепкими белыми лапами, а, потерпев неудачу, подпрыгнул, все больше увлекаясь охотой. Обернувшись назад, Джисон посмотрел на поворот, со склона которого виднелось то жуткое дерево-ориентир и, запомнив путь, шагнул к дубу. Поляна будто отдалялась от него с каждым шагом. Еще мгновение назад, их разделяло несколько метров, но Хан не приблизился к играющему коту ни через десять шагов, ни через двадцать. Остановившись, Джисон протянул руку и кот, отвлекаясь от игры, вальяжно подошел к спутнику, потеревшись туловищем о его ногу. Поляна была тут, прямо перед ним, но и очередной сделанный шаг не приблизил его к кружащим в танце светлячкам. Хан опустил голову, разглядывая темноглазого белоснежного кота, усевшегося у его ног, затем поднял, вглядываясь в светлеющее небо, а сразу после – выдохнул. – Я сплю, да? Кот продолжал заглядывать в джисоново лицо. – Теперь-то ты молчишь, – Хан опустил руку, погладив шелковистую шерсть животного. – Чтобы проснуться, нужно идти назад? Ну, что ж… Едва Джисон развернулся, чтобы отправиться назад, как все его тело нестерпимо зажгло, будто от удара током. Кончики пальцев онемели, потемнело в глазах, а в следующий момент он уже ощущал прикосновение прохладной влажной травы. Все это время он оставался в сознании и теперь, лежа на спине, чувствовал, как кот, прыгнувший ему на грудь, осторожно коснулся носом лица. Когда Джисон открыл глаза, над ним нависали тяжелые темные – и совсем не похожие на предрассветные – облака. Слева от него все также стоял дуб, чудной кот продолжал сверкать темными глазами, а светлячков и след простыл. – Я проснулся или нет? – Хан нахмурился, поднимаясь с земли, и с удивлением заметил, что его тело стало легче. – Должно быть, это из-за воздуха снятся такие странные сны… За его спиной больше не было никакого поворота, а кот, как ни в чем не бывало обошел дуб и скрылся между деревьев. Зверь больше не звал с собой, теперь он просто вел и Джисон, смирившись, молча пошел следом и на этот раз достиг поляны за два широких шага, а, пройдя ее всю, свернул вслед за котом. В этой части леса были совсем другие деревья. Густые кроны нависали над головой сплошным полотном, а кора, испещрённая глубокими впадинами, походила на броню. Иначе выглядели и усыпанные ягодами кусты, землю покрывал густой, уже посеревший местами, мох, то и дело показывались самые разные животные и птицы. Завороженный яркостью сновидения Джисон оглядывался по сторонам, стараясь запомнить все происходящее – сны имеют свойство забываться, но этот ему хотелось сохранить с памяти, рассказать, описать как можно подробнее. Он успел устать от ходьбы, когда впереди показался крепкий большой дом, окруженный невысоким ровным забором. Укрытый среди деревьев, он походил на крепость и только виднеющиеся тут и там связки цветов и трав наводили Хана на мысль об уюте и гостеприимстве. Кот по-хозяйски вошел в открытую калитку и, усевшись на пороге, принялся умываться. Откуда-то сбоку слышался шорох и Джисон, надеясь встретить хозяина, робко обошел дом и вошел в сад, не решаясь подать голос. С каждым шагом шорох становился все громче, пока звук, наконец, не зазвучал в полную силу, показывая свой источник – сгорбленного человека, копошащегося в куче трав. Быстрые руки умело выбирали нужные ветки и цветы, связывая их в небольшой импровизированный букет. Черная накидка и головной убор с широкими полями наталкивали на мысль, что этот человек – наверняка глубокий старик – был каким-то травником, знахарем или, боже упаси, колдуном... Джисон, остановившись, ударил себя по лбу: этому странному сновидению он наверняка обязан своей же страшилке. И как только он не понял этого раньше? «Впечатлительным людям невероятно тяжело живется». Улыбнувшись, он сделал еще шаг, намереваясь отвлечь хозяина дома от дела и поздороваться, но стоило ему собраться с духом, как мысли перебил высокий молодой голос с едва заметной хрипотцой. – Явился, наконец? – не отвлекаясь от работы, зло бросил незнакомец. – Помогать должен, слушаться, а ты все шляешься где попало, да сам по себе. Джисон тотчас остановился, вслушиваясь в реплику – она звучала до жути естественно, будто наяву, а когда пришел в себя, решившись обратить на себя внимание, вновь был сбит с мысли. Отзываясь на укор, за его спиной зазвучал низкий негромкий голос. – Шляюсь – не шляюсь, а без дела не сижу. – Не смеши, – не унимался человек в черном, продолжая свое занятие. – Жрать моих мышей – не дело. – А я и не ел! – Врешь. По голосу слышу – довольный, а раз довольный, значит, сытый. – Накормили колбасой, – обладатель низкого голоса хохотнул. – Люблю ее до жути. Джисон испуганно развернулся. Перед ним, ухмыляясь, стоял светловолосый смуглый парень. Широкая белая рубашка подчеркивала россыпь веснушек на его красивом ехидном лице, а из под длинных брюк виднелись босые испачканные землей ступни. Парень приложил палец к губам, призывая Джисона к молчанию и, продолжая улыбаться, подошел ближе к копошащемуся в траве человеку. – Ну какой колбасой? Травы дурной объелся? – Да отвлекись же ты на минуточку, дорогуша, я тут… – Некогда мне отвлекаться! – хозяин дома в конец разозлился, в мягком голосе появились стальные ноты. – Засушить нужно как можно скорее, пропадет же все, знаешь же, а помощи никакой! Я тебя выгоню! Будешь жить на рудниках с этим мелким чертом… – Успокойся, Минхо, не злись. – …он-то с тебя три шкуры снимет и глазом не моргнет. Мне бы поучиться у него… Эх! Обруганный парень повернулся к потерявшему дар речи Джисону и хихикнул, закрывая небольшой загорелой ладошкой, рот. Человек, названный Минхо, наконец, выпрямил спину и поднял глаза на стоящего над ним собеседника. Хан открыл рот, разглядывая точеный профиль бледного, облаченного в черное молодого мужчины. Его прищуренные глаза были такими злыми, что едва не сыпали искры, а сжатые напряженные губы придали видимой части лица совсем уж зловещий вид. – Смеешься? – процедил он. – Смеюсь! – смело заявил светловолосый парень. – Ты так разозлился, что ничего вокруг себя не видишь. – Вижу, что ты совсем распоясался. – Да вдохни же ты поглубже, не позорься, принюхайся, прислушайся… – низкий шепот звучал заговорщически. – И обернись. Названный Минхо поднял бровь, пренебрежительно оглядев объект своего недовольства, а потом, изменившись в лице, резко обернулся, вперив в растерянного Джисона округленные от удивления глаза. – Это еще что? – Я – Хан Джисон… – пробормотал гость, неосознанно пятясь назад. – Это Хан Джисон! – радостно вскрикнул светловолосый парень. – Да хоть мать твоя! – гаркнул хозяин дома. – Феликс, кусок ты дерьма, терпение мое испытываешь? – Да что? Хотел помощника – я нашел. Красивый, грустный, поет хорошо… – А сон и правда странный, – заключил Джисон, поежившись. Минхо поднялся с места, с отвращением оглядывая сначала нерадивого помощника, а затем и гостя. – Ты! – окликнул он Хана. – Подойди. Покажи руки. Джисон послушно приблизился, демонстрируя хозяину дома ладони. – Херня какая-то… Ты чем занимался? – Я в фирме работаю… – «В фирме работаю», – передразнил Минхо. – Сядь рядом с тем бездельником и выбирай из кучи зверобой и шалфей, а ты, кошачья задница, хвощ обрезай и наруби потом! Раздав указания, он бодрым шагом направился к дому, оставляя обруганного Феликса и растерянного Джисона наедине с кучей травы. Темная накидка развевалась от потоков воздуха, а шляпа, покрывающая всю его голову, двигалась в такт шагам, будто подхватывая злость своего обладателя. – Ты что, правда тот кот? – шепотом спросил Джисон, чуть наклонившись в сторону Феликса. – Как оборотень или что? – Ну, да, – пожал плечами тот. – Думал, ты понял. – А это?… – Мда, неважно, конечно, с тобой вышло, – Феликс вздохнул, усаживаясь на корточки. – Ну ничего, разберемся… Значит, слушай: Минхо тут главный. Обращайся к нему только «Господин» или «Хозяин». Он порядок любит, так что слушайся и делай все, что скажет. Если повезет, оставит тебя тут – работа не пыльная, живется хорошо – но не спорь, если отошлет… – Это понятно, а проснуться мне как? – Головой ударился, когда падал? – Феликс вскинул брови. – Ты… – Все прохлаждаетесь? – высокий голос хозяина прозвучал прямо над джисоновым ухом. – Ты его нахрена приволок? Чтобы тебе было веселее мне нервы трепать? Поторапливайтесь, иначе грибам скормлю. Джисон боязливо обернулся, продолжая удивляться реалистичности происходящего. Перед ним, приподняв подбородок, стоял Минхо. Широкие поля черной шляпы отбрасывали тень на верхнюю часть лица, подчеркивая темноту его раскосых злых глаз, на кончике прямого носа виднелась маленькая родинка. Теперь он был без накидки – сквозь свободную одежду просматривались очертания здорового крепкого тела. Чем бы он ни угрожал – претворить все это в жизнь ему наверняка бы не составило труда. Таких детальных снов Хан Джисон не видел никогда в жизни. – Ты чего? – испуганно окликнул Феликс. – Опусти глаза! И сядь! – А? – не понял Джисон, не глядя усаживаясь на крохотную табуретку. – Чтобы все перебрали. Хоть одна травинка пропадет – шеи посворачиваю. Потом за хвощом на болота пойдете, так что обуйся, ради бога. Минхо задумался, перебирая в голове дела, которые можно было бы доверить этой очевидно ненадежной парочке, а Джисон не мог оторвать от него – хмурого и делового – глаз. – Извините, Мин… – окликнул Хан и тотчас получил пинок от перепуганного Феликса. – Господин, можно спросить? – Чего еще? – А домой мне как попасть? – Куда? – Ну, из сна, обратно. – Из какого сна? – Минхо сжал губы и перевел взгляд на Феликса. – Он слабоумный? Не наркомана же ты опять притащил, а? – Прости, Минхо, сплоховал. Я все ему объясню. Торопился до рассвета, он долго переходил, а потом ты со своей руганью… Хозяин дома выставил ладонь, пресекая попытки объясниться. Пристыженный Феликс виновато опустил глаза, а Джисон с интересом переводил взгляд с одного собеседника на другого. В желудке неприятно засосало. Волна беспричинного страха – слишком явная для сна – разливалась по телу, обездвиживая и без того перепуганного парня. – Ты умер, Хан Джисон, – наконец сказал Феликс. – А стоишь ты перед самим Хозяином Темного леса. Склони голову и поблагодари за гостеприимство. Джисон асинхронно моргнул и нахмурился. Минхо стоял перед ним прямо, вскинув голову. Выражение его бледного красивого лица не оставляло места для сомнений.Волосы на затылке Хан Джисона встали дыбом.