«Останься во мне, Лес...».
Деревья редели, а носилки неумолимо приближались к выходу на дорогу. Не успевший осознать случившееся, Чанбин настороженно смотрел на высохшее дерево, что многие годы лежало у кромки леса, встречая путников. Может, так лес говорил, что не хочет их видеть?.. Холодные ручки носилок, что он сжимал до боли в пальцах, завибрировали и парень опустил глаза, с волнением взглянув на Джисона. Стоило им выйти из леса и он вдруг стал казаться измотанным и бледным. Под глазами появились тени, ввалились щеки. Тело трясло как в лихорадке, а губы то и дело раскрывались, так, впрочем, и не произнося слов. Чанбин подумал, что, отправляясь домой, и оказавшись в долгожданной безопасности, друг расслабился, позволяя стрессу завладеть телом и разумом, а сам Джисон лишь чувствовал, как покидала тело часть его души. Он, наконец почувствовав зиму и этот смертельный, пробирающий до костей холод, вяло ухмыльнулся, проваливаясь в беспокойный сон. Наблюдающий за ним Чанбин тяжело вздохнул, перехватывая ручки носилок. От звука клацающих зубов Хана у него защемило сердце. Роящиеся в голове мысли подкидывали странные образы. Он вдруг вспомнил вечер перед исчезновением Джисона, его взгляд, когда они были на озере, его голос, бродящий по ночному лесу… Поместив носилки в машину, Со обернулся, вглядываясь в темные стволы деревьев. Этот лес стал его кошмаром, вновь и вновь появляясь во снах и забирая всех его близких. Он всем сердцем надеялся, что больше никогда сюда не вернется, но... ...это место необъяснимым образом притягивало его. Будто что-то здесь хотело видеть Чанбина. Может их души теперь вечно будут бродить между здешними вековыми деревьями, скованные с лесом этой, изменившей их жизни, трагедией. Краем глаза он увидел, как что-то белое мелькнуло с гуще серых стволов и, поежившись, тотчас отвернулся, устраиваясь на сидении рядом с Ханом.Возвращая его домой.
– Эй, Чанбин, – негромко звал задремавшего под качку друга Джисон, – ты мне руку отдавил… Со, оправляясь от накатившей дремы, проморгался и, опустив глаза, понял, что все это время сжимал руку Хана, словно опасаясь его исчезновения. – Извини, я… само собой как-то получилось. – Знаешь, я не пропаду, – соврал Джисон, мягко улыбнувшись. – Отсюда и некуда... – За эти семь месяцев у меня появилась привычка не верить своим глазам, – Чанбин нахмурился. – А еще – не надеяться. Ни на что. Хан сжал челюсть. В то время как он проживал целые годы, здесь, в жизнях его друзей, прошло лишь несколько месяцев. Полгода – столько он жил вдали от Минхо и без малого столько же Хозяин боролся с бродящими по Лесу бесхозными душами… Много это или мало? Джисон посмотрел на Чанбина. При встрече он показался ему таким же, но, как и сам Хан, он очень изменился. В мягком улыбчивом лице появилась строгость, впалые от усталости глаза прибавляли возраста, а морщинка, залегшая меж бровей, напоминала о многочисленных терзающих его мыслях. «Всего или, быть может, целых полгода?». – Ты ведь знаешь, сколько тебя не было? – Чанбин прищурился. – Понимаешь, что происходит? – А? – прикусил губу Джисон. – Погибшим тебя еще не признали, но я скажу честно: найти тебя мы уже не надеялись... Никто не надеялся. Я думал о тебе каждый день. Как о своей личной утрате. Где ты бы… – А я думал, ты там искал меня, – перебил Джисон, беззаботно улыбнувшись. – Увидел и сразу понял: Чанбин пришел за мной, а ты… Со выпрямил спину, бросив взгляд на сидящего впереди спасателя, а затем, поджав губы, кивнул самому себе. – Когда твои поиски свернули, я пошел в поисковый отряд. Это может показаться странным, но мы возвращались в лес снова и снова. Люди пропадают целыми кучами, ты знал? – Там? – Да, там или поблизости. Туристы, самоубийцы, грибники и охотники – увлекся Чанбин, – самые разные люди… и пока я искал их, надеялся найти хотя бы твои… кости. – Ну вот, – Джисон привстал, облокачиваясь на руку и засмеялся, – никогда я не оправдывал ожиданий. – Не смешно, чудила. – Ты первый, кого мы нашли за все это время, – вмешался старший спасатель. – Скоро сворачиваем очередную безуспешную кампанию. Растворяются они там что ли… – Кого искали? – оживился Хан, вспоминая всех «новичков» Леса. – Двоих охотников. Их, правда, в браконьерстве подозревают, но прежде чем судить – нужно найти. Ты вон сколько времени прятался, может, и они там где-то засели, – мужчина хохотнул. – Очень сомневаюсь,– ядовито процедил Джисон и, неожиданно для всех, ухмыльнулся. Спасатель обернулся, обеспокоенно взглянув на напрягшегося Чанбина. Найденный парень, хоть и был измотанным, выглядел здоровым и крепким. Одежда не казалась изношенной, взгляд не был затравленным, а настроение – упадническим. Он точно не сидел в заточении и весь его вид был тому подтверждением, вот только… ...лес они перерыли вдоль и поперек. Чанбин сглотнул. Человек, которого он держал за руку, определенно был Джисоном. Он также прикусывал губы и вскидывал брови, также говорил и улыбался, но что-то в нем было совершенно другим. «Этот темный блеск в глазах...». – Так, Со, – предупреждая вопросы, одернул старший коллега, – друга ни о чем не расспрашивай. А ты, парень, не рассказывай ничего. Все разговоры после полиции. Такой уж порядок. Чанбин коротко кивнул, поджав губы, а Джисон незаметно выдохнул, радуясь очередной отсрочке. «Перед смертью не надышишься». Поймав глазами взгляд друга, он улыбнулся, пытаясь его приободрить, а, поняв, что тот слишком переживает, обессиленно закрыл глаза. Происходящее казалось Хану игрой, проиграв в которой он сможет вернуться в свою настоящую жизнь, только вот… ...что для него будет проигрышем он совсем не понимал. Вновь взяв Чанбина за руку, он медленно провалился в спасительный сон, надеясь, что после пробуждения все встанет на свои места, но…...лучше бы ему и вовсе не просыпаться.
Жизнь продолжается вопреки желаниям. Просто идет своим чередом – бесцельно и упорно – пока может идти. Точно также Джисона накрыло и пробуждение: против воли, навязчиво и больно. Светлые стены, писк мониторов, прохлада больничной палаты. Обведя взглядом помещение, Хан сжал челюсть, сдерживая слезы: здесь не было запаха земли, не было влажности, шерсти Феликса под боком... «Не было Минхо». За дверью слышались голоса. Один из них определенно принадлежал Чану и Хан, отгоняя остатки сна, сел на кровати, прислушиваясь к разбудившему его разговору. – Я сказал нет. – Господин Бан, мне не нужно ваше разрешение, – спокойно отвечал мужчина с низким сиплым голосом. – Для полицейских вы какие-то непонятливые. Сказал же – не зайдете. Его не видели мы, не видели даже родители, а вы со своими допросами. Будьте людьми, вашу мать! – Слышь, Бан… – одернул парня более молодой полицейский. – Господин Бан, вы препятствуете расследованию. Мы будем вынуждены принять меры. – Арестуешь меня? – прошипел Чан. – Вперед. – Чан, успокойся, они просто выполняют свою работу, – осадил друга Чонин. – Правда, господин детектив? А работа – такое дело, которое можно и отложить. – Вы, пацаны, видимо, не понимаете, в какой мы жопе… – прошипел молодой полицейский. – Я плевал на то, в какой вы жопе, – голос Чана звучал угрожающе. – Нашелся мой друг, мой брат, которого я уже сотню раз похоронил, так что идите на ху… – Чан, ну-ка, тише, – перебил усталый Чанбин, – а вам я скажу вот что: Джисона нашел наш отряд. Он был грязным и усталым, на ногах не стоял. Что бы вы там не расследовали, это подождет. Ему нужен покой. И помощь. Слушая перебранку, Джисон ухмыльнулся и упал на кровать. Парни были такими же, какими он их запомнил: нетерпеливыми, яростными, принципиальными. «Яркими». Именно такими они существовали в его памяти, когда из нее начали стираться их лица. И именно они теперь вдыхали в его душу чувство вины. Все это время его ждали, а когда иссяк лимит ожидания – оплакивали. Джисона помнили и любили: Чан и Чонин жили в стрессе, Чанбин даже пошел в поисковый отряд, а сам Хан… …просто продолжал жить. В другом месте, с другими людьми, в совершенно другом времени. У него были годы разных событий и переживаний, у него появились новые друзья и увлечения… …новая любовь. «Вечная любовь». Один из мониторов запищал и через пару минут у закрытой двери палаты зазвучал еще один голос, строго обрывая вышедший за рамки приличий разговор. – При всем уважении, детектив, вы препираетесь с представителями моего пациента, посреди моего отделения. Напомнить вам об особенностях общения с близкими жертв? Тут тот же принцип, – заметил врач и, переводя внимание на взвинченных парней, с укором в голосе продолжил. – А вы что устроили? Ему нужен покой. – О том я и говорю, господин, – выпалил Чан. – Простите, но я не уйду даже под угрозой ареста. – Хорошо. Тогда, может, вколоть вам чего позабористее? – ехидно парировал врач. – Я позволил остаться при условии соблюдения правил. Вы этого не делаете… – Мы молчим, – засуетился Чанбин. – Все, рот на замок. Джисон услышал короткий смешок, а сразу после этого дверь в палату открылась и на пороге застыла, мягко улыбаясь, немолодая женщина с планшетом. Увидев бодрствующего пациента, она, не отрывая от него глаз, чуть повернула голову, шепотом подзывая врача. Сердце Хана ушло в пятки. – Пришел в себя? – В себя пришел… – Очнулся? – наперебой спрашивали парни. Молодой улыбчивый мужчина бодро вошел в палату, торопясь закрыть дверь прямо перед носом пытающихся прошмыгнуть к Джисону парней. – Добрый день, я – Ли Чансоб – ваш лечащий врач, – мужчина взял в руки планшет, проверяя результаты анализов. – Хотя лечить тут, на удивление, нечего... Как вы себя чувствуете? – Голова немного болит, – соврал Джисон. – Вероятно, последствия стресса. Все показатели… – мужчина неопределенно хмыкнул, – …в норме. В каких условиях вы жили все это время? У вас были травмы, болезни? – Я…я… – Хан замолчал, в панике перебирая мысли, а затем, будто прозрев, выпалил. – У меня была амнезия. – Вы теряли память? При каких обстоятельствах? Не вижу никаких повреждений черепа на снимках… Когда воспоминания начали возвращаться? – Пару месяцев назад. Я ударился головой в лесу и когда пропал, тоже ударился… Настойчивый стук в дверь прервал невнятные объяснения пациента и врач, громко выдохнув, наклонил голову. – Что скажете? Ваши друзья настроены воинственно… – А можно?.. – Как я и сказал, все показатели в норме. Думаю, интересующее нас, можно узнать и позже. Еще, нужно будет провести дополнительные тесты, но… это не срочно. Джисон улыбнулся, предвкушая встречу, которая даст ему очередную отсрочку, и коротко кивнул. Врач, кивнув в ответ, подошел к двери и, открыв ее, строго окинул взглядом разошедшихся друзей, в очередной раз напоминая им о правилах поведения, которые наверняка так и зависнут в воздухе, не дойдя до ушей нетерпеливых парней. Виновато потупив взгляды, они один за другим, вошли в палату, а стоило двери за их спинами закрыться, тотчас подняли головы, несясь к Джисону. Заметив их красные воспаленные глаза, Хан сглотнул ком, подошедший к его горлу. Впервые после возвращения он почувствовал тяжесть на сердце. Чонин, в два широких шага преодолев разделяющее их пространство, залез прямо на кровать, заключая Джисона в объятия. Длинные цепкие руки сжимали кости, а подушечки пальцев впивались в кожу, заставляя Хана морщиться. – Не припомню, чтобы ты был таким тактильным, – улыбнулся он. – Кто ты такой и что сделал с Ян Чонином? – Заткнись нахер, – сквозь слезы прошептал парень. – Говнюк, ненавижу тебя. Подошедший к кровати Чан подцепил пальцами холодную кисть друга, будто проверяя, настоящая ли она, а, убедившись, легонько сжал ее. Пальцами свободной руки он потер глаза и прикрыл рот, борясь со слезами. – Ну-ну, все хорошо, теперь все хорошо, – успокаивал друзей Джисон. Уставший, но терпеливо дожидающийся пробуждения друга Чанбин присел на край кровати, тихонько хлопая Хана по ноге, трясущейся от рыданий Чонина. Это воссоединение не было долгожданным. Прошедшие месяцы и сама смерть, стоящая между ними, делала его невозможным, но вот они здесь – рыдают над живым Джисоном, радуясь его возвращению и не зная о том, что он готов отдать все что угодно, чтобы не быть здесь, с ними. Не быть живым. – Даже описать не могу, что чувствую, – успокоившись, проговорил Чан. – А что на счет тебя? Джисон напрягся, медленно выдыхая, а притихшие парни пристально разглядывали его обеспокоенное лицо. Наивно было полагать, что их слезы не закончатся. «У всего есть конец». – Ну, я… – начал было Джисон, но открывшаяся дверь мигом закрыла ему рот. – Я же, блять, сказал вам… – сквозь зубы процедил Чан. – Бан, спокойно. Врач дал нам пять минут… – Плевать я хотел. – Господин Хан, мы – полицейские из центрального управления и ведем расследование о пропаже людей, – детектив проигнорировал заведенного Чана. – Если вы в состоянии ответить на несколько вопросов, мы настоятельно рекомендуем вам сотрудничать с нами. – Пропажи?.. – испугался Джисон. – Я ничего об этом не знаю… Вернее, узнал сегодня, когда рассказал Чанбин. – Расскажите, где вы были все время отсутствия. Помочь может любая мелочь. – Какая, например? – Хан прищурился, а парни, заметив резко похолодевший тон его голоса, притихли. – Люди, чьи поиски сейчас ведутся наиболее активно, были частью группы браконьеров, а еще один из них сейчас проходит лечение в психиатрической клинике: мужчина утверждает, что в одну из вылазок в северной части леса их преследовал вооруженный неизвестный. Но полагаться на показания такого человека... – Вооруженный? – хмыкнул Джисон, вспоминая рассказ Феликса об этом. – Так вы считаете, это маньяк? Услышав спокойное, почти циничное уточнение, Чанбин по очереди посмотрел на Чана и Чонина и, обнаружив в их растерянных взглядах такое же удивление, поежился. – Это одна из версий следствия. – Вы говорили это срочно, но в итоге не сказали ничего нового, – вмешался Чан, то и дело сжимая кулак. – Этот разговор точно может подождать до завтра… – Все нормально, – прервал его Джисон. – Я расскажу. Мне ведь все равно придется говорить с полицией, почему бы не сделать это сразу. – Не сомневайтесь, вас больше не побеспокоят. Господа, я бы попросил… – Нет, – сухо отозвался Хан. – Я буду говорить только при них. Мне неспокойно вспоминать произошедшее. – У нас есть протокол. Посторонние не могут… – У Джисона было тревожное расстройство, – замявшись, перебил Чанбин. – Учитывая ситуацию, думаю, вам следует согласиться на его условия. Улыбнувшись другу, Джисон благодарно кивнул. Встревоженные метаморфозами, произошедшими с парнем, друзья немного расслабились, наблюдая проявление прежних черт его характера. Они были готовы отстаивать его, чего бы это ни стоило, и Джисон, мысленно поблагодарив судьбу, прищурился, подавляя ухмылку. Единственной причиной, по которой он просил друзей остаться был страх запутаться в собственном рассказе и перепутать детали. Версия должна быть одной для всех.Хан Джисон уже точно знал, что именно собирается рассказать.
История выходила на удивление складной. Лжец, прикидывающийся пациентом, не забывал вздыхать и запинаться – не забывал вести себя как человек, на чью долю выпало суровое испытание. Джисон рассказывал, как, услышав звук снаружи, покинул палатку и, побродив какое-то время по округе, упал с обрыва, сильно удавившись головой о корни вековых деревьев. Когда он пришел в себя, вокруг было темно и только свеча, стоящая на деревянном столе, освещала небольшую комнату. Предметы отбрасывали причудливые тени, а дрожащее пламя оживляло их, пугая парня. В той же комнатушке он познакомился со своим спасителем – молчаливым стариком, который подобрал Хана у воды и помогал, пока тот не поднялся на ноги. Когда память не вернулась ни через неделю, ни через месяц, пожилой мужчина – долгие годы живший отшельником в глубине леса – принял решение идти за помощью, оставляя едва держащегося на своих двоих Джисона одного. Погода резко ухудшилась, ливни размывали почву, вызывая оползни, а старик все не возвращался. Не помнящий даже своего имени Хан понял – он остался один на один с природой. И один на один со своим чистым, как лист бумаги, сознанием. Прошли месяцы, прежде чем он окреп достаточно для того, чтобы попытаться изучить лес. Вылазки становились более продолжительными, а Джисон, потерявший надежду на возвращение своего спасителя, надеялся найти хотя бы его тело. Так и наступила зима. А вместе с ней, после травмы во время очередной бесплодной вылазки, к Хану вернулась и память. – Можете описать этого мужчину? – Очень старый, но довольно крепкий. Ходил с тростью, – придумывал Джисон. – Он разбирался в травах, а еще, у него был шрам на скуле… Сделав вид, что задумался, он мельком осмотрел лица присутствующих и… ...не увидел на них ни капли удивления. Чонин хмуро смотрел на Чана, который сверлил взглядом полицейских, а Чанбин тер подбородок, будто перебирая какие-то тяжелые мысли. – У меня не было зимней одежды, – опасливо продолжал Джисон. – Пришлось немного повозиться, а потом я сразу отправился в путь. – Сколько дней вы добирались до места, где вас нашли? – Не знаю. Несколько?.. Я изначально хотел прийти к тому дереву, но из-за оползней пришлось искать другую дорогу. Я шел… горной тропой, в обход. – Человек, у которого вы жили проявлял агрессию по отношению к вам? – Нет, никогда. Разве что, ругался порой – я ничего не понимал поначалу, – Джисон едва не рассмеялся, вспоминая, как Минхо уставал от их с Феликсом проделок. – Вы уверены? – полицейский прищурился. – Согласно нашим данным, поисковые группы прочесывали лес трижды. Напоминаю, что ложные показания… – Довольно, – прошипел Чан. – Вам же говорили с самого начала! Он просто подтвердил то, что вы и так знаете. Боже!.. – Лес обойти невозможно. Есть куча непроходимых мест и об этом вам также известно, – добавил Чанбин. Джисон поежился. Он ожидал чего угодно – сочувствия, сомнений, споров, но никак не разочарования, которое полицейские даже не пытались скрыть и не злости, которая отпечаталась на лицах друзей. Этому наверняка было какое-то тривиальное и практическое объяснение, но сердце Хана предательски сжалось. – Что значит… «вам говорили»? Кто говорил? – без оглядки выпалил Джисони, опомнившись, попытался сохранить лицо. – Вы нашли старика?.. – Никого они не нашли, – махнул рукой Чонин. – Когда ты пропал, на поиски привлекались люди и, прежде всего, те, кто хорошо знает местность, – начал Чанбин. – Там неподалеку была деревня, лет 15 назад ее расселили при строительстве шоссе… – добавил Чонин, кивая. – Один из волонтеров – его бабушка была жительницей этой деревни – рассказал нам о человеке, который отказался переезжать в город и ушел жить в лес. Сейчас этому мужчине должно быть около 80. Какое-то время мы искали именно его, все перелопатили там, но эти чертовы горы… – Этот же парень говорил и о самоубийцах, – вмешался Чан, продолжая сверлить полицейских взглядом. – Из-за местности тела найти очень тяжело, а людей сюда манило как магнитом во все времена. Тихо, уединенно, сложно возвращаться… – Интересно… – нахмурился Джисон. – Мне повезло, что меня искали такие люди... – Искали, а что толку? Не нашли же. Прокручивая в голове придуманную историю, Хан все отчетливее понимал, что таких совпадений не бывает, а значит… …эта выдумка принадлежит не ему. Чертов Лес хорошо хранит свои секреты, а чертов Феликс – Джисон почти не сомневался в том, что это был он – верно ему служит. Мысли о принципиальности Минхо и лояльности оборотня вызвали улыбку, исказив и без того жуткое в своей изможденности лицо. Друзья опасливо переглянулись. – Джисон?.. Все нормально?.. Хан, не шевелясь, перевел взгляд в сторону обеспокоенного Чана. От застывших в глазах слез пекло веки. – Вы были очень близки, я должен был почувствовать, – негромко сказал он. – Спасибо за все... – Тем не менее, никого похожего на этого парня в числе опрошенных волонтеров не было, – язвительно заметил молодой полицейский. – Не провалился же он сквозь землю? – Не землю, – пробормотал Джисон, вызвав у друзей очередную волну мурашек. К двери подошла уже знаковая Хану медсестра и, тактично напомнила разочарованным полицейским о времени. Нехотя развернувшись, они направились к выходу. – Если у нас возникнут вопросы – с вами свяжутся. – Вы обещали, что нет, – неожиданно резко отозвался Джисон. – Я не видел близких более полугода, я измотан, но пошел вам навстречу. Этот разговор больше не повторится. – Если у вас возникнут вопросы к господину Хану, – Чонин поднялся с места, протягивая визитку. – Свяжитесь со мной, как с его юридическим представителем. Не прощаясь с доведшими их до белого каления парнями, полицейские покинули палату, а стоило двери закрыться, Джисон захохотал. – Юридическим представителем? – Самопровозглашенный адвокат Ян, – отсалютовал Чонин. – К вашим услугам. Не успел Джисон моргнуть, как обстановка разрядилась. Он больше не был окутанным тайной пропажи парнем. Он стал просто другом с потерей памяти. Хан Джисоном, который начинал жизнь с чистого листа, не помня ни себя, ни близких. Одинокий и несчастный в чужих глазах. Самый счастливый на земле – в своих собственных. По крайней мере, до сегодняшнего дня. – Как же звали того блондина… – задумался Чан. – Никак не могу вспомнить имени, хотя этот его голос – низкий, утробный – до сих пор в ушах звучит. – Ёнбок, – выпалил Чанбин, и, заметив притихших друзей, поспешил опустить глаза, – вроде бы. – Точно-точно, – подхватил Чонин. – Хороший парень. Очень он нам, конечно, помог. Поддерживал, искать помогал, когда остальные отсеялись. Жаль, номера не оставил. Пропал тоже… – Он мне рассказывал об ориентировании в лесу, очень помогает в работе теперь, – робко улыбнулся Чанбин. «Пушистый ублюдок», – мрачно подумал Джисон. – А вот имя не кошачье, – пробубнил он вслух. – Что это значит? Зачем тебе кошачье имя? – Чан наклонился вперед, вглядываясь в лицо друга. – Какое-то куриное… – игнорировал вопросы Хан. – Блять, такой ты странный, – заливисто рассмеявшись, бросил Чонин и Чан поджал губы, мысленно соглашаясь с ним. – Кстати о курице, – оживился Чанбин, – ты стал таким крепким, плечи широкие, мышцы появились. Времени не терял даром, а? – При чем тут курица? – Чан закатил глаза. – Есть хочешь? – Он тоже странный. Не ходите в лес, он плохо на вас влияет. Хан замер, следя за лицом развеселившегося Чонина. Брошенная фраза разлетелась по палате, распадаясь на отдельные слова и, так и оставшись без должного внимания, исчезла в шуме беседы. Никто ничего не понял и все же… ...они были близки к правде куда сильнее, чем при поисках Хана. – Я дрова колол, – рассеянно проговорил Джисон. – Да и вообще… делал всякое. Палата погрузилась в тишину. Пустяковое признание будто проложило пропасть между друзьями, а осознание того, что последние семь месяцев никуда не исчезнут из их жизни, как не забрасывай их смехом и шутками, будто отпечаталось на хмурых лицах парней. – Я рад, что ты вернулся, – глаза Чана вновь покраснели. – Я рад, что… – Джисон потупил взгляд, – ...снова увидел вас. Подумать только: если бы той ночью Хан не вышел из палатки, ничего этого не было бы. Не было бы этих осунувшихся печальных лиц, не было бы лет, что теперь лежали между ними, не было бы их самих. «Не было бы Минхо». Они вернулись бы домой, где, по уверению Феликса, Джисон умер бы спустя неделю. Друзья в черных костюмах пришли бы на прощание. Чанбин наверняка плакал бы навзрыд, а Чан бы молчал. Их поход стал бы последним общим воспоминанием. Радостным и ярким. Омраченным смертью. Вместо этой гипотетической смерти Джисон умер на самом деле. И умер бы снова не задумываясь.Оно того стоило.
А вот жизнь в следующие несколько дней – нет. Друзья по очереди дежурили у кровати, врач, носящийся с планшетом, не переставал удивляться состоянию здоровья пациента, а сам Джисон просто лежал и смотрел в потолок. Стоило ему закрыть глаза – он сразу попадал в Лес, а в редких сновидениях всегда видел сидящего спиной Минхо, который копошился в целой куче гнилых листьев. Джисон звал его, но тот так и не обернулся. Ни разу. Так, вместе с Минхо из хановой жизни ушел и полноценный сон. – Давление низковатое, но в целом, – рассуждал врач, бегая глазами по строчкам из истории болезни Хана, – все отлично. Завтра будем готовить к выписке. Вы – уникальный случай в моей практике. – Почему? – голос Джисона звучал отстраненно. – Все анализы в норме, тесты показывают потрясающие результаты. Жизнь без цивилизации и лечение народной медициной дали какой-то терапевтический эффект. Раньше у вас здоровье похуже было, теперь все просто превосходно, разве что… шрамов свежих много, но их можно будет удалить со временем… Джисон опустил голову, рассматривая несколько, еще розовых линий. Тот, что ему бинтовал, а позже и зашивал Феликс, был самым первым и тянулся по предплечью тонкой белой нитью. На большом пальце красовался след от укуса двуглавой белки, на тыльной стороне ладони был ожог от готовки этих странных блюд Минхо, а на внутренней – розоватый шрам, полученный при падении с дерева… Они стали не просто напоминанием о той жизни, они были словно отметины на карте, по которой Джисон еще собирался пройти. – Мне они не мешают, – тихо проговорил он. – Трудно, конечно, без раскалывания дров будет поддерживать форму, – смеялся Чонин, сегодняшний компаньон Хана, переводя тему. – Придется с Чанбином в зал походить. – А вот этого не советую, – замахал руками врач. – Две-три недели только легкая зарядка по утрам, слишком сильный был стресс, могут возникнуть осложнения. Также я бы порекомендовал избегать сенсорного перенапряжения… – Закроем его в квартире как принцессу в башне. Я даже готов стать драконом… – Принцессы обычно сбегают, – отвернувшись к окну пробубнил Джисон. – Это лишнее, – доктор Ли рассмеялся над репликой Чонина. – Но общения со знакомыми рекомендую как можно больше. В случае если есть еще какой-то пробел в памяти, все быстрее восстановится. – Спасибо, доктор. – Ну-ну, повеселее, – врач постучал пациента по плечу и направился к выходу. – Впереди целая жизнь, в которой вы – главный счастливчик, так что ничего не бойтесь. Я загляну утром. Стоило врачу покинуть палату, Джисон вновь уставился в потолок, не в силах поддерживать образ перед Чонином. Тот сидел молча и наверняка по своему трактовал меланхолию друга, вспоминая слова обеспокоенного Чана о джисоновой депрессии. Ян был уверен – это, хоть и трагичное путешествие, не просто изменило Хана, но также показало вес жизни, научило ценить момент. – Тебя что-то беспокоит? – решившись, спросил он. – Думаешь о том, как вернешься в большой мир? Джисон несколько раз моргнул. Возвращение к прежней жизни не вызывало у него никаких эмоций. Если придется задержаться здесь на какое-то время – он справится, но какой смысл строить планы и рассуждать о будущем, если… ...он не связывает его с этим местом. – Все так резко поменялось, – признавался Джисон. – Не успел переключиться. – Можно вопрос? – Чонин подался вперед, понизив голос, и Хан кивнул, вскинув брови. – Что ты чувствовал, теряя память и обретая ее вновь? Как ты вообще жил все это время, ну, в эмоциональном плане? Тебе же не слишком сложно вспоминать о таком?.. Если тяжело… – Нет, – улыбнулся Хан. – Совсем нет. – Мне было бы интересно послушать. – Ну, когда я оказался на новом месте, все началось будто с чистого листа... – начал Джисон, принимая возможность облегчить душу. В рассказ о несуществующей потере памяти, он вписывал целую историю между строк. Историю своей жизни и жизни Леса. Жизни с Минхо. Джисон говорил, что чувствовал, будто у него забрали что-то невероятно ценное, а едва он смирился с этой потерей и зажил новой жизнью, все вернулось на круги своя. Он, строивший вокруг себя крепость и населяя ее новыми воспоминаниями, в мгновение ока оказался разбит, будто при осаде, и разорен. То, что он считал своей новой жизнью, рассыпалось, болью оседая в легких и сердце. Он не понимал, какая из жизней настоящая, и какой из них он должен продолжать жить. Часть его души навсегда останется в Лесу, как часть осталась здесь, с ними, когда он умер и, быть может, он уже лишился целой ее половины... Часть тут, часть там… – Погоди-погоди, – нахмурился Чонин. – Умер? – Так я же, – Хан встрепенулся, – образно. Ну, знаешь, в личностном плане... – Ну, ты должен продолжать жить этой жизнью, с нами, а лесную глушь оставь Хозяину леса, – Ян рассмеялся. – Ч-ч-чего?… – побледнел Джисон. – Чего? – не понял друг. – Я про ту сказку, которую вы с Чанбином обсуждали. Там же был какой-то демон, который охраняет природу… – Не демон. – Да неважно, ты меня понял. И раз уж ты вернулся из мертвых, то ты теперь Хозяин города и должен оберегать нас. Джисон сглотнул. Похороненные глубоко в его сердце чувства к друзьям предательски зашевелились. – Обязательно, – неуверенно солгал он. А на следующий день, после выписки, солгал еще раз, когда на вопрос Чана о том, чем он собирается заняться в период восстановления, без задней мысли ответил…«Жить».
Ложь эта, впрочем, вскрылась довольно быстро. Не успели его выписать, как он начал, словно плетущий паутину паук, говорить о лесе. О том, как там хорошо и спокойно, о том, насколько свежий там воздух… ...о том, как хочет вернуться. Обеспокоенные друзья и приехавшие в город родители списывали все это на стресс, окружая обезумевшего парня заботой и развлечениями, а сам Джисон то и дело накидывал варианты возвращения домой, которые откладывались все дальше с каждым проклятым днем. Зимние месяцы прошли в восстановлении, а едва с Хана были сняты все ограничения, он, продолжающий находиться под постоянным надзором и осознающий, какое это препятствие для ухода, попытался устроиться на работу в тот же отряд, что и Чанбин, который бывал в окрестностях леса стабильно трижды в месяц. Спустя неделю после отправления резюме и сопроводительного письма, он, уверенный в успехе и бодрый, получил отказ. – Я не понимаю! – причитал он на встрече с друзьями. – Им всегда не хватает людей и вот он я: знающий местность, здоровый и выносливый. В конце концов, мое имя еще на слуху и наши поисковые отряды получили бы внимание. Пошли бы люди… – Ну, об этом они и так на сайте написали… «Счастливчик года – Хан Джисон – агитирует всех желающих вступить в поисковые отряды», – Чонин закатил глаза. – Вот уроды! – прошипел Хан. – Я заставлю их меня взять. – Не собираешься же ты воевать с поисковиками?.. – напряженный голос Чана дрогнул. – Что за… одержимость? – Какая еще одержимость? – Джисон ухмыльнулся. – Я, может, людям хочу помогать. Друзья замолчали. Эта ухмылка, до сих кажущаяся неуместной на милом лице Джисона, напор, который появился в его методах, и цинизм в словах… Все это пугало их и Чан в очередной раз подметил глубину метаморфоз, которые за полгода изменили знакомого ему почти десять лет Джисона до неузнаваемости. – Это из-за меня, – нехотя признался Чанбин, отворачиваясь от злой ухмылки друга. – Незачем злиться на них попусту. – Ты, вроде, не начальник, чтобы меня принимать или не принимать. – Я лично просил о том, чтобы тебя не взяли. Только не сейчас. – Объяснись, – понизив голос попросил Джисон. – Что тут объяснять? – Со вскочил с места. – С первого же дня выписки ты говоришь о лесе. Лес – то, лес – это. Сам не понимаешь, что это ненормально? – Чанбин, остынь, – одернул его Чан. – Не успокаивай меня… Не смей! Мне просто пиздец как страшно каждый раз, когда он заводит эту шарманку. Иногда кажется, что ему не очень-то и нравится тут. Может, он вообще не хотел возвращаться?.. – сорвавшись, Чанбин замолчал. Джисон смотрел на него без тени смущения, прямо и бесстрашно. Слова друга его не задевали, в конце концов, доля правды в них действительно была, только вот… ...прожив почти три месяца здесь, с друзьями и семьей, он понял, как ему не хватало их там, в Лесу. И все же Минхо здесь, в Городе, ему не хватало больше. Значительно больше. – Блять, прости, я не то имел в виду. – А мне кажется, как раз то, – спокойно заметил Джисон. – Мне жаль, что ты считаешь, будто перспектива умереть в лесу была мне милее твоей компании, но кто знает, может, мне стоит об этом подумать?.. Пойду, сделаю нам чай. Хан поднялся с места и, оглядев комнату с высоты своего роста, скрылся за дверью. Парни напряженно молчали, а Чан то и дело бросал многозначительные взгляды на пытающегося сглотнуть ком в горле Чанбина. – Это что, была манипуляция?.. – нахмурившись, пробормотал Чонин. – Нет, конечно нет, просто он расстроен тем, что мы его не понимаем, – поджав губы, заключил Чан. – Адаптироваться наверняка тяжело и он просто пытается говорить с нами о том, в чем понимает, о привычных вещах… – К психотерапевту ему нужно. Я заметил еще тогда, в начале. Он слишком отстраненный, будто здесь только его половина, – упирался Чанбин. – А чего ты хотел? Напомнить тебе, что с нами летом случилось? – Я почти уверен, что он осознанно надавил на Чанбина. Джисон очень изменился, но, если подумать, разве это не хорошо?.. – Чонин прикусил губу. – Чего хорошего в том, что рядом с ним мне частенько жутко? Ты замечал, как порой у него взгляд меняется?.. – Может, это тебе к специалисту нужно? – вскинул брови Чан. – Нам всем тяжело, держи тебя в руках хотя бы при нем. – Не знаю, Чан, не знаю… – А я знаю, – одернул его Ян. – Он просто повзрослел и перестал подавлять себя. Вспомни, как тяжело ему здесь было. Честно говоря, я даже думал, что он что-то с собой сделает, когда увидел перед походом... – Я и сам об этом думал, но не будем об этом, нужно жить настоящим и не ссориться, – тыльной стороной кисти Чан ударил Чанбина по колену. – Это же наш Джисон. Да, он немного изменился, но это все еще он. – Может, я так ждал его, что забыл, каким он был?.. – Со закрыл лицо руками. – Может, это от меня осталась только половина?.. Хан, стоящий за дверью, поджал губы. Злость, которой зарядил его Минхо, начинала рассеиваться, оставляя после себя лишь горечь утраты и освобождая место для прочих, не менее трудных эмоций. Сердце оттаивало, возвращалась душевная тонкость и привязанность к друзьям. Возвращалась и безответная любовь к миру вокруг. Та самая, что однажды уже погубила его. Чай в руках Джисона остывал и он, потерев глаза, поспешил вернуться в комнату. – А знаете что, неважно, – беззаботно начал он, переступая порог. – Думаю, Чанбин прав и я еще не до конца пришел в себя. Может, позже я смогу помочь. – Ну конечно, – Чан улыбнулся. – И тогда Чанбин замолвит за тебя словечко. – Это кумовство, так нельзя. – Меня и без того возьмут. Я – ценный кадр. Друзья расслабились, глядя на успокоившегося и так похожего на прежнего себя Хана, а он, пользуясь случаем, поспешил закинуть новую сеть. – А что касается леса… Я просто хотел бы, чтобы вы могли посмотреть на него моими глазами. Было время, когда я не знал ничего, кроме него. Даже вас… – Я же говорил, – одними губами проговорил Чан, стреляя глазами в Чанбина. – Ой, иди в жопу, – закатив глаза, ответил вслух Со и сразу замахал руками. – Это я не тебе, Джисон, извини. Я просто… мне сложно тебя понимать сейчас. И себя тоже. Думаю, я адаптируюсь вместе с тобой. – Я не злюсь, правда, но, так или иначе, мы все изменились и… – И все еще друзья, – широко улыбаясь, закончил Чонин. – А в поход я бы сходил снова. – Чонин! – А что? С Джисоном нам теперь вообще ничего не страшно. – Он не мог вернуться домой семь долбанных месяцев, – Чанбин закатил глаза. – Так память же терял. Так-то я бы быстренько пришел. – Лжец! – смеясь, бросил Чан. – Нет же, нет! – Джисон шутливо замахал руками.«Да».
Мало-помалу жизнь возвращалась на круги своя. В конце марта родители, наконец, оставили Джисона на попечение друзей, возвращаясь к собственным заботам, а сами парни заметно расслабились, принимая все уверения Хана за чистую монету. Маска, которую ему приходилось носить, уже почти срослась с лицом, когда непреклонный Чанбин наконец согласился пойти в поход в начале мая и теперь дни Джисона были наполнены радостным ожиданием. Он был по-настоящему счастлив и счастье это, хоть и омрачалось мыслями о том, что именно ему предстоит сделать и каким образом это отразится на друзьях, было настоящим и неподдельным. Хану больше не нужно будет лгать и притворяться кем-то другим, чтобы не пугать окружающих. Ему больше не придется гнаться за Минхо во снах и просыпаться с разорванным в клочья сердцем. Он часто думал, что будет, если Лес откажется принять его и всегда приходил к выводу, что найдет способ войти. А еще Джисон нередко думал о том, какую цену заплатил Минхо за его воскрешение и надеялся, что она не была неподъемной. Верить в то, что их история закончена он не собирался. В конце концов, все происходящее буквально кричало ему о том, что это судьба. Смерть и воскрешение, депрессия и настоящая жизнь, любовь и боль, Минхо и… …весь остальной мир. Все складывалось как пазл и будь Хан протагонистом, он наверняка мучился бы угрызениями совести, но он не был и честно признавался себе в этом. Чтобы добраться до своего счастья, ему придется сделать больно всем вокруг. И эту цену он непременно заплатит. – О, Чанбин, – Хан с улыбкой ответил на звонок. – Звонишь, чтобы узнать, готова ли палатка? – Новости не читал еще? – оборвал друг. – У меня плохие новости. – Нет, я… – Джисон нахмурился. – Что случилось? – Вчера было небольшое землетрясение. – Ах, это. Знаю, знаю. Тут тоже немного потрясло… Погоди, из-за этого ты будешь занят в отряде? – Нет, то есть, да… – замялся Чанбин. – Тропу в лесу завалило. Поход отменяется. – Почему? – Хан вскочил с места. – Я проведу другой, это не страшно. Ты ведь работаешь там кучу времени, сам же знаешь, много где можно нормально пройти, да и к тому же… – Администрация не рекомендует посещать несколько пострадавших мест в окрестностях. Лес как раз в этом списке. Думаю, там будет патруль до тех пор, пока его не признают безопасным. – Но я так долго ждал! – Обидно, понимаю. Я и сам расстроился, но… – Да ни хрена ты не расстроился, – зло процедил Джисон. – Уверен, ты даже рад. Камень с души упал? – Я не… – Чанбин устало вздохнул. – Успокойся, ладно? – Наверняка это его рук дело. Не хочет меня впускать. Только вот как он узнал… – бубнил Джисон, не обращая внимания на дышащего в трубку друга. – Как же он мог узнать?.. – Эй, алло, ты меня слышишь? О чем говоришь, не пойму… Мне позвонить Чану? – Ты! – рявкнул Джисон, вспомнив о Чанбине. – Ты рассказывал о походе кому-нибудь? – Не ори. – Ответь мне! – Да не ори ты, боже, говорил парням в отряде… – В лесу? – голос Джисона звучал непривычно низко. – Не знаю, не помню, может быть. Ты можешь успокоиться и… – Сука!.. Вот же сука! Джисон швырнул телефон в стену, вложив всю свою злость в бросок. Хруст корпуса утонул в разрывающем легкие крике отчаяния. Хватаясь за волосы, Хан рухнул на пол. Чувства, вырывающиеся из груди, давили его, успевшего впитать в себя жизнь, а остававшийся на стороне смерти разум отключался, оставляя наедине с болью. Минхо снова не ждет его. Знает, как ему плохо и все равно не дает вернуться. Был бы он так категоричен, если бы видел, как Джисон держался перед родителями и друзьями? Был бы так безжалостен, если бы понял, в какие игры ему приходилось играть все эти месяцы, чтобы выгрызть их доверие, чтобы добиться свободы от контроля? Был бы так жесток, почувствуй он всю ту боль, что теперь жила в сердце Хана? Но ведь… «…это значит и то, что Минхо жив». Вскочив с места, Джисон порывисто растер лицо, приводя себя в чувства, и наскоро переодевшись, выбежал из квартиры, чтобы через несколько часов стоять у самого входа в лес. – Давай, впусти меня, давай же… – бегая глазами по поваленным стволам, шептал Хан. – Я знаю, что ты меня слышишь… Лес встречал его, своего бывшего пленника, мрачным безмолвием. Наступившая в мире весна не добралась сюда, и Джисон подумал, что вместо нее это сделал Темный лес, поглотив некогда царившую здесь жизнь, впитав ее в себя без остатка. С каждым новым шагом двигаться становилось все тяжелее, а когда Хан наконец добрался до расколотого молнией дерева, сил не было даже на то, чтобы стоять на ногах. Рухнув на оголенные корни, он прикрыл глаза. Окружающая тишина казалась оглушительно громкой и отчего-то пробуждала в голове образы друзей. Может, потому, что он мог положиться на них, несмотря ни на что, а может… …Джисон просто цеплялся за жизнь. Первое время после возвращения он не чувствовал ничего кроме боли. Постепенно у него появилась надежда, которую он украшал мыслями о возвращении и его ожидании, но после… …к нему начали возвращаться и другие эмоции. Жизнь, словно яд, отравляла его, а он безропотно впитывал в себя все, что видел и чувствовал. Беспокойство родителей, заботу Чана, страх Чанбина, поддержку Чонина… В какой-то момент Джисон, продолжая злиться на Минхо, поймал себя на мысли, что начинает оправдывать этот его эгоистичный и неправильный поступок. Вспоминая, как распаленный Хозяин леса говорил о том, на что готов пойти ради него, Хан пришел к выводу, что понимает этот ход мыслей: сложно придумать дар более ценный, чем возвращенная жизнь, только вот… …для Джисона он таковым не был. Только не без Минхо. Хозяин леса ошибся. Во всем кроме одного. Друзья все же смогли растопить сердце Джисона, как бы он не отталкивал от себя эту мысль, как бы ни обманывался, прикидываясь кем-то еще. Кем-то, кем уже не был, и быть не мог. – Минхо! – крикнул он в пустоту. – Минхо, ты слышишь меня?.. Вопрос повис над лесом. Всеядная, голодная тишина проглотила его, оставляя Джисона, сидящего у дерева, без ответа. Совсем одного наедине с разрывающими голову мыслями, с растерзанным болью сердцем. Вот он, здесь, добрался до места, о котором столько грезил, но теперь, стоящий прямо у своей цели, лишь тихо плакал. Одна за другой слезы беззвучно скатывались по его щекам. Пришедший умереть Джисон больше не был связан со смертью и она, эта гребаная сука, не делала ничего, чтобы вернуть его себе. Цепляясь пальцами за кору, он поднял глаза к небу. Сваливать вину на других – это так похоже на Хан Джисона. Прошлого и… …настоящего. Кто он и зачем пришел сюда? Как смеет он грезить о любви, когда не может сделать ничего для того, чтобы вернуться?.. Когда опустил руки, сдаваясь перед теплотой сердец близких... Как смеет он судить Минхо, если сам может только обвинять и злиться? – Прости меня, прости, – сквозь рыдания завопил он. – Я не смогу, Минхо… Я не смогу.«Это мой способ показать то, что я чувствую, показать, на что я готов пойти, ради тебя».
Весь мир Джисона рухнул в одночасье. Его план был прост – убить себя у дерева и насильно вернуться домой. В него не входили ни пробужденные эмоции, ни человечность. Как же просто было быть тем Ханом – взрослым и сильным, целеустремленным и давно пережившим свои худшие дни, свою смерть, безумным. Тот Джисон с легкостью исполнил бы задуманное. Этот же… ...постоянно думал о жертве Минхо и страданиях друзей. Этот Хан Джисон был не готов ранить и предавать ожидания, не был готов обесценить глупый самоотверженный поступок Хозяина леса. Вместо этого он задавался вопросом почему должен выбирать. Этот Хан Джисон просто хотел быть счастливым. Хотел и не мог. – Минхо, что мне делать?.. – негромко, сквозь слезы скулил он. – Я не понимаю, что мне делать!.. Я не хочу жить без тебя, но и их оставить я не могу. Только не так. Почему я должен страдать, Минхо?.. Ветер, шевелящий зеленеющие кроны, перебирал отросшие волосы. Подняв голову, Джисон закрыл глаза, позволяя ему высушить залитое слезами лицо. – Как же ты без меня, как ты там?.. – бормотал Джисон. – Не пускаешь, так хоть дай знак… Как мне быть?.. Что мне делать?.. «Зачем я здесь?..». Над головой скрипнула ветка. Это, оттолкнувшись тонкими лапами, взлетела черная птица. Сглотнув ком, Хан запрокинул голову, всматриваясь в нависшее на головой некогда черное дерево, и… ...замер. Вместо высохших лишенных жизней лап дерева он видел зеленые свежие листья. Теперь это были не отдельные слабые побеги. Тянущиеся к небу ветви были усыпаны почками и едва распустившимися листьями. «Минхо ошибся и в этом...». К глазам снова подступили слезы и обомлевший парень, опомнившись, вытер лицо грязной ладонью. Стоя у подножия тысячелетнего дерева, Джисон рассеянно улыбался.Все еще хочешь, чтобы я жил?..
Тогда я буду…
...жить.
Свое возвращение Джисон помнил плохо. Сотни голосов, что озвучивали нестройные мысли, кричали наперебой, а он просто продолжал идти. Глубокой ночью, когда впереди замигали огни города, начался дождь и Хан, не останавливаясь, тихо запел.Here comes the rain again Raining in my head like a memory…
Крупные капли размывали следы лесной грязи и сажи на промокшей, липнущей к телу одежде, и Джисон, смеясь, вспомнил, как вернулся после работы на топях Минхо – вода капала с бортов шляпы, а Феликс терся о блестящие от воды сапоги, оставляя на них белую длинную шерсть. Почему он никогда не вспоминал хорошее?.. Его ведь было так много... В таком состоянии – мокрого и смеющегося – Хана и обнаружили полицейские. У участка уже топтались, успевшие навести панику в районе, друзья. Заметив помятого Джисона, они синхронно дернулись. – Ты где был? – Чан сжимал в руках плед, не решаясь подойти к подозрительно спокойному другу. – Мы тебя искали... – Прогуляться вышел, а потом все как в тумане, – флегматично отозвался Хан, мысленно извиняясь за очередную и последнюю ложь. – Ты что, ебаный Уолтер Уайт? – прищурился Чанбин. – Орал какую-то херню в трубку, а потом пропал и нашли тебя за городом. И ты ничего не помнишь. Опять. – Ты бы успокоился, – одернул его Чонин. – Зачем ему врать? – Да откуда я знаю? – выкрикнул Чанбин и, сев на корточки, схватился за волосы. – Спроси у него, почему он постоянно врет!.. Спроси его кто он вообще такой! Чан, продолжающий сжимать плед, сглотнул. Его глаза, блестящие под желтым фонарным светом, тревожно следили за рыдающим Чанбином, рядом с которым, переминаясь с ноги на ногу, стоял Чонин. Джисон вздохнул и уселся прямо на мокрый асфальт. От редких капель дождя на поверхности лужи перед ним расплывались круги. Мягко улыбнувшись, он прижался щекой к коленке притихшего Чанбина и обхватил его ногу обеими руками, словно ребенок. – Я вернулся, – тихо проговорил он. – Я по-настоящему вернулся, Чанбин, так что постарайся меня простить, ладно? Державшийся до этого Чонин не выдержал и плюхнулся на асфальт рядом с Ханом, крепко обнимая его длинными холодными руками. Чану не оставалось ничего, кроме как расправить плед и накрыть им рыдающих в три пары глаз друзей. Так и началась – по-настоящему началась – третья жизнь Джисона. Против воли, он добирался до нее, как сквозь тернии, через боль и злость, как до окна в темной захламленной комнате, а распахнув его, наконец, вдохнул свежий воздух. Он не знал, что будет дальше. Не знал, как ему жить и зачем, не знал, поменялось ли течение его жизни и судьба после смерти почти год назад, но одно он знал точно: каждое утро он будет приветствовать новый день, как и хотел Минхо. Ради Минхо. Ради самого себя. Джисон совершенно не знал, что ему делать и после долгих раздумий решил просто плыть по течению. Делать хорошее и не делать плохого. Быть там, где хочется, слушать свое сердце и то, что осталось от его помятой вереницей смертей и возрождений души. Так, незаметно для себя, он решился выступать в одном из местных баров по субботам, где в каждый дождливый вечер исполнял песню, изменившую его короткую нескладную жизнь, больше всего на свете желая, чтобы ее услышал Минхо. «Жаль, никто тогда не бросил у Грани гитару», – думал он, посмеиваясь, и представлял, как этот небольшой подарок скрасил бы их темные уютные вечера. В одну из суббот в баре он встретился с бывшим начальником, который, как и его двойник из Темного леса, был язвительным и колючим. – Хан, слышал, тебя нашли. Мы молились за тебя, – помешивая коктейль, нехотя заговорил начальник. – Ваш секретарь присылал букет с пожеланиями скорейшего выздоровления, господин Ким. – Конечно. Мы не забываем наших сотрудников, даже таких скверных. На твои похороны я бы прислал тоже. – Ваш секретарь, – ухмыльнувшись, поправил Джисон. – Я думал, заявишься ко мне, будешь назад проситься, а ты тут…лялякаешь. – Оно мне нахрен не надо, господин Ким, – продолжая ухмыляться, признался Джисон. – Да и зарабатываю я тут куда больше, чем в вашей конторке. Начальник замер, прищурившись разглядывая бывшего подчиненного. – Ты мне никогда не нравился, Хан, – мужчина беззлобно улыбнулся. – Вы мне тоже. – Если честно, я даже был рад, что появился повод тебя уволить, но выходное пособие мы все-таки тебе заплатили. – Купил на него новую гитару, – Джисон постучал по деке. – Оно было таким маленьким, что я подумал, будто это аналогия чего-то в вашей жизни. – А ты изменился, – хмыкнул начальник. – Мне почти нравится. – Вы зато не изменились, – хохотнул Джисон. – Соберетесь в поход – наймите меня в качестве гида. Обещаю: вам тоже почти понравится. Начальник вскинул брови и, неверяще качая головой, демонстративно потер глаз средним пальцем. – Бывай, Хан, не хотел этого говорить, но не сдохни еще раз. Бюджета на второй венок не выделю. – Маленькое обычно компенсируют чем-то большим, так, к слову, – парировал Джисон, широко улыбаясь и, будто что-то вспомнив, изменился в лице. – Господин Ким, а у вас в роду случайно не было необычных людей? Колдунов, например. – Если бы были, я тебя бы уже проклял, – мужчина вскинул подбородок и отвернулся, скрываясь в толпе. «Так я и думал», – засмеялся Джисон, закидывая на плечо ремень гитары. К концу осени, когда Чанбин окончательно успокоился, Хана все-таки взяли в поисковый отряд, но к счастью мнительного друга, лишь диспетчером. Координируя спасателей, Джисон частенько вспоминал всех, кого встретил в Лесу. Кто-то приходил туда умирать сам, кто-то был жертвой злого рока. Лес не делит людей, просто забирает то, что считает своим. Своим он считает все. Сколькие из тех, кого они денно и нощно искали, уже были на службе у придирчивого Хенджина и язвительного Хозяина рудников? От этой мысли Джисон, хоть и не должен был, улыбнулся, в надежде на то, что новички смогли устроиться на новом месте, к обустройству которого он однажды приложил руку. Главное, чтобы никто из них не поселился у Минхо... Каждый раз думая о таком развитии событий, Джисон тяжело вздыхал, краснел и начинал нервно ерзать на стуле. Ревность, живущая внутри него, побеждала и жизнь, и смерть, проигрывая только одному… …любви. Любви на расстоянии и через время, запретной и недоступной, тяжелой и болезненной, но, вопреки всему, светлой. «Дарующей жизнь». А еще, Джисон продолжал видеть сны. Некоторые из них были спокойными и теплыми. Такими ночами он чувствовал на себе родной и уютный аромат Минхо, слышал его высокий сиплый смех, прикасался к бархатной смуглой коже. После таких снов просыпаться было тяжелее всего. После таких снов хотелось умереть как никогда сильно. Но бывали и другие – полные тревоги и тьмы – сновидения. Джисон их, как правило, не запоминал детально, лишь чувствовал чье-то холодное дыхание на своей шее и твердость ледяной руки Минхо, поверх которой непременно клал свою – небольшую и теплую. Лица Минхо он, впрочем, не видел ни в тех, ни в других, но в отличие от лиц друзей, из памяти оно не стиралось. Хан помнил каждую линию, каждый шрам и, задумываясь перед сном, представлял, как гладит большими пальцами его брови и ресницы, как целует его влажные холодные губы, как упирается носом во впадину над его ключицей, вдыхая запах его кожи, который потом чувствовал на себе весь следующий день. Обещавший Хозяину леса не умирать, Джисон мог лишь надеяться, что тот способен почувствовать его любовь – бесплодную и отчаянную – через время и расстояние.«Через саму жизнь».
В отличие от загнанных в угол чувств Хана, любовь Чана, была способна обрести форму и в конце лета следующего года друзья готовились отмечать свадьбу старшего из их вечного университетского квартета. Джисон смотрел на происходящее с улыбкой и благодарностью, все сильнее убеждаясь в правоте Минхо. Страдая от депрессии, он никогда не думал о чем-то таком – о светлом будущем, ориентирах и счастье близких, умерев, не думал о земной жизни и ком-то кроме себя и Минхо, а воскреснув… …прозрел. «Жаль, что не всем дается такой шанс». – А вот и ты, – Чан выцепил Джисона из толпы гостей. – Уже виделся с… – Твоя распрекрасная невеста встретила нас у входа, не переживай, я поцеловал ее в лоб. – Не верится, что все это происходит со мной. – Вот уж согласен, – хохотнул Джисон. – Но мне нравится то, как ты изменился. Был пацан и нет пацана. – Тоже самое произошло и с тобой? – Чан понизил голос. – Что? – опешил Джисон. – Что? – мужчина хмыкнул. – Ты ведь рад за меня? – Как за самого себя… – О, вот он, – отвлекшись, Чан указал на одного из мужчин у стола. – Мой одногруппник… Эй, Джэбом! Мужчина, со скучающим видом слушающий одного из гостей обернулся и, поправив очки, мягко улыбнулся. – Поздравляю, Чан, да благословит бог вашу семью. – Рад, что ты пришел… Вот, знакомься, мой друг – Хан Джисон. Джисон, это мой одногруппник – Им Джэбом, – Чан, представив друзей, поспешил ретироваться. – Подойду к вам позже, развлекайтесь. – Джисон? – побледневший мужчина нахмурился, вновь поправляя очки. – Поразительно знакомое имя… Мы не знакомы? – Однажды мы вместе ходили на семинар по «Божественной комедии». Я был на первом курсе и прикрывал Чана. Не помните? – Поразительная память. Я, увы, такой обделен. Чуть наклонив голову, Джисон рассматривал нового знакомого. Чем дольше он смотрел на него, чем внимательнее прислушивался к стройной речи, тем сильнее убеждался в том, кто именно стоит перед ним. Собеседник выглядел точь-в-точь так, как он себе представлял, но… …ни за что не мог подумать, что мир действительно настолько тесен. – Простите мою бестактность, но вы ведь тот самый Джисон? – после нескольких законченных тем, спросил мужчина. – Тот самый? – Хан испуганно огляделся. – Я имею в виду тот… инцидент в лесу, – замялся собеседник. – Я тоже участвовал в поисках. – Ах, вы об этом… – Джисон выдохнул. – Это действительно я. Благодарю вас за отзывчивость. – Вы хорошо держитесь. Признаться, я сам однажды чуть не повторил вашу судьбу. До сих пор испытываю странные…чувства на этот счет. – Да вы что? – Джисон с трудом скрывал сарказм. – Осенью, уже после вашего исчезновения пошел на прогулку и заблудился. Каким-то чудом, вышел на тропу к вечеру. Растерял все вещи и ничего толком не помню из-за стресса. Такое вот вышло приключение… Хан вымученно улыбнулся: чертов Лес действительно бережно охранял свою тайну. Мужчина, стоящий перед ним, не просто избежал страшного конца, но и получил бонусом частичную амнезию и сеанс лечебного гипноза. Быть может, не приди он тогда к Грани, его, как и самого Джисона, уже не было бы в живых. «Так ли в действительности темна темная сторона?..». – Но с тех пор, – продолжал мужчина, найдя, наконец, кого-то, способного его понять, – я чувствую себя так, будто что-то во мне изменилось и никак не придет в норму, хотя прошло уже почти два года… – Получается, вы как герой Данте? Очутились в сумрачном лесу? – Забавно, что вы заметили, – сказанное, похоже, развеселило мужчину. – Я там потерял редкое издание, которое в юношеские годы украл из нашей библиотеки. Только никому не говорите, я, все-таки, теперь сам преподаватель. – Быть может, кому-то она пригодилась, – хохотнул Джисон. – В Аду много кругов. – Девять и я будто был на одном из них. Такие чувства… – мужчина вдруг нахмурился, перебирая что-то в памяти. – Впрочем, кто знает, может, вы и правы. – Ну, теперь-то мы с вами проживем долгую жизнь, – развеселившийся Хан похлопал собеседника по плечу, отходя к показавшимся в зале друзьям. – Поставите за меня свечку? – Обязательно, – мужчина улыбнулся, прощаясь, а, переварив брошенные слова, изменился в лице, провожая собеседника встревоженным взглядом. – Если вы христианин… Джисон ухмыльнулся. Казалось, причастность к делам Леса делала его злодеем и, признаться честно……ему это невероятно нравилось.
Хан не планировал свою жизнь. Просто брал все, что ему давалось, и старался смотреть вперед. Счастье оказалось вовсе не в зачеркнутых пунктах дурацкого плана, и не в галочках напротив навязанной черт пойми кем идеей. Оно было в Джисоне и вокруг него. В улыбках живущих полной жизнью друзей, в любимых занятиях, в рассветах и закатах, что он встречал с замиранием сердца. В памяти и живущих там людях. В Минхо, который так и остался в одном из кусочков сердца Хана. Любимый и далекий. Давший ему все, о чем он только мог мечтать. В майский день, когда Джисон вернулся в город после того, как пообещал Лесу жить, ему казалось, что это будет существование полное страданий, что он никогда не оправится, продолжая тянуться к недоступному ему Лесу, но затем, встретившись с друзьями у участка, вдруг понял: счастье не цель.Счастье – путь.
Вредил ли он Минхо потому что не мог отпустить себя самого? Душил ли Лес тем, что не мог понять, на чьей он стороне? Поставил ли на смерть, обманываясь сутью жизни? Оставил бы его Хозяин, попади он в лес сейчас, таким, каким он стал за этот долгий и сложный путь? Нет. Только не так.Джисон бы постучал, негромко и смело, а Минхо, отворив, улыбнулся бы, впуская его внутрь.
Живя в гармонии с собой, он совсем не замечал, как подкралась очередная дата его возвращения в декабре, исчезновения в июне, а затем и первая годовщина свадьбы друга, которую они, с позволения не чающей души в этой дружной компании жены, с удовольствием отмечали в уютном подвальном баре. – Ты ведь не так прост, а? – пьяный Чан погрозил Хану пальцем. – О чем это ты? – хохотнул друг. – О тебе. Они расслабились и не видят, – Чан указал на играющих на бильярде Чанбина и Чонина, – но я за тобой слежу. Все три года следил. – Ты пьян, парень, успокойся. – Просто скажи прав я или нет, не обязательно рассказывать. Столько лет молчал, можешь продолжать хранить свои секреты и дальше. – Да какие секреты? – Хан мигом протрезвел. – Ты меня пугаешь. – Как и ты нас. В самом начале. Скажи: в лесу с тобой случилось что-то… необъяснимое? – Чан! – Да или нет, Джисон? Хан смотрел в темные глаза друга. Однажды он обещал себе, что больше не будет врать. – Да. – Это «что-то» не страшное и не опасное, раз ты так упорно пытался вернуться? – Спорно. Для меня – нет. – Почему? – Потому что… я свой. – Почему перестал пытаться вернуться? – Чан, не сводя с друга глаз раскусил орех. – Так было нужно. Так он... так безопаснее. – Для кого? Джисон, продолжая вглядываться в темные глаза напротив, замолчал. Проницательность друга не пугала, скорее смущала и обескураживала. Он определенно точно поймет многие вещи, но мог ли Хан посвятить его в тайну, которая не принадлежала не только самому Джисону, но даже людям? Эти две стороны джисоновой жизни не должны соприкасаться. Вот и все, что он понял для себя из этого пьяного разговора. – Для всех, – выдохнул он. – Ты – Хан Джисон? – В смысле? – Ты – Хан Джисон? – повторил Чан. – Или кто-то, вернувшийся в его теле? – Блять, понимаю, если бы Чанбин этот вопрос задал, но ты!.. – засмеялся Хан. – Это я, я, боже… – Есть кто-то четвертый, да? Кто-то важный, оставшийся там. Кто-то важнее нас троих? Джисон замолчал, обдумывая жестокость этих слов. Он не хотел выбирать, а даже если бы захотел – не смог бы. – Четвертый. И еще половина. – Половина?.. – Чан шумно выдохнул, запрокинув хмельную голову к потолку. – Все, замолчи. Расскажешь мне эту историю на смертном одре, ладно?.. Хорошо, что я пьян, боже… – Ладно, – Джисон, расслабившись, положил голову на плечо друга. – Только не торопись умирать. Ничего приятного в этом нет. Чан замер, опустив глаза на прильнувшего к нему парня. Сердце вновь защемило, а Хан улыбнулся, чувствуя на себе взгляд друга и то…… что Чана пережить у него не получится.
Когда рано утром они, едва стоя на ногах, вышли из бара, солнце уже касалось пыльного города. Джисон остановился и закрыл глаза, делая медленный глубокий вдох. Порыв все еще теплого осеннего ветра, срывая начинающие желтеть листья, прошелся по волосам Хана, раскидывая их во все стороны. Смеясь, он повернулся к стоящим в обнимку друзьям. Воздух пах самодельным вином. – Вот блин, солнце-то какое… – протянул Чан, закрывая глаза от лучей. – И я проглотил какой-то лист… – Приду домой и завалюсь спать, – мечтательно пробормотал Чонин. – Давайте так соберемся еще разок до холодов… – Мне вчера снился белый кот, – будто бы в тему заметил Чанбин. – Это к счастью? Джисон, стоя спиной к рассвету, широко улыбался, разглядывая пьяные лица друзей. Тишина города и нарушающие ее заплетающиеся языки, смех над глупыми шутками, бесконечные планы и хлопоты. Такая жизнь была ему по вкусу. – Белый кот, – наконец, сказал он, – это к переменам. – Да!.. – Чанбин согнул руку в локте. – Перемен!.. Больше перемен!.. – Но кое-что ведь никогда не изменится, – подчеркнуто серьезно подметил Чонин. – Что? – хором спросили Чан и Чанбин. – Моя любовь к вам, придурки. Схватившись за сердце, Чанбин, хохоча, рухнул на землю, утащив за собой обоих парней. Джисон, вытер скатывающуюся по щеке одинокую слезу и, сделав смазанный снимок, бросился к друзьям.Казалось, Хан Джисон достиг апогея своего счастья.
Когда он открыл глаза, в комнате было темно. Часы на прикроватной тумбе показывали десять минут девятого и Джисон, потерев глаза, опустил ноги на пол – он проспал без малого сутки. На улице, сплошной стеной, лил дождь. Подойдя к окну, он вытянул руку, проведя пальцами по запотевшему стеклу – влага холодила теплую кожу. Всматриваясь в дождь, он улыбнулся – сегодня во сне Хан не клал свою руку поверх кисти Минхо. На этот раз он держал его руку в своей, крепко сжимая нагретые пальцы.Here comes the rain again…
На душе было непривычно спокойно и совершенно пусто. Джисон опустил глаза, рассматривая линии на своей ладони: последний, унесенный из Леса шрам, побелевший за эти годы, пересекал сразу три из них. Вернув взгляд к непрекращающемуся дождю, он вдруг понял, что не на своем месте. Больше нет. Он пришел туда, куда шел. Об этом шептала пульсирующая в венах кровь. Об этом говорили бьющиеся об асфальт тяжелые дождевые капли. Джисон взял один из валяющихся на столе листков с нотами и, перевернув чистой стороной вверх, принялся, строчка за строчкой, писать письмо. Вырывающиеся из под руки буквы нестройными рядами складывались в текст. Он не извинялся и не оправдывался. Просто говорил как есть – он уходит и просит его не искать. Хан Джисон ни о чем не жалел. На это у него уже не было времени. Что-то внутри подсказывало: пора уходить. Поставив точку, он сложил письмо пополам, засовывая его во внутренний карман ветровки и, закинув на плечо чехол для гитары, вышел прямиком в заливающий улицу дождь. Через пару улиц он, уже вымокший до нитки, сунул листок под дверь Чана, оставляя отпечаток своей холодной влажной ладони на матовой поверхности, а потом, мягко улыбнувшись, побежал на междугородний автобус, чтобы доехать до деревни близ Леса. С каждым шагом сердце билось все сильнее. С каждым шагом потерявшая краски душа, обретала цвет. С каждым шагом он приближался к дому. Прижавшись лбом к запотевшему стеклу, Джисон прикрыл глаза, тихонько напевая песню о дожде и медленно проваливаясь в сон.Темнота окутывала его, погружая в себя как в теплую воду, пока не поглотила полностью и без остатка.
Когда Хан пришел в себя, перед ним стоял бескрайний лес. Покрутив головой, он всплеснул руками, понимая, что оставил гитару в автобусе, и совершенно не помнит, как вышел из него и добрался с остановки сюда. Дождь закончился. Сквозь тяжелые серые облака пробивались слабые лучи солнца и Джисон, прищурившись, улыбнулся, делая шаг в сторону леса. Кое-где на ветвях сидели птицы, тут и там сновали мелкие животные. Ветер шелестел зеленой листвой деревьев... Уехав из осени, Хан будто вернулся в лето. В то самое лето, где уже бывал, придя сюда в первые. Или это Лес показывал ему свое гостеприимство?.. Встречал заблудившегося на жизненных тропах жителя… Когда впереди показалось расколотое молнией дерево, Джисон остановился. У корней, припав спиной к стволу, сидел облаченный в черное человек. Походивший на скульптуру, мужчина читал, не обращая на пришельца никакого внимания, а затем, с трудом скрывая улыбку, начал медленно напевать.I want to dive into your ocean Is it raining with you?
Джисон сглотнул, не решаясь сделать шаг. Его нижняя губа затряслась, а глаза зажгло от подступивших слез. Они не виделись целую вечность, но для рвущегося из груди сердца это было… …сущим пустяком. – Дошел, – не отрываясь от книги, заключил Минхо. – Долго ждал? – сквозь слезы просипел Хан. – Незачем ждать, когда точно знаешь время, – Хозяин леса захлопнул книгу. – И все же… долго. Минхо поднял глаза и, окинув гостя усталым болезненным взглядом, коротко улыбнулся. Засмотревшийся на него Джисон не сразу понял смысл сказанных слов. Живущий много веков Хозяин леса любил говорить загадками, да и знал он куда больше, чем можно было вообразить. – Откуда знал? – Джисон сел на корни чуть ниже Минхо и, положив руку на его колено, улыбнулся, заглядывая в темные глаза. – Так ты умер, – послышалось сверху. – Опять. Хобби у тебя такое что ли? Хан запрокинул голову, встречаясь взглядом с сидящим на суку Феликсом. Оборотень выглядел недовольным, то и дело хмурясь и стреляя глазами в игнорирующего его Минхо. – Поэтому и пришлось тащиться сюда в такую рань по этому холоду, – размахивая руками, продолжал возмущаться Феликс. – Я-то говорил, что ты и сам теперь дойдешь, но этот все рвался, торопился… – Теперь?.. – задумавшись, уточнил Джисон. – Лес всегда забирает то, что считает своим, – пояснил Минхо. Джисон поднял руку, вновь всматриваясь в линии на ладони, а затем, будто что-то поняв, встревожено посмотрел на тропу, которой вернулся в лес. Где-то в глубине души он понимал, что этот путь стал единственным доступным ему и все же… …где-то там был читающий его прощальное письмо Чан.Хэй, дружище,
У меня не так много времени и я хочу потратить его именно на эти слова. Спасибо за удивительное время, что вы с парнями подарили мне. Спасибо за то, что вы – это вы. Я ужасно недооценивал вас и нашу дружбу до того, как пропал, но теперь со всей уверенностью говорю, что вы – лучшее, что было в моей недолгой жизни. Не плачь и не ищи меня. Я чувствую, что должен уйти. Мир прекрасен, и я взял из него все, что мог: больше мне не нужно. Остальное оставляю на вас троих. В глубине души каждый из нас знал, чем все это кончится и особенно ты, Чан. Ты был прав во всем. Вы есть друг у друга. И у нас есть все то время, что мы провели вместе. Я всегда буду с вами, но… …у него есть только я. И воспоминаний мне не достаточно. Моя история там только начинается, и мне жаль, что я не расскажу тебе ее на смертном одре. Постарайтесь пожить как можно дольше и будьте счастливы. Я безмерно люблю вас.Самый счастливый на свете Хан Джисон.
Стоящий у окна Чан сглотнул ком и, взглянув на блестящие в солнечном свете лужи, улыбнулся. Сердце раздирало на куски, и в то же время он чувствовал, как все вокруг него встает на свои места. Чан не злился, был лишь немного напуган тем, что его догадки были верны, а еще тем, как спокойно принял все это. Может, в глубине души, он действительно знал с самого начала?.. Чан не успел испугаться предстоящего разговора с друзьями, прежде чем зазвонил телефон. – Поговорим позже, Чанбин, я не… – Чан, мы за городом, – сквозь слезы тараторил друг. – Джисон, тут Джисон, боже, наш Джисон!.. Выскользнувший из руки телефон ударился о пол.Сердце Чана пропустило удар.
– Как я умер?.. – Не знаю я «как», знаю только «когда», – Феликс закатил глаза. – И ты не прогоняешь меня на этот раз? – Джисон прищурился, вглядываясь в улыбающееся лицо Минхо. – На этот раз нет. Теперь ты на своем месте и доживать тебе… больше нечего. Джисон медленно кивнул, обдумывая сказанное. Его прерванная жизнь и впрямь была довольно короткой, а Минхо… …дал ему шанс стать тем, кому не о чем жалеть. – Отправляя меня, ты знал, что я вернусь?.. – с надеждой спросил он. – Нет, – Минхо изменился в лице. – Я не бог, Джисон. Мне оставалось лишь надеяться на то, что в конце Лес призовет тебя… – А когда ты воскрес, – выделяя слова пробасил Феликс, – я увидел твой огонь. Я не хотел, чтобы ты уходил, но мне было чертовски жаль… – Я все понял лишь когда ты умер, – глаза Минхо покраснели. – Такая вот получилась насмешка судьбы. Я думал, ты – мое наказание за грехи, а оказалось, ты – дар. Лелеющий смерть Джисон никогда не думал, что, оказавшись к ней лицом к лицу, станет так жадно взывать к жизни. Темный лес убил его и в то же время дал ему смысл жить. Ограниченная во времени душа Хана, что было сил тянулась к счастью, но, не израсходовав его там, разрушала все вокруг себя здесь, в посмертии. Джисон определенно был на своем месте. Умереть и стать частью Леса было его судьбой – неотвратимой и желанной – а он, загнав себя в угол, барахтался в луже, пытаясь уплыть сначала от жизни, а потом и от смерти. А Минхо принял его поломанным. Полюбил, несмотря на эгоизм и глупость, и затем, поняв проблему, помог стать собой, отпустив во вред себе, лишь бы он смог найти утраченный во тьме сознания путь. И Джисон нашел. Он был счастлив там, чтобы суметь поделиться своим счастьем с тем, кто обещан ему самой судьбой. Все, что он получил, было заслугой Хозяина леса. – Выходит, на этот раз не на половину, – Джисон кивнул на том «Божественной комедии» в руках Хозяина леса и тот, закатив глаза, покачал головой. – Теперь я прошел всю и могу остаться? Минхо засмеялся, прикрывая расплывшиеся в улыбке губы книгой, а затем, опуская голову на колено, прижался щекой к кисти Джисона. Феликс, ловко спрыгнув с ветки, уселся рядом с друзьями и, сжав плечо Хана, кивнул куда-то за дерево. – Наконец-то у нас перестанет идти снег. Мы ждали тебя. Идем домой?Добро пожаловать в Темный лес, Хан Джисон.
Добро пожаловать домой.