***
Белая рубашка смотрелась нелепо, будучи слишком большой, и то и дело выправляясь из брюк. Я пялился на себя в зеркало с лёгкой тенью презрения. Прошлый учебный год был полон громких голосов и веселья, я не мог убрать улыбку с лица, причесался волосинка к волосинке, взял самые толстые тетради, набор одинаковых ручек, встал на два часа раньше, чтобы не проспать. Оказалось, провести ладонью по копне золотых волос, чтобы убрать с глаз, хранящих под собой тёмные мешки, тоже неплохо, и две тетради на семь предметов — совершенно не беда. Тем утром трезвая Каоки-сан хотела похлопать меня по плечу, пожелать удачного дня, но я лишь дёрнулся в сторону от её поднятой руки. Закрывал дверь, слыша храп мужчины спящего в комнате тёти. Не того, что избил меня. Это был уже другой. По пути я расстегнул верхние пуговицы, чтобы было легче дышать. Сентябрь, конечно, наступил, но только в календаре — погода оставалась жаркой. Поэтому, обнаружив в своём классе пустое место у приоткрытого окна, я, не раздумывая, плюхнулся туда. Могу поклясться, что не помню лиц своих одноклассников — они все слились в единую массу из имён и голосов. На уроках появлялся я и они. Мне было легко принять их как единое целое. А их было много — целый класс из тридцати человек собрался. Тогда я впервые задумался о том, правда ли так мала эта деревня, как мне кажется. Вроде бы, кто-то поздоровался со мной в первый день. Что-то спросил, но я не уверен в своём ответе. Может, это было дежурное «Кто ты? Откуда? Какая любимая манга?». Лаковая поверхность одиночной парты казалась прохладной. Я лёг на согнутую в локте руку и прикрыл глаза. Слышал своё дыхание, и гомон одноклассников на фоне. А потом звонок. Дверь в кабинет легко открылась, все замолчали. Чьи-то шаги прошли от входа до учительского стола. Приятное дуновение ветра залетело в окно, поиграв с моими волосами, а потом, как слуховая галлюцинация, прозвучал голос: — Здравствуйте, дети, рад с вами познакомиться… — удивлённо открыв глаза, сразу метнул их к источнику звука, и увидел Руи. Пазлы в голове не сразу начали складываться. А затем я подпёр рукой подбородок и стал просто смотреть. «Какой же я глупый» — пронеслось в мыслях. Ну, конечно, он всё знает о школе, конечно, хранит дома учебники по математике. Руи — учитель. Он, наверное, мне говорил, но я, как обычно, вместо того, чтобы слушать, был занят разглядыванием его ресниц. Снова подул лёгкий ветер. В тот момент невозмутимый Руи перевёл взгляд и на меня. Я встрепенулся, срочно предприняв попытку убрать с лица лукавое выражение, грозившее превратиться в усмешку. Школа показалась мне не такой уж тягостью. В облегающей подкаченное тело рубашке, с закатанными до локтя рукавами и очками на бледном лице, — которые я раньше никогда не наблюдал, — учитель выглядел великолепно. Это заметил не только я, но только я как дурак лежал и пялился на него, впридачу, оказавшимся нашим классным руководителем. Последним уроком был классный час, где все общались с Руи, смеялись с его добрых шуток и, разумеется, он им понравился. Строгий, как положено хорошему учителю, но понимающий, готовый помочь тем, кто не разобрался с темой занятия. С оповещающем о конце учебного дня звонком, они долго прощались со своим новым преподавателем и всё же покинули класс. Остался только Руи, стоящий у своего стола, и я, сидящий за партой. Мы смотрели друг на друга в тишине, затем раздались снизу, залетая в окно, голоса выходящих из школы. Я медленно, и нехотя, встал со своего места, подцепив лежащий на полу рюкзак, и подошёл к учителю. Остановился близко. Так близко, что, сняв свои очки с еле заметной облегчённой улыбкой, он спросил: — Как дела? — таким мягким, заботливым голосом, что ещё не звучал сегодня, и, протянув руку, убрал с моего лица мешающую прядь волос. — Не знаю, — тихо ответил я, пожав плечами. — Не помню, как ты говорил мне, что работаешь учителем. — Цукаса-кун, нам нужно перейти на «вы», находясь в школе. И называй меня Руи-сан, — размеренно произнёс он. — Хорошо, — я кивнул, — Руи-сан. — Я и правда не говорил тебе, я просто… — он поднял руку в воздухе, подбирая подходящие слова, но снова опустил. — В любом случае, ты теперь знаешь. Не до этого было. И ты не спрашивал. Я думал, ты сам понял. — Ага, Руи-сан, — тихо, игриво ответил я. — Ты что, решил меня теперь дразнить? Мы тихо посмеялись.***
Самое весёлое на этом закончилось. Я вдруг осознал, что общаться с Руи, как раньше, уже невозможно — мы не одни в мире, мы среди вечно галдящих смазанных лиц, мешающих остаться на едине, и мы не дома, а в надоевшей уже к концу второй недели школе. На Руи смотрел не только я — на него смотрели все. И говорил он со всеми. И помогал, и смеялся, и рассказывал истории, концовку которых я знал. Я больше не мог появляться у него дома, потому что он допоздна был занят работой, «Я должен составить отчёты, а тебе следует готовиться к экзаменам». Только вот я не готовился. Глядел на него, сидя на уроках, разочарованно выдыхая, когда он заговаривал с другими, но не со мной. Мне казалось, Руи больше не смотрит на меня как прежде, не хочет больше общаться, и я — господи, каким же я всё-таки был ребёнком, — завалил все тесты и проверочные, ему на зло. Важно учесть, что я старательно учился все предыдущие школьные годы, и написанные на неудовлетворительный балл работы мог бы сдать без подготовки — не захотел. Может, Руи знал? Поэтому не оставил меня на дополнительные после первой же двойки. Мои мысли лихорадочно носились в голове. Месяц назад, до знакомства с Руи, они, наоборот, лежали возвышающейся грудой камней, блокируя любые эмоции и раздумья. Сейчас же голова трещала. Я что-то сделал не так, и Руи больше не хочет со мной дружить? Другие оказались лучше меня? Успевшая забыться, тоска вновь поглощала.***
— Цукаса-кун, будь добр, задержись ненадолго, — попросил учитель, когда я собирался вместе с толпой покинуть класс. Я замер у двери, глядя на уходящие дальше по коридору десятки пар ног в школьной обуви. Мне так давно хотелось, чтобы Руи заговорил только со мной. Чтобы дотронулся, посмотрел мне в глаза. Он подошёл сзади. Выдохнул: — Опять? — от ощущения его близости, и звучащего совсем рядом, почти обжигающего шею, голоса, я сглотнул. Сердце забило тревогу. — Цукаса, повернись, — он выглядел уставшим в чёрной рубашке и такой же оправой очков на лице. А ещё обеспокоенным, когда поднял мою руку, закатав рукав — на моём запястье виднелся болезненный след от чужой сильной хватки. Под школьной формой расползались ещё больше свежих синих отметин. — Было и больнее, — шёпотом оправдался я, опустив взгляд. — Прекрати. Почему не пришёл, если она снова?.. — Руи потянулся ко мне, но лишь чтобы закрыть дверь кабинета, и скрыть наш диалог от случайных глаз. — Это неважно, — сглотнув, ответил я и заглянул снизу-вверх в его лицо. Он был выше, он был слишком близко. Я уверен, что покраснел в тот момент. А Руи свёл брови у переносицы. — Цукаса, что с тобой происходит в последнее время? Ты в порядке? — сердце громко отдавало в груди, пульс бил в висках. — Дай мне знать, если ты чувствуешь себя… — я привстал на носочки и потянувшись выше, накрыл губы Руи своими. Тишина в кабинете, залетающая сквозь окно прохлада. Мои руки на его плечах. Это нежное прикосновение губ, от которого запорхало всё внутри. Я отстранился, когда кончился воздух, и встав на ноги, робко заглянул в глаза Руи. Он выглядел потрясённым. От этого вида я чуть не подавился вздохом. Убрал ладони с его тела, сделал шаг назад — спина соприкоснулась с деревянной поверхностью. Я развернулся и, открыв дверь, бросился бежать. Быстрее, быстрее, быстрее. Чудом вписался во все повороты, чудом не упал на ступенях старой немощной лестницы. Товарным поездом пульс грохотал в голове, а перед глазами стояло удивлённое лицо Руи. Что я вообще сделал?