Цветение

Воздух в комнате Джотаро был наполнен запахом лакированного дерева и лёгкой пряностью. С улицы доносилась мелодичная трель дроздовки; неугомонная птица скакала по веткам клёна, радуясь весне и брачной поре. Нориаки невольно улыбнулся, наблюдая через открытые сёдзи за живостью этого маленького энергичного существа и игрой света на ярко-синем оперении. Весна, подобно цветку сливы, неумолимо расцветала и созревала, а воздухе уже ощущалось дыхание приближающегося лета; ещё немного и воздух будет гудеть от жары и пения цикад, а школьные аудитории — от голосов студентов, сдающих выпускные экзамены. Этот учебный год был последним в школьном обучении Нориаки и Джотаро; пройдёт несколько месяцев, и классные комнаты школы сменятся на просторные аудитории в стенах университета. Мысль об этом одновременно воодушевляла и пугала Нориаки. Он никогда не был привязан к школе эмоционально: для него учёба была просто обязанностью, которую он выполнял, не задумываясь, и делал это прилежно, не испытывая ни сложностей, ни особого интереса. Однако последние месяцы что-то изменили, добавили к этому рутинному ритуалу новые слои. Взгляды и улыбки во время уроков, ланчи на крыше, прогулки в школьном саду — все эти, на первый взгляд, незначительные мелочи в одно мгновение сделали дни Нориаки более живыми и настоящими. Это было странное ощущение, и чем больше он об этом думал, тем больше запутывался. Такая дихотомия казалась ему совершенно иррациональной, но сложно было отрицать, что несмотря на шрамы, ночные кошмары, фантомные боли и дереализацию окружающего его мира, парадоксальным образом он чувствовал себя более живым, чем когда-либо раньше. Было ли это связано с Джотаро? Лёгкий порыв ветра из распахнутых сёдзи перевернул несколько страниц учебника, шурша бумагой и играя с воротом рубашки и волосами Нориаки. Он откинулся на спинку стула, разнимая затёкшие мышцы шеи ладонями и радуясь свежему ветерку, который принёс веяние прохлады и немного разбавил жару. Его пиджак висел на спинке стула, а рукава белой рубашки были закатаны до локтей, однако ему всё равно было жарко. «А ведь ещё даже не июнь. Кажется, лето в этом году будет особенно жарким. Интересно, какие у Джотаро планы на лето», — прикрыв глаза, Нориаки некоторое время просто слушал шелест листьев, щебет птиц и монотонный скрип графитового стержня карандаша Джотаро о бумагу — это были умиротворяющие, почти медитативные звуки. Нориаки перевёл взгляд на Джотаро, который сидел на кровати, склонившись над учебником по биологии и конспектом. С серьёзным видом он выделял особенно важные части информации прямо в учебнике, а после делал заметки в большой разлинованной тетради. Видеть Джотаро настолько сфокусированным на учёбе было непривычно. Наверное, единственный раз до этого дня, когда Нориаки видел его таким, был во время подготовки их общего проекта. Его взгляд скользнул по рельефу мышц предплечий и бицепсов. Джотаро тоже снял пиджак и кепку, но, в отличие от Нориаки, он носил майку, а не неудобную официальную рубашку. Это, несомненно, было его преимуществом перед жаркой погодой, а также прекрасным поводом для Нориаки незаметно (или не очень незаметно) разглядывать образец совершенной анатомии. «Красиво. Всё-таки в жаре тоже есть свои плюсы», — подумал он. — Ммм? Похоже, наблюдение всё-таки не осталось незамечченным — не прошло и нескольких минут, как Нориаки поймал вопросительный взгляд Джотаро. У него уже давно закрадывались подозрения, что Джотаро постоянно использует стенд, чтобы следить за происходящим, иначе как он умудрялся ловить все случайные взгляды, которые бросал ему Нориаки? — Ничего, — Нориаки покачал головой как можно равнодушнее. — Ничего, — повторил Джотаро, и Нориаки показалось, что он поувствовал нотки сарказма в том, как было произнесено это слово. Поэтому он слегка нахмурился и выбрал тактику «парирования»: — А что? Джотаро пожал плечами, заворачивая уголок книги, как закладку (Нориаки был против такого обращения с книгами, но комментировать это варварство не стал), и положил учебник вместе с тетрадью на кровать. — Ты пялишься, — Джотаро лениво потянулся, и пружины матраса на его кровати жалобно заскрипели. Движения Джотаро были плавными, как у тигра, но в них таилась скрытая сила, и Нориаки, воспользовавшись короткой паузой, снова начал «пялиться», ведь игра мышц Джотаро выглядела слишком эстетично; и теперь Нориаки «пялился» на то, как едва заметные капельки пота блестели на оливковой коже и как косые лучи солнца заставляли тонкие волоски на предплечьях искриться. — Может быть, — нехотя признася он, но почему-то не испытал особого стыда из-за того, что его поймали, — просто это выглядит… неплохо, — Нориаки тоже пожал плечами, копируя жест Джотаро. — Правда? Просто «неплохо»? — Джотаро поднял бровь, и мысли Нориаки заметались, пытаясь понять, как идентифицировать эту эмоцию. Насмешка? Удивление? Или может что-то среднее? Он повернулся вполоборота, чтобы поддерживать зрительный контакт было удобнее, и сложил руки на груди. «Никогда бы не поверил, что он нарывается на комплимент», — удивлённо подумал Нориаки, не зная, смешно это или слишком нетипично. — Ладно. Это выглядит… красиво. Эстетично, — вздохнул он. — Разве тебе не говорят об этом каждый день? — последние слова прозвучали с оттенком вызова. Каждый день вокруг Джотаро вились стайки поклонниц, боготворящих практически каждый его шаг. Раньше, возможно, они казались Нориаки просто нелепыми и, может быть, немного надоедливыми, но теперь это раздражало всё сильнее и сильнее. В глубине души он радовался, что Джотаро не менял своей тактики, оставаясь холодно-равнодушным ко всем этим «фанаткам». «Это не ревность, а рациональная оценка ситуации. Такой фанатизм — нездоровое поведение», — напомнил сам себе Нориаки и нахмурился, ощущая лёгкую фальшь в своих же собственных аргументах. — Ты не говоришь, — ответил Джотаро невозмутимо и потянулся к своему пиджаку, чтобы достать пачку сигарет. Такой ответ сложно было парировать, да и не хотелось. Нориаки отвернулся к столу, чтобы скрыть глупую улыбку, делая вид, что ему внезапно потребовалось внести какую-то пометку в свой конспект. Карандаш бесцельно заскрипел по бумаге, пока он выводил узор на полях. — Может, и не говорю, — согласился он после паузы, — а надо? — Нет. Не надо, — скрежет пружин матраса сообщил о том, что Джотаро встал с кровати, — это будет раздражать, — половицы тихо заскрипели, когда он направился к выходу из комнаты: курить прямо в доме — это слишком даже для него. Он не ушёл далеко, а просто опёрся о перила веранды, ведущей в сад. Щёлкнула зажигалка, и тонкая струйка дыма заструилась вверх, пытаясь подняться к облакам, однако ей было не выиграть битву с весенним ветерком, который тут же сдувал невесомую «змейку» в сторону, развеивая, словно её никогда и не было. Нориаки несколько мгновений наблюдал за бесплодной борьбой дыма с ветром, а потом тоже поднялся. Джотаро не отреагировал, когда он подошёл и встал рядом, — глядя вглубь сада, он продолжил молча курить. Яркие лучи солнца заставляли Джотаро щуриться, а тлеющий огонёк сигареты почти потерялся в красках майского дня. Нориаки прислонился к одной из деревянных колонн, поддерживающих крышу веранды, слегка откинувшись назад. Боковым зрением он наблюдал за задумчивым профилем Джотаро, рассматривая, как ветерок ерошит его жёсткие волосы, а между бровей залегла морщинка из-за прищура, и гадал, о чём Джотаро думал прямо сейчас. Размышлял ли он об экзаменах или просто созерцал умиротворение сада? — Ты решил, куда будешь поступать? — Джотаро первым нарушил тишину. Поступление… Да, этот вопрос был сейчас актуален, как никогда. Они уже обсуждали это раньше, поэтому Нориаки знал, что Джотаро намерен поступить в Токийский университет, чтобы изучать там морскую биологию. Сам Нориаки не имел чёткого представления, какой ВУЗ и специальность он планирует выбрать. Его родители мечтали о том, чтобы он выбрал юридическое направление, но Нориаки не питал особого интереса к этой сфере, поэтому до недавнего времени вопрос оставался в подвешенном состоянии. — Токийский университет искусств, — ответил он после короткой паузы, — мы обсудили это с родителями. Я сказал им, что юриспруденция мне не интересна. Отвечая, он задумчиво провёл рукой по гладким, лакированным перилам веранды. В глубине души Норики испытывал иррациональное желание учиться в одном университете с Джотаро. Выбери он юрфак, возможно, так оно и было бы. — Хорошо, — кивнул Джотаро. Он затушил сигаретный бычок о жестяную банку от ванильной колы, которая примостилась на перилах и играла роль импровизированной пепельницы. — У тебя талант, — добавил он, поворачиваясь корпусом к Нориаки и слегка наклонив голову, чтобы поймать тень от навеса. Теперь его изумрудный вгляд скользил по лицу Нориаки. Нориаки знал, что Джотаро не льстит ему. Он не был нарциссом, просто хорошо мог оценить свои силы и навыки, однако получить комплимент от Джотаро всё равно было приятно. — Разве не ты говорил, что частые комплименты могут «раздражать»? — пошутил он, вольно интерпретируя слова Джотаро и скрывая тот факт, что на самом деле ему было очень приятно услышать похвалу. С каких пор такие вещи, как чья-то оценка, вообще стали его волновать? — Это не комплимент, — ответил Джотаро и сделал шаг ближе, сокращая расстояние. Сердце Нориаки пропустило удар; прошло уже две недели с того дня, как они впервые поцеловались, но он по-прежнему приходил в неконтролируемый восторг от этой новой грани их… дружбы. — И я не собираюсь говорить такое часто, — Джотаро наклонился, и Нориаки ощутил тепло его тела и горько-терпкий аромат его дыхания на своих губах. Ему совершенно не нравился запах табака, однако прямо в этот момент он этого даже не замечал. Закрыв глаза и неосознанно встав на цыпочки, Нориаки сократил последние дюймы, запечатлев поцелуй на губах Джотаро. Джотаро в ответ придвинулся ещё ближе, а его рука переместилась на затылок Нориаки, посылая непроизвольные приятные мурашки по спине. На мгновение Нориаки забыл обо всём на свете, очарованный мягкостью чужих губ и твёрдостью прикосновений. Судорожно вздохнув от переизбытка эмоций, он, не разрывая поцелуя, прижал ладонь к груди Джотаро, чувствуя под кончиками пальцев учащённый ритм его сердцебиения. Где-то вдалеке скрипнула половица, и иллюзия рассеялась. Джотаро сделал резкий шаг назад и нахмурился. Кажется, кто-то направлялся в сторону этой части поместья. Нориаки же потребовалось немного больше времени, чтобы прийти в себя. Неловко поправив воротник рубашки, он отвёл взгляд. Ему стоило помнить о том, что в поместье помимо них двоих есть ещё и другие люди: госпожа Холи, а также пара работников, помогающих ей в ведении хозяйства. Целоваться прямо посреди сада — безумно неловкая идея. — Ладно, пошли, — бросил Джотаро и направился обратно в комнату. Нориаки молча последовал за ним и устроился на своём прежнем месте за столом. Джотаро развалился на кровати и взял в руки учебник, выглядя при этом немного раздражённым. Тем временем, шаги приближались, и через несколько минут в дверном проёме показалась Холи Куджо с подносом в руках. — Мальчики, я принесла вам чай и свежую выпечку, чтобы вы сделали перерыв и набрались сил, — радостно произнесла она, лучезарно улыбаясь. Нориаки поёрзал на стуле, ощущая себя неловко, словно совершил что-то постыдное. Он редко испытывал чувство стыда перед другими людьми, но госпожа Холи всегда была доброжелательной и искренней, поэтому, несмотря на иррациональность этой эмоции, Нориаки всё равно было неловко перед ней. — Мама, я же говорил тебе не отвлекать, когда мы учимся, — раздражённо пробормотал Джотаро, продолжая смотреть в учебник. — Но как же так, — Холи растерянно подняла брови вверх, сделавшись на мгновение искренне огорчённой, — вы же усердно учитесь! Вам нужно немного отдохнуть и перекусить: в телепередаче сказали, что это важно при мозговой активности! Нориаки отметил, как опасно покосились фарфоровые чашки на её подносе. Должно быть, держать поднос с чайником чая, кружками и целой корзинкой домашней выпечки было не очень простой задачей для такой хрупкой женщины, как госпожа Холи. — Большое спасибо, госпожа Холи, — Нориаки быстро поднялся, чтобы помочь ей. — Пожалуйста, дайте я вам помогу. — Нориаки-кун, это так мило с твоей стороны, — грусть на лице Холи быстро исчезла, а яркая улыбка вернулась, — это чудесно, что вы с Джотаро так хорошо ладите. Джотаро — хороший мальчик, и я так рада, что теперь у него есть ты. Она охотно передала поднос Нориаки и, поправив складки платья, осталась стоять у входа, явно намереваясь задержаться немного и поговорить. — Мам, мы заняты, — снова заворчал Джотаро, продолжая сидеть нахмурившись. — Сейчас, сейчас, дорогой. Я понимаю, что современным школьникам важно личное пространство. Я не отниму у вас много времени и скоро уйду, — отозвалась она, мило улыбаясь. Нориаки внезапно понял, что внимание госпожи Холи почему-то сконцентрировано на нём. Он поставил поднос на стол и сел на стул, гадая, чем вызвано её любопыство. Гадать ему пришлось недолго. — Нориаки-кун, Джотаро так мало рассказывает о его личной жизни… — начала она невинно-жизнерадостным тоном, но Нориаки тут же напрягся от её слов. «Она что-то видела? Неужели придётся объясняться. Ох, как неловко», — Нориаки бросил быстрый взгляд на Джотаро, но тот просто оставался насупившимся и недовольным. — Ты уже решил, куда будешь поступать? Когда госпожа Холи закончила фразу, Нориаки сдержал вздох облегчения. Это был безобидный вопрос, и её можно было понять — какой матери не интересно, куда будут поступать друзья её ребёнка. — Я хочу попытаться поступить в Токийский университет искусств, — ответил он, наблюдая, как госпожа Холи начала разливать чай, — хочу заниматься живописью. — О, это так чудесно! Ты такая умничка, — воскликнула она, — мне очень нравится картины, они такие разнообразные и интересные, — она поставила чайник обратно на поднос. Нориаки улыбнулся. Это описание искусства звучало по его мнению очень приземлённо, но искренность госпожи Холи всегда очень подкупала его. — Спасибо, — он слегка наклонил голову. — Я согласен с вами, исскуство — разнообразно и интересно. Джотаро сохранял мрачное молчание. — А Джотаро хочет выучиться на океанолога, — Холи с улыбкой продолжила разговор. — Морского биолога, — поправил Джотаро, хмурясь. — Да, да! Морского биолога. Но ты, Нориаки-кун, наверное, уже это знаешь, — Холи, кажется, не смутило это исправление, — он с детства очень любил рыбок и всяких морских зверей, — её тон внезапно стал доверительным. — Знаешь, Нориаки-кун, когда он был совсем малышом, он постоянно просил меня с мужем отвести его в океанариум. Тогда ему было всего четыре! Представляешь? Как сейчас помню, он был таким крошечным и милым мальчиком, тянул меня за подол юбки и говорил: «ма, хотю рыбок». Её голос приобрёл восторженно-ностальгические нотки, а Нориаки слушал с любопытством и одновременно удивлённо гадал, почему госпожа Холи внезапно решила рассказать ему про детство Джотаро. Судя по виду Джотаро, он тоже не очень это понимал: — Мам, хватит, — он вздохнул и встал. Нориаки показалось, что сейчас Джотаро просто вытолкнет мать за дверь, но Джотаро остался стоять на месте, возвышаясь посреди комнаты подобно мрачной колоссальной статуе. На его фоне Холи казалась крошечным, изящным изваянием. — Но ведь Нориаки-кун хочет послушать, — Холи посмотрела на сына, выглядя при этом искренне недоумевающей из-за его реакции. — Не хочет, — отрезал Джотаро. — Хочу, — внезапно (даже для самого себя) возразил Нориаки. Он старательно проигнорировал суровый взгляд, которым одарил его Джотаро. — Вот видишь! — подхватила Холи. Несколько мгновений Джотаро просто стоял на месте, а потом неопределённо пожал плечами, сердито вздохнул и снова сел на кровать, уткнувшись в учебник с видом «делайте, что хотите, меня это не волнует». Нориаки почти испытал чувство вины. Почти — ему было слишком любопытно. — Итак, мы ходили в океанариум каждые выходные, — Холи тем временем как ни в чём не бывало продолжила рассказывать. — Я была в восхищении от того, что Джотаро так быстро запоминал названия всех рыб, которые там были. Ему было всего четыре, а он уже знал их наизусть! Такой молодец. Она заботливо поднесла кружку чая Джотаро, а вторую поставила перед Нориаки, и он благодарно кивнул ей, сохраняя молчание, чтобы не прерывать её рассказ. Он слушал о том, как Джотаро учил «рыбий язык» и больше всех остальных рыб любил «Мистера Щуку», о том, как у Джотаро была шапочка с акульим плавничком, с которой он не хотел расставаться даже, когда спал; и о том, как его поразил факт существования китов. Историй было множество, и все они были подобны окну в мир, о наличии которого Нориаки даже и подумать не мог. Ему было сложно сдержать улыбку — он находил все эти рассказы неожиданно милыми, хотя до этого никогда не мог бы представить, что будет умиляться глупым детским историям. Джотаро, сохраняя молчание, на удивление стоически перенёс всю эту порцию «ностальгии», хоть Нориаки и казалось, что кончики его ушей слегка порозовели. — О, Нориаки-кун, а хочешь, я покажу тебе фотографии?! Воодушевившись внезапной идеей, Холи вскочила на ноги, явно намереваясь отправиться за альбомом с семейными снимками. — Фотографии? — переспросил Нориаки, испытывая укол любопытства. «Интересно, как Джотаро выглядел, когда был маленьким?» — Никаких фотографий! — этого Джотаро уже терпеть не смог и тоже поднялся, — мама, мы готовимся к экзаменам! Будь добра, дай нам возможность спокойно учиться, — он мягко, но настойчиво начал подталкивать её к двери. — Ой, извини, Джотаро, я так заболталась, — виновато воскликнула Холи, — Нориаки-кун, я обязательно покажу тебе фотографии в другой раз, когда вы не будете так заняты, — последнюю фразу она уже прокричала, оказавшись на веранде. — Спасибо, госпожа Холи! — отозвался Нориаки, улыбаясь. Он продолжил улыбаться, даже когда Джотаро вернулся и несколько мгновений сверлил его суровым взглядом сверху вниз, стоя посреди комнаты. — Доволен? — наконец спросил он, и Нориаки показалось, что это прозвучало почти обвинительно. — Да, — кивнул он, — это было очень… познавательно, — Нориаки не знал почему, но ему было совершенно не стыдно. — Хотя, от просмотра фотографий я не откажусь. Джотаро поднял бровь, а затем покачал головой. — Ну и дела, — пробормотал он, вздохнул и снова уселся на кровать.