Напиши мне, только напиши...

12:32 Я исключительно ненавидела этот день. Конец января решил порадовать всех жителей столицы морозами, снегом и сильным ветром. Улицы скрылись за белой пеленой, мокрые хлопья забивались под куртку, шарф и шапку, а также попадали в ботинки и неприятно таяли там, стоило выйти из подъезда. Очки пришлось убрать в сумку, потому что в них видела я хуже, чем просто так. Утром дорога до университета превратилась в ад, а в перерыве так и не получилось выйти на перекур, поэтому настроение все больше стремилось к минусовой отметке. Хотелось домой, пить кофе и читать что-нибудь из новых книг в тишине, но я сидела на подоконнике в шумном коридоре и цедила холодный чай из кафетерия. Стефа уткнулась в телефон и с кем-то активно переписывалась. Я задумчиво разглядывала аудиторию напротив, в которой, в теории, сейчас должен находиться Денис Владимирович. Я в тот же вечер вместе с подругой проверила расписание и выяснила, что пара с ним будет только через три дня. Пятница. И все это время я пыталась внушить себе, что оттого, что он друг брата, ничего не изменится в наших взаимоотношениях. До воскресенья… Ведь именно этот день мы выбрали для того, чтобы встретиться с Войничем. Непроизвольно улыбаюсь, когда вспоминаю диалог, после моего внезапного предложения. «Афина: Я поняла, что очень хочу кофе. Выпить его вместе с тобой. Возможно завтра или послезавтра после пар, все зависит от того, насколько ты будешь занят» «Войнич: Я неимоверно рад, что это наконец звучит в нашем диалоге, но теперь я не знаю, как изменить свои планы, чтобы мы смогли встретиться не на полчаса» «Афина: Если ты так занят, то может выходные?» «Войнич: Воскресенье, 14:00» Он ответил только через час, за который я успела достать сначала подругу, которая стала катализатором отправки этого письма. Потом прилетело и Стасу, который не вовремя вышел из комнаты с вопросом о том, почему я уже полчаса хожу из одного конца зала в другой. Брат, выслушав объяснение Стефы, которая сначала невербально попыталась выяснить, все ли он знает, лишь посмеялся с меня. Намекнул, что Денис уехал не домой, а по делам, после чего махнул на нас рукой и сам ушел куда-то, вернувшись уже когда я спала. Только после того, как мы все-таки назначили дату, ситуация не стала лучше. Время от времени во мне просыпался какой-то философский невротик. Главным вопросом было: а правильно ли я поступаю? Какая реакция будет у Оболонского, когда он все поймет? Одна часть меня уже замышляла, как я сегодня подойду к нему после пары и все расскажу. Другая же твердила, что эта идея еще хуже, чем все предыдущие. После этого наступало полное принятие и смирение с ситуацией. Так проведя почти три дня, я не понимала как вести себя сейчас. Нет, было очевидно, что как обычно. Вот только после того утра вести себя как всегда у меня, кажется, не получится. Я либо буду неловко молчать, либо тупо шутить. И тут не угадаешь, какие тараканы решат вылезти из подкорок мозга. — Луна, Земля вызывает, — удивленно фокусирую взгляд на Стефании, которая машет рукой у меня перед лицом, — Я до тебя уже пару минут достучаться пытаюсь, хватит вспоминать исторические даты, ты вчера полвечера готовилась к семинару, забей уже. Думаю, для сестры друга он сделает поблажку, — она подмигивает и смеется, отходя к аудитории. Теперь она находила любую возможность, чтобы подколоть меня братом или историком. Но она ошиблась лишь в одном: думала я совершенно не о предстоящем занятии, которое вот-вот должно начаться. — Да иду я, все, а то еще нажалуется Стасу, что я на пары опаздываю, — в очередной раз поддерживаю ее в шутках, потому что мне и самой нравилось иронизировать над такими знакомствами. Иначе я бы окончательно перестала разграничивать в голове Дениса-преподавателя, Дениса-Князя и Дениса-Войнича. «И как один человек совмещает в себе три личности? Мне с двумя-то тяжело живется», — проносится мысль в голове. Вновь уйдя в себя, я не замечаю нервный смешок подруги после моей фразы. Но слышу ироничный голос справа от себя: — Обязательно, Волкова, может так хоть твой брат узнает, что такое ответственность, — испуганно поворачиваюсь, сталкиваясь со смеющимся взглядом голубых глаз. Нет, Оболонский выглядел совершенно серьезно, собранно. Так, словно мы обсуждаем что-то по учебе. Он был не похож на человека, который ночевал в моей квартире несколько дней назад. И сейчас, смотря на мужчину в рубашке и свитере, я вспоминала другого: без этих деталей одежды, с растрепанными волосами и озорной улыбкой. — Денис… Владимирович, ты… Вы его пожалейте, он и так живет со мной, ему приходится вспоминать, что такое ответственность. Один раз он уже забыл об этом, — я хотела отшутиться, но заминки оказались очень заметными, поэтому Стефания, которая все это время стояла рядом, давится чаем, а историк лишь усмехается, жестом приглашая нас все-таки зайти в аудиторию. — Мирослава, задержись, пожалуйста, после занятия, только одна, — он говорит это тихо, когда оказывается за моей спиной. Подруга не слышит его слов, но замечает, что мы стоим рядом дольше, чем того подразумевает ситуация. Мне остается только кивнуть, одновременно подтвердив, что я его услышала, и дав понять Стефе, что иду. Ему удается озадачить меня. Почему он так подчеркнул тот факт, что надо подойти одной? Вопросов было больше чем ответов, поэтому отбрасываю все мысли, переводя все внимание на преподавателя. Только вновь воображение сыграло злую шутку: теперь я понимала, что строгий внешний вид — не его, он был самим собой, когда ввалился в мою квартиру в толстовке и джинсах. Лохматый и, уверена, счастливый. Теперь я видела, что он словно становится старше перед студентами. Многое прояснило то, что рассказал Стас, и я понимала историка. Иногда жизнь заставляет нас подстраиваться под обстоятельства. И не всегда так, как хотим того мы. Жаль, что на учебу нельзя приезжать в удобных домашних штанах и футболках, которые раза в три больше. Хоть и после школы все студенты относительно выдыхают, так как строгой формы в высших учебных заведениях не предусмотрено. Но опрятный внешний вид все еще остается залогом положительного впечатления. — Так, все, затихаем, пара идет уже как пять минут, — строгий голос разноситься по аудитории, — Надеюсь все принесли те материалы, которые я выслал вам для работы на семинаре. Аксенов, давайте-ка с Вас и начнем, а то Ваша соседка по парте интересует Вас больше, чем я. После того как Маша, наша староста, поняла, что Леша Аксенов, хоть и плохо понимает зачем ходить учиться, неплохо умеет договариваться с преподавателями, взяла его в оборот, притащила в студенческий совет и изо всех сил пыталась помочь ему с успеваемостью. И сейчас, вместо того чтобы достать распечатки, он что-то увлеченно ей рассказывал. После слов Дениса вся группа завозилась, раскладывая материалы, послышалось шуршание бумаги. Я тоже вспоминаю, что сегодня мы работаем с историческими текстами, поэтому заглядываю в сумку. И не обнаруживаю их, вспоминая, что файл так и остался лежать на кофейном столике в зале. Заторможено смотрю на подругу и понимаю, что, кажется, сегодня я получу не самый приятный балл. Оболонский почему-то никогда не разрешал работать без распечаток, строго относясь к подготовке к семинарам. Стефа удивленно разглядывает то меня, то пустой стол передо мной. До нее не сразу, но доходит, в чем именно вся проблема. Она пытается аккуратно разложить свои листочки так, чтобы сделать вид, что они есть у обеих. Леша начал что-то отвечать, но я не слышу. Постепенно вспоминаю, как бегала по квартире, постоянно сталкиваясь с братом, потому что мы оба умудрились проспать. Мой будильник по какой-то причине не сработал, а Стас поставил свой будильник на полчаса позже необходимого, даже не обратив на это внимание. Так, наши сборы превратились в дурдом. Про файл я даже и не вспомнила, пока одновременно пила кофе и приводила себя в божеский вид. Замечаю взгляд Дениса, который направлен не на моего одногруппника, а на Стефу, которая старательно раздвигала бумагу. Кажется, он тяжело вздохнул, а после иронично приподнял бровь, одними глазами показывая мне на парту, обозначая, что заметил мой космический проеб. Я уже говорила, что исключительно ненавижу этот день? Я готова это повторить. Видимо поняв, что внимание преподавателя направлено не на него, Леша замолкает. — Аксенов, я вроде еще не говорил останавливаться, Вы продолжайте, я слушаю, — Денис Владимирович, а в такие моменты даже мысленно не получалось называть его просто по имени, поднялся из-за стола со стопкой листов в руке, смотря исключительно в сторону моего одногруппника, который нервно попытался продолжить, но теперь заикаясь и не зная, что сказать, — Соколова, помогите своему соседу, он, кажется, выдал нам все, что знает. Пока Маша бодро начинала ссылаться на цитаты, вставлять факты и в целом спасать друга, историк медленно стал ходить по аудитории, время от времени вставляя свои комментарии. Я же старалась уловить хотя бы какую-нибудь тему, в которой могла блеснуть знаниями, чтобы оправдать себя за отсутствие распечатки. В какой-то момент он останавливается около меня, диктуя даты событий, которые надо найти в материалах для дальнейшей работы. И те бумаги, которые все это время были у него в руках, практически незаметным для остальных движением, опускаются прямо передо мной. Удивленно поднимаю голову, даже не посмотрев на то, что именно он оставил. Однако Денис Владимирович безразлично идет дальше, сделав вид, что ничего не произошло. Опомнившись, начинаю рассматривать стопку листов. И понимаю, что это те самые распечатки к семинару, которые я забыла. Только совершенно новые. Бумага пахла краской, как будто ее только-только вытащили из принтера. Найдя лист с текстом, по которому мы сейчас работаем, замечаю небольшую приписку карандашом. Аккуратным, твердым почерком было выведено: «Стас написал утром и сказал, что нашел твой файл на столе, когда ты уже сбежала. А по тому, что сверху жирно была написана моя фамилия, он определил, что теперь не готова ты именно к моему предмету». Не знаю, к кому я сейчас больше испытывала благодарность: брату или Денису. Было удивительно, что он не просто учел предупреждение, но и распечатал для меня их, чтобы я могла работать на семинаре. И странно, что Стас не написал сообщение мне, чтобы я сходила напечатать их заново. Непонятно, чем именно он руководствовался, но почему-то стало складываться ощущение, что я живу в одной квартире с Ларисой Гузеевой. Все еще немного потеряно смотрю на историка, а когда замечаю, что он обратил на меня внимание, одними губами произношу: «Спасибо». Он немного склоняет голову вниз, как бы обозначив, что понял меня. Стефания, которая все это время изумленно наблюдала за молчаливой сценой спасения утопающего, пихает меня в бок, чтобы привлечь внимание и еле слышным шепотом спрашивает: — Ты уверена, что только ты знаешь кто есть кто? — она вновь указывает на бумажки, а после также тихо добавляет: — Для простых студенток такого не делают. Я лишь придвигаю к ней бумажку с надписью и пожимаю плечами. Если бы он знал, то пьяным бы не просто рассказывал о «ней», а признался бы. Поэтому его поступок был продиктован лишь тем, что я младшая сестра его друга. И с одной стороны получалось, что его отношение ко мне изменилось, возможно, это даже упростило мне учебу. Вот только с другой стороны мне этого не хотелось. Видимо, Денис Владимирович все-таки умел читать мысли, потому что он остановил кого-то из отвечающих девушек и кивнул в нашу сторону: — Волкова, Белова, вы так заинтересованно обсуждаете что-то, что и я хотел бы послушать, — ироничная интонация намекала, что незаметными не остались не только наши перешептывания, но и их тема. Кидаю взгляд на подругу и вижу панику на лице. Поэтому быстро беру ситуацию в свои руки. И на время забываю обо всем, кроме истории. Оказавшись в своей стихии, я вновь почувствовала себя проще. Было легко представить на время пары, что проблемы и недосказанности исчезли, и просто спорить с историком. Как раньше. Мы незаметно вернули на пары то, за что оба так цеплялись. Несколько человек так же присоединились к уже неконтролируемому историческому диалогу. Даже Стефа умудрилась вставить что-то из того, что я ей однажды рассказывала, заработав при этом уважительный взгляд от Дениса Владимировича. Да, многие преподаватели от нее не ожидают тех результатов, которых она достигает. По ней и не скажешь, что она много времени уделяет учебе. Вот только они плохо ее знают. Белова видит цель и не видит преград. Именно поэтому, когда ей хочется или появляется необходимость, она скопом учит все, что только можно. Время от времени донимая меня, чтобы я помогла разжевать то, в чем можно совсем запутаться. Уже ближе к концу занятия, видимо от щедрости своей души, тем, кто участвовал в дискуссии, историк поставил высший балл. И день как-то даже немного начал налаживаться. Кажется, мне в жизни не нужны мужчины, а нужна только история. После того, как занятие закончилось, я шепнула Стефе, чтобы она меня подождала около выхода из университета, и стала наблюдать, как постепенно пустеет пространство. Денис-теперь-не-Владимирович (ведь пары на сегодня официально закончились) присел на край стола, практически в точности повторив мою позу. В какой момент мы встретились взглядами, я точно не поняла, но за этой молчаливой битвой ни один из нас не заметил, как закрылась дверь за последним студентом. Оставшись наедине, мы так и продолжили безмолвно сверлить друг друга взглядами. Он медленно барабанил пальцами по краю стола, как будто о чем-то задумался, и я даже подумала, что внимание направлено не на меня. Вот только когда я немного сместилась вбок, при этом положив около себя очки, которые все это время вертела в руках, взглядом он проследовал за каждым моим движением. Он словно был тут и одновременно где-то далеко. Практически так же, как и я. Мысли все время расплывались, подсознание подбрасывало картинки, как однажды он точно так же стоял на моей кухне. Когда-нибудь, надеюсь, я прекращу вспоминать это в любой, удобной или не очень, ситуации. Просто потому что в воспоминаниях он слишком настоящий, не супер строгий преподаватель. Когда молчание затягивается до состояния неловкости, решаю первой нарушить тишину: — Спасибо, что спасли от внезапного промаха, — Денис вздрагивает, словно и правда забыл о том, что я до сих пор нахожусь в кабинете, его лицо смягчается, и он как-то невпопад машет рукой. — Мелочи. Я все-таки не настолько бесчеловечный, как считает практически весь универ, — усмехается, лишь пожав плечами. В этом жесте проскальзывает нервозность и какая-то отчаянность, словно ему было некомфортно от мнения, которое сформировалось вокруг него, — Вообще, Волкова, я не это хотел обсудить. И вопроса у меня два. — Заинтриговали, Денис Владимирович, — кажется, скоро моя голова взорвется после очередной попытки разобраться, как обращаться к нему в той или иной ситуации. И вроде как официально общаться уже и странно — как минимум Оболонский беззастенчиво расхаживал у меня дома без футболки. Однако в стенах университета он был преподавателем, который больше часа выбивал из меня правильные ответы на его вопросы. Видимо, замешательство так явно отражается на моем лице, что он усмехается и только после этого переходит к сути. — Слышала про конференцию в мае? — киваю, припоминая слова Маши о том, что деканат требует хотя бы по одному человеку из каждой группы, чтоб поддерживать статистику, — Я вообще не собирался в этом принимать участие, — нотки раздражения, которые он явно пытался сдерживать, все-таки проскользнули в голосе. И не только по интонации было заметно, что идея с конференцией ему откровенно не нравится. Наедине он вел себя более расслаблено, а его язык тела говорил то, что не произносилось вслух. И если в начале разговора Денис был относительно расслаблен, то теперь было заметно, как он напрягся, а пальцы стали отбивать по ни в чем не повинной парте более рваный ритм. — И к чему Вы ведете? — Да ни к чему, Мирослава, поздравляю, ты пишешь у меня научную работу, заявку я уже подал. — Не поняла, — удивленно хлопаю глазами, точно не ожидав такого поворота событий. Мне показалось, что сейчас он спросит, не хочу ли я написать ее под его руководством. Но он, видимо, был точно уверен, что я не откажусь, да и теперь деваться мне некуда. И, с одной стороны, работать совместно было бы, наверное, интересно. До воскресенья. Ведь что будет после того, как он узнает, что я — это она?.. Из мыслей вырывает тихий смех историка, который, кажется, именно такой реакции от меня и ожидал. — Когда мне только сказали, что я в этом году должен буду в любом случае курировать хотя бы одного студента, я сразу понял, что либо пишу эту работу с тобой, либо деканат увольняет меня отсюда ко всем чертям и счастливой жизни. И если что, твое родство со Стасом тут совершенно ни при чем, заявку я подал раньше, — поясняет мне словно маленькому ребенку. И, честно говоря, такая откровенность меня поражает. Он мог просто сказать, что я отличница и хорошо знаю предмет. Или что я ответственная заучка. — Но почему я? — любопытство вновь победило чувство такта. И я просто понадеялась, что не наступлю на те же грабли, что и той ночью. — Ты думаешь. Ты интересно мыслишь. Наши взгляды на историю во многом похожи, — последняя фраза прозвучала тише, чем все остальное, но я, кажется, все равно начала краснеть. А Денис продолжил внимательно наблюдать за мной. Я была как открытая книга, в то время как его эмоции были сложно читаемы. — Хорошо, я могу это понять. Но почему вы не спросили, прежде чем подписать меня на это? — беру себя в руки и пытаюсь разобраться, как вышло, что я полностью начала терять управление над своей жизнью. — А ты думаешь, я один подметил твое рвение к учебе? — видимо на моем лице отразилось что-то такое, от чего он с искренним удивлением подался вперед и подошел ближе. Теперь он смотрел на меня совершенно по-другому: — Вот тут не понял я. Ты хоть знаешь, что на всем потоке истфака у тебя один из лучших показателей по успеваемости и некоторые профессора уже планируют зазвать тебя к себе писать разные научные статьи? Недоумение внутри достигло самой высшей планки. Да, я привыкла вкладываться в учебу полностью. Отдаваться своему делу. Гореть им. Но никогда даже не задумывалась, что на это обращает внимание кто-то, кроме внутреннего я. Только что Оболонский заставил меня посмотреть по-новому на то, чем я занимаюсь. Что все то, что я вкладываю не просто так, результат находит отклик у других. Знания, которые я демонстрирую, стали для меня обыденностью. Чтение большого количества дополнительной литературы, доскональная подготовка к занятиям. И, на самом деле, я могла ожидать подобных слов от любого из преподавателей, но никак не от Дениса Владимировича. Чаще всего наши дискуссии заключались в том, что он меня топил. Вскрывал провалы в знаниях. Видимо, та «отлично» за контрольную была первым звоночком к тому, что тут недооцениваю себя именно я сама. Все еще удивленно моргаю, переваривая все то, что услышала. Наверное, именно поэтому не замечаю, как его рука аккуратно опускается на мое плечо, а он оказывается непозволительно близко. — Мирослава, не смей себя недооценивать, хотя у тебя это, видимо, прекрасно получается, — он улыбается, но без привычной усмешки, а по-доброму, — Мы напишем лучшую работу для этой конференции на нашей кафедре и утрем всем нос. — Утрем всем нос… — бормочу, повторяя его слова, и сама начинаю понимать, что из этого могло бы что-нибудь получится. Если бы не крошечная проблема в виде огромной тайны, которая так и нависает надо мной. — Именно, — он одобрительно кивает, сделав шаг назад, а после вновь становится привычным историком, иронично добавив, — Ты, главное, не заболей в день конференции или не забудь дома распечатки. — Обязательно так и поступлю, — раздраженно отмахиваюсь. Может он и хотел таким образом разрядить обстановку, что у него успешно получилось. Не везло мне почему-то только с его предметом, — Все, я могу идти и переваривать эту мысль? — Так то да, но я хотел узнать еще один момент. Стас, конечно, сказал, что не обязательно, но мне кажется это уже каким-то сюром, — вопросительно приподнимаю брови, вновь опустив на стол сумку, которую уже подхватила. Упоминание брата в контексте нашего диалога вызвало смутные подозрения, — Нам с ним надо немного поработать вместе, у меня в квартире сейчас такой возможности нет, поэтому он позвал к вам. Вот только без твоего согласия я не стану в очередной раз приходить. Сегодня вечером. Не помешаю? — Я уже смирилась, честно слово, думаю о том, что моя жизнь превращается в хаос так же часто, как и о Римской империи, — лучезарно улыбаюсь, скрывая раздражение на брата, который, зная всю историю, решил еще и в этом подлить масла в огонь. И правда, он превращается в сваху на минималках. — Спасибо и на том, — Денис смеется, оценив мои попытки отшутиться, — До вечера, — слышу его слова уже вылетая из аудитории. По пути к выходу смотрю на время, но замечаю, что на экране телефона светится сообщение от подруги. И понимаю, что даже пожаловаться на двух мужчин, которые активно рушат мою стабильность, мне некому. «Стеф: Срочно убежала домой, что-то случилось, мама так и не объяснила»

***

18:43 Переворачиваю страницу учебника, лежа на полу в зале. Ноги закинуты на диван: в какой-то момент мой мозг решил, что это самая удобная поза. Вечер пятницы обычно лучшее время, чтобы отдохнуть или встретиться с друзьями. Только Стефа не отвечала на сообщения, а бездельничать желания не было. После того, как я вернулась домой, первым делом прибралась в зале и коридоре. Мы со Стасом как-то забили на порядок, но зная, что сегодня мое одиночество будет нарушено не одним, а двумя мужчинами, я решила немного заняться уборкой. А потом как-то не задумываясь приготовила ужин: целая сковородка жареной картошки аппетитно пахла на всю квартиру, но есть не хотелось. Отвлечься получилось только благодаря чтению — книга, которую я купила не так давно, была про… Инквизицию. Не так часто я интересовалась этим вопросом, но почему-то решила изучить и эту тему. Видимо, подсознательно мне хотелось кого-нибудь сжечь. Или завести черного кота, что звучало еще менее осуществимо. Тишину нарушил звук открывающегося замка, но вместо голоса брата, я услышала, как из коридора мне кричит Стефания: — Мира, очень-очень срочно подойди, — по интонации было непонятно, что именно произошло, обычно подруга просто заходила как к себе домой. Удивленно оглядываю проход в коридор и понимаю, что в квартире она так и не появилась. Кидаю книгу на диван и, одернув край футболки, подхожу к двери. — А ты чего пришла и не заходишь? — только после этих слов в пространстве коридора появляется рука Стефы с упаковкой таблеток. Заторможено беру и бегло читаю название, — Не поняла, зачем мне таблетки от аллергии. Толкаю входную дверь, и теперь мне открывается полный обзор на подругу. Растрепанные, мокрые от снега волосы. Шапку она, видимо, оставила дома. Белый шарф же хоть и был намотан поверх куртки, но перекосился. А сама куртка была застегнута лишь наполовину. И из-под нее выглядывала рыжая пушистая морда. Теперь было понятно, для чего именно мне таблетки, но понять, зачем она притащила мне своего кота, я так и не смогла. Первой мыслью было просто отправить ее домой, нос начал чесаться, кажется, от одного вида этого пушистого комка. Только подруга выглядела настолько жалко, и эти печаль на лице и очень грустный взгляд заставили меня тяжело вздохнуть. Отхожу от двери, первым делом забегая на кухню. Пью сразу две таблетки, надеясь, что переживу этот день. — Я знаю, что ты сейчас хочешь меня убить, — осторожно начинает Стефа, как только заходит в зал уже без верхней одежды, но все еще с котом в руках, а после, увидев название книги, которая так и осталась лежать на диване, как-то истерично хохотнув, добавляет: — Или сжечь… — Для начала я хочу получить объяснения, что происходит, — облокотившись о кухонную поверхность, наблюдаю, как подруга забирается на диван, все еще печально смотря на меня. Кот в ее руках сначала попытался недовольно дернуться, но после того, как его чешут за ушком, уютно разваливается на ее коленях и, кажется, засыпает. Подумав, что, возможно, Стефания замерзла, бегая так по улицам, включаю чайник. Сажусь на подоконник и прикуриваю, надеясь, что это хотя бы немного отвлечет меня от мыслей о куче шерсти в квартире. — Особо нечего рассказывать, на самом деле. Барон перегрыз провод удлинителя, в квартире вышибло пробки, час не могли вернуть свет… — Стефа тяжело вздыхает, почесав кота за ухом, — Он же не специально, а мама сказала, что выкинет его, если он сегодня попадется ей на глаза. Вот я и решила… Что ты меня любишь и не выгонишь. — Да, Барон попал, — выдыхаю струйку дыма, тяжело вздохнув. Зная характер родительницы подруги, понимаю, что кота вернули бы обратно на улицу не моргнув и глазом. Тушу окурок и наливаю кипяток в чашку с заваркой для Стефы. Она принимает это за белый флаг и довольно улыбается, усадив Барона на диван, сама же перемещается за стол. Не успевает она сделать глоток чая, а я произнести еще хоть что-то, как входная дверь вновь открывается. И я вспоминаю диалог, который произошел днем, и так же успешно вылетел из головы, и понимаю немаловажный факт: одной гостьей я сегодня не обойдусь. Неловко получилось. Если подруга имела примерное представление о попеременно появляющемся историке в моей квартире, то он не подозревает о такой небольшой подставе. — Не понял, откуда у нас кот, — голос Стаса звучит не менее удивленно, чем когда я увидела такого посетителя. Быстро поворачиваюсь к подруге и делаю большие глаза. Подлетаю со стула и выглядываю в коридор. Да, он был там не один. Мужчины отряхивали остатки снега и вешали куртки, пока ничего не подозревающая Стефа удивленно смотрела в мою сторону. Я не успела ей рассказать, для чего именно осталась в аудитории Оболонского после пары. — Не у нас, он ненадолго в гости, как таблетка закончит действовать, домой уйдет, — брат прекрасно знал о моей аллергии, поэтому я могла понять, почему наличие рыжего сборника шерсти на диване его смутило. Не знаю, как лучше обозначить обстоятельства для обеих сторон, поэтому, указывая подруге взглядом на коридор, произношу: — Добрый вечер, Денис Владимирович. — Мирослава, ты определись, когда мы фамильярничаем, а когда нет, а то я начинаю чувствовать себя стариком, — он привычно усмехается, но после того, как подруга давиться чаем, все еще сидя за столом, удивленно заглядывает в комнату: — Неожиданно, Белова, и вам добрый вечер. — Ага, здрасте… — бормочет Стефа, а после кидает на меня нечитаемый взгляд. Не успеваю что-то объяснить ни одному из них, как в комнату заходит Стас. — Оу, Мелкая, а ты не одна? Привет, — он лучезарно улыбается, но когда не получает никаких ответных эмоций, пытается разрядить обстановку, — Так это твой рыжий красавчик? — Ага, Барон, — все еще неловко буркает Стефа, а после раздраженно переводит на меня взгляд. Кажется, их отношения все еще не ладились, но я надеялась, что подруга хоть немного смирится с глупыми попытками брата произвести впечатление. Еще в тот вечер, пока подруга объясняла ему причины моего странного поведения, он пытался как-то флиртовать с ней, но она либо не замечала, либо мастерски переводила тему. В какой-то момент лицо Стаса меняется, и он странно улыбается, глядя то на меня, то на Дениса. — Я понял, — он смеется, ничего не пытаясь объяснить, и теперь уже мы втроем начинаем переглядываться, — Ты, — он указывает пальцем на Стефанию, а после повторяет жест в мою сторону, — Учишься вместе с ней. А он, — теперь все внимание направлено на историка, который закатывает глаза и садится на ближайший стул, — Их препод. — А давайте я вас всех ужином покормлю, я картошку пожарила, — вкидываю фразу невпопад, отчего все удивленно поворачиваются в мою сторону. Я видела, как начинает закипать Денис. Как Стефа краснеет, потому что ей некомфортно. И обстановку срочно надо было разрядить. Ничего лучше еды мне в голову не пришло, поэтому я понадеялась, что это спасет ситуацию. Первой начинает улыбаться именно подруга. Она знала этот мой странный способ ухода от проблем. Ловлю ее благодарный взгляд, она явно не понимала, как вести себя в такой компании. А после замечаю рыжую молнию, которая подлетела ко мне и начала тереться об ноги, видимо отреагировав на слово «покормлю». — Я солидарен с этим котом, — задумчиво пробормотал историк, нарушая тишину, а после как-то обреченно посмотрел сначала на меня, а потом на Стефу: — Дамы, давайте договоримся, в институте вы забываете, что мы вот так сидели и собирались объедать моего друга, но сейчас я просто Денис и никакого «вы». За весь день наслушался, честное слово. — Если вам… То есть тебе так комфортнее, то я попробую, — подруга более свободно кивает, а после подходит ко мне, чтобы унести подальше кота. Разумно, с учетом того, что таблетки не полностью спасали от неприятных ощущений. Стас отшучивается про правильный подход к делу, и у нас завязывается ничего не значащий разговор. И если вначале Стефа отмалчивалась, то после брат вовлек ее в спор, и вот она уже активно что-то говорит о сериалах. Не замечаю, как Денис оказывается рядом. Он аккуратно прикасается к чайнику, видимо, проверяя его температуру. Безмолвно киваю, а после указываю на чистые чашки и полку с чаем и кофе. Оболонский поддерживает эту игру и вопросительно поворачивается в сторону моей чашки, которая пустой стояла на столе. Пожимаю плечами, потому как не планировала, что кто-то будет хозяйничать на моей кухне. Он же закатывает на это глаза, ставя к чистой чашке еще и мою. Берет банку с кофе и пристально смотрит на меня. В глазах мужчины мелькают смешинки, и я улыбаюсь. Это казалось забавным, что теперь историк еще и делает мне кофе. У меня в квартире. Это было бы оправдано, если бы он до конца знал, кто я. Так, мы все еще оставались преподавателем и студенткой, которых из раза в раз сталкивали обстоятельства. Около меня опускается кружка, от которой вверх поднимался пар, что означало — не разбавлен. Делаю маленький глоток и удивленно смотрю на улыбающегося Дениса. Не знаю как, но он точно угадал с пропорциями, и кофе вышел таким, как я люблю. Он салютует мне чашкой, прежде чем так же отпить из нее. И более неожиданным становится тот факт, что после этого он, все еще не произнеся ни единого слова, достает из сушки четыре тарелки и начинает расставлять их на столе. Пораженно слежу за тем, как он следом раскладывает вилки. Из нашего маленького, случайно созданного мира, нас вырывает радостный визг Стефаны: — Ты тоже его смотрел! — она прыгает около Стаса, хлопая в ладоши, — Господи-Божечки, я всегда говорила, что это лучший сериал из всех, что могут быть в этом жанре. — Игра престолов, — бормочу, поймав вопросительный взгляд Дениса, который точно впервые видел столько искренних эмоций за раз от Стефаны. Она, кажется, очень сильно любила этот сериал. Да так, что заставила смотреть его и меня. А брат, кажется, тоже оказался поклонником этой кинокартины. И общий язык эти двое нашли там, где я даже не подозревала, что могут быть точки пересечения. Бурно жестикулируя, они обсуждали что-то, но за их потоком мыслей я не успевала. — Предлагаю в одиночку уничтожить этот прекрасный ужин, потому что от одного запаха сводит желудок, не успел перекусить между парами, — шепот обжег ухо. Наблюдая за братом и подругой, я не видела, как Денис подошел совсем близко. Дежавю. Стоило повернуть голову, как мы оказались практически лицом к лицу. Я чувствовала его горячее дыхание. Видела складку между бровей, которую захотелось разгладить. И пронзительный взгляд голубых глаз. Иногда мне начинает казаться, что этот человек просто-напросто сбежал из фильма. Изъяны у него были только в характере. Почему именно ему надо было оказаться Войничем? Почему все так сложно? Надо отстраниться, надо прервать этот странный момент. Но было так комфортно, что я просто не шевелилась. И, кажется, не дышала. Мы вновь вдвоем сбежали из реальности, только теперь наше уединение было прервано Стасом. — Так, кажется, хозяюшки все устроили, мадам, пройдемте к столу, — даже не заметила, как они переместились на диван, и теперь брат, как истинный джентльмен, подвинул стул для Стефы. Я лишь рвано вздохнула, когда Денис подхватил сковородку, чтобы поставить ее между тарелок, а после повторил жест Стаса. Сажусь, ловя на себе тяжелый взгляд брата. И я понимала, что он безмолвно доносит до меня. Если моя реакция на Оболонского оправдана тем, что я практически полностью сложила в голове два плюс два и понимала, что он Войнич и мы знакомы ближе, чем он может подумать. То как объяснить его поведение — мне было неясно. До воскресенья остается все меньше времени. И я надеялась, что все встанет на свои места и мы поговорим. Не так, как это происходит сейчас. А так, как мы общаемся в переписке. С одной стороны, я пыталась свести ее к минимуму в последние дни, но при этом сделать это так, чтобы не вызывать вопросов. Потому что ответить на них я не смогу. Пока.