~~~
Вик штурмует Интернет и несколько дней смотрит всякие ролики, отмахиваясь от начинающего беспокоится Кима, говоря, что он очень занят. И Кимхан хмурится, пытается заглянуть в экран ноутбука, а когда у него не получается, то просто мысленно и вслух посылает близнеца и уходит по своим делам, чтобы уже на следующее утро охренеть, когда Вик подходит к нему с глупым, дурацким предложением, которое звучит как самая несмешная шутка: – Давай целоваться. Ким в ахуе смотрит на близнеца, осоловело моргает и выдавливает, радуясь тому, что он сидит: – Ты чё, дурак что ли? Мы братья. – Я знаю. А ещё я знаю, что ты красивый. И ещё я знаю, что ты тоже никогда не целовался. Давай учиться друг на друге. Я видел, что это приятно и что всем нравится, – Вик мнётся перед братом как, нашкодивший малолетка, переминается с ноги на ногу, но взгляд не отводит, цепляясь за каждое микродвижение и стараясь понять, полетит ли в него сейчас кроссовок, который Ким ещё не успел надеть. А Кимхан смотрит на близнеца, сканирует его с макушки до пят и борется с желанием проверить у него температуру и заставить дыхнуть: вдруг уже чего-то потянул из закромов Кинна, пока старший брат не видел. И Ким пытается разрядить обстановку, перевести всё в шутку и заставить Вика забыть об идее, которая просто своим существованием взрывает мозг: – Я красивый, значит. Ты сейчас и себя похвалил, получается? – Ким криво, неестественно улыбается, искренне ожидая, что близнец рассмеётся, скажет, что он шутит. Вот только он не шутит. И Ким находится в замешательстве, впадает в какой-то ступор, потому что это его близнец, родной брат, с которым они вместе росли, спали тоже вместе, делили практически все увлечения, поддерживали друг друга. И теперь целоваться? Нет, это неправильно. Это аморально и противно. И думать об этом тоже должно быть противно и вызывать как минимум тошноту. Кимхан смотрит на близнеца, как на инопланетянина, потому Вик несёт полную чушь. Для того, чтобы научиться целоваться, есть девчонки или другие парни, но не братья, так никто не делает, это против правил и природы. Вот только в их жизни много что «против природы», начиная с того, что они дети мафии, выращенные в условиях перманентной опасности и бесконечных выматывающих тренировок, и заканчивая тем, что их просто никогда не учили тому, как правильно. Вик же смотрит проницательно, заглядывает через завесу шока и ступора, а его слова звучат чересчур просто и обыденно, словно они говорят о погоде, а не о предполагаемом инцесте: – Ким, у тебя такое сложное выражение лица. Я же не предложил ничего такого, мы с тобой и так постоянно обнимаемся, я вечно висну на тебе, что может измениться от поцелуя? – Вик, – парень встаёт, оставляя в покое многострадальный кроссовок, и делает шаг в сторону близнеца, но замирает, не пытаясь его сократить, – если ты не понимаешь, что может измениться, то это твои проблемы. Целуются с теми, с кем хотят потом сделать что-то ещё, ну, там, я не знаю... – Ким невольно краснеет и тушуется, раздражаясь на самого себя, за такую несвойственную, непривычную для себя реакцию. Вик супится, пытаясь понять, о чём говорит близнец, и вдруг кривится, отрицательно качает головой из стороны в сторону, да так активно, что заставляет подлетать, длинные немного вьющиеся, пряди волос: – Нет, точно нет, сто процентов нет. Я думал только о поцелуе, и о том, что это могло бы быть полезно для нас обоих. – То есть ты хочешь запихнуть язык мне в рот и видишь в этом пользу? Я видел, что так целуются, – Ким всё ещё хмурится, вглядываясь в тёмные глаза близнеца, который как-то нервно поправляет упавшую на глаза чёлку и невольно краснеет, закусывая щёку изнутри: – Ну да, и что? Блин, если ты боишься микробов, мы с тобой всё равно часто пьём и едим из одной посуды. – Вик, главный микроб в моей жизни, которого я боюсь – это ты, – Ким всё же наклоняется и быстро запихивает ногу в кроссовок, стараясь побыстрее сбежать от этого разговора, – мы не будем целоваться и точка. Найди себе кого-то другого, – и Кимхан уходит, чтобы не поддаться на грустный взгляд близнеца, раз и навсегда отмахнуться от этой идеи и надеяться, что Вик сделает то же самое. И Кимхану кажется, что он тут же выбросит из головы эту дурацкую просьбу, когда за ним захлопнулась дверь. Потому что она представляет собой глупость и извращение какое-то, громко называемое в интернете «инцест», и ничем хорошим не характеризующаяся, вот только в голове Кима будто что-то ломается и перестраивается, а пазлы больше не хотят вставать в нужные места, потому что он постоянно думает об этом, следит взглядом за всё ещё обиженным Виком и пытается понять, почему его не отпускает. И он знает, как они оба выглядят, не страдает заниженной самооценкой, если бы не мафиозные правила жизни и установки: «Ни шагу от телохранителей», они бы давно нашли себе парней, девушек, да кого угодно. Но жизнь диктовала свои правила. Им было по восемнадцать, они были красивыми и привлекательными, но из личной жизни у них была только собственная рука в трусах и ноль опыта в поцелуях. А, ну ещё багаж и вечного недоверия ко всему живому. Кима бесит то, что он продолжает думать об этом, его раздражает до невозможности каждая тупая мысль, поэтому он прикусывает щёку изнутри, подходит к брату, который делает какую-то домашку на компьютере, со спины, хлопает ладонью по столу рядом с его рукой и выпаливает на ухо: – Давай целоваться. – Что?.. – Вик разворачивается на кресле и поднимает глаза вверх, чтобы в следующую секунду распахнуть их ещё шире: его губ касаются другие, мягкие, красиво очерченные и... родные. Но поцелуем это сложно назвать, потому что происходит всего лишь быстрый чмок, после которого Ким хмурится и отступает. Кимхан ожидал, что ему будет неприятно, что он почувствует отвращение к себе или Вику, в глубине души даже надеялся на это, но реальность оказывается иной: губы – это просто губы, нежные, не такие обветренные, как у него, пухлые и тёплые. Прикосновение оказывается приятным, и его внезапно хочется повторить, вместо того, чтобы утереть рот рукавом. И он делает ещё один шаг назад, когда Вик встаёт, добавляет поспешно: – Вечером. Я... мне... сейчас... нужно... – и выскакивает за дверь. Он не знает, что ему нужно, как и не знает, как хотя бы самому себе объяснить свои чувства, он идёт в спортзал выбивать из головы навязчивые образы. Потому что мысль о том, чтобы снова поцеловать Вика, не вызывает ни капли отвращения. Зато разжигает внутри огонь нешуточного интереса. А Вик шокировано смотрит на захлопнувшуюся дверь и касается кончиками пальцев губ, пытаясь понять, был ли это сон или Ким на самом деле его поцеловал. И хоть изначально он был настроен на то, что в этом не будет ничего особенного, но сейчас внутри зарождается, копошится сомнение, стоит ли им правда это пробовать, потому что даже сейчас он понимает, что ему понравилось ощущение губ брата на его собственных, понравилось тепло, которое прокатилось по всему телу и осело, свернулось урчащим комком в животе. И ему сложно теперь представить и предугадать свои ощущения, чувства и эмоции, которые возникнут, когда они с Кимом поцелуются по-настоящему. Как в тех дурацких видео, которых он насмотрелся в интернете.~~~
До вечера каждый из них обдумывает миллион и одну мысль, варится в котле собственных сомнений и противоречий, а когда Ким прошмыгивает в душ, Вик хочет банально сбежать, спрятаться в комнате Танкхуна, чтобы на следующий день сделать вид, что он ничего не предлагал. И Вик знает, что Кимхан поймёт его, правда поймёт, если он честно скажет, что передумал. Но проблема в том, что он НЕ передумал, он продолжает этого хотеть, постоянно облизывает губы, вспоминая нелепый «чмок», а ближе к вечеру намазал их смягчающим бальзамом. Потом обругал себя, остервенело стёр рукавом и... намазал снова, потому что блять... просто блять. Ким выходит из душа, чистит зубы и смотрит на себя в зеркало, криво усмехаясь. Будто целовать своё отражение. Вот только Вик был похож на него исключительно внешне: такие же глаза, нос, скулы, губы, телосложение (хотя даже волосы у них были разной длины), и поэтому Ким всё равно будет понимать, что целует другого человека. Живого, тёплого и такого родного, человека, ради которого он готов на всё, и которого боится потерять больше всего на свете. Кимхан плещет в лицо холодной водой, желая собраться, остудиться (словно холодного душа было мало), унять внутреннюю дрожь, и идёт в спальню, где на кровати сидит Вик, немного нахохлившийся, словно воробей с этим забавным пучком на голове и растянутой, огромной футболке, место которой давно было на помойке. Вид брата, такого ранимого и взволнованного вызывает в Киме неконтролируемое желание позаботиться, успокоить, но он молчит, наблюдая, как брат, при взгляде на него, сразу же убирает в сторону планшет и перебирается повыше, облизывая губы. – Я нервничаю, – честно признаётся он, когда Ким усаживается напротив, складывая ноги по-турецки. – Ты передумал и не хочешь больше? – в голосе Кимхана звучат одновременно и надежда, и странное разочарование, а когда близнец отрицательно машет головой, он вообще понимает, что запутался, – Вик, я... – Ким, ты можешь меня обнять? Я хочу, но теперь правда нервничаю, – и он сам тянется к брату, роняя его на себя и обнимая за шею. – Мне кажется, что мы просто занимаемся хернёй, – Ким гладит близнеца по спине и целует в плечо, делает так, как всегда делал, чтобы успокоить любимого брата, – давай оставим на другой день. А ещё лучше вообще откажемся от этой глупой идеи. Возьмём с собой телохранителей, выберемся в клуб и найдём себе кого-то, – Кимхан трётся носом о тонкую выпирающую ключицу, которая находится прямо перед его лицом, и осознаёт, что вопреки своим же словам не смог бы быть таким же ласковым и аккуратным с каким-то другим человеком. И дело даже не в том, что он подспудно сразу всех отвергает, просто... Вика он знал с пелёнок, знал его характер, склад ума, повадки и даже мысли, знал слова и вещи, которые могут ранить или задеть близнеца, или наоборот его порадовать, знал, как нужно вести себя с ним, чтобы не обидеть, или чтобы наоборот разозлить. И Ким не был чутким, проницательным человеком, готовым приструнить свой характер ради кого-то, но близнец был особенным, хотя бы из-за того, что являлся его неотъемлемой частью, которая обитала в другом теле. – Ты не любишь алкоголь, громкую музыку и пьяных людей. А ещё ты никому не доверяешь и сломаешь руку первому, кто прикоснётся к тебе, – Вик смотрит вниз на лицо брата, аккуратно убирает короткую прядь влажных волос, которая лезет в глаза, и думает, что отступать уже поздно. Это словно понюхать запретный плод в райском саду, ощутить его сладковатый аромат, но не сделать ни одного, даже маленького укуса. – Я хочу сейчас. Пожалуйста, Пи’Ким, – Вик использует запрещённый приём, который действовал практически безотказно на Кимхана, родившегося всего на шесть минут раньше, но позволяющего после этого обращения вить из себя верёвки. – Я же тоже не умею, блин! – Ким краснеет и чуть отстраняется, нависая и смотря Вику в глаза. – Тогда можно я начну? Я смотрел всякие видео и... вот... – мальчишка обхватывает лицо близнеца, гладит высокие скулы, ласково трёт за ушами и подаётся вперёд, сталкиваясь носами. Ким неожиданно облизывается, вглядывается в глаза брата, улыбаясь, и чуть наклоняет голову, опуская веки и капитулируя. Вик повторяет за ним, придвигается медленно, ощущая горячее дыхание, и замирает, когда его губы касаются губ напротив, а по позвоночнику пробегается разряд тока. Это был даже не поцелуй, а простое соприкосновение, которое, почему-то, ощущалось как взрыв сверхновой. Наверное, потом Вик осознаёт, что с таким звуком рушился его привычный мир. Ким ощущает тепло, мягкость и нежность, ждёт чего-то, выжидает несколько мгновений и начинает медленно, ласково двигать губами, заставляя Вика густо покраснеть и повторять за ним, судорожно вцепившись пальцами в белую майку на груди близнеца. В итоге Кимхан перехватывает инициативу, двигает губами с каждой секундой всё смелее, обхватывает то нижнюю, то верхнюю губу Вика, и позволяет близнецу сделать с ним то же самое, с каждой секундой ощущая желание попробовать что-то ещё. Ким прижимается теснее, мурчит в неумелый, но такой приятный поцелуй, тоже вспоминает одно из видео, которое он видел, и приоткрывает рот, касаясь кончиком языка нижней губы близнеца. Вик правится, следует за каждым движением брата, отвечает, касается, целует, наклоняет голову в другую сторону, опуская ладони на длинную шею, а когда ощущает прикосновение чего-то горячего и влажного, упирается в плечи Кима, немного отодвигая его от себя и ошарашенно моргая. – Я... прости, я просто... – Кимхан пытается оправдаться, но на его зацелованные, припухшие губы опускаются пальцы, и Вик шепчет, краснея только сильнее: – Мне нравится, но... но давай сегодня остановимся, иначе я не усну от переизбытка эмоций, – и он убирает руки с плеч, сползает по спинке и укладывается в кровати нормально, после чего тянет Кима в свои объятия, словно показывает: у них всё хорошо, и какой-то поцелуй не изменит этого. А Ким бы мог уйти в свою спальню, дать им обоим время на осознание, но это сделало бы всё только хуже, потому что та комната использовалась ими обоими только в одном случае: когда кто-то из них хотел побыть наедине с собой. Но сейчас это не стало бы панацеей и способом принять не только факт самого поцелуя, но и того, что им обоим он понравился. Понравился поцелуй с привкусом мятной пасты, клубничного бальзама и подростковой неловкости. Вкус первого поцелуя. Самый незабываемый.