Ради любви

      Следующий день приносит с собой ворох чувств и эмоций, накрывая это всё тонной осознания и неловкости. Они быстро собираются в школу, стараясь не смотреть друг на друга, натягивают шмотку за шмоткой и почти сталкиваются в дверях, но Вик в последнюю секунду делает шаг назад и пропускает Кима вперёд. Теперь они вот так будут общаться и вести себя друг с другом? Теперь в воздухе будет ощущаться такое напряжение и стыд? Неужели один несчастный, невинный поцелуй мог разрушить их такие близкие и тёплые отношения? Обрубить на корню те огромные чувства, которые они испытывают друг к другу?       Вику хочется плакать, обнять себя за плечи, вжать лицо в колени и горько рыдать. Он любит Кима больше всех на свете и теперь понимает, что никакой поцелуй не стоил того, что он сейчас чувствует, не стоил этой досады и горькой обиды, плещущейся на языке. Они отдаляются друг от друга на сверхзвуковой скорости, а он не знает, что ему делать дальше, и как быть, потому что Вик, кажется, загнал сам себя в угол своей грёбаной идеей.       А Ким старается абстрагироваться, сосредоточиться на учёбе, не смотреть лишний раз на близнеца, не задерживать взгляд на его губах, чтобы не вспоминать то, что ему приснилось. Руки, кожа, стоны, влажные звуки поцелуев, сплетённые, горячие языки и задушенное, тихое: «Кимми».       У Кимхана в голове что-то сломалось, безвозвратно разрушилось, и теперь он просто не может смотреть на Вика без желания прижать его к постели и поцеловать: неумело, глубоко, вплавляясь всем телом и ощущая жаркий, влажный ответ. Поэтому сторонится и отгораживается, надеется утихомирить бурю, унять разбушевавшиеся гормоны и совсем не замечает, что делает этим Вику больно, дёргается всем телом, когда за его спиной слышится всхлип, как только они переступают порог комнаты, а закрывшаяся дверь отрезает их от внешнего мира.       – Вик... – Кимхан разворачивается на пятках, поспешно делает шаг к близнецу, который хватает его за руку двумя ладонями и проговаривает сквозь слёзы:       – Прости меня, пожалуйста, я предложил хрень, я знаю, давай забудем о всяких тренировках и обо всём, что было вчера. Я больше никогда-никогда тебя о таком не попрошу, лучше вырву себе язык, лучше... – Вик шмыгает носом, понижает голос, практически умоляет, удерживая руку Кима, – только не ненавидь меня, пожалуйста, Ким, не...       Кимхан не дает ему договорить, обнимает свободной рукой за плечи, не пытаясь выдернуть вторую ладонь из тонких пальцев, и прижимает к себе, шепча:       – Это просто я дурак, прости, Вик. Я был... смущён после вчерашнего, вот и вёл себя так...       И он никогда не скажет настоящую причину, не признается в том, что увидел так ярко и чётко, и не желая забывать. И даже когда губы близнеца нежно коснутся его щеки, он будет пинать на смущение и неопытность, а не на желание целовать его на протяжении всей оставшейся жизни.       А Вик, кажется, воспринимает его слова с облегчением, выдыхает, сдувается и отпускает, наконец, руку брата, обнимает его за талию, порывисто чмокая в щёку, в висок, возле носа, касается уголка рта и приходит в себя, вспоминает, отшатывается, но Ким не отпускает его, вцепляется в рубашку на спине, смотрит в глаза, идентичные своим собственным, и злится на себя за слёзы, которые уже подсыхают на скулах Вика.       – Ты правда меня не ненавидишь, Ким? – голос близнеца немного хриплый и надломленный, но полный невысказанной надежды, словно Кимхан может передумать и оттолкнуть, причинить боль.       – Вик, ты значит тоже дурак, если думаешь о таком. Конечно, я тебя не ненавижу, ты мой близнец, – и это слово должно отрезвить, привести в чувство и дать пальцам отпустить ткань, но вместо этого Кимхан наступает на все сомнения, топчется по ним и душит, добавляет тихо, – я тоже хочу научиться нормально целоваться. И обещаю больше себя так не вести, – он пытается улыбнуться уголками рта и тянется к Вику, аккуратно прикасаясь к его губам своими в мягком поцелуе.       Вик осоловело моргает, вздрагивает, но не сопротивляется, скользит по рукам брата вверх, сжимая ладони на плечах. Он вспоминает то, что они делали вчера, двигает губами, прихватывает губы Кима и томно выдыхает, отступая назад и ударяясь спиной о дверь. Кимхан идёт за ним, как привязанный, продолжает целовать всё ещё неумело, но старательно, ощущает влажное дыхание и касается кончиком языка верхней губы Вика.       – Я хочу вечером попробовать поцеловаться с языком, ты не против? – Кимхан шепчет и обнимает близнеца снова, добавляя, – но если тебя это не пугает. И если ты этого хочешь.       – Хочу, – на грани слышимости отвечает Вик, – хочу сейчас, – и на этот раз целует сам, судорожно вцепляется в волосы близнеца, чуть более короткие, чем его собственные, но такие же мягкие и шелковистые.       Он целует, наклоняет голову, неуверенно высовывает язык и покрывается мурашками, соприкасаясь с влажным и горячим языком Кима. Но брат уступает, позволяет вести, и Вик пользуется этим, обводит кончиком чуть обветренные, потрескавшиеся губы, неуверенно лижет уголки и ныряет в рот, касаясь кромки зубов и сразу отстраняясь. С Кимом и проще, и сложнее, потому что с ним не хочется облажаться, не хочется выглядеть глупо, по-детски наивно, но Кимхана, кажется, всё устраивает, он сам тянется за мягкими губами, сипит:       – Я тоже хочу, – и, в отличие от близнеца, целует с бо́льшим напором, сразу проникает языком в рот, беспорядочно двигает им и замедляется, понимая, что настоящее удовольствие приносят медленные поцелуи. Ким скользит руками на талию близнеца, касается кончиком ребристого нёба и зубов, лижет язык Вика своим и сжимает брата в руках сильнее, когда парень медленно отвечает, двигает губами, обхватывая язык Кима и посасывая.       Кимхан стонет и теперь уже сам отрывается от губ, роняет голову на узкое плечо и рвано дышит, переживая первый глубокий поцелуй.       – Так странно и мокро.       – Ага, – это всё, на что хватает Кима, который понимает, что это даже лучше, чем во сне. Лучше, чем он вообще мог представить. И особенно приятно, потому что это Вик: красивый, разрумянившийся, смущённый и жутко милый.       А Вику кажется, что он столько эмоций не испытывал от первого оргазма, и при этой мысли его тело окатывает волна жара, которая и пугает, и будоражит. Но это уже слишком, это чересчур, потому что они всё ещё родные братья, близнецы, похожие как две капли воды, и мысли о чём-то таком должны быть табу, огромным таким, неприступным, но они же, блять, дети мафии, и для них эта грань размыта практически полностью, и каждый из них может действовать только по велению сердца и тела, потому что завтра может просто не наступить.       Ким приходит в себя первым, отстраняется и отступает, ерошит волосы и неловко ухмыляется, окидывая близнеца нечитаемым взглядом. Вик растрёпанный, взмыленный с припухшими, зацелованными губами и ярким румянцем на щеках. Так странно было осознавать то, что они оба, вроде, такие взрослые, но абсолютно неопытные, настолько зацикленные друг на друге, что их мир начинался и заканчивался на брате. И это не позволяло им посмотреть по сторонам, чтобы найти кого-то для поцеловаться и потрахаться. И Киму хочется ляпнуть какую-то мерзость по типу: «Ну всё, можно искать себе девчонку или парня», но он проглатывает эти слова, ведь они поставят точку в том, что они оба считают тренировкой, репетицией перед очередным этапом жизни, в котором будут поцелуи и секс с другими людьми. А Кимхан по своей натуре огромный эгоист, и ему ближе всегда были его собственные желания, а сейчас он хочет Вика. Точнее его губы, язык, рот и тихие стоны. И пока Ким понимает, что может этим пользоваться, прикрываясь обучением, он будет это делать. И то, как близнец смотрит на него, подтверждает, что не он один так заинтересован в продолжении их «тренировок».       – Ким, всё нормально? – Вик напрягается каждый раз, когда Кимхан застывает вот так странно, боится услышать что-то, что может его расстроить, но выдыхает, когда брат ухмыляется:       – Вик, мы с тобой ещё нихрена не умеем, но обязательно научимся, – и это звучит как грёбаное обещание, которое перетекает в странное, только им одним понятное мероприятие под названием: «Кто проиграл раунд, тот и целует».       Они включают приставку, которую не трогали уже пару недель точно, рубятся в неё на протяжении нескольких часов, прикусывают губы, но не могут остановиться, войдя в раж. Правда, ни один из них не сможет сказать, такой азарт связан с игрой или с перспективами снова почувствовать губы брата на своих.       И Вику совершенно не везёт, он постоянно проигрывает, а Ким только дразнится, не целует нормально, лишь слегка чмокает и снова усаживается, сжимая геймпад, и бросает хитрый взгляд, словно провоцируя. А Вик готов пойти на любые уловки и хитрости, теряя терпение, толкает Кима в бок, отвлекая в самый ответственный момент, и выигрывает, добивается смерти персонажа брата, вскидывая руки вверх и громко радуясь.       – Так пиздец как нечестно, – Кимхан закатывает глаза и тут же охает, когда брат заваливает его спиной на диван и усаживается на бёдра, наклоняясь ниже и заправляя за ухо пряди волос, выбившиеся из небрежного пучка.       – Мне надоело, что ты выигрываешь. Как и надоело, что не можешь нормально поцеловать. Если не понял, как это делается, – Вик сгибает руки в локтях и упирается ими по обе стороны от головы Кима, проговаривая в самые губы, – тогда я напомню, хоть ты и старший брат.       И он правда напоминает, прикрывает глаза, накрывая пухлые губы, целует, прихватывает, прикусывает и толкается, пробирается языком в рот, но хмурится, когда не получает ответа. Его раздражает такое бездействие, он дёргает Кимхана за волосы и вскрикивает, когда вокруг его талии обвиваются руки, и он впечатывается грудью в грудь близнеца.       Киму хочется ещё немного поиграть, поддразнивать, слегка утихомирить собственные нервы и гормоны, но от спокойного, достаточно скромного Вика он не ожидает такой прыти, зависает, когда брат сам целует его с языком, и поэтому отпускает себя, закрыв сомнения на большой амбарный замок. Здесь только они, и всё, что произойдёт, останется между ними двумя, поэтому он толкается языком в ответ, ласкает, лижет и касается всего, до чего может дотянуться, кусает, сосёт пухлые нежные губы и гладит длинную тонкую шею, ощущая сходящий с ума пульс под кожей. И он понимает, что ему становится жарко, чувствует, что хорошо сейчас не только ему, хмурится и немного отодвигает Вика, целуя в уголок рта.       – Вик, давай остановимся.       – Тебе не нравится? – и по хитрице, которая так и сквозит на довольной моське, можно понять, что он знает: Киму нравится. Вот только он, похоже, не осознаёт, насколько. Вик словно не понимает, как тело Кима реагирует на эти поцелуи, как отзывается каждая клеточка его тела и как шарашит по венам пульс, разгоняя кровь. Поэтому Кимхан решает продемонстрировать свою реакцию, без лишних пояснений давит близнецу на поясницу, вжимая пахом в пах и давая почувствовать весь масштаб проблемы.       – О... оу... – Вик тушуется, облизывает губы и снова заливается румянцем, больше даже не из-за возбуждения брата, которое упирается в него, а из-за своего собственного, которое он не замечал в пылу сладкого и страстного поцелуя.       – Так что мне нужно пойти в ванную и подрочить, – Ким спихивает Вика с себя и намеренно поправляет член, пока брат накрывает колени подушкой. Вот за эту свою реакцию организма Кимхану даже не стыдно. Он – пацан, который в восемнадцать впервые поцеловался. Естественно, его будет возбуждать любое взаимодействие с другим человеком, и организм не будет интересоваться, а не брата ли он целует. И ему совершенно плевать, что на пике оргазма, под струями тёплой воды, он будет стонать имя близнеца, запрокидывая голову и представляя то, что не должен. Представляя, как Вик войдёт к нему в душевую, снова поцелует, прижимаясь своим обнажённым телом, и опустит ладонь вниз, обхватывая твёрдую плоть и доставляя первобытное удовольствие.       А Вика накрывает осознание совершенно другого толка: он в последний момент прикусывает язык и удерживает себя от опрометчивого, глупого, но такого горячего: «А давай вместе». Потому что учиться целоваться друг на друге – это одно, а вот доставлять удовольствие и получать первый сексуальный опыт – совсем другое. Вот только он честен хотя бы перед собой: с Кимом ему бы хотелось много чего попробовать, потому что ему Вик доверяет целиком и полностью, без остатка. Поэтому, ни секунды не сомневаясь, доверил бы тело, душу и даже сердце. Если бы это всё было Киму нужно.