Ради любви

      Киму кажется, что он сходит с ума, медленно, шаг за шагом едет кукухой без возможности притормозить, потому что он становится буквально зависимым от поцелуев с Виком, особенно когда они в рандомной момент могут препираться и спорить, а в следующий уже сжимать друг друга в объятиях и вытрахивать языком стоны. И Кимхану хочется осадить своих чертей, напомнить себе, что это его родной брат, близнец, его Вик, вот только проблема в том, что тело и мозг и так помнят, кто это, поэтому реагируют именно так. А Ким не знает, что делать, как избавиться от этого магнитического притяжения, которое просто не хочет поддаваться контролю, толкая его в спину яркими образами и жаркими, палящими, выжигающими нутро ощущениями.       Вик же волнуется первые несколько раз, переживает о том, что они творят что-то неправильное, а потом решает, что это абсолютная, никому не нужная чушь, на которой нет смысла даже зацикливаться. Ведь ему хорошо, Киму, судя по всему, тоже. Так зачем загружать мозг лишними вопросами и переживаниями о том, что этих переживаний не стоит? Почему нужно пытаться что-то контролировать, загонять себя в рамки и задавать не нужные никому вопросы? Они не причиняют никому вреда (хотя умеют это делать), не мешают никому и оставляют свои «неправильные» отношения в стенах своих огромных апартаментов.

~~~

      Ким перебирает струны гитары, пытаясь настроиться, но мельтешащий по комнате Вик раздражает и привлекает внимание (а ещё бесит этой полупрозрачной чёрной рубашкой, которая вообще бы ничего скрывала, если бы под ней не было майки, и обтягивающими задницу кожаными штанами, принадлежащими, между прочим, Киму).       – Куда-то собираешься? – у Кимхана заканчивается терпение, а желание играть пропадает окончательно, поэтому он откладывает инструмент в сторону и смотрит на близнеца.       – Пи’Кхун сегодня едет в бар и предложил мне поехать с ним, знает, что ты не любишь такие места, если там не выступаешь, вот, – Вик выбирает в шкатулке украшения, надевает тоненькое колечко на указательный палец и маленькие чёрные серьги-гвоздики, поворачивается к зеркалу в полный рост и охает, когда Ким вжимает его в стену рядом, сверкая потемневшим взглядом:       – В этих штанах ты никуда не пойдёшь.       – Тебе жалко для брата штанов? Не думал, что у нас теперь вещи делятся на твоё и моё, – парень хмурится, упираясь ладонями в грудь и сдувает прядь волос, которая от резкого движения упала на лицо и теперь лезла в глаза.       – Нет, у нас вещи делятся на приличные и на те, которые нельзя надевать туда, где тебя будут облизывать взглядом, – Ким непонятно почему раздражается, злится и моментально выходит из себя, встречается с тёмными глазами напротив и вдруг делает шаг вперёд, упираясь бедром в пах близнеца и шипит ему на ухо то, что никогда бы не сказал своего любимому брату, – или тебе хочется кого-то подцепить, чтобы тебя трахнули в туалете, как...       Договорить ему не даёт звонкая, болезненная, унизительная пощёчина, хлёстко проехавшаяся по коже. И Ким как-то мимолетно думает , что уж лучше бы близнец врезал кулаком, было бы не настолько удушающе стыдно ощущать горящий на щеке след.       Вик смотрит, не моргая, на Кимхана, его грудь поднимается и опускается из-за злости, а голос звучит низко, хрипло:       – Иди ты нахуй, Ким, – он сжимает руки в кулаки, желая ударить снова, но сдерживается из последних сил, ощущая клокочущий, бурлящий в груди гнев, – можешь так разговаривать с кем хочешь, но обращаться так со мной я не позволю, – Вик уходит в гардеробную, чем-то шуршит и выходит в тёмно-синих приталенных джинсах, швыряет в Кимхана свёрток кожаной ткани и произносит всё ещё раздражённо, – если я захочу кого-то подцепить, то я смогу сделать это в любой одежде, – Кимхан ловит вещь, тут же отбрасывая её в сторону, дышит часто и рвано, понимает, что сорвался из-за пустяка и скрипит зубами, слыша, – но спасибо за совет, эти джинсы легче будет снять, когда я захочу потрахаться.       И если Киму минуту назад казалось, что он достиг своего предела агрессии, то сейчас он достигает нового, опасно подбирается, словно встаёт на дыбы, как вороной жеребец и в два широких шага догоняет близнеца у двери, разворачивает к ней спиной и впечатывает в твёрдую поверхность, врезаясь кусачим поцелуем в губы, покрытые увлажняющим блеском.       Вик мычит в горячий рот, сжимает в кулаках футболку на груди брата, то ли отталкивая его от себя, то ли наоборот притягивая, и кусает до крови за нижнюю губу, слыша глухой стон боли, смешанный с удовольствием.       Ким дёргает Вика на себя, подталкивая в сторону спальни, ведёт его спиной к кровати и роняет брата на неё, опускаясь сверху и возобновляя поцелуй. Ему не хочется сейчас анализировать свои действия, строить причинно-следственные связи и пытаться понять, что это за чувство обжигало изнутри грудь при мысли о том, что кто-то ещё будет целовать его близнеца, вместо этого он скользит по груди и животу Вика, цепляется пальцами за пояс джинс и, всего на секунду замерев, накрывает пах, ощущая через ткань стояк.       – Ким... – парень не осознаёт, что хочет сказать, боится, что всё сейчас закончится, поэтому тянет брата к себе, сжимая футболку на крыльях лопаток, и шире разводит ноги, давая возможность удобно расположиться между ними.       А Кимхан смотрит сверху, даёт себе возможность полюбоваться красотой собственного брата, насладиться видом того как его чёрные блестящие волосы разметались по светлым простыням, а слегка припухшие, искусанные губы уже блестели не из-за косметики, а из-за слюны. Ким ложится теснее сверху, не оставляя между ними ни миллиметра, рычит в чувственные губы:       – Вик... Чего ты хочешь? – и скользит, сжимает бедро, до боли впиваясь пальцами в упругую плоть.       – Я не знаю... – и он понимает, что боится. Но не того, что Ким может сделать дальше, Вик боится, что пути назад уже не будет. Вот только актуальный вопрос: а был ли он вообще после того как они впервые поцеловались, – сделай что-нибудь...       – Нет, – Кимхан звучит властно и категорично, буквально давит на брата, желая услышать всё своими ушами, а не только читать в потемневшем взгляде, – скажи мне, Вик, чего ты хочешь?       А парень смотрит, решает что-то для себя и по-кошачьи выгибает спину, сжимая подрагивающими пальцами талию и шепча:       – Тебя. Я хочу тебя, – мальчишка трётся пахом о пах, не думая больше ни о чём, только выпрашивая жаркой ласки и отпуская себя и свои желания на свободу.       – Чего именно ты хочешь? Давай, Вик, скажи мне, – Ким получает наслаждение, слыша слова близнеца, смотрит с удовольствием на брата и мажет языком по его губам, хрипло, возбуждённо выдыхая, – хочешь, чтобы я тебя потрогал? Хочешь кончить от моей руки? Хочешь выгибаться и стонать, просить ещё?       – Да... – Вик прикрывает глаза, ощущая прилив вожделения, и хочет придушить брата, когда он откатывается в сторону, произнося беспечно:       – Вали в свой бар, там тебе точно помогут.       – Сука ты... Я же правда могу свалить, – он облизывает губы, приподнимаясь на локтях и зыркая на Кимхана, – назло тебе улизну от телохранителей и потрахаюсь с кем-то.       – Не потрахаешься, – Ким непривычно широко улыбается, наклоняясь ближе и словно сообщая самый большой секрет, – Кхун уже уехал, он писал тебе, пока ты был в душе, я ответил, что ты передумал.       – Какого чёрта, Ким?! – он толкает брата и переворачивает на спину, перекидывая ногу через бёдра и усаживаясь сверху. Вик не понимает, какие игры ведёт его близнец, зыркает блестящими от навернувшихся слёз глазами и упирается ладонями в грудь, – чего ты добиваешься?! Я уже сказал, чего хочу от тебя, произнёс это вслух, Ким. Если ты просто хотел пошутить, то хуёво, мне не понравилось, а если...       – Какое нахуй «если», Вик, мы же близнецы, ты всё ещё помнишь об этом? – и самое забавное в этих словах то, что с их помощью Кимхан пытается отрезвить не близнеца, а самого себя, напоминая то, кем они приходятся друг другу.       – Помню. А ещё помню, что мы оба неопытные и ничего не умеем, что затеяли это всё ради практики. Вот и попрактикуемся, – Вику оказывается удивительно легко спихивать свои внутренние ощущения, чувства и желания на внешние факторы, снимая с себя ответственность.       Ким же медленно моргает, смотря на брата, сжимает ладони на его худых боках, проговаривает неуверенно, словно умоляет быть умнее из них двоих и прекратить это всё, потому что он не может:       – Ты понимаешь, о чём просишь?       Только Вик не спасает, не делает ситуацию проще и легче, а наоборот только всё усложняет, наклоняясь ниже и произнося:       – Да, я прошу научиться дрочить другому парню, очевидно же.       – Вик, блять, – вот теперь Ким отпускает поводок полностью, снова их перекатывает, целует в приоткрытый от удивления рот и больше не ищет себе оправданий, без лишних сомнений тянется к пуговице и ширинке на штанах близнеца. Ким ловко расстёгивает их, сразу ныряя ладонью под ткань трусов, и касаясь твёрдой, возбуждённой плоти, на ощупь ничем не отличающейся от его собственной, даже размером (похоже, они были близнецами и здесь). И ему казалось, что он будет ощущать себя странно, касаясь члена другого парня, но по факту член был таким же нежным и бархатным, а ещё очень горячим.       Кимхан достаёт руку, поднося её к губам, и обильно смачивает языком, смотря близнецу прямо в глаза, пожирая взглядом и обещая удовольствие.       А Вику тоже хочется его подразнить, довести до точки невозврата, поэтому он касается пальцами своих губ и толкается в рот двумя, всасывая их до самых костяшек. Ему нравится темнота, с которой смотрит на него Ким, нравится то, как сбивается его дыхание и нервно дрожит грудь, но ещё больше ему нравится рык, который вырывается из горла, когда Кимхан опускает руку вниз и, наконец, обхватывает пальцами требующий внимания член.       Ким смотрит на такого развратного, красивого Вика, его Вика, и внезапно думает о том, что ни один человек не достоин прикасаться к нему. Ни прикасаться, ни целовать, ни дарить ласку. Вик – его половина, его душа и сердце, лучшая его часть, и в момент такой близости он понимает, что не хочет отдавать его никому. И пусть для кого-то это минута нарциссизма и любования красотой, идентичной своей, но эти губы выстанывают его имя, с этого влажного рта вырывается: «Кимми», и пальцы этого парня сжимают его волосы на затылке. Никому, кроме стилистов и любимого близнеца, так делать нельзя.       Вик плавится от движений, медленных, немного неумелых из-за неудобно вывернутого запястья, выгибает спину и шире разводит бёдра, когда Ким скользит ладонью по плоти, размазывает выступивший на головке предэякулят и ласкает поджимающиеся яички, целуя и прихватывая губами тонкую кожу шеи. Вика размазывает неприлично быстро, будто он только сегодня узнал, что такое дрочка, но его эмоции переливаются через край, когда он выгибается и громко стонет, кусая губы. И оргазм, сильный и мощный, придавливает его к постели, оставляя тяжело дышащим никем.       А Кимхан дрожит сам, ощущая под губами пульсацию венки на шее, лижет тонкие ключицы, собирая соль с кожи и целует под ухом, выдыхая:       – Красивый...       Из-за этого слова и тона мягкий член Вика снова дёргается, и мальчишка прикусывает губу, прижимая близнеца к себе ближе. Он ощущает, что ему в бедро упирается твёрдая эрекция, но не успевает даже ничего толком осознать, когда Ким садится у изголовья и приспускает штаны, собираясь и себя довести до оргазма.       Вот только Вик не даёт, поднимается следом, неловко натянув трусы, подползает ближе и чмокает в приоткрытые влажные губы. Он снова гладит по волосам и отстраняется, тянет с тонкого запястья резинку, собирая волосы в небрежный пучок, а следующее мгновение отталкивает руки Кима и слитным движением опускается вниз, накрывая крупную головку ртом и жмурясь до белых мушек под веками. Ему кажется, что должно быть противно ощущать во рту член, но реальность оказывается совсем иной: горячая, бархатная головка приятно лежит на языке, а вкус смазки кажется немного горьковатым и терпким, но не отталкивающим. И его подплавленный оргазмом мозг даже не протестует, не подаёт сигналов о том, что он творит пиздец, и поэтому Вик просто позволяет себе делать всё, что ему хочется.       Кимхан шокировано смотрит вниз, встречаясь с близнецом взглядами и давится стоном, когда Вик на пробу ласкает его языком. Киму кажется, что это очередной из его снов, самый яркий и реалистичный, от которого точно не хочется просыпаться. Но неумелые, робкие движения Вика, звуки, которые он издаёт, и ощущение зубов, зацепивших плоть, делают всё реалистичным, искристым и крышесносным. Он старается не двигать бёдрами, ласково вплетает пальцы в длинные пряди и всхлипывает, понимая, что очень близко, поэтому сильнее тянет за волосы, отрывая близнеца от своей эрекции, и глубоко, страстно целует, слизывая с его языка свой вкус, и утробно стонет в рот, когда Вик доводит его до оргазма рукой.       Они валятся на постель и тяжело дышат, крепко обнимают друг друга и пытаются собрать в кучу разбредающиеся мысли, ведь каждому из них есть о чём подумать. И если сейчас на угрызения совести нет сил и желания, то задуматься о банальных, но важных вещах приходится: ни Вик, ни Ким не хотят, чтобы в секунду высшего удовольствия, на пике наслаждения в их постели был кто-то, кроме близнеца, потому что даже самая малюсенькая мысль о том, что Вика может касаться кто-то другой, приводит Кима в ярость, а сам Вик думает, что блестящие в уголках глаз слёзы во время оргазма Кима достоин видеть только он. И никого из них не пугает, что такие мысли не должны касаться родного по крови человека.       Они не замечают, как вырубаются в испачканной одежде и объятиях друг друга, и Ким просыпается через несколько часов, сонно моргает и пытается разглядеть в темноте хоть что-то, но видит только очертания предметов благодаря свету от наливающегося месяца, заглядывающего в окно. Он ощущает на коже шеи горячее дыхание и его накрывает калейдоскопом воспоминаний: его родной брат, похожий на него как две капли воды между его ног с членом во рту. Кажется, они позволили друг другу слишком много, отпустили на прогулку чертей, которых теперь невероятно сложно будет загнать обратно в клетку, потому что они, как гончие псы, почуявшие добычу: вцепятся мёртвой хваткой в ощущения и визуальное сопровождение, не давая забыть.       – О чём ты думаешь? – вдруг звучит хриплый голос в темноте, но Вик не меняет своего положения, продолжает дышать в шею и обнимать поперёк живота.       – Ни о чём, – Ким пытается соврать, но он знает, что с близнецом это не прокатит, потому что Вик буквально чувствует его, ощущает, как себя самого.       – Твоё «ни о чём» включает в себя петтинг и минет? – Вик не уверен, что хочет что-то обсуждать, но из них двоих именно он проще относится к тому, что они делают, потому что удовольствие остаётся удовольствием, а когда тебя ласкают руки любимого близнеца, то оно только усиливается и умножается, делая всё ярче.       – Меня бесит, что ты так спокоен. Как будто всегда представлял, что будешь мне отсасывать, – Кимхан не удерживается, рычит, но не спихивает с себя Вика, наоборот цепляясь за него и удерживая на месте.       – Если ты ждёшь от меня признания, что я был тайно в тебя влюблён все эти годы, то извини, не дождёшься, – Вик мстительно прикусывает кожу шею и слышит хриплый выдох близнеца, который сжимает руку на боку.       – Я просто пытаюсь понять, зачем ты это сделал.       – Сделал, потому что захотелось.       – Захотелось взять у меня в рот.       – Да. Было интересно, противно ли делать минет. Спойлер: не противно, мне понравилось...       – Вик! – Кимхан не выдерживает, сталкивает брата и тянется к ночнику, щурясь и привыкая к свету, – какого хера ты такой спокойный? Мы не в новую игрушку зарубились, а потрахались.       – Технически, мы не трахались. Во всяком случае полноценно, – парень садится рядом и смотрит в тёмные глаза близнеца, видя, как в них бликуют лучи светильника, – а я не понимаю, Ким, почему тебя так сильно это беспокоит. Вспомни, в каком мире мы живём, вспомни о том, что поговорить за завтраком о трупах в нашей семье нормально, как и нормально, что нас несколько раз чуть не похитили. Для нас «завтра» может не наступить, а возможность узнать все прелести интимной жизни так и не представиться. То, что мы делаем – это просто ради удовольствия, – Вик подползает ближе к близнецу и поднимает его голову, смотря в глаза и мягко гладя щёки, – я знаю, что тебе понравилось, я ощущал, как напрягались бёдра, когда ты пытался не толкаться в мой рот. И мне понравилось всё, что между нами произошло, – он утыкается лбом в лоб Кима и ласкает кожу за ушами, прикрывая глаза, когда Кимхан порывисто обнимает его за пояс, – ты мой любимый брат, мой Ким, и это никогда не изменится. И когда мы однажды найдём себе партнёров, мы не перестанем быть близнецами.       А Ким проглатывает замечание, запрещает себе говорить, что он не хочет видеть рядом с Виком никого, вместо этого делает глубокий вдох и целует, отпуская все тревоги и понимая, что сейчас им не стоит говорить о том, что они чувствуют друг к другу, потому что это всё напускное, это пройдёт. Обязательно пройдёт, оставаясь сладкими воспоминаниями на губах и кончиках пальцев. Ведь это просто ради удовольствия, как сказал Вик. А желание оставить близнеца только себе и никому не показывать, никуда не отпускать – это всё гормоны, от которых мутнеется рассудок и кружится голова. И если брат так легко относится ко всему, что они делают, тогда и Ким отбросит сомнения, выпалит то, что крутится в его голове и снится на перманентной основе:       – Тогда я хочу во всём у тебя быть первым, – и смотрит серьёзно, внимательно, когда брат отодвигается на несколько сантиметров, чтобы перед глазами перестало двоиться.       – А если я не хочу, чтобы кто-то меня трахал? – Вик оттягивает кончиками пальцев губу Кима вниз и шкодливо улыбается, когда ощущает шёпот, оседающий на коже:       – Но я же знаю, что ты хочешь, – и если бы можно было классифицировать демонов-искуссителей, то Ким был бы самым опасным, принёсшим своему хозяину наибольшее количество душ.       – Ты пять минут назад переживал о том, что я тебе отсосал, а теперь ты спокойно говоришь о том, что хочешь меня поиметь? Ким, ты определись уж, – Вик хрипло смеётся, гладит брови брата большими пальцами, ласкает высокие скулы и продолжает улыбаться.       – А мне понравились твои аргументы, братишка. Вдруг нас завтра грохнут, а я никого красивого так и не трахнул, – Кимхан тянется к шее Вика и оставляет бордовый засос, втягивая кожу в рот.       – Как по мне, звучит отлично, – и Вик усмехается, заваливает брата на кровать и вырубает свет, а утром смотрит на свою шею и представляет, что этот вампир сделает с его телом, когда они дойдут до секса.