Viviparitatis florum

      Букварь даже не помнил, как он влетел в склеп и рухнул в свой гроб, который изолировал его от посторонних своей почти звуконепроницаемой крышкой. Голова ещё немножко болела, поэтому он решил, что сон будет лучшим лекарством. В голову лезли всяческие мысли. В основном, их часть была о том, что же этот Мухтар за монстр и вторая… почему Склеппина стала настолько истеричной и упрямой, готовой закатить любой скандал, не разобравшись в причинах увиденного, как раньше. Глубоко задумавшись, он не заметил, как плавно провалился в сон.       Во сне он видел какое-то подземелье. Перед ним была белая статуя. Статуя кого-он не помнил и не знал, потому что глухая тень полностью закрывала его голову и часть туловища. В её руках он держал здоровенный цветок лотоса. Может, это был Будда или кто-то ещё?       Постепенно статуя оживала–Букварь слышал её плавное дыхание, голубой цветок лотоса шелестел на слабом ветру, а его правая рука со скрипом поднялась ввысь, в черноту. Со всех сторон раздался низкий и красивый голос: –Сниспошли искупившегося ангела на землю твою в обличии никем невиданной твари, творящий Армагеддон и Апокалипсис. Да сотрёт он своим существованием всех больных и умирающих, оставив лишь после себя небытие. А небытие канет в лету, преобразившись неродившимися детьми твоими, те, кто являлись больными и умирающими. Изольётся семя твоё из трёх пыльных знамений в будущие поколения Адама иль Евы и смерть твоя будет ненапрасна. Истоки твои да поднимут любого умирающего на ноги, но тело твоё после смерти будет проклято: вкушение его пометит грехами и безумием любого…       Раздался подземный толчок. Статуя исчезла, а в руках у Букваря появился василёк. За ним последовало пробуждение. Но оно было не настолько нежным, насколько он представлял. Его затрясло. Появился лютый озноб и ломота ниже пояса. Дышать стало немного тяжеловато. Грудь будто сковывала чья-то громадная рука.       Букварь в панике и удушье вышел из гроба в пустой склеп. Снаружи было очень холодно. Он решил, что стоит накинуть на плечи плед и пойти в туалет.       В туалете он чуть не пополз на стену от боли и ужаса от увиденного в унитазе: он в прямом смысле ссал клюквенным соком. Его вопли слышал весь замок.       Он долго успокаивал себя, глотая валерьянку, глицин и мукалитик перед зеркалом: это просто простуда с ознобом и температурой и маленькие последствия от перелома головы. Всё в порядке, всё пройдёт. Даже эта сыпь, которая всё выше и выше становилась над кожей: она тоже пройдёт. Готика позаботится об этом, ведь так?       Он смотрел на своё жуткое, болезненное отражение в специальной зеркальной поверхности и почему-то в голову ему лезли последние дни пребывания Оксфорда фон Гематогенума в их школе. Всё произошло очень быстро: был Гематоген и всё: больше нет Гематогена. Как увезли его в вампирскую больницу, так и держат там до сих пор, к нему даже не пускают никого. Вывозили его жуткие лица в латексных костюмах с респираторами, как оживлённые гандоны. Как-то резко он слёг и вроде как реальная у него была простуда, а потом началось: то нос отвалится, то по яйцу начало в унитаз смываться, а потом и вовсе член отчекрыжился. Пах и место носа были чёрными, как смоль, а потом у него начала с конечностей пластами сходить кожа, становлясь такой же чёрной… Жуть была, не пересказать! Может, из-за того к нему никого и не пускают, потому что он страшный стал?       Букварю было до сих пор интересно, почему Гематоген начал так жёстко гнить заживо, из-за чего это всё началось? Неужели ждёт ли его то же самое? –Букварь…–раздался сзади знакомый, но немного шокированный голос. Он обернулся. Это была Готика. –О, привет. —Какой кошмар, тебя ещё сильней высыпало! –Я знаю.       Готика немедленно набросилась на него, осматривая с ног до головы. Сыпь теперь была буквально везде: с головы до ног и члена. Его инструмент тоже покрылся красными пузырьками и зудел. Сыпь была даже у него во рту и горле. –Какой кошмар… Поверить не могу, что ты умудрился и ветряную оспу подхватить за такое короткое время! Вот объясни мне: каким образом?! –Н…не знаю… С утра до обеда всё хорошо было! –ответил Букварь, повернувшись к Готике задницей, неуклюже напяливая на себя трусы. –Не знает он! Жесть просто! Нахрен тебя в инфекционку надо! Ты, зараза! Сейчас я тебя в ванну с зелёнкой окуну, свяжу и пошлю куда подальше! –Зачем? Не надо меня никуда! Готика, я же не виноват, что ко мне всякая ерунда прилипает! –Мы от тебя все заболеем, чучело! Будем, как ты ходить! Ну уж нет! Давай-ка ты в мой кабинет, я тебя зелёнкой намажу и вызову, кого надо! –Готика, ну пощади! Я сейчас лягу в гроб, изолируюсь и не буду никуда выходить, раз ты так меня боишься! Честно!       Его схватили за воротник сзади и Готика поволокла его за собой из гигиенической комнаты к себе. –Нет, ты будешь делать, как скажу Я! Ещё не хватало, чтобы ты стал вторым Гематогеном и мы тебя потеряли! Хватит! Всё!       Готика со злобой кинула его на стул, немедленно взяла зелёнку в руки, приказала раздеться наголо и пометила каждую точку этой спиртовкой под его мольбы, чтобы она одумалась, а он будет слушаться её и выполнять то, что она скажет. Но Готика была непоколебима, как монолит, она вызвала врача, а врач, как и требовалось ожидать, вынес тот же вердикт, что и Готика: Ветрянка. Подозрение. И сразу же мальчика выволокли прочь на носилки и увезли. Девочка не стала сопровождать, опасаясь за своё здоровье и успокоилась, занимаясь своей ежедневной рутиной.       Тем временем, в кабинет Графа покорно вошла Леди Склеппина. Он была очень недовольна. Они с Графом были очень недовольны. Граф сидел как телефонный столб, иногда отпихивая возбуждённого мартовского Ортоса от себя, который упорно желал коитус. Склеппина с непониманием смотрела на мужчину. –А где стул? –Постоишь. –Алерик, дай мне стул! Почему я должна стоять перед тобой, как рабыня?! –Я второй раз повторять не буду. Встала и стой.       Склеппина сердито цокнула, её отчитывали будто девчонку. Граф бил в самое сердце своими сухими, машинными словами, сухим членом, которые были не смазаны маслом и смазкой. Его надменная речь была без эпитетов и метафор, он долго ругал Склеппину за неподобающее для преподавателя поведение. –Алерик…–Склеппина скрипела зубами в агонии, будто в её жопе глисты водили хороводы и прочие русские народные танцы, а Граф был главным балалаечником и ругань была заводной музыкой для них.–Я любила тебя! –Да поебать мне.–Граф закрыл глаза и громко выдохнул.–Я тебя тоже, пока ты не начала творить чёрт знает что с учениками. Возможно и твои заявления о том, что Букварь и Готика занимались сексом в оранжерее–полный абсурд и клевета. Склеппина, мне такие крысы не нужны в образовании, ты напрочь отобьёшь у детей желание учёбы и тягу к знаниям. Я не могу этого допустить, мы и так лишились преподавателя, которого ученики обожали всем сердцем и он их тоже обожал…       Дверь скрипнула. Вошла Готика. —Ваше Величество, господин Алерик Граф Ужасный фон Ужасающий. Извольте доложить важную весть! –Ну? –Букварь госпитализирован.       Граф отвлёкся от Склеппины на Готику и стал очень серьёзным. Он открыл свою книгу и обмакнул перо в чернила. –Черепно-мозговая? –Да, но ещё у него после дневного сна резко поднялась температура, его знобит, немного кашляет и вся кожа в крупной сыпи. Сыпь крупная, по всему телу. Врач сказал, что это ветрянка.       Граф нахмурился, записывая всё к себе. А затем он перелистнул одну страницу назад и вчитался в предыдущие записи. Покачал головой. –Это не ветрянка. У профессора Гематогена были точно такие же симптомы, а через три дня у него начались необратимые изменения в организме. А ещё через день нам пришлось отправить его в лечебное учреждение, чтобы остановить это. Букваря будет ждать то же самое… И тебя, раз ты с ним контактировала. Ты же с ним контактировала? –Да, ваше Превосходительство. Я немножко осмотрела его и в рот заглядывала. –Это симуляция! –воскликнула Леди Склеппина.–Он абсолютно здоров! –А вы захлопнитесь, госпожа Склеппина! Забыли что ли, что это вы его довели до такого состояния?! –Готика, а ну рот закрыла! –рявкнул Граф.–Сейчас я с ней общаюсь, а не ты! –Простите, ваше Величество…–испугалась Готика. –В следующий раз будешь рот открывать только когда я прикажу. –Поняла? — высокомерно съязвила Склеппина. –А ты тоже захлопнулась нахуй, Склеппина. Что вы вообще обе рот раззявили? А ну, молчать. Забыли, кто здесь хозяин? Сейчас вы испытаете мой гнев и пойдёте полы мыть одна и вторая и мне насрать на ваш статус.       Обе умолкли. –Так-то лучше. Готика, можешь открыть рот и говорить со мной дальше. О чём мы там говорили? –О вирусе. –Ты знаешь, кто-то ещё контактировал с Букварём сегодня? –Оззи. Он ему рот-в-рот делал, когда его принесли с разбитой головой. Ещё был Оскар, но он сидел далековато от него и особо к нему руками не лез, когда помогал его бинтовать. И, получается, Леди Склеппина. –Я не контактировала с ним, я держала безопасное расстояние.-возразила женщина. –Хм…–задумался Граф, положив перо в чернильницу.–Вот как. Выходит, аж целых 4 контакта. Плохи дела, я не могу больше допустить такой кошмарной болезни в стенах замка у себя. –Да каких четыре? Граф, но я же неконтактная! –вставила свои две копейки Склеппина. –А урок физкультуры кто проводил? Пушкин? Контактная ты, Склеппина, поэтому попрошу отойти от меня на пять шагов назад, встань наравне с Готикой. –Алерик, да ты издеваешься надо мной! –женщина послушно отошла на пять шагов. –Я не издеваюсь, а хочу, чтобы вы все были в безопасности. Что ж, раз такое дело, мне придётся… хм. А что же это получается, если я…ладно, придумаю что-нибудь. Но режим изоляции в нашем замке неизбежен. Все контактные должны будут сократить своё пребывание в коридорах до минимума, а при общении соблюдать социальную дистанцию–3.5 метра и носить индивидуальные средства защиты. Сегодня я подпишу приказ и повешу его около своего кабинета, пусть все будут в курсе, включая вас. В учебном учреждении не должно быть ни малейшего намёка на этот вирус. Готика, можешь быть свободна и приступать к самоизоляции. Склеппина, остаёшься со мной. Сегодня я целую ночь буду компостировать твои куриные мозги. —Слушаюсь, ваше Величество.–Готика поклонилась Графу в ноги и покорно ушла. –Помнишь, как ты попала в этот замок, Склеппина? –Помню. –Помнишь, что у нас написано в кодексе поведения учительского состава? Даже Я не имею права поднимать руку на учеников. Кроме Оскара, потому что он мой племянник и моя собственность. А ты какого хуя руку поднимаешь? Тебе очень хочется стоять на коленях перед их родителями? Так хочешь быть униженной? Мы, учителя, и так абсолютно никто, мы, практически рабы тех людей, которые доверили нам своих дорогих детей. Они ждут не только увеличение объёма знаний у детей, но и бережного и тактичного нашего отношения к ним. Если у нас ничего из этого не будет, дети начнут жаловаться родителям, а родители быстро вызовут инспекцию. Доктор Челюсть и так стоит на ушах. Это нам надо? Нам это абсолютно не надо. Но тебе, Склеппина, видимо, стало слишком скучно жить. Знаешь, что обычно бывает за то, что ты сделала с одним из наших учеников? –Хватит пугать меня, Алерик! –гавкнула на него Склеппина, резко подойдя ближе.–Я воспитываю в детях стойкость, а не мягкотелость! Стойкости никак не добиться только поглаживаниями по попке! Я смотрю, ты своего выблядка от Маргарет тоже не особо целовал в говенную жопу!       Граф резко встал и зарядил Склеппине пощёчину. –Не смей обзывать моего дорогого племянника! –Алерик, зачем ты сам себе врёшь?! Дорогой племянник? Хааа-хааа! Да тебе не так уж был и нужен этот ребёнок! Ты даже струсил в ту ночь и хотел вернуть отправителю Оскара и новое письмо через Папируса, да вот только Гематоген стал тебе помехой! –Прекрати! –Граф! Это ты прекрати себя так насиловать! Пожалуйста! Я вижу, что тебе не нужен Оскар! Я люблю тебя, Алерик, ну давай заведём ребёночка! Я ради тебя готова выносить сколько угодно здоровых и красивых детей! Мы должны продолжать истинный род Ужасающих, какой ты мечтаешь! А Оскар–это очень проблемный мальчик! Он боится крови и сотрудничает с человеческой девочкой! Разве оно тебе такое надо? –Я буду любить Оскара таким, какой он есть, а выблядки от тебя, которые вырастут как ты, мне не нужны, шалава! –Граф, я тебя умоляю, хочешь я даже сама разденусь?! Ну пожалуйста, Графунчик! График, Графинчик мой!       Вдруг в Графа полетели белые шмотки, которые носила Склеппина и шальная императрица встала перед Графом в чём её родила мать. Таких мускул, как у культуриста у неё уже не было, у неё было простое сексуальное тело. Ортос, унюхав трусы Склеппины, начал ебать их. –Склеппина, немедленно оденься! –взревел Граф.–Это поведение не соответствует преподавательскому!       Женщина схватила Графа за пальто, как бешеная и завалилась своими формами на стол, раздвинув перед ним свою сочную рогатку. Алерик сказал «фу» и отвернулся, зажмурив глаза и закрыв лицо руками. Он покраснел. –Граф, я вся твоя, ну бери меня, пожалуйста! Я умоляю! Я уже не могу терпеть! Сколько ещё можно притворяться только училкой?! Я тоже женщина! Я устала без мужского тепла, поэтому я такая вредная и злая! Алерик, тебе прямо сейчас предоставляется возможность взять меня и откроется доступ к счастливой семейной жизни!       Алерик зарычал, сжал её шею руками, как курицу и кааак заорал: –ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ КТО ТЫ И ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ, ЖЕНЩИНА, АЛЛО! В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ТЫ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ ПО ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ! ПОКА ТЫ ЖИВЁШЬ В МОЁМ ЗАМКЕ, ЗАБУДЬ О ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ! У ТЕБЯ НЕТ ПРАВ, КРОМЕ ФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ ПОТРЕБНОСТЕЙ И ОБУЧЕНИЯ ДЕТЕЙ! А МНЕ НАСРАТЬ НА СЕМЬЮ, Я БОЛЬШЕ НИКОГО НЕ ХОЧУ ПОСЛЕ СМЕРТИ РОДНОЙ СЕСТРЫ! У МЕНЯ МОРАЛЬНАЯ ТРАВМА! Я НЕ ХОЧУ, ПОЙМИ! А ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ НАСИЛЬНО ЗАТАЩИШЬ В СВОЙ АРКАН, ТЫ САМА ЖЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ! А ЕСЛИ ТЫ РЕШИШЬСЯ НАРОЖАТЬ МНЕ ТУГОСЕРЕЙ, Я ИХ ЗАТОЛКАЮ ТЕБЕ ОБРАТНО В ПИЗДУ, ЯСНО?! РЕАЛЬНО ЗАТОЛКАЮ ПО САМЫЕ ГЛАНДЫ ВМЕСТЕ С ТВОИМИ ПРИХВОСТНЯМИ-АКУШЕРАМИ!       Склеппина резко схлопнула ноги вместе и оскалилась. Она начала с треском покрываться мышцами. Граф удивился и отошел ближе к стенке. Голая женщина на глазах становилась мускулистой. –Твааааарь!!!       Она вцепилась в Графа, на раз порвав его одежду и кинула через прогиб. Мужчина больно ударился головой о пол и повернулся назад. –Ты что делаешь?! –закричал Алерик, больно падая на пол. На нём оставался лишь розовый шарф и трусы белые в красный горошек, как у племянника. Он испуганно посмотрел на возвышающуюся над ним тень Склеппины. Его глаза в ужасе расширились, когда между ног у Склеппины медленно начал расти настоящий мужской кабачок зелёного цвета. –Раз ты не хочешь заниматься любовью со мной, тогда я буду заниматься любовью с тобой! Алерик, твой отказ обернётся против тебя же! Тебя настигнет анальная кара! —Нееееееет! –закричал Граф, уползая прочь от Склеппины, которая решилась его изнасиловать.–Нееет, Склеппина! Постой! Давай договоримся! –Мирного решения не будет! –Склеппина схватила уползающего из кабинета Графа за лодыжки и поволочила его по коврику к себе.–Ты сам накаркал себе судьбу!       Склеппина с треском порвала его трусы и сделала жёсткую пенетрацию сразу двумя пальцами в анус. Граф заорал так, что стёкла задрожали, а глобус в его кабинете рухнул и покатился прочь. –Что? Больно? Больно, Ужасающий? Подожди, это ещё не такая боль, как в моём сердце после моего отказа! Сейчас тебе будет по-настоящему больно!       Склеппина высунула свои пальцы и вновь пенетрировала Графа, но уже четырьмя пальцами. –Ааааааааа!!! Ааааааа! Аааааваааа! Помогите! Господи! Оооооззиииии! Ооооззииии!       По пальцам женщины потекла кровь, но та лишь ухмыльнулась. –Вру. Это ещё не такая боль, настоящая боль будет сейчас!       Склеппина отошла назад, затем резко побежала на Графа и вогнала в его рваную жопу целый кулак до локтя.       Граф закричал и заплакал, подминая под себя складки ковра. –Аааааааааааа!!! Дракула спаси, как же больно! Ааааааааай! Склеппина, ты с ума сошла! Ааааааааа! Мой живот! –Да мне даже и члена не надо! Сейчас я засуну твоё эго тебе в жопу, мразота и ещё утрамбую!       Склеппина схватила Графа под шею, как скот, закрывая ему поллица, а другой рукой шорудила в его жопе, толкая её туда-сюда, туда-сюда, словно большой-большой кабачок, который вис и трясся от вибрации у неё между ногами. Её мускулистая рука работала, будто у шахтёра, буря чёрную скважину, раздражая простату огрубевшей кожей. Она насадила его на себя так, чтобы он чувствовал каждый миллиметр её кулака, наслаждался болью и не убежал. Граф орал во всю глотку, но его крики заглушала великая пятерня Склеппины, его ноги были грубо поджаты её толстыми, как брёвна коленями, а его спину колошматили её сиськи. –Ахахахахахаааа! Вууууу-хахахахахааа! Ээээхехехехе! Ууууухухухухууу! —Склеппина веселилась вовсю, так и эдак насилуя бедного аристократа, который плакал и в уме умолял Склеппину отпустить его.       В дверь долго-долго стучали и из-за неё звучал подавленный голос Оскара, который хотел повидать родного дядюшку. –Дядя? Ты там? –Мумуууу!!! –орал Граф. –Дядя, почему ты закрылся? –Мооооо-во-вооооо! –Дядя, ты обиделся? –Ыеееееее! Уоооооо! –Дядя, с тобой всё хорошо? –Ммммммыу-выыыыуууу! –Почему ты мне не отвечаешь? Я наверное, плохой племянник, да? –Увэвэээээээ! Ахууууубууууу! Буваваааа! Авооооо! –надрывался Граф. –Наверное, мне стоит уйти…       Оскар ушёл, а Склеппина продолжила смех, страшную ругань и изнасилование своего мужчины, который глубоко ранил её сердце. Она тарабанила его без жалости и всё время она преодолевала страстное желание засунуть в него и второй кулак, но сдерживалась, чтобы у её непутёвого мужичка не было шока. Массаж кишечника на кулаке продолжался очень-очень долго. Их никто не слышал. Никто не приходил к мужчине на помощь, бешеная женщина издевалась над ним как могла.       Наверное, это была самая кошмарная ночь в жизни директора.