Персональная героиня

В Лондоне вновь дождь. Посещение Туманного Альбиона в апреле было ужасной идеей — всю красоту смывали ледяные ливни и прогоняли грозы — гром, подобно дикой кошке, разгонял с улиц туристов и горожан. Ещё не выставили веранды владельцы кофейн, а деревья хмуро покачивались в ожидании — почки ещё не сменились листьями. Она кошкой проскальзывает вдоль старых домов из красного кирпича и спускается по кривоватым ступенькам — дверь кажется самой обычной и даже скучной, но она знает, что за ней открывается другой мирок — пахнущий дорогими сигарами и элитным виски. Девушка не скидывает капюшона, даже когда оказывается внутри — светловолосый невысокий юноша услужливо предлагает ей снять пальто, но она отказывается, пряча глаза — слишком узнаваемые и необычно выразительные. Она прячется в самом углу — среди растекающейся дымки и сигаретного дыма — и задергивает шторку из бордовой ткани, напоминающей на ощупь бархат — золотисто-жёлтые кисточки заменяют ей солнечные лучи. Совсем рядом играет ненавязчивая тихая музыка — что-то близкое и трогательное, чем-то напоминающе вальс и этюд одновременно. Девушка невольно прислушивается к разговорам — вся обращается в слух и настороженность, боясь даже слишком громко вздохнуть — кажется, капли с её мокрых волос чересчур звонко падают на стол — остаются озёрами на темно-красной скатерти. Она чуточку успокаивается и острожно снимает пальто — её прежде рыжие волосы каштановыми влажными прядями остаются на лице, спине и плечах. Девушка ощутимо вздрагивает, когда где-то совсем рядом женщина громко ругается по-французски. Она изумлённо моргает, когда незнакомый мужчина чуть одергивает её шторку — выигрывает в их маленькую глупую игру — и садится на мягкий диванчик напротив неё. — Ужасная погода, не находите, мадмуазель Офелия? Он хочет взять её за руку, что девушка прижимает к груди, в белой кружевной перчатке, ставшей серой от влаги и пыли на стенах домов, что она случайно касалась в спешке. — Разве мы знакомы? Девушка рассматривает его — и в наклоне головы, в тоне, в оттенке ярких зелёных глаз он различает настороженность и сомнения — не озвученный страх. Она думает, что он до невозможности высокий. — К сожалению, мы не представлены друг другу, — он резко берёт её маленькую изящную ладонь в свою широкую и большую — даже более бледную, чем девичья. — Но с удовольствием назову вам своё имя, мадмуазель Пур. Теодор Адес к вашим услугам, миледи. Адес отпускает её запястью и шутливо склоняет голову — у Офелии вдруг перехватывает дыхание, а ладошки становятся влажными от волнения и тревоги. — Что вам нужно от меня? Сомневаюсь, что ваша семья была бы счастлива, узнав, что вы разговариваете со мной, Адес. Пур до невозможности гордо приподнимает подбородок и смело заглядываете в его глаза — самые обычные темно-карие на первый взгляд, но ей кажется, что внутри них темный тягучий шоколад и без звёздная безлунная ночь. Теодор лишь Усмезае и тихо смеётся, запрокидывая голову назад. — Мадмуазель Офелия, можете мне не верить, но моя семья хочет с вами поговорить. Если судить о том, что о вас говорят, то вы далеко не глупы, Пур, и прекрасно понимаете, почему я здесь. Девушка переплетает пальцы и старается не начать заламывать их, пряча от него взгляд — конечно, она знала, что кто-то из рода Адес придёт к ней, но всё же предполагала, что в старинном баре на окраинах Лондона её не найдут, да и старшего, казалось бы, не связанного с делами отца сына не ожидала. — Что вы хотите сказать, месье Адес? Она говорит слишком громко — за бархатной шторкой ей чудится неловкое движение в их сторону, но первое и единственное правило этого места — никто не имеет права коснуться чужих тайн. — И не лучше ли будет говорить по-английски, если учесть, что вы, как и я, не во Франции? — Не делай из себя дурочку. Офелия, я буду говорить по-французски, чтобы ты поняла каждое моё слово — и была послушной девочкой. Они молчат, когда им приносят напитки — Адес заказывает ирландский кофе, когда Пур ограничилась глинтвейном, пахнущим светлым весёлым Рождеством и цитрусовыми — теплом. — Я не собираюсь быть послушной девочкой для вас. Офелия почти шипит и делает слишком большой глоток напитка — и не морщится, когда он обжигает кончик языка. Теодор лишь усмехается и внимательно рассматривает рыжую девушку — ему было известно о ней всё. Мадмуазель Офелия Пур попал под прицел около трёх месяцев назад, когда невольно стала свидетельницей решения одной проблемы, что в случае огласки привело бы к скандалу и свержению — пахнущим свободой переменам. Пур уже тогда отказалась от вознаграждения в виде нескольких тысяч любой валютой за свою молчание — и Адес, как истинный член свой семьи, решил узнать — сколько стоит молчание старшей дочери Пура. Он знал её страхи, которые бы помогли ему подчинить её — но Офелия, словно догадываясь об их планах, выбирала места, где ей ничто не угрожает — и впервые за три месяца ошиблась. — Не думаю, что ты понимаешь, с кем имеешь дело. Моя дорогая, ты ведь не хочешь, чтобы я силой заставил тебя дать нерушимую клятву, когда мы оба извлечь выгоду, всего лишь заключив сделку. Теодор улыбается широкой лукавой улыбкой — многообещающей улыбкой — и вновь берёт её тонкое почти кукольное запястье, чуть выворачивая его — Пур не показывает, что ей неприятно, и продолжает внимательно разглядывать его лицо — слишком красивое для монстра лицо с правильными чертами и бледной аристократической кожей. — Если так, то вам нечего бояться, ведь вы уверены, что можете заставить меня молчать. Офелия очаровательно улыбается ему и невольно морщится, когда он слишком крепко сжимает её руку, оставляя на память красные следы. — Не советую тебе играть со мной, моя девочка. Он наклоняется к ней и шепчет ей на ушко — так, словно признается в великой вечной любви — заставляет трепетать от испуга. — Я не твоя девочка. Пур его совершенно не боится и выливает слишком горячий глинтвейн на чужую чёрную рубашку — думаю лишь о том, что ей нужен билет на ближайший рейс до Парижа. Теодор впервые за их разговор искренне улыбается уголками губ и думает, что мадмуазель Офелия Пур собственной рукой подписала договор, поклялась на крови. Гранатовые зерна будут ждать её.