Мир не справедлив.
Это было первым, что пронеслось в сознании маленького ребёнка, едва он научился думать. На самом деле, первым воспоминанием детей должны быть счастливые моменты с мамой и папой, как они учат своё чадо осознавать мир, говорить, ходить, смеются вместе с ним, радуются его успехам и успокаивают при первых ошибках, сжимая его с обеих сторон в объятиях так, что их улыбки становятся первым, что запоминает маленький человечек. Разве нет?.. Нет. Люди всегда только что и делали, так это приходили и уходили. Бросали и предавали. Оставляли после себя огромную кровоточащую рану в груди. Как будто разбитое брошенным камнем оконное стекло. Чёрную, зловещую, беспроглядную дыру, которая того и гляди, рано или поздно примется и за него самого.Никому нельзя верить.
Это была вторая истина. Только она и крутилась в голове шестилетнего мальчика спустя неделю после появления первых в его жизни людей, готовых забрать его в семью. Обретя новый дом, полные блестящей надежды детские глаза потухли ровно через пять дней. Число «пять» во все времена считалось одним из счастливых чисел в Японии. Это должен был быть по-настоящему хороший день. Но тогда почему люди, которые были так рады принять его к себе, вернули обратно с выражением искреннего ужаса на лицах?Заберите это отродье! Пускай у нас отберут родительские права! Абсолютно плевать! Он не будет с нами жить! Чудовище! Монстр! Не походи ни на шаг! Почему он не сдох ещё в утробе?!
Сердце мальчика с белыми, граничащими с пепельным цветом волосами и диковинной чёрной прядкой разрывалось на куски. Маленькие плечики судорожно подрагивали, когда он смотрел на людей, которых уже был готов назвать мамой и папой. Он не понимал, что сделал не так. Никто и никогда ничего ему не объяснял. Все только что и делали, так это обвиняли. Как будто он был обязан слышать само биение их душ, чтобы понять, что же творится у этих существ под названием «люди» внутри. Все слова, которые он слышал, уходя из этого мерзкого приюта, оказались острейшими осколками стекла, вонзившимися в сердце. Было тяжело дышать. Застилающие глаза слёзы, скатывающиеся по щекам, разбивались о деревянный пол, разлетаясь каплями хрусталя в стороны. Он чувствовал, как мир перед ним, едва обретший новые краски, и наконец-то, смысл, трещал по швам, разрываясь на части. — Мама... Папа... Что я сделал не так...? — едва лепеча, открытый и доверчивый миру ребёнок с полными слёз глазами побежал к «родителям», – конечно же, это была ошибка. Едва сделав шаг, он почувствовал, как щёку опалило огнём, сам, подобно пушечному ядру, отлетев в сторону. Болело ушибленное о стену плечо. От несправедливости, обиды, горечи, злости, до боли сводило горло. "Почему..? Почему?! Что я сделал?! Вы же приютили меня! Вчера вы так красиво улыбались... Я ведь не виноват в том, что оно напало на вас! Так почему вы обвиняете меня?!" Мысли были похожи на маленьких монстров. Они пожирали как сам разум мальчика, так и друг друга, становясь одна ужаснее предыдущей, не оставляя места ни для чего другого. Как будто он стоял перед огромным голодным чудовищем, разинувшим перед ним пасть и уже готовящемся сожрать живьём. С каждым ударом суматошно бьющееся сердце продолжало эту никчёмную жизнь, наполненную болью настолько, что впору было захлебнуться. Живое сердце. Живое. К этому слову мальчик испытывал особую неприязнь. "Почему... именно я?! Это же нечестно! Нечестно! Нечестно! Нечестно! Нечестно!" Громкий, надрывный детский плач раздался на весь первый этаж приюта. Двое взрослых с нескрываемым отвращением смотрели на ребёнка, не реагируя на чужие страдания. Лицо же третьего человека не выражало ничего, кроме холода и презрения. Подобно ледяным скульптурам, они навевали холод, пробирающий до костей. Плач прервался всхлипом и последовавшим кашлем от слёз, переходящих в истерику. К боли в щеке и плече добавилась боль на макушке, когда директор нещадно сжал в руке бедные пряди волос. — Ты что, слепой?! — под напором страшного крика взрослого мальчик зажмурил глаза и непроизвольно сжался в клубок, слабо впиваясь тоненькими пальчиками в его руку. — Не видишь, ты разочаровал этих людей? Это неприемлимо! Тебе надо быть им благодарным, что они вообще позволили тебе жить рядом с ними эти пять дней! Немедленно извинись перед ними! Бесполезный щенок! От тебя никакого проку! Если ты только и можешь, что плакать, тогда твоё место там! — ещё с одним ударом мальчик отправился на пол, больно ударившись коленками и ладонями, наверняка, собрав с десяток новых заноз. Его бросили на пол на колени, прямо под ноги тем людям. Как будто хотели, чтобы его растоптали. Раздавили. Уничтожили. Точно так же, как разбили его сердце. В тот день, вместе с теми людьми ушла та самая частичка детской души, отвечающая за веру во всё светлое и доброе в мире.Пора взрослеть.
Наббатом звучала в детском разуме третья истина, которую он запомнит на все последующие года. Ацуши резко сел на кровати, стараясь отдышаться, судорожно хватая ртом жизненно необходимый воздух. Всего лишь сон. Всего лишь сон... Казалось, это осознавал только его разум, тогда как тело словно заковали в оковы, мешающие дышать. Сердце, суматошно колотившееся в груди, и только-только начавшее успокаиваться, от стука в дверь резко подскочило, с новой силой застучав о бедные рёбра. Накаджима сглотнул вязкую слюну. Он чувствовал, какими мокрыми были щёки. Быстро вытер влагу рукавом, до цветных пятен протирая пальцами глаза, прогоняя туманную дымку. Ему не хотелось отвечать на этот стук. Всё, чего хотелось, так это упасть на футон и зарыться в подушку. Вспомнить, что он больше не в приюте. Вспомнить, что больше никто не станет таскать его за волосы или раздавать болючие и унизительные пощёчины. Вспомнить, что он больше не был маленьким мальчиком. Конечно же, как любой человек, он стремился быть сильным. Но время, проводимое наедине с самим собой, из раза в раз превращалось в натуральное самоедство. И тем не менее, он не мог просто так оставить человека за дверью. Не мог позволить, чтобы из-за него кто-то беспокоился. Привыкнув быть удобным и едва переучиваясь жить по-другому, он никак не хотел особенно сейчас доставлять неудобства другим. Проведя в данном положении минуту, юноша таки-нашёл в себе силы подняться, на негнущихся ногах плетясь к двери, слегка приоткрывая её, тут же прижмуриваясь от яркого света в коридоре. — Кёка?.. В чём дело? — голос надломился, будто насмехаясь над попытками парня сделать его обычным. Даже само тело словно стремилось предать его. Ацуши досадно прикусил губу. — Уже так поздно... Подушка, которую дал тебе Куникида-сан, не удобная? Если хочешь, мы можем поменяться.. — Ты кричал, Ацуши. Так громко, что я подумала.. — явно не желая оканчивать фразу, девочка оборвала себя на полуслове, сжав крохотную ручку на груди. — Нет, ничего. Ты в порядке? — глядя в эти искренние, действительно беспокойные глаза, у Ацуши откровенно заболело сердце. Словно она жалела его, а он чувствовал за это вину. — Да.. Всё в порядке. Мне просто приснился дурной сон, так что.. не переживай. Прости, что разбудил. — Заставляя себя в очередной раз улыбнуться, юноша слегка кивнул, так и не выйдя к ней на свет. Но хотя бы перестал щуриться. — Завтра рано вставать, мы как раз хотели представить тебя директору Фукудзаве. Нужно хорошо выспаться. — Протянутая из полутьмы рука практически невесомо потрепала девочку по волосам. Казалось, это сработало, и девочка действительно стала спокойнее. Конечно же, он знал, что это поможет. Он видел, какими глазами Кёка смотрела на мир вокруг. Глазами ребёнка, думающего, что убил собственных родителей. Ребёнка, который явно не получил свою долю ласки от самых близких людей. Ацуши знал, что это сработает и поможет отвести глаза, заставив цепкий, подозрительный, внимательный взгляд смениться спокойным и сонным. У него всегда получалось ладить с детьми, даже самыми непослушными. Каких только в приюте не было… — Спокойной ночи, Кёка. Дождавшись, пока бывшая мафиози уйдёт, детектив практически сразу закрыл дверь, и, едва дойдя до футона, обессиленно упал лицом в подушку лицом, смежив веки. Первая секунда. Вторая. Третья. Спать не хотелось. Остатки сна ушли вместе с Кёкой, теперь планируя докучать сновидениями и ей. Открыв глаза, парень перевернулся на спину. На лицо, кожу первым снегом падал холодный лунный свет. Он протянул руку вверх, немного растопырив пальцы. Такая худая и немощная на вид… Как раз в пору подростку, выкинутому из приюта. Порой, даже самому Накаджиме с трудом верилось, на что она была способна. Сквозь бледную кожу запястья выделялись, просвечивая, голубоватые вены. Ацуши провёл рукой по своему боку, животу, пробегая пальцами по появившейся в возрасте десяти лет татуировке белого тигра. Которую перечёркивал уродливый длинный шрам, оставшийся напоминанием о приюте раскалённой кочергой. Издав тихий вздох, он снова закрыл глаза, сжимая ладонь в кулак, впиваясь ногтями в кожу. Тигр, от которого он бежал всю свою сознательную жизнь, будто проклятием, появился на теле. Как клеймо, от которого никак не избавиться. Метка, которая должна была обозначать его родственную душу, стала так же обозначением самого глубинного страха дрожащей души. И всё же... Тигр, который должен был гулять по своему телу, когда рядом с ним будет соулмейт, по прежнему оставался недвижимым, не изменяя привычкам за прошедшие восемь лет. Факт наличия соулмейта был не так распространён в этом мире, и всё же, те, кому посчастливилось заиметь свою родственную душу по самому факту своего рождения, могли больше никогда не беспокоиться, что останутся одни. В любом случае, что бы ни случилось, при любых обстоятельствах у тебя будет тот, кого можно назвать буквально второй половиной твоей души. Ради этого люди нередко объезжали чуть ли не весь Земной шар, отдавая самое ценное, что у них было, идя на самые ужасные жертвы и поступки. Хоть бы узнать. Хоть бы увидеться, поговорить. Хотя бы минуту. Хотя бы разочек. Это только лишний раз доказывало факт, что очень многие люди – те ещё безумцы… Самым прискорбным для Ацуши был факт, что в его жизни никогда не будет возможности объехать весь Земной шар в поисках своей истинной души. Ещё будучи ребёнком, он вдоволь наслушался этих сказок в приюте. Парень не говорил этого вслух, но он с искренней чёрно-белой завистью смотрел на тех, кто быстро нашёл своего соулмейта. Просто потому, что не верил, будто Судьба не решит и здесь сыграть над ним свою злую шутку, неудачно бросив кости. Единственное, что вообще доказывало существование его родственной души, то, что он до сих пор жив, была боль. Она передавалась от одного человека к другому во время получения ран физического характера. И самым отвратительным было то, что воспринималась она самим телом так, как будто сам Ацуши сломал себе несколько костей, а не другой человек. Он мог только благодарить небеса, что за последние годы чужая боль сопровождала его не так часто, как те несколько дней в его одиннадцать и двенадцать лет. Он действительно устал. Даже не знал, от чего сильнее: от одиночества, или же, наоборот, от жизни, смысл в которой без должной поддержки будто напрочь угасал. Грядущий день предвещал быть тяжёлым.***
— Вставай, болван! Ты тут на рабочем месте спать удумал?! У нас есть чёткий график на сегодня, сколько можно нарушать моё расписание?! — от звучного голоса прямо у себя над ухом Ацуши подскочил на месте, ударившись макушкой об полку сверху, на что старший раздражённо поправил очки. — Куникида-сан!.. — потирая ушибленное место рукой, едва произнёс новичок. — Куники-и-ида, да будет тебе.. — просто позвал детектива второй, махнув рукой, сдвинул с уха один наушник. — Рассказчик только дошёл до самого интересного, ну как ты можешь... — А ты вообще молчи! Нечего его прикрывать, недомерок! Иди работай! — с этими словами Дазаю в лицо выдвинули толстую папку с отчётами. Куникида, по нескромным подсчётам Наоми, тихонько наблюдавшей за их работой во время собственной, сорвался уже четвёртый раз за утро на, казалось бы, взрослых людей, уже прямо-таки взявших себе в привычку нарушать секундно-установленное время их местного идеалиста. Глядя на этих взрослых людей, ведущих себя совершенно неподобающе статусу детективов Вооружённого Детективного Агентства, как любил говорить бывший учитель математики, Накаджима позволил себе лёгкую улыбку, едва тронувшую губы. — Кстати, Ранпо-сааан! — легко поймав папку с документами, Дазай без зазрения совести закинул ноги на соседний стол, повернув голову к Эдогаве. Куникида явно не оценил подобных действий, с тяжёлым вздохом сложив руки на груди, старался привести своё душевное состояние в норму. — Вы ведь собирались на дело о «золотом времени», возьмите вместо меня Ацуши-куна? Ему как раз необходим новый опыт, да и проснуться поможет. — как бы невзначай, Дазай подмигнул старшему. — И опыт с метро имеет, ну прямо чудо из чудес! — Ммм... Дазай-кун, тогда с тебя четыре пачки мармеладок. — весело согласился детектив, потянувшись руками к потолку. — Могу добавить к трём пачкам мармеладок компрометирующие фотки Куникиды. — засмеявшись, Дазай помахал маленькими фотографиями прямо у носа идеалиста, уже через секунду, смеясь как самый настоящий злой гений, отпрыгивая от него, запрыгнул на стол. — Идёт! — Не смей размахивать компроматом у моего же носа! А ну сейчас же отдай! Откуда ты вообще их взял?! — Ацуши-кун, работа не ждёт. И Кёку-чан с собой захвати! – старший похлопал новичка по плечу, закинув руки за голову, выходя из Агентства. Похоже, день всё же пророчит быть не таким ужасным, как настроил себя ночью Накаджима. По самой меньшей мере, он на это надеялся. Сгоняя с лица остатки сна, он поднялся со стула.***
Вечерело. Ацуши крепче сжал в своей руке заломанную руку убийцы, второй держа его тело, чтобы не вырвался. Всё внутри подёргивалось от омерзения, будто зудящего под собственной кожей. Убийца, погубивший всю свою семью, выпотрошивший годовалых детей и питающийся их мясом на протяжении последней недели, совсем не раскаивался в содеянном. Парень практически до побеления сжал сухие губы. — У меня почти получилось, проклятые детективы! И в чём я прокололся?! — кричал убийца, так и норовя поднять голову. — Заткнись! — не выдержав, Ацуши вскричал, с размаху ударив его лбом об асфальт. Тяжело дыша, детектив слышал, как стучала кровь в висках. Он никогда не понимал, и не собирался понимать эту жестокость. Даже если он решил убить, зачем было осквернять души тех, кого он любил?! Или же должен был любить… — Ничего у тебя не получилось. Ты просто ничтожество. — Кёка смотрела на этого человека мёртвым взглядом. Голос же был до мурашек спокойным. Холодным. Девочка опустилась напротив преступника на корточки. — А ты ещё кто?! Ты не состоишь в Агентстве! — Пока нет. Но я была наёмной убийцей Портовой Мафии. И даже они не оценили бы твоих действий. — Ацуши не знал, и на самом деле, даже не хотел знать, показалось ему, или в словах девочки звучала самая настоящая горечь. — Кёка-чан... — Так, всё, увозите его, увозите. Всё остальное обсудим в участке. — скомандовал Ранпо, стоящий неподалёку от них. Даже его лицо было мрачным, что для обычных случаев и в целом, дней, являлось достаточно большой редкостью. — Ну дела… Отпустив преступника, детектив наблюдал, как этого человека поднимали и уводили сотрудники полиции. Чужой послышавшийся тяжёлый вздох со стороны остался проигнорированным. Ацуши не желал смотреть ни на кого, вперив взгляд в неровный асфальт. Слишком свежи были воспоминания о зверстве, которое он увидел. Перед глазами до сих пор стояли мертвецы. Лица погибших девочек, застывшие в гримасах ужаса, их стеклянные глаза, которые больше никогда не откроются, губы, которые больше не порадуют свою маму невинными солнечными улыбками. Накаджима не боялся крови или трупов. Напротив, находясь здесь, он уже попривык к тому, с чем приходилось сталкиваться детективам. Но до сих пор, его сердце каждый раз содрогалось, когда в мире происходили подобные зверства. Даже Мафия не опускается до такого. Ацуши не понимал людей. Вернее, он не желал понимать таких людей. Он с трудом запомнил, как добрался вместе с Кёкой до общежития. «Очнулся» лишь когда оба поднимались в комнаты. Все до единой мысли были заняты тем кошмаром. Слабо что-то пробормотал девочке в ответ на пожелание о хороших снах. Завалившись к себе в комнату, и не раздеваясь, парень тут же упал на футон. Голова ощущалась непомерно тяжёлой. Едва сомкнув веки, он провалился в беспокойный сон. Происходящее было похоже на поход по собственному сознанию. Кромешно-чёрный коридор, а по сторонам – подобие маленьких экранчиков с воспоминаниями. На самом деле, это больше напоминало не чей-то мысленный архив, а тюрьму. Ведь практически из каждого «окошка» раздавался и плач, и крик. Воспоминания событий прошлого захлёстывали с головой. Так и норовили утопить. Только теперь, кажется, в отличие от вчерашнего дня, ему было около двенадцати лет. Он мыл посуду. Казалось бы. Что такого? Со стороны незадачливого зрителя или читателя не происходило ничего особенного. Всё было ровно так, как нужно, как и должно быть. Но тогда почему этот ребёнок плачет? «Наверняка, какой-то неженка, которого заставили помыть за собой посуду.» Именно таким и был поверхностный, и оттого – разрушительный ход мыслей обычных людей, не знакомых с тёмной стороной человеческих душ. Большая часть людей даже не поинтересовалась бы. «Что случилось?» Казалось, легче вопрос даже придумать сложно. По щекам маленького мальчика снова катились слёзы. Он беззвучно плакал от боли, стараясь не подать ни признака происходящего, пока промывал под ледяной водой тарелки и стаканы своими окровавленными пальцами. Он знал, что ему нельзя плакать. Нельзя. Иначе он снова получит наказание. В этом приюте жилось действительно тяжело. Большая часть вещей, которая без проблем была доступна обычным детям, здесь была запрещена. Запрещалось плакать. Запрещалось жаловаться. Запрещалось кричать от страха после ночных кошмаров или от случайного испуга. Запрещалось не исполнять приказы директора. Запрещалось читать. Запрещалось смеяться. И ещё много чего «запрещалось». Разрешалось только, разве что, дышать, и то, порой, очень спорно. Ацуши ещё с детства имел склонность защищать других детей от наказаний, из-за чего нередко получал сам. И вот сейчас, стараясь не издать ни звука, домывал последнюю партию тарелок. Ребёнок воодушевлённо ускорился. "Поскорее закончу и пойду в комнату!" В комнату, где можно залезть на кровать, наклеить на руки пластыри и надеяться, что они скоро заживут, достать любимую книжку со стихами, которую стащил в библиотеке и спрятал у себя, за что в прошлый раз был «награждён» сломанным рёбром... Подгоняемый мыслями о скором освобождении, из его рук выскользнула тарелка. Кровь застыла в жилах. Остекленевшим взглядом мальчик наблюдал, как она, словно в замедленной съёмке, падала на пол. В тщетных попытках поймать её, он прыгнул вслед, уже практически коснувшись стеклянной поверхности своими пальчиками.. но этим лишь оттолкнул тарелку дальше, что оглушительным звоном разлетелась на кусочки. Сам же ребёнок, не устояв на ногах, упал прямо на осколки. Не чувствуя боли в рассечённых руках, он забыл, как нормально дышать, начиная машинально хватать ртом воздух. Слышал, как колотился в ушах и висках пульс. Чувствовал едва не ломающее грудную клетку сердце. Поднималась паника. Мысли путались. Дыхание участилось до маленьких коротких вдохов и выдохов. Мальчик задыхался. Он закричал, когда его больно схватили за руку и куда-то поволокли, бросив на пол, словно бесполезный мусор. — Чёртов негодник! Сколько ещё ты будешь всё ломать, бесполезная ты псина?! Ну почему ты не можешь быть таким, как все остальные?! — кричал чужой голос, заставляя ребёнка лишь сильнее съёжиться на полу, машинально сжимая крохотные ручки в кулаки и тем самым загоняя осколки глубже. Он знал, что на этом всё не закончится. Убедился же в этом, почувствовав, с какой силой чужая рука сжала его волосы. Пытаясь сопротивляться, ребёнок сжал руку воспитательницы в своей, с искренним ужасом в янтарных из-за плясок огня в камине, смотря на предмет в руке женщины. — НЕ НАДО! Спустя секунду помещение утонуло в надрывном, зверином крике нестерпимой боли, горячим металлом обжегшая бок мальчика. Раскалённая добела кочерга оставила на маленьком тельце уродливую рану. Перечеркнув татуировку белого тигра аккурат по шее. В тот момент Ацуши впервые почувствовал, что не был бы против умереть прямо на месте. Туманный взгляд, расплывающийся от боли, раскалывающей его тело, и бесконтрольно текущих слёз. Его уши не слышали. Кричали ему что-то, или нет… В тот момент в этом уже не было никакого смысла. Ему показалось, будто на фоне танцующих языков огня в камине он увидел чью-то фигуру, уже через пол секунды растворившуюся в пространстве. Вновь подскочив от ещё одного кошмара, которые были уж слишком реальными, он почувствовал приступ тошноты. Сразу побежал в ванную, где его вырвало. Всё ещё не отойдя после сна, тяжело дышал, чуть ли не рывком сорвав с себя свою белую рабочую рубашку, в которой уснул, дикими и широко раскрытыми глазами смотря на своё отражение в зеркале. Непомерно уставший взгляд жёлто-фиолетовых глаз выглядел грязным, как будто на яркую палитру красок упала тень. Зрачки сужены, как у дикого зверя. Чернеющие круги под глазами. Растрёпанные посеревшие волосы. Протянувшаяся по белкам глаз паутинка красных венок от недосыпа и ночных кошмаров. Весьма жалкое зрелище. Ацуши отшатнулся, едва не упав в ванную, с трудом уцепившись рукой за стену, впившись в неё тигриными когтями. Скосил взгляд на шрам на животе, сильно закусив губы. Без единого звука солёная влага потекла по его щекам. Парень опёрся о раковину обеими руками, роняя прозрачные слёзы. Не только от фантомной боли, преследовавшей его по сей день, не только от обиды и несправедливости, но ещё от осознания, насколько всё это время было больно его соулмейту. Не сказать, что раньше он не задавался этим вопросом, но сейчас, после того, как его старые душевные раны так нагло и бесчеловечно разодрали, обнажая кровоточащую плоть до самых костей, это было единственное, о чём он мог думать. Помимо татуировок, соулмейты имели между собой особую связь, позволяющую одному чувствовать физическую боль другого. Каждый сказал бы, что это не совсем то, что должно объединять две родственные души, и... Ацуши был полностью согласен с этим высказыванием. Сам он практически никогда не чувствовал боли. Кроме, разве что, мелких, как видимо, царапин и ранок, полученных в драках. Сначала, это приносило ему облегчение. Он радовался, что хотя бы в жизни его предназначенного самой судьбой человека нет места боли и страданиям, которые преследовали его самого. Но произошедшее в его одиннадцать лет впервые заставило пожалеть о самом рождении. Тогда, он в первый раз чуть не умер от боли, и ужасался даже единой мысли, что приходилось переживать его родственной душе. Второй половинке, связанной с ним самой Судьбой. Он задавался лишь одним вопросом: что он сделал в прошлой жизни, что в этой, всё это происходит именно с ним? Может... Он просто не создан для этого мира? Такое же исключение, каким являлась и сама его способность? Парень с силой опёрся руками о раковину, небрежно ополоснув водой лицо. В отражении зеркала на него смотрел совершенно незнакомый человек. Такие потухшие глаза, в которых мёртвым грузом лежит боль, просто не могли принадлежать кому-то живому.***
Юноша совершенно не понимал, что происходит. Утро началось смутно, будто он никак не мог отойти от событий вчерашнего дня и ночи. Бок всё ещё обдавало тупой фантомной болью, но теперь, по крайней мере, она была терпимой. "Интересно... Моя родственная душа тоже чувствует это?.." — назойливой мухой крутился вопрос в разуме юного детектива, пока он стоял, задумчиво смотря на входную дверь. Уже опустив руку на дверную ручку, замер, переглянувшись с Кёкой. За дверью было не просто тихо. Было слишком тихо. Прислушавшись, парень различил обрывки коротких фраз. Один незнакомый голос. Быстро кивнув друг другу, оба резко распахнули дверь, непонимающе замерев, вперившись пристальным взглядом в незнакомца небольшого роста в чёрном плаще и такого же цвета шляпе, на которого Куникида наставил пистолет. Казалось, из всех присутствующих, как и всегда, расслабленными выглядели только Дазай и Ранпо. Человек перед ними выглядел практически безобидно, и Накаджима искренне не понимал, почему так нервничал один из старших. Неизвестный в несколько издевательском выражении поднял бровь, окинув предвзятым взглядом Ацуши, на несколько секунд задержавшись на Кёке. Этот взгляд… словно уже был знаком ему. Почувствовав, как девочка рядом напряглась, сжав рукав детектива в своей маленькой ручке, он легонько потрепал её по голове, задвинув к себе за спину. После чего сделал навстречу незнакомцу шаг. — Я ещё раз спрашиваю. Где ваш Директор? У моего Босса к нему послание. — со спокойной, но всё же требовательной интонацией произнёс парень в шляпке. Сложил руки на груди. Как будто не видел наведённой на него пушки. — Надеюсь, вы понимаете, что для меня это не больше, чем игрушечный пистолет? — в выражении его лица мелькнул холодный и жестокий оскал. — Директора сейчас нет, мафиози. Думаешь, он здесь как сторожевой пёс? "Мафиози?..." — Портовая Мафия не нуждается в назначении времени. — собеседник раздражённо цыкнул. — Босс сказал, он будет здесь. — Так Чуя теперь почтовая собачка? — весело сказал Дазай с дивана, видя, как будто заледенело лицо стоящего чуть поодаль посланника Портовой Мафии. — И все-таки, тебе не идёт. Тебе больше подходило быть моей собачкой. — на мгновенье на лице Дазая блеснула хищная улыбка, что вскоре превратилась в победную, увидев, как оппонент сжал руки в кулаки. Собираясь язвительно ответить языкастому детективу, Накахара был прерван другим. — Чуя?.. — тихо произнёс чужое имя Накаджима, с трудом воскресив в голове размывшийся за девять лет образ, не думал, что сказал это не мысленно, а вслух, отчего смутился обращённых на него взглядов, отведя собственный. За секунду до этого увидев погасшее в глаза рыжего раздражённое выражение, уступившее место заинтересованности. Определённо, мафиози выглядел удивлённым. — Ацуши-кун, ты его знаешь? — казалось, даже в голосе Дазая слышалось удивление. — Я.. — не успев продолжить, человек сделал шаг назад, будто в ответ на шаг Чуи. Мафиози смотрел пристально. Не мигая. Чуть прищурив глаза. Немного снизу-вверх, но если верить ощущениям, было ровно наоборот. Казалось, Накахару ни капли не смущала их разница в росте. Будто что-то увидев, он на мгновенье едва заметно округлил глаза, которые практически сразу вновь приняли прежнее раздражённое выражение. — У вас, детективов, это наследственное, что ли? — Что..? — Ацуши окончательно впал в замешательство. — Вспоминай, Накаджима. — больше не произнеся ни слова, Чуя замолчал, погрузившись в недолго продлившиеся раздумия, прерванные вошедшим в бюро Директором Агентства. — Посланник Портовой Мафии. — Босс просил передать вам это. — без лишних церемоний он протянул Директору конверт, который тот спрятал в небольшом кармане с внутренней стороны одежд. Убрав руки в карманы брюк, Чуя чуть склонил свою голову, удалившись из кабинета. — Эй, шкет. Какого чёрта это сейчас было? — бросил Куникида, сложив руки на груди, поправляя очки. — Мы были.. знакомы. Девять лет назад я сбежал из приюта, и.. по-моему, прибился к их компании. Уже многое не помню. А потом меня вернули обратно работники приюта. До сих пор не понимаю, зачем.. — вздох, сопроводивший эти слова, напоминал тихий крик отчаяния. — Знаешь, Ацуши-кун... Тебе повезло, что ты не остался с ними. А не то бы закончил так же, как и его товарищи. — подметил Дазай, закинув руку к себе за голову. — Что вы имеете в виду? — юноша зябко повёл плечами. — Да я шучу. Не бери в голову, Ацуши-кун. Лучше.. — Лучше займитесь своим делом. — под возмущённые возгласы Дазая, идеалист забрал у него наушники. — Кёка, подойди. Для тебя есть работа. Ацуши, ты тоже, поможешь ей. Пускай учится. Выдохнув, Накаджима прошёл к чужому рабочему столу, устало протирая глаза. "Ты для них всего лишь средство. Ты никогда не будешь нужен им так, как того желаешь..." — шёпотом проскользнула в сознании возникшая из ниоткуда мысль, заставившая нахмурить брови. По затылку поползли холодные мурашки, словно на него кто-то пристально смотрел со спины. Обернувшись, его поприветствовала привычная взору стена. Никого постороннего. Никого смотрящего на него. Ощущение было очень странным. Как будто... это были не его мысли. "Даже мафиозник относился к тебе лучше..." — Да хватит уже. — раздражённо сказал Ацуши, тут же поджав губы, когда увидел обращённые на себя взгляды. — Простите. Откуда в его голове вообще взялись навязчивые мысли? Особенно, такого рода. Он сам не испытывал в отношении других сотрудников негатива. Принимал их скептические взгляды. Понимал, что ему нужно стать лучше. Но порой, делать это было очень и очень нелегко. После того, как Куникида спас их с Кёкой с корабля, ему казалось, будто другие начали принимать его, но было ли это так на самом деле? В борьбе с противным жужжащим в голове голоском, подбивающим себя на плохие мысли, прошёл весь оставшийся день. Несмотря на то, что сегодня он занимался только бумажной работой, которую нужно было сделать ещё неделю назад, он чувствовал себя полностью выжатым.***
Ужасно болел живот. Как и другие набитые работниками приюта, синяки. Ослабевшее, маленькое тельце парнишки, безвольно подобно кукле, сидящее около стены, не подавало никаких признаков жизни, кроме тихого дыхания, скользящего меж приоткрытых губ. Он был таким бледным, будто у него остановилось сердце. Действительно... Почему оно всё ещё продолжало качать кровь, разнося по телу жизненно необходимый кислород? Он на многие вопросы не знал ответов, в том числе, и на этот. С первого этажа уже привычно слышались голоса новых пришедших людей, которые, с наибольшей вероятностью, снова возьмут кого-нибудь из младших детей. И потом снова бросят на произвол судьбы. Этот мальчик не знал, что творится в голове у взрослых. «Взрослые». Люди, которые должны понимать жизнь лучше, чем четырнадцатилетки, понимали даже хуже, чем дети в возрасте пяти лет. Он не понимал, зачем они сначала даруют надежду, чтобы потом растоптать чужое маленькое сердечко предательством отказа. Пройдя через это на собственной шкуре, Накаджима прекращал верить людям. А голоса ведь были такие звонкие и добрые... Аж тошно. Мальчик подёрнул руками, связанными по запястьям верёвкой. Смотря на свои окровавленные пальцы, на которые пришлись удары кожаным ремнём, он всё ещё чувствовал во рту вкус еды, которую ранее пытался втихомолку приготовить на кухне. Облокотившись спиной на стену, он сомкнул глаза. — Почему ты продолжаешь терпеть к себе такое отношение? — из ниоткуда прозвучал голос прямо перед его носом. Звук доносился как будто из-под толщи воды, отдаваясь небольшим эхом в голове. Резко распахнув глаза, эспер дёрнулся. Он определённо не ожидал увидеть здесь кого-то. Уж точно не в этом сне. — Кто ты? — он едва ли мог заставить свой язык ворочаться, чтобы произнести даже такие простые слова. Перед ним на корточках сидела девушка небольшого роста в красном одеянии. В него вперились два пристально наблюдающих за ним фиолетовых глаза, неоном светящиеся в темноте. На губах играла лёгкая, таящая тревогу, улыбка. — Разве это важно? Просто я не понимаю, Ацуши-кун. Ты так хочешь найти своё место в жизни, но всё, что ты делаешь, это стоишь на месте. Вот уж точно театр абсурда! — рассмеявшись, незнакомка вскочила на ноги, подпрыгнув к нему поближе. — Посуди сам. Все, кто был с тобой рядом, не воспринимают тебя как часть их жизни. Ты лучше всех знаешь, каково это, не так ли? Люди приходят и уходят, знакомятся и забывают, для любого другого, это совершенно естественный процесс... Но только не для тебя, тигрёнок. — речь, слова, манера поведения, само то, как она двигалась вокруг, придавало незнакомке пугающее сходство с лисой. — Ни в приюте, ни дома с приёмными родителями, ни среди друзей, ни даже в Агентстве с детективами. Бедняжка. — девушка хихикнула, прикрывая изящными пальчиками губы, словно наслаждаясь его внутренними страданиями, видя, как руки Накаджимы сами собой сжались в кулаки. — Похоже, если Бог всё-таки существует, он тебя просто ненавидит. Мир тебя и правда.. — Закрой рот! Нет! Не уж, нет... Я не поддамся на твои провокации! Кем бы ты ни была! Не смей... Это говорить! — Ацуши рванул вперёд. Секунда. Крепко схватил незнакомку за воротник её одежд, резким движением подтащив хрупкую девушку к себе. Вторая. Из алых губ послышался смех. Не тот, который люди привыкли слышать в ответ на шутки. Это был самый зловещий и злой смех, который мальчишке только доводилось слышать. Полный холодной усмешки под маской тёплого радушия. Этот смех пробрал его морозом до самых костей, ведь сейчас смеялись только её губы. А в глазах дырой зияла всепожирающая пустота. Третья – секунда промедления. Он пропустил момент, когда рука оказалась в чужом плену. На вид тонкие, хрупкие пальцы мёртвой хваткой сковали запястье мальчишки. А потом пришла боль. Топящая, обжигающая. Послышался страшный хруст. Он чувствовал, как скрипели под кожей кости. Всего лишь секунда стоила Ацуши руки. Он не успел даже подумать, когда запястье просто оторвало. Пронзившая руку боль была настолько сильной, что он не смог сдержать надрывного крика. Он чувствовал, как в лёгких критически не осталось кислорода, судорожно хватая ртом воздух. Захлёбываясь своим же криком, мальчишка в один момент перестал дышать от пробившей грудную клетку боли. Из горла вырвался обрывочный крик. Он страшно засипел. Кашляя и выплёвывая кровавые ошмётки, Ацуши не устоял на подкосившихся ногах, упав спиной на пол. Широко раскрытые глаза шокированно смотрели в потолок. Девушка опустилась рядом на корточки, поигрывая с вырванным из его груди сердцем. — Надо же, Ацуши-кун, оно всё ещё бьётся... Такое хрупкое и трепетное... И его так легко раздавить... — длинные ногти впились в всё ещё бьющееся, борющееся за несуществующую больше жизнь, сердце, отчего на пол закапала тёмно-бардовая кровь. — И это непременно сделает каждый, кому ты только решишь его доверить. — подброшенное в воздух и упавшее на пол мёртвым грузом, оно тут же было раздавлено неожиданно твёрдой поступью хрупкой ножки. — Детективное Агентство не смахивает на кучку альтруистов. Как думаешь, как они будут смотреть на тебя, если ты совершишь ошибку? Простят ли оплошность, если ты не удержишь контроль над своим Тигром, и убьёшь человека? Правда думаешь, что после этого они тебя примут? Или же начнут сторониться, и в конечном итоге захотят пристрелить, как шелудивого пса? — Зачем.. Ты всё это делаешь.. Говоришь?! Оставь меня.. в покое... Дрянь! — Это действительно было похож на самый настоящий рёв дикого зверя. Горло горело. Драло. Ревя от проникшей в каждую клеточку своего тела боли, мальчишка из последних сил кинулся на девушку, даже заставив её проехаться спиной по полу, сжимая чужую шею тисками собственных рук. И всё для того, чтобы в ответ услышать лишь лёгкий, беззаботный смешок. Незнакомка растворилась в дымке, тогда как самого Ацуши рывком выбросило из сна. Едва проснувшись, парень в ужасе распахнул глаза. Фантомная боль, сон, всё ещё застилал глаза пеленой. Он не сразу понял, что по-настоящему сжимал чью-то шею. Прищурившись, он в ужасе отпрянул, закрыв себе рот рукой, стараясь изо всех сил сдержать крик ужаса. Прямо сейчас, вместо шеи той дряни, он сжимал шею Кёки. — Кё..ка... Кёка... Кёка! Кровь застыла в жилах. Прямо на его глазах во взгляде девочки погасла последняя искорка жизни. Взгляд потерял осознанность, концентрацию. Осталась только пустота. Ацуши чувствовал, как слёзы с новой силой струились по щекам. Закрывая лицо ладонями, он даже не пошевелился от шока. Неужели… Он и правда убил её?! Только подрагивающие плечи говорили о том, что в этой комнате, по-настоящему, был только один мертвец. Распахнув расширенные от непомерного ужаса глаза, юноша словно вынырнул из воды. Рывком сел на месте, взглядом, в котором напрочь отсутствовала всякая осознанность, смотря на свои руки. Так же резко повернулся в сторону. В другую. Огляделся. Вскочил на ноги. В комнате не было ни намёка на чьё-либо ещё присутствие. Присутствие Кёки. Срываясь с места, парень буквально выскочил из комнаты, вбежав в комнату младшей. — Кёка!... — Ацуши не видел, как резко она села на месте, смеряя упавшего перед ней на колени парня таким взглядом, как будто у него выросла вторая голова. — Прости меня... Я-я-я… не знаю, что на меня нашло! Я бы ни в коем случае не стал... Боже... Кёка, я бы ни в коем случае не поступил так с тобой! — суматошно бьющееся сердце никак не желало успокаиваться. Разум отказывался верить самому себе. Так это был всего лишь сон?! — Ацуши, что происходит?... Что с тобой? У тебя снова кошмары? — тихо прозвучало в темноте, когда младшая сотрудница опустила ручку старшему на плечо. Живая. Здоровая. На белой шейке ни единого тёмного пятнышка. Накаджима облегчённо закрыл глаза. — Ничего.. то есть… да, но всё в порядке! Я.. рад, что ты в порядке! Прости меня… просто… Я так рад, что с тобой всё хорошо… Облегчённо и неловко, тихо посмеиваясь с самого себя, детектив, провожаемый беспокойным взглядом Кёки, ушёл обратно в комнату. От пережитого потрясения и смущения пылало лицо. Бухнувшись на футон, он закрылся руками. Конечно же, завтра он извинится за свою ночную выходку. Даже если не виноват, всё равно пригласит девочку покушать блинчиков или тофу, купит ещё одного плюшевого зайчика. И всё-таки… Это было в разы лучше, чем если бы он зациклился на словах, сказанных его собственным больным сознанием. Из губ вылетел тяжёлый выдох. Постепенно ушла дрожь с рук. Приходило сонное спокойствие после такого короткого нервного срыва. Ещё никогда прежде он не боялся самого себя даже больше, чем столь ненавистного себе Тигра. Который, говоря между делом, ещё днём успел удобно расположиться на плече самого Ацуши, обернув полосатый хвост вокруг запястья, что в свете последнего произошедшего, осталось так никем и незамеченным.***
Утро впервые встретило детектива более приветливым образом, чем во все предыдущие дни. Как будто солнышко вышло из-за туч. Он не помнил, когда уснул. Хотя.. Скорее, как именно уснул. Судя по всему, говоря откровенно, просто отрубился от навалившегося стресса. Солнечные лучи слепили глаза. Окончательным рычагом, заставившим парня прямо-таки подскочить с футона, стал завибрировавший телефон. Схватив устройство связи, по спине Ацуши пробежали мурашки. — Куникида-сан..? — Где тебя носит, болван?! Ты опаздываешь на полтора часа, чему тебя этот чёртов Дазай только учит! Тоже мне, наставник… — П-простите, я немедля буду! Вскочив с кровати, наспех подбирая с пола небрежно скинутую вчера вечером одежду, юноша быстро оделся. Рубашка, застёгнутые пуговицы, галстук, штаны, ремень, хвостом следующий за парнишкой. Даже не заправив кровать, он пулей вылетел из комнаты, уже через 5 минут, страшно запыхавшись от быстрого бега, стоя за дверью Агентства. Приводя в порядок дыхание, на несколько секунд, которых у него уже не было, прикрыл глаза. Произошедшее ночью вводило его в тупик. Вспоминая и анализируя всю картину, он задавался только одним вопросом: какого чёрта это было? На самом деле, парень даже предпочёл бы умереть, чем согласиться с той незнакомкой из сна. Он действительно боялся. Боялся навредить тем, кого уже начинал принимать как свою семью. И именно поэтому, ставил перед собой целью приручить внутреннего Тигра. Самого себя. Чтобы быть уверенным, что он никому не навредит. В конце-концов , он ведь член Детективного Агентства. А детективы людей спасают, никак не убивают. Собрав всю свою смелость в кулак, он толкнул дверь рукой. По какой-то неведомой даже для себя причине он ожидал, что на него накинутся все детективы, но однако, этого не произошло. Те, кто работал, так и продолжили работать, а кто бездельничал, также не желал отрываться от своего занятия. Может, уже начинает развиваться паранойя?.. Угрожающе приближаясь, Куникида сунул ему в руки целую кипу бумаг, потирая переносицу. И выглядел явно более уставшим, чем обычно. — Итак, шкет, это отчёт по вашему вчерашнему делу. — Конечно… Простите за опоздание. — воспоминание о том, что мужчина в прошлом был учителем математики, заставила Ацуши неловко подёрнуть плечами. Действительно, прямо как в школе. — Эй, с тобой всё нормально? — Куникида несколько обеспокоенно обвёл подростка взглядом. — Какой-то ты бледный. — Да нет, не берите в голову… — для убедительности Ацуши улыбнулся. Но как видимо, судя по взгляду старшего, улыбка вышла такая себе. Со стороны паренёк больше напоминал живой труп, нежели здорового человека. Растрёпанные волосы, казалось, посерели ещё больше, бледная кожа, синяки под глазами. И в дикий контраст, живой, яркий взгляд. Возможно, совсем немного, это спасало ситуацию. Но если даже Куникида обратил внимание на общую картину, значит, вид был действительно паршивый. Так же, как обратили и другие сотрудники. С учётом не слишком презентабельного вида, тем не менее, у Накаджимы это вызывало вопросы. С чего бы на него смотрит сразу всё Агентство? Да ещё и так, будто он пришёл, измазав всё лицо синей краской? Практически упав, на стул своего рабочего места рядом с Кёкой, он повернулся ней. — Кёка, я.. — Ацуши хотел завести разговор, но все слова будто застряли в горле. Действительно. А что он вообще собирался сказать в своё оправдание? Такое и не оправдаешь-то ничем. К его счастью, или же наоборот, несчастью, девочка спросила первой. — Ацуши, что с тобой? — голос девочки прозвучал настолько искренне и взволнованно, что аж защемило сердце. — У меня кошмары.. но.. обещаю, больше я не стану так врываться к тебе. Даю своё слово. — честно признался и тут же пообещал Накаджима, зарывшись рукой в свои волосы. Последовала неловкая улыбка. — Кёка, ты не хочешь после работы пройтись со мной? Я помню, тебе понравились те блинчики.. — начал парень, слегка улыбнувшись. — Хорошо. — от вида предвкушающего личика на сердце наконец-то немного полегчало. — Кстати, Ацуши… Ты уже встретил своего соулмейта? —Что? Нет, Кёка, ты чего.. когда бы мне? — теперь ему действительно стало неловко. — Просто твоё запястье… — А что.. — слова застряли в горле Ацуши, когда он увидел обвитый вокруг руки рисунок тигриного хвоста. Разумеется, он не двигался, но сам факт, прямо-таки кричащий, что Тигр уже гулял по его телу вблизи человека, предназначенного ему самой госпожой Судьбой, вводил парня в шок. — ЧТОО?! — действительно, даже таким громким «ЧТОО» явно было не обойтись. Многим людям в поисках своей второй половинки приходилось пересекать чуть ли не весь Земной Шар, а ему вот так просто повезло? Да ещё и в этом городе?? Его лицо прямо-таки кричало откровенное «я-даже-не-знаю-как-на-это-реагировать-помогите-мне-пожалуйста». В ответ на столь громкое проявление удивления, другие сотрудники Агентства тихо засмеялись, тогда как Куникида в очередной раз потёр переносицу, поправляя очки. — Куникида-кун, ты снова проиграл! — зазвучавший так близко к себе голос Дазая заставил мелко вздрогнуть. Опустившаяся на плечо рука вызвала лишь ещё большее смущение. Но его улыбка… Ацуши отчего-то казалось, что Дазай уже давно знал, кем являлся тот второй человек. И явно не собирался делиться этим с остальными. — А?.. — секунда промедления. Осознание вызвало в нём искреннее возмущение. — Так вы все поспорили на меня?!***
С момента последних событий прошла неделя. Ацуши был рад не вспоминать свои ночные кошмары. Они просто ушли. Исчезли. Со стороны простого зрителя это выглядело бы до жути подозрительно, но он не хотел об этом думать, и тем более, вспоминать. Тепло и покой, порождённые доверительными отношениями, давали его душе то, что она так страстно искала, желала все прошедшие годы. Он наконец-то чувствовал, что нужен. Что он не бесполезен. Впервые в жизни, он чувствовал чужое принятие. Пускай, самое начальное, но и это было уже огромным шагом. Однако, ничего в жизни не бывает без одного противного «но». Во Вселенной, к величайшему сожалению всего живого, существует такая вещь, как несправедливость. Она всегда идёт о бок рядом с удачей и простой жизненной радостью. Подобно дикому, затаившемуся зверю, который только и ждёт момента, чтобы вонзить в жертву свои ядовитые зубы. Он всегда старался бежать от этого. Практически наравне со стремлением избежать встречи с Тигром. Даже если это означало побег от самого себя. Но только если Тигра сейчас контролировал Директор, неудача, как считал эспер, всегда была его верной спутницей. И именно сегодня она решила сыграть с ним самую злейшую шутку. — Ацуши-кун! У нас пополнение! — громко объявил Дазай вошедшему сегодняшним утром в Агентство Накаджиме. Парень удивлённо посмотрел на мужчину, не сильно обращая внимание на его руку у себя на плече, переведя взгляд на стоящую у окна девушку. Он не видел её лица, тогда как и спина не сильно отличалась красноречием. — Знакомься. Это Аюму Хасэгава, наша новая коллега. — Правда? — появившаяся на губах тёплая улыбка стала немного шире. — Как хорошо... Буду раз поз.. — не договорив, парень прервался, будто его ударили в живот. Девушка повернулась. Улыбка застыла на губах, сменившись, сначала, от шока – приоткрытыми губами, и после – до побеления сжатыми в тонкую полоску. Он перестал дышать. Поражённо смотрел на ещё совсем юную одарённую перед собой, чувствуя, как начинали дрожать и трястись руки, сами собой сжавшиеся в кулаки. Сердце билось настолько быстро и сильно, что Ацуши могли бы с лёгкостью диагностировать тахикардию. Кровь шумела в ушах, заглушая обеспокоенные голоса других сотрудников Агентства. — Ацуши-кун, ты чего это.. — осёкся Дазай, взглянув в лицо юного детектива. Ни дать, ни взять – дикий зверь. Зрачки угрожающе сузились, как у охотника. Тигра, наконец-то завидевшего свою добычу. Из горла вырвалось низкое утробное рычание. Руки, ранее сжимающиеся в кулаки, разжались, позволяя острейшим тигриным когтям заменить ногтевую пластину. Перед собой он видел те самые фиолетовые глаза, горящие ненавистным неоном. Прямо за секунду до того, как кинуться на незнакомку с явным намерением убить.