Уебу тебя я в тундру

– Эй! Тони не видит ничего, кроме пухлых красных губ в обрамлении жесткой щетины. Они слегка дрожат и так невозможно близко, что сердце колотится, грозясь выломать ребра. Рот медленно приоткрывается в инстинктивном призыве. Чертов Барнс! Это нежная пытка доведет Тони до сумасшествия. Он наблюдает за тем, как язык обводит контур против часовой стрелки. Теперь губы Барнса мягко влажно поблескивают. Какого самообладания Тони стоит не показать свое волнение, знает один только бог, если он, конечно, существует. В том, что существует дьявол, у Тони нет никаких сомнений – именно он придумал и создал этот порочный рот, эти соблазнительные губы, этот юркий язык, мелькнувший между ними, словно заигрывая. Тони глубоко вдыхает. Запах паленой резины отвлекает его, напоминая о чем-то грустном, но это длится долю секунды. Затем Барнс нетерпеливо прикусывает нижнюю губу, и она наливается бордовым. Цвет становится таким теплым и насыщенным, что Тони кажется, от напряжения у него капилляры в глазных яблоках полопаются, а от мощной эрекции порвутся трусы. – Старк! Из горла Тони вырывается хриплый стон, когда жаркое дыхание опаляет щеку и трепещущие губы накрывают его жадно раскрытый рот. Языки сталкиваются, переплетаются, и Тони отдает инициативу, позволяя Барнсу вести в этом странном танце. Носом он выписывает умопомрачительные завитки по его колючей коже. Кислорода не хватает. Да впрочем, он больше и не нужен. Сейчас Тони готов умереть так. – Проснись! Тони распахивает глаза и тут же захлопывает их обратно – электрический свет нещадно режет даже сквозь веки. – Вот блять! – шепчет Тони. Его обжигает острым, как бритва, разочарованием. Дурацкий сон. Не иначе как марево от вчерашнего еще из головы не выветрилось. Барнс рядом. Он сидит на корточках перед кроватью и неловко пихает Тони локтем. – Что, кошмары? – тихо спрашивает он. – Угу. – Только не говори, что со мной в главной роли, – Барнс шутит, криво улыбаясь. – Врать не буду, – Тони откидывает пачку одеял и садится на постели. – С тобой. Он чувствует себя ужасно, и неизвестно, что хуже: признаться, как он завелся от одной мысли о таком поцелуе, или до боли обидное понимание, что это была всего лишь фантазия перегретого мозга. Улыбка пропадает с лица Барнса: – Получается, теперь пришла твоя очередь будить меня криками. Прости. – Ты не виноват. Это мое подсознание шалит. – Не хочешь рассказать, чего тебе привиделось, чтобы я постарался этого избежать в будущем? – Барнс цитирует его практически слово в слово и поджимает губы, будто сожалеет о том, что произнес. Это запускает цепную реакцию. Тони с полминуты рассматривает его, вновь и вновь прокручивая фантомное воспоминание. Неописуемо блядский поцелуй во сне откликается в реальности приятной тяжестью в паху. Утренний стояк в сочетании с полуэротическими снами чревато падением его самооценки. – Это все твой кисссссель, – Тони протягивает «с», чтобы «kiss» стало достаточно хорошо слышно. – Слишком сладкий. Слишком липкий. – Мой кисель, – с тоской говорит Барнс. – Там одна упаковка была. Попробую разнообразить наш рацион цикорием. – Звучит как угроза, – Тони встает, прикрывая живот полами шинели, чтоб не выдать свое возбужденное состояние. – Тебя как, в сортир проводить? А то мне по пути, – спрашивает он, остановившись у дверей в кабинет. Барнс все так же сидит возле кровати: – Не надо. Сам справляюсь. – Вот и отлично! По дороге в туалет Тони отметил, что в коридоре нижнего яруса горелой резиной не воняет, и откровенно обрадовался. Вечер он провел на кухне, но с кулинарией его деятельность имела мало общего. Сначала он кое-как наточил нож и ножницы, протестировал их на завалявшихся у электриков проводах и решил, что в принципе сойдет. Затем он пилил галошу на ленточки и намучился с этим до зубовного скрежета. Резина оказалась неслабой по толщине. Барнс вертелся рядом. Поняв, что Тони задумал, он потребовал, чтоб Тони поискал какие-никакие защитные средства, а то так и травануться недолго. Пришлось потратить некоторое время и смастерить намордники из обрывков простыней и слегка намочить их. В итоге выглядели они оба как два хирурга в преддверии операции еще не в полном медицинском обмундировании. Если не считать того, что намордники завязывались не изящными тонкими веревочками, а на здоровенный узел, под которым у Тони зверски чесался затылок. Когда Тони взялся за сковородку, Барнс предложил, чтоб он заодно и воды в ковшик набрал. «Лучше я быстренько сварю гречку сейчас, чем буду завтра здесь корячиться как в газовой камере», – заявил он. Тони притворился, что пропустил мимо ушей его пассаж про завтрак, но согласился, что в смрадной кухне готовить мерзко, и действительно, можно заняться запасами еды, раз уж все равно плиту включать. Так что сковородка грелась параллельно с внеочередной варкой гречки. Барнс с ложкой наперевес отстоял короткую вахту у плиты, после чего Тони спрятал кашу и остатки киселя в кружке в холодильник. Насчет качества работы этого экземпляра бытовой техники трудно было сказать что-то определенное. Банка с рыжим содержимым вроде бы была еще жива, по крайней мере, содержимое не потускнело, о чем Тони втайне мечтал, но то, что в белое нутро «Саратова» не проникал воздух, было очевидно. Посему Тони использовал его как защиту от запаха. За несколько часов такой примитивной еде и без холодильника бы ничего не сделалось. А вонь – это вонь. Тони, как смог, расплавил на сковородке полоски резины, орудуя вилками из солдатской столовой, намотал их на рукоятку ножа и частично на лезвие, в основном сверху, а потом попытался поджарить еще и его. Вся кухня и большая часть верхнего яруса базы нестерпимо провоняла паленой резиной, зато на рукоятке образовался довольно плотный защитный слой. Тони оставил ворота бункера нараспашку, рассчитывая, что сквозняк за ночь проветрит помещения от тошнотворного аромата, от которого кружилась голова, но и он сам, и его одежда пропитались этим запахом. – Как твоя рука? – спросил Тони, вернувшись из сортира. Барнс сидел на своем диване такой нелепо-печальный в тельняшке. – Хорошо. – Мне сегодня очень нужна твоя помощь, – признался Тони. – Пиздецки нужна. Иначе никак. Проект был атас. По упоротости он дал бы сто очков вперед всем проделкам Тони что до создания костюма Железного Человека, что после. Вероятность успеха была не то что на уровне пятьдесят на пятьдесят, она скорее колебалась в районе сорока процентов против шестидесяти, потому что зависело все не от него одного, а в любом партнерстве Тони привык на партнера особо не надеяться. Никогда его не подводила только Пеппер, но спасибо за то, что ее здесь нет. Тони был бы теоретически способен так же довериться Роджерсу, в физическом плане тот был на высоте, хотя сейчас вот даже думать о Капитане Америка не хотелось. С другой стороны, не стоит требовать от Барнса многого, но он все-таки суперсолдат, должен сдюжить. Барнс протянул руку, крепко схватил Тони за край шинели и подтащил к себе на пару шагов, пока застигнутый врасплох демонстрацией силы Старк не вырвался: – Ну, не хорошо, но точно не меньше, чем «неплохо». Идешь на поправку! А как обстоят дела с мелкой моторикой? – Тони кинул ему баночку с таблетками. Двигался Барнс неуклюже, однако баночку поймал. Тони пристально отслеживал, как он смог ее открыть, зажав в кулаке почти целиком: – Кажется, есть сам сможешь. – Я тоже так думаю. Пойдем завтракать? – Барнс заглотнул таблетки. – Пойдем. В кухне уже можно было дышать без намордника. Легкая вонь еще оставалась, но глаза не слезились и не хотелось блевать через несколько минут. Тони критически осматривал деяния рук своих – за ночь изоляционная обмотка ножа не расклеилась, выглядело прилично. – О! – раздался удивленный возглас от полезшего за гречкой в недра холодильника Барнса. – А вот и закусь! Тони обернулся. Барнс прижимал к груди ту рыжую банку, как предполагал Тони, с химикатами. У него рука не поднималась от нее избавиться просто так, потому что он интуитивно желал ее сбросить на врагов на манер того, как осажденные в средневековой крепости лили на осаждающих кипяток, деготь, дерьмо или помои. Одна банка бурого нечто заменила бы это все, и если кто из «Гидры» сюда припрется, чтобы взять его живьем, то он об этом страшно пожалеет. – Это химическое оружие, – сказал он. – Это икра! – возразил Барнс. – Ты будешь объяснять Тони Старку, что такое икра? Рано мы намордники сняли, у тебя галлюцинации. Если это икра, то икра Чужого, положи откуда достал. – Как же ты любишь драматизировать, – Барнс гордо водрузил свою добычу на стол. – Старк, знакомься, это кабачковая икра. Икра, знакомься, это Энтони Эдвард Старк. Очень приятно. Тони смотрел в икру, подсознательно ожидая, что та вот-вот посмотрит на него в ответ. – Из отваренных кабачков, между прочим, – бормотал себе под нос Барнс, поглаживая этикетку. – А бывает еще из обжаренных, она немножко вкуснее. Но и эта нормальная. – Ты говоришь об икре овоща, я бы поспорил о степени нормальности, – пробухтел Тони, чувствуя себя старым дедом, осуждающим молекулярную кухню. – Сперва попробуй, а потом ворчи, – Барнс торжественно вручает ему ложку. – А, то есть я еще и дегустирую? Это такой элегантный способ от меня избавиться? Представляю надпись на надгробном камне: «Здесь покоится Железный Человек. Он справился с ядерной боеголовкой и атакой инопланетян, но не осилил тяжкий груз бытия. И гречки. Жуткая икра стала последней каплей…» – Не переживай, с надгробием я заморачиваться не буду, похороню тебя в ближайшем сугробе. Давай уже, не тяни. – Перед смертью не надышишься, – трагично выдал Тони, сверля зловещую банку мрачным взглядом. Трусом он не был, но класть в рот это не известное науке вещество было стремно. – Ты срок годности у нее проверил? – Да что с нее будет, – саркастично откликнулся Барнс. – Максимум пронесет. Тони мужественно зачерпнул полную ложку: поразительно, как быстро Барнсу удалось склонить его к этой авантюре, настолько в доверие втерся, паразит, что и мысли не возникло отказаться. Какие идиоты принимали решение лепить из него Солдата, а не Вдову? Такой кадр упустили! Надо ж было избрать на роль безжалостного киллера смазливого паренька с невозможно яркими губами и длиннющими ресницами, от вида которого встает по стойке «Смирно!» даже у убежденных натуралов. Тони поймал себя на том, что опять не сводит с него глаз, а Барнс, словно издеваясь, вновь с предвкушением облизнулся. Неудивительно, что с таким лучшим другом под боком у Стива Роджерса не ладилось с личной жизнью. – То, что нас не убивает, делает нас сильнее. – Барнса вся ситуация очень веселила. – А как наслаждаться и в то же время сдерживать рвотные позывы? – сдавленно спросил Тони, с перекошенной рожей пережевывая это странное нечто. Аналогов по текстуре у икры не было. Больше всего смущал запах – слишком резкий и концентрированный. Вкус тоже был крайне специфический. Остренькое в первый момент, вероятно, на контрасте с приевшейся пресной гречкой, однако уже через пару секунд становилось понятно, что этой мнимой остроте далеко и до горчицы, и до чили, и до обыкновенного кетчупа. Интересно, что надо сделать с кабачками, чтоб получить из них такое? Пытать? А, да, Барнс сказал про обжарку и варку, но... – Когда-нибудь угощу тебя холодцом, – подмигнул тот. – Ну что, одобряешь? – После стольких дней на гречке сойдет. Тот, кто назвал это икрой, был не в своем уме, – Тони щедро плюхнул коричневую смесь в ковшик, перемешал с гречкой и поставил этот кулинарный гибрид разогреваться. Аппетитным оно не показалось бы даже после травки. – Надоест ворочать миллиардами – смело можешь податься в повара. В армии тебя с руками оторвут, там по похожему принципу кашеварят, – съехидничал Барнс, поудобнее устраиваясь на стуле. – Ты раньше часто готовил? – Не то чтобы часто, но в моем резюме значится шикарнейший омлет. Мы с Пеппер летели из Европы, и я уговаривал ее провести со мной несколько дней вдали от всех. Я тогда считал, что они у меня на исходе. – И как, уговорил? – Не-а, она меня послала. Пеппер – это моя девушка, – добавил Тони и подпер кулаком щеку. – Бывшая девушка. И действующий исполнительный директор «Старк Индастриз». – Смешивать отношения и работу – это как смешивать кабачковую икру с гречкой и греть потом на плите. – А чего молчал? – вспыхнул Тони. – И как эту твою икру есть надо? – Решил поддаться наитию гения, – рассмеялся Барнс. – Незачем препятствовать твоим творческим порывам. Вдруг выйдет что-то экстраординарное? Тони обреченно взирал на ковшик. В мире было не так много людей, с которыми Тони Старк завтракал. Начать с того, что завтрак для Тони до Афганистана был понятием растяжимым и эфемерным. Он жил по принципу «Когда встал – тогда и доброе утро». Одноразовые подружки совместного завтрака с ним не удостаивались. Для остальных были деловые ланчи и торжественные ужины. И лишь с Пеппер... Вот с Пеппер были и завтраки в постель, и кофе в мастерскую, и одна чашка мюсли на двоих, потому что она на диете, и… С Пеппер было по-настоящему. Недолго, но достаточно, чтоб Тони узнал, каково это, и теперь ориентировался на это как на точку отсчета. Пеппер не впечатляли его широкие жесты и подарки. Ну да, чаще всего он спохватывался после очередного катастрофического проеба и таким образом пытался реабилитироваться, а она обычно видела его потуги насквозь. Но иногда он из кожи вон лез, чтобы ее порадовать чем-то банальным, но зато человеческим, а в ответ получал вежливую улыбку и напоминание о работе. Их графики упорно не совпадали. Бойфренд из него был отвратительный. Он не раз и не два подвергал жизнь Пеппер опасности и вообще изрядно помотал ей нервы. Взгляд против воли упал на Барнса. – Только сейчас понял, что Пеппер тот мой омлет даже не попробовала… – Да не расстраивайся ты, я всю твою стряпню с удовольствием ем, – утешил его Барнс, неправильно интерпретировав выражение его лица. – Если тебе от этого станет легче, меня бы ты сто пудов уломал. – У тебя выбора нет, мы и так несколько дней вдвоем вдали ото всех, – хмыкнул Тони, отбрасывая ненужные размышления: не время заниматься самобичеванием и впадать в депрессию, хотя бы потому, что он здесь не один, Барнс от него зависит, и он обязан вытащить их обоих. – Романтично шопиздец. – Как бы с такой едой нам ноги не протянуть. – Овощи полезны, да? Считай это шагом к правильному питанию. – Да это прям не бункер нацистской секты, а санаторий! Осталось только оздоровительное купание в снегу организовать! – заметил Тони, накладывая ядреный микс на тарелку. – Это называется обтирание, – поучительным тоном сказал Барнс. – В Союзе практиковали. Если хочешь этим заняться, то надо поскорее, пока снег лежит. Кстати о купании. Тони пораскинул мозгами. Нет, снег – это перебор, но вполне можно устроить водные процедуры. Надо заготовить горячей воды и обязательно поискать мыло или его заменители, да хоть мыльный корень – здесь все настолько не по-людски, что Тони даже не удивился бы такой находке. А еще это отличная возможность наконец-то оценить Барнса, не отвлекаясь на синяки и гематомы. Вдруг сегодняшний сон был спровоцирован любопытством, Тони же так и не увидел то, что хотел. Но лучше не задумываться, почему ему так приспичило рассмотреть другого мужика в таких местах. И как бы Барнс не отнекивался, ему нужно будет помочь вымыть голову, ведь мыло – а Тони старался мыслить позитивно и надеялся, что он все же найдет мыло – плохо пенится. Его волосы наверняка начнут завиваться и станут мягкими на ощупь… Да что с ним не так? Это избыток гречки в организме влияет на мозговую деятельность или икра в башку вдарила? Надо срочно перешибить околосексуальную бредятину работой. Через пару часов Тони пробился сквозь бетон к генератору у поста дежурного и повредил его чехол приблизительно на квадратный фут – этот размер показался оптимальным. Бетон в сибирском бункере «Гидры» – это вам не гипсокартон в мастерской в Малибу, как смог, так и разбабахал. То, что он нагромоздил возле получившейся дыры, отдаленно напоминало ловушку по принципу «дерни за веревочку». Барнс помог ему дотолкать до проходной бак с водой. Тони слепил для бака шаткую подставку из табуреток, ошметков стены, обрывков проводов и простыней. Из накопанной снаружи глины и тех же бетонных обломков он скроил держатель для ножа, такой, чтоб тот как бы стоял лезвием вниз, к проводам. Конструкция смахивала на мини-гильотину. – Погляди-ка сюда, мой юный падаван, – Тони ткнул в траншеи на полу. – Один провод перерезаешь ты, другой – я. Надо сделать это с первой попытки, второго шанса у нас нет. У меня – ножницы и перчатка, у тебя – наш усовершенствованный подручными средствами нож. Барнс молча кивнул. – Отсечь электропитание надо одним махом, – продолжил инструктаж Тони. – За свою перчатку я ручаюсь, а вот за твою раненную лапу нет. Поэтому ты будешь не резать, а рубить. Прыгнешь со всей дури на нож ногами. Ясно? Оно под тяжестью твоего веса просядет где-то на полметра. Резина и толстая подошва твоих говнодавов частично защитят тебя от удара током. – Надеюсь, если что, я все-таки потом очухаюсь, – буркнул Барнс. Его кадык судорожно дергался. – Извини, что я об этом, – замялся Тони, – но ты вроде рассказывал, что опыты с применением электричества над тобой тоже ставили... – Было дело. – В любом случае, здесь все произойдет очень быстро, – пообещал Тони. – Даже испугаться не успеешь. Они еще чуть-чуть походили, посмотрели на открывшуюся композицию. Тони старался не вдумываться, насколько это рискованно. Барнс угрюмо хмурился, кусал губы, нервно трепал нижнюю кромку тельняшки. – Ладно, давай уже, – проговорил он. – Раньше сядем, раньше выйдем. – Это точно. Тони лег на холодный пол так, чтобы видеть и провод, и генератор в стене. На одной руке у него была надета перчатка от костюма, пальцы которой еле-еле протиснулись в отверстия ножниц, другая рука сжимала провод, ведущий к табуретке, где стоял бак с водой. Барнс потоптался рядом с мини-гильотиной и согнул ноги в коленях, как бы присев перед прыжком: – На счет «три»? – Ага, – вздохнул Тони и перевел взгляд с Барнса на ножницы в стартовом положении за миллиметр от проводов. – Раз, два... ТРИ! Ему нужно было одновременно перерезать провод и перевернуть бак с водой в резервный генератор. Тони сжал ножницы изо всех сил и дернул веревку. Перчатка заискрила с оттенками синего и оранжевого. – Бляяяяя!!! – взвыл Барнс за спиной и, судя по грохоту, рухнул на пол. Свет мигнул. Генератор на проходной смачно взорвался, наполнив холл едким туманом, от которого першило в горле. Тони проморгался, между прожженными на сетчатке линиями рассмотрел обуглившиеся ножницы, разжал заклинившую перчатку и пополз к Барнсу. Тот лежал, запрокинув голову. Глаза у него были закрыты, щеки бледные. – Эй, ты жив? – забеспокоился Тони и потряс его за плечи. – Ммммыыыээээххх, – обиженно промычал Барнс. Если б мог, дал бы Тони в бубен за его гениальность. Тони спохватился и полез проверять, перерубил ли Барнс второй провод от ворот или схлопотал разряд напрасно, и выяснил, что все так или иначе сработало. Как бы скептически он ни был настроен, резиновое изделие номер четыре их не подвело. От ножа откололся кончик, на подошвах ботинок Барнса отпечаталась узкая полоска, но провод был перерезан. – Получилось! – возликовал Тони. – Слышь, ты, Палпатин недоделанный, у нас получилось! Барнс, пошатываясь, сел и обвел холл нечитаемым взглядом: – Пиздец, – сказал он и закашлялся. – Мы на полпути к свободе, – сообщил ему Тони. Барнс смотрел как бы сквозь него: – Знал бы, что так будет, ни за что бы не согласился. Лицо у него стало какое-то отрешенно печальное. Что-то подобное Тони порой замечал у Хэппи Хогана, когда тот еще был личным водителем и телохранителем Тони Старка, а не руководителем отдела управления активами Мстителей. Мол, я в этот раз смог спасти тебе жизнь от очередного придурка, но Тони, старк тебя индастриз, если бы ты немного думал не только о технических изобретениях, то и спасать бы тебя не пришлось. Ты, конечно, Тони, теперь Железный, но все же человек, пожалуйста, не ставь жизнь на карту без надобности. Если можно, сделай одолжение, особенно мою. Я тебе никогда не признаюсь, но мне было страшно. И если ты еще раз устроишь такую жопу на ровном месте, честное слово, я сначала тебя спасу, но потом придушу собственными руками. Не было смысла подробно объяснять Хэппи, какими разработками Тони занимается в данный момент. Он просто искренне верил – Тони сделает так, что станет лучше, если не с первого раза, то он все исправит и будет не хуже, чем было. Хэппи отдал бы Тони весь мир. Кроме самого Тони. Ибо Тони Старка нельзя надолго оставлять без присмотра, он того и гляди отчебучит какую-нибудь хрень – то конгрессмену нахамит, то международной преступности дорогу перейдет, то наговорит такого на камеры, что хоть стой, хоть падай. Барнс был аккурат на стадии «Офигенно, но в следующий раз точно тебя прибью» и, очевидно, привыкал к этому противоречивому ощущению. – Теперь надо собрать антенну, – Тони прибавил в голос жизнерадостности. – Это, блять, без меня. – Без тебя, ясен пень. У меня всего один работающий паяльник, я тебе его ни на миг не доверю. – А если бы было два? – спросил Барнс. От его волос пахло гарью. – Если у тебя есть паяльник, ты можешь запаять все, кроме этого паяльника, – поделился Тони народной мудростью, хотя вышло и малясь не в тему. – Если у тебя есть два паяльника, ты можешь запаять вообще все. – Когда начнешь? – Ближе к вечеру. – А сейчас? – А сейчас у нас банный день, – объявил Тони. – В смысле? – В прямом. Тебе разве не хочется помыться? Мне – ужасно хочется. Один раз полный бак воды из кухни мы дотолкали. Значит, и вниз его допрем. – Предлагаешь вскипятить целый бак? – нахмурился Барнс. – Ну. Помоемся в стиле Великой Депрессии. Ты же из прошлого века, тебе не в новинку. – В тридцатых у нас была ванна. – У нас тоже есть эта русская детская ванночка, – Тони указал на разгромленную проходную, возле которой на боку валялся опустошенный бак. – Она будет у нас в роли многофункционального устройства. – У тебя и так все предметы в роли многофункционального устройства. И все люди в придачу. – И именно поэтому я не просто гений в области техники, но и один из самых богатых людей планеты. – Сильно это тебе помогло, когда ты с утра не хотел жрать гречку? – ухмыльнулся Барнс. – Слуш, напомни мне, ты Монро застал? – Старк, окстись, он был президентом за сто лет до моего рождения! – вытаращился на него Барнс. – Да я не про Джеймса! – Барнс совсем не понял Тони. – Я имел в виду, что у каждого свои недостатки. То, что я миллиардер, для нас нерелевантно… «И еще я плейбой, поверишь?» – Тони отметил, как у него легко сорвалось с губ «Джеймс» и как Барнс на секунду задержал дыхание, услышав его, и продолжил: – А вот то, что я инженер с большой буквы И, нам кстати. Короче, решено – сейчас будем мыться. Идея пришлась Барнсу по душе. – Еще бы постираться, – добавил он. – Хотя бы частично. Трусы, носки, все такое. – Это да, – согласился Тони. – Тут где-нибудь можно отыскать мыло? Барнс посмотрел на него очень внимательно и сосредоточенно облизнулся. У Тони сердце ухнуло в желудок и мурашки побежали по коже. – Знаешь, есть, наверное, только одно место, где тут может храниться мыло, – протянул он. – Помоги встать. Тони поднял его за оставшуюся руку. Барнс зашагал в сторону одной из закрытых дверей в коридоре. – Вот здесь. Кабинет завхоза. Налет на закрома чужой Родины оказался на редкость успешным. Во-первых, в подсобке у завхоза был годовой запас туалетной бумаги, что Тони чрезвычайно обрадовало. Как ни крути, это был один из неотъемлемых признаков цивилизации, и лишиться бумаги означало вдариться в совершенно нечеловеческий образ жизни. Во-вторых, в подсобке Барнс нечаянно обрушил на себя коробку с гвоздями. Великолепные стальные гвозди, сто штук, двухдюймовые. Если б не Барнс, Тони бы и не подумал их искать. В-третьих, мыло они действительно нашли. Тони ни в жизнь бы не поверил, что вот это вот называется мылом, но Барнс утверждал, что так оно и есть. Если честно, когда они вламывались в кабинет, Тони представлял цистерну с белым гелем, но у русских, видимо, была страсть из всего делать кирпичи. Мыло выглядело крайне недружелюбно – это были серо-бурые куски с выдавленной надписью «72%». В-четвертых, и в-главных, среди лампочек, гуталина, стеклянной колбы с чучелом какой-то птицы и рулонов с постельным бельем обнаружилась бутылка спирта. Обычную бутылку так старательно бы не прятали. Когда Тони отвернул крышку, по кабинету разнесся запах, который ни с чем невозможно было спутать. Барнс осуждающе покачал головой на его восторженное «Аааах!»: – Ну вот... – Это чтобы контакты протирать! – возразил на его невысказанные придирки Тони и прижал бутылку к себе. – Ага, конечно. – Что ты в этом понимаешь! – огрызнулся Тони. – Ничего не понимаю и понимать не хочу, – дернул бровями Барнс. – Просто напоминаю, что он может оказаться метиловым. На самом деле Тони и не собирался пить русский спирт, он бы пригодился для электротехнических махинаций. «Выпьем с горя», – ехидно проговорил внутренний голос в исполнении Романовой. Подначки Барнса настроение не испортили, но заронили зерно сомнения. В конце концов, чтоб перевести таким путем пол-литра спирта, нужно было бы неделю тщательно протирать несколько километров проводов. Тони надеялся, что он справится раньше и с меньшими жертвами. – Я вот тут откопал кое-что поважнее, – похвастался Барнс. – Это что? – Зубной порошок! – Порошок из зубов? – Не из зубов, а для зубов, – закатил глаза Барнс. – Типа зубной пасты, но порошок. «Извращенцы», – подытожил Тони, а вслух произнес: – Гигиенические принадлежности, я смотрю, здесь на вес золота. Пока вода закипала, для постирушек был проинспектирован ящик с кастрюлями на кухне. Барнс и Тони, не сговариваясь, выбрали себе по посудине поменьше и расползлись по углам базы. Тони ушел в сортир, где снял пропитанную потом термомайку, носки и трусы и закутался в шинель. Несло от грязного шмотья так, что паленая резина казалась неплохим освежителем воздуха. В шинели на босу грудь тело чесалось, и Тони, проделав многострадальными ножницами три дыры в наволочке, соорудил нечто типа майки. Джинсы он не трогал, они были не в критическом состоянии, пару дней потерпят. Способно ли это условное мыло что-то отстирать? Пока оно у Тони доверия не вызывало, но какая-никакая пена образовалась даже в холодной воде. Вопрос о том, как это мыло скажется на живом человеке, продолжал его волновать. Впрочем, выбора у него не было. Зато был подопытный кролик. Тони решил, что сначала мыться будет Барнс, а он, кхм, посмотрит... насколько все безопасно. Вот. Ну, и вообще посмотрит. Себе-то можно уже не врать. Барнс, как выяснилось на кухне, тоже своими тактическими штанами рисковать не стал, да и тельняшку оставил. Тони старался не думать о том, как грубая ткань задевает нежную кожу его члена. Интересно, это возбуждает или нервирует? По лицу Барнса было сложно определить что-то, за исключением того, что откидывать со лба волосы и стирать единственной рукой – удовольствие еще то. – Теперь замочить, – Барнс повернулся к ковшику, вода в котором уже закипела. – Кого? – недопонял Тони. – Не кого, а что. Одежду. Залить горячей водой и оставить постоять. Чтоб лучше отстиралось. – Аааа. Тони выставил кастрюльки с замоченными вещами в холл. Если дикие звери снаружи прокрадутся в разрушенные ворота, то у них есть чем их отпугнуть. Затем они сняли с плиты гигантские емкости с обмотанными обрывками простыней ручками и перетащили их в душевую. Тони это знатно измотало, он был вынужден львиную долю тяжести брать на себя, да еще и малейшая оплошность стоила бы обоим ожогов. Нет, уже имеющихся увечий хватало. Хотя, надо признать, тут он почувствовал, что они с Барнсом, кажется, более-менее сработались. До понимания друг друга с полуслова им было далеко, но взгляды, которыми они обменивались, были очень красноречивы. Потом они приволокли стулья из соседних кабинетов. – Моешься первым, – сказал Тони так, чтоб Барнс сразу ощутил: это не вопрос и не предложение, это факт. – Угу, – ответил тот и забегал глазами по кафелю. Тони добыл в солдатской спальне очередную простынь, намереваясь использовать ее как полотенце, и аккуратно сложил на одном из стульев. Почти все. Его только беспокоила рука Барнса, точнее, то, что от нее осталось. Не хотелось бы испоганить тонкий механизм еще и водой. Тони как инженер не мог побороть желание разобраться с ней в дальнейшем как можно подробнее, поэтому отправился на поиски какого-нибудь полиэтилена. В медкабинете нашелся пакет, который он счел пригодным. Первое, что Тони увидел, когда вернулся в душевую, была сочная задница Барнса. Шуточка «Товарищ сержант, вам пакет!» застряла у него в районе щитовидки. Барнс вот так голый во весь рост выглядел потрясающе. Его было много. В большом помещении это впечатление не скрадывалось, он смотрелся здесь вполне органично. И обнаженным Зимний Солдат внушал страх, который трудно назвать иррациональным – этот подсознательный страх был очень даже рациональным. Но вот его корма… Однажды Наташа бросила фразу о том, что жопой чует неприятности. Пятая точка Барнса как будто в деталях чуяла грядущие в ближайшем будущем проблемы и была готова поделиться прогнозом лично с Тони. За соответствующее вознаграждение, разумеется. Тони застыл на пороге и подавился воздухом. Барнс слегка обернулся к нему через плечо и смущенно убрал прядку за ухо. Его задница была не такой упругой и пышной, как бывает у девушек – а Тони их перепробовал на ощупь достаточно, чтоб об этом говорить с позиции эксперта. Жопа у Барнса была… ну, суровая жопа, мужская, серьезная, вдумчивая какая-то. Но она на вид была такой уязвимой и пикантной, что просто до дрожи в коленях хотелось сжать ягодицы или втиснуть пальцы в щель между ними. Они были чуть-чуть в гусиной коже то ли из-за холодной душевой, то ли от волнения их обладателя. Это было воплощение самых буйных тайных порнофантазий. Если бы не… Второе, что мгновенно резануло по глазам – шрамы. Не синяки на ребрах, они прошли, а шрамы возле того места, где раньше крепилась к телу искусственная рука Барнса. Тони впервые открылась не только его задница, но и спина, и это было... Это было. Он никак не ожидал такой обратной стороны медали и теперь хотел бы забыть увиденное. Контраст живой и неживой частей Барнса выбивал его из колеи. Кого из мужчин он еще видел в чем мать родила? Пожалуй, лишь Роуди. Вот так же, в душевых на военной базе, он же тоже имеет прямое отношение к армии США, правда, Роудс уже давно не сержант, а целый полковник. И в итоге он, Тони, ему тоже конечности переломал – пусть и не своими руками, но ответственность за травму Роуди лежит на нем, и другу теперь грозит инвалидность, если только Тони что-нибудь не изобретет... И зовут его тоже Джеймс. Ну, по документам. Так-то все близкие называют его Роуди, а не-близкие как раз ограничиваются полковником или кодовым именем «Воитель». А этот, значицца, для друзей Баки, а по позывному «Зимний Солдат». Слишком много параллелей, если формально. По сути же, эти двое – абсолютно разные, и чувства, которые Тони испытывает к ним, тоже кардинально противоположны. Роуди – друг, Барнс – не друг ни разу, но почему-то именно последнего Тони хочет погладить по ягодицам. Тони подозревал, что возьми он в душевой за голую задницу Роуди, тот только бы безобидно пошутил, и неловкостей и недосказанностей между ними бы не возникло. Представить, что такое прикосновение проигнорирует Барнс, было нельзя. Тони уже прикидывал, сможет ли Зимний Солдат сломать ему, допустим, челюсть оставшейся рукой? Кажется, сможет, да еще как. Это если со всей силы по роже. А если по яйцам зарядит?.. – Ты так на меня смотришь... – раздалось в гулкой тишине, и Тони очнулся. Барнс напряженно сжимал в ладони шмат мыла, и если Тони его сейчас же не отвлечет, то это мыло полетит в него. Тони помахал пакетом как белым флагом. – Я... Я просто... хотел обрубок твой... того-этого... чтоб вода внутрь не попала… – А, давай, – мягко проговорил Барнс и сделал шаг навстречу. «Вот бы ты так сказал про кое-что другое, – пронеслось у Тони в голове, пока он наматывал на металл полиэтилен и обвязывал культю тряпками. – Попросил бы…» – Старк? – У? – Тони поднял глаза. У Барнса на лице отражалась смутная тревога. – Ты же не собираешься опрокинуть на меня весь бак с кипятком и сварить заживо? – Но ты же вроде предпочитаешь быть обжаренным, да, мой дорогой кабачок? Так же вкуснее? Барнс аж захрюкал: – Господи, Старк… Тони глядит на него такого – голого, открытого, смеющегося, – и тягучее желание дотронуться его отпускает. Перевязка помогла. Как минимум самому Тони. – И в мыслях не было. Правда. – А как же?.. – Барнс едва заметно повел металлическим плечом. – Нет, – отвечает Тони, не чувствуя никакого внутреннего протеста. Наверное, смирился за последние несколько суток. Шоковая терапия – это по-нашему. – Не ты. «Гидра». Я достаточно прочел в том деле из архива, чтоб прекратить на тебя злиться. Я думаю, после этого, – он обвел рукой вокруг, – я не могу винить в смерти родителей тебя. Есть и получше кандидатуры. – Кто? – прошептал Барнс. – Не будем на эту тему, – отмахнулся Тони, вооружаясь ковшиком. Глаза у Барнса были грустные. Тони зачерпнул немного кипятка из исходящего паром бака и потянулся к лейке душа, шланг которой торчал из стены. Барнс повернул кран. Душ поплевался, похрипел и все-таки выдал струю холодной воды, и Тони набодяжил полный ковшик, в котором Барнс намочил мыло. Кусок целиком даже ему было неудобно держать, и Тони решил, что перед тем, как начнет мыться сам, отпилит себе брусочек поменьше. Блять, если Барнс еще и умудрится уронить мыло, то это будет уже совсем арамагеддец. Пенилось на троечку. – Стой так, – сказал Тони. По тону вышел приказ. Барнс замер, и Тони наклонил над ним ковшик, чтоб получилась тонкая струя, и полил ему ключицы и спину, стараясь отвести поток воды подальше от его левого плеча. – Тепленькая пошла, – довольно зажмурился Барнс. – Еще. Тони опять зачерпнул на треть кипятка, остальное добрал водой из душа, проверил пальцем температуру и окатил Барнса с размаха в грудь. – О, да! – глухо выдохнул тот, и это прозвучало как предоргазменный стон. У Тони чуть не встало. Барнс принялся медленно намыливаться сверху вниз. Потер шею, провел по плечу, извернулся, чтоб достать до спины, водил кругами по животу и груди, по бедрам. Запах от мыла шел так себе, но зрелище искупало все. К тому же Тони был в первом ряду партера, и от его алчного взгляда мало что могло ускользнуть. Тони полагал, что он сам – мужчина очень привлекательный. Особенно если помыт и побрит. Вот у Стива Роджерса восхитительная фигура. С этим не спорит даже Тони, даже чисто из вредности. Ее можно было заценить по всем параметрам уже при одном появлении Капитана Америка. Мешковатые «под старину» шмотки не скрывали, современная одежда подчеркивала, а униформа, в которой Роджерс рассекал на миссиях Щ.И.Т.а, буквально обнажала его роскошное тело: косая сажень в плечах, грудные мышцы, мощная спина, узкая талия, стройные ноги – весь как на ладони. В общем-то, ладони к нему приложить хотелось. Тони не считал Роджерса идеалом, потому что близкое знакомство с паршивым характером последнего его несколько отрезвляло, но внешне тот был однозначно хорош. Достоен дроча всей Америки, как Северной, так и Южной. Головокружительная плавная линия силуэта, что в анфас, что в профиль. И никакого фотошопа. Тони находил забавным тот факт, что к созданию этого тела Говард Старк приложил руку. Как и к созданию самого Тони, ну, не руку, но… приложил. Так вот Барнс оказался не хуже Роджерса – с поправкой на отсутствующую часть, хотя в глубине души Тони понимал, что лично для него бионическая рука у партнера была бы только плюсом, он же тот еще техносексуал. Тони бы сказал, что Барнс похож на античную мраморную статую, вот прям такую, аутентичную, у которой со времен Перикла фрагмент отколот. Это была самая подходящая ассоциация. Тони как перед витриной в музее – не трогать. И он смотрит и молча пускает слюни. А еще держит ковшик с водой. Барнс присаживается на одно колено, чтоб обоим было удобнее, и прикрывает веки от удовольствия, когда Тони осторожно льет ему на лопатки, смывая мыло. На следующем заходе он призывно откидывает голову, подставляя шею и грудь. Соски у Барнса насыщенного коричневого цвета, на светлой коже почти как шоколадные. Вода течет в ложбинке между его грудных мышц и, витиевато изгибаясь по кубикам пресса, устремляется в пах. Пока Тони набирает очередной ковшик, он краем глаза наблюдает, как с кончика члена Барнса капает. Кажется, это не остается для Барнса секретом, потому что он внезапно откладывает мыло на стул и тянется к ковшику: – Лучше я сам. Тони проворковал самым невинным голосом: – Чем дольше ты копаешься, тем быстрее вода остывает. Ты опять за свое? Ну чего я там не видел? – Старк… Вместо дискуссии Тони выплескивает воду ему в солнечное сплетение и начинает нести околесицу, которая здорово снижает градус дискомфорта: – Давай мылься как следует, это был предварительный раунд. Я не совсем уверен, что это действительно мыло и что оно безопасно для людей. Попробуем сначала на тебе, как оно отмывает. Потому что оно выглядит так, словно им проще испачкаться, чем наоборот. Барнс заходит с козырей: – Можно тебя попросить намылить мне руку и правый бок? Я не достаю. – Конечно, – Тони с радостью отставляет ковшик. Мыло скользкое и тяжелое. Тони немного надавливает, когда проводит им Барнсу по предплечью с обеих сторон, потирает бруском бицепс и трицепс. В душевой резко становится жарко. Барнс поднимает руку, и Тони намыливает ему под мышкой, опускается до пояса и в задумчивости гладит самого себя по боку левой рукой. Определив таким нехитрым образом мертвую зону, он берет Барнса за локоть и, слегка развернув, орудует мылом у него по правой части тела, а потом вручает кусок ему обратно, типа, дальше сам сможешь. Тот тоже изображает нейтральную мину при очень грязной игре и невозмутимо водит мылом по груди и животу. Потом он наклоняется к бедрам, чуть шире расставив ноги, доходит до икр. – У меня тоже есть к тебе просьба, – говорит Тони, возясь с ковшиком. Барнс удивленно вскидывается. Этот стальной взгляд обжигает похлеще кипятка. – Ничего особенного, – продолжает Тони. – По твоей специальности. Я хочу, чтоб ты, как закончишь приводить себя в порядок, взял винтовку и засел в засаде около входа. Ну, или где там сочтешь нужным. – Зачем? – Барнс распрямляется и намыливает свою задницу. Тони, к сожалению, не видно, а он бы вот охотно посмотрел. – На всякий случай. Мало ли какие у «Гидры» еще были жучки и сигналы, вдруг я не все нашел? Это первостепенное для организации место, пока Земо не докопался, тут было относительно спокойно. А если к нам пришлют какую-нибудь, скажем так, проверку? Посидишь в засаде, посторожишь. Барнса перекосило: – Так надо было… Мы же… В таких позах статуи не ваяли. – Не гони, – попытался успокоить его Тони. – Меньше чем за четыре часа они все равно сюда не доберутся. И это при условии, что у них ударная группа в боевой готовности прямо в Оймяконе сидит, в чем я лично сомневаюсь. – А почему бы им и не сидеть там? – возразил Барнс. – Охранять криокамеры – это важно. – Не те времена, чтоб у «Гидры» в каждой дырке была своя затычка. Если кого и пришлют, то разве что ничего не подозревающее пушечное мясо. Идейные «гидровцы» сейчас наперечет, зачистка была тотальная, Роджерс с Наташей их знатно погоняли два года назад. – Ну, допустим, – кивает Барнс и подставляет руку, без слов показывая, чтоб Тони плеснул ему воды. – И что мне делать, если они?.. Он тщательно намыливает ладонь, кладет мыло на стул и поворачивается спиной. – Снимешь. – Тони прошивает сладкой дрожью. – Не мне тебя учить. Может, так хоть транспортом разживемся, и мне не придется паять антенну. Он понимает, что Барнс намыливает свой член. И яйца. – А как ты будешь мыться? – спрашивает тот. – А у меня две руки. – Не поспоришь. На полное омовение Барнса уходит три ковша воды. Теперь уже заметно, что воды в баке стало меньше. – Чувствуешь себя чище? – поинтересовался Тони. Больше всего он сейчас хотел бы обнюхать Барнса, но такое не стоит проделывать, даже получив разрешение, если ты, конечно, хочешь, чтоб тебя считали адекватным человеком, поэтому Тони сдерживается. – Чувствую себя гораздо лучше, чем до, – улыбнулся Барнс. – Когда трусы постираю и высушу, будет вообще зашибись. – Ну, раз от этого мыла кожа с тебя не слезла, то и я с ним как-нибудь справлюсь, – Тони отложил было ковшик, но Барнс снова сел на корточки и попросил: – Поможешь мне помыть волосы? – Оу, у нас на двоих есть еще одно мокрое дело!