Слова ненавистны

      Блондин устало вздохнул, перебирая очередные отчёты для совета. Уже порядком много времени прошло с тех пор, как он нормально спал.       — Мастер, — в кабинет вошла пепельноволосая девушка, предварительно постучав в дверь. Знала, что сейчас нужно быть предельно аккуратной с настроением мастера.       — Не сейчас Юкино. Не сейчас. — Жал выглядел достаточно грозно, чтобы Юкино не рискнула больше повторять немой вопрос.       Эвклиф досадливо выдохнул, пытаясь успокоиться после ухода девушки. События недавно минувших дней проносились перед глазами, словно только что он наорал на уже бывшего парня. Злость кипела внутри. На себя, на Прохиндея. Как он мог пригреть змею? Почему не заметил, что его возлюбленный самый настоящий монстр?       Как он мог убить Руфуса? Он ведь был их товарищем и другом. Что созидатель памяти сделал ему такого, что тот безжалостно оборвал его жизнь?       И почему он блять даже не заметил? Мастер гильдии блять. Как он вообще защитит кого-то в будущем, если уже не уберёг?       Слабак.       Жалкий ничтожный слабак.       Такие не нужны Саблезубу.       Саблезубу нужны только сильные, сильнейшие.       Вы все слабаки.       Ничтожные. Жалкие. Отродья.       Жал ухмыляется, понимая, что в конец едет крышей. Спустя столько времени ему вдруг мерещиться голос мастера.       Стоит ли поговорить об этом с Минервой? Может быть, отец и к ней приходит? Если да, то как она справляется с этим стучащим в голове голосом, выкрикивающим оскорбления?       Мастер был прав, он слабак. Он не смог уберечь своего товарища, своего друга. Он не смог отличить врага от друга. Он наивно не слушал тех, кто продолжал поддерживать Джиемму. Все они покинули Саблезуб, не желая оставаться под руководством такого слабака, как он.       Ну и что, что он был убийцей драконов? В конечном итоге эта сила никак не помогла ему.       Становилось хуже.       Он переставал себя контролировать, чаще срывался на окружающих и каждый долбанный раз сожалел.       Безумно сожалел. Они тоже были преданы, они тоже потеряли друга, а вёл себя по-скотски только он.       Хуже всего, когда он срывался на Юкино. В такие моменты хотелось вспороть себе живот, потому что невозможно было смотреть в эти, переполненные нежностью и понимаем, глаза. А ещё, абсолютно каждый раз он натыкался на острый взгляд госпожи и… только-посмей-хоть-пальцем-тронуть-её-взгляд Сорано.       И Жал понимал её. Не мог не. Раньше он тоже смотрел такими же взглядом, когда дело касалось Прохиндея.       Юкино была подобна цветку, нежному и дарящему тепло, именно в те моменты, когда он нуждался в свете.       Когда будучи светом начал утопать во тьме.       В любимой до дрожжи тьме.       Жал соврёт, если скажет, что не скучает.       Скучает. Безумно.       Каждую чёртову секунду стоит только наткнуться глазами на любой предмет, стоит только зайти в любую комнату и в голове тысячи воспоминаний.       Самых любимых.       У этого стола они целовались. Жал слишком устал после работы и его совсем не держали ноги. Прохиндей тогда улыбнулся, так ослепительно ярко, словно он был белым убийцей драконов, а не Жал, словно он был лучиком света, греющим сердце блондина. Словно его алые глаза достигли его голубых. А потом поцеловал: нежно, трепетно, осторожно. Поднял его на руки позволив повиснуть на нём и продолжал целовать.       Бузумие.       Боги, как же он скучает.       Он гладил его по волосам, наслаждаясь мягкостью тёмных локонов.       Он мог прикасаться к нему на улице, когда никто не смотрел. И каждый раз Прохиндей тепло улыбался в ответ, также незаметно касаясь. И Жал мог поклясться, что в такие моменты всегда дрожал от понимания: тот, кто не любит обращать на себя внимание и тот, кто не любит проявлять чувства на публике — позволял ему это.       Он не любил даже прикосновения. Но Жал мог касаться его когда угодно. Когда устал, когда просто стало скучно, когда хотелось проявить заботу, когда был зол — всегда.       Все-гда.       Он устал. Эти чёртовы бумаги не заканчивались, наоборот, их становилось только больше. Раньше ему бы помог Прохиндей. Сидел бы и заполнял их вместе с ним допоздна. Пока не заметил, что Жал совершенно не в состоянии разлепить глаза. Теневой волшебник улыбнулся бы и аккуратно забрал перо из его рук. А потом, в их спальне, снял бы с него жилет и перчатки, накрыл бы одеялом и лёг рядом.       А с утра, как и подобает тени — исчез бы.       Жал бы нашёл его болтающим в зале гильдии с Юкино или Минервой. Улыбнулся бы и отправился по делам.       Так было всегда.       В какой момент всё пошло под откос? Когда он вместо того, чтобы увидеть своего парня в компании госпожи или Юкино начал замечать его зависающим с Сорано? С каких пор они так сблизились? Что он пропустил?       Всё.       Он наивно решил уделить внимание делам мастера, совершенно позабыв, что один человек нуждался в нём больше.       Больше, чем он сам.       Больше, чем грёбаный совет с их грёбаными бумажками.       Больше, чем Лектор.       Больше, чем любой из гильдии.       Разве это было так сложно? Прийти в их спальню и поинтересоваться как прошла миссия. С кем он пошёл на этот раз, ведь Жал был занят. Снова. Обнять его, зарывшись в тёмные волосы и вздохнуть родной запах.       Разве было сложно отложить эти тупые дела и наконец сходить на совместное задание, как раньше?       Они ведь дуэт драконов-близнецов из Саблезуба.       — Идиот, — его никто не услышит, здесь, в их спальне, где ещё остался его запах, он мог вдохнуть его и дать волю чувствам.       Ну и какой смысл рыдать по предателю? Его не было. Вот только… Он любил этого предателя. И этой любви было слишком много, даже ненависть не могла вытеснить её всю.       Если бы он уделял ему больше времени, этого бы не случилось? Тогда Руфус был бы жив? Тогда у него всё ещё было бы право любить его?       Любить…       Любить предателя. Того, кто убил своего товарища.       Боги, как же он жалок.       Он возненавидит его. Обязательно будет ненавидеть всё, что напоминает о нём. Станет сильнее и защитит свою семью.       А сейчас…       Можно ему просто побыть брошенным и преданным? Оплакать любимого человека, который слишком сильно изменился. До неузнаваемости.       — Прохиндей… — тихий шёпот. — Обними меня. — и пустой взгляд.       Пожалуйста.       Он возненавидит его завтра.       — Займитесь этим.       Три месяца пролетели мгновенно. Никто даже не заметил, как потихоньку всё вернулось в прежнее русло.       Почти.       — Ты серьёзно? — пепельноволосая девушка вздёрнула бровь, оглядев парня. — Ну ты и ублюдок, Эвклиф.       — Повтори.       — Ты ублюдок, Эвклиф.       — Ах ты, — успокойся, только спокойствие. — совсем страх потеряла, Сорано?       — А ты себе последние мозги отшиб окончательно?       — Сестра, не надо…       — Лучше помолчи Юкино. — она не хотела ругаться с ней, но другого выбора нет. Сил терпеть не осталось. — Ты совсем больной, раз ничерта не замечал. Я удивляюсь, как можно быть таким? Мастер гильдии ещё называется.       Сука. Она нарывается.       — Сорано. Следи за языком.       — Следить за языком? А ты следил за языком, когда обвинял своего парня в том, чего он не делал?       Что?       — Что ты сказала?       — Сорано, — Минерва встала около мастера, вперившись взглядом в девушку. — это серьёзное заявление. Тебя там не было, откуда тебе знать?       — В отличие от некоторых, я умею думать своей головой. А ещё у меня нет привычки перебивать, не дослушав.       — Ты говорила с ним?       Ты поверила ему? Немой вопрос повис в воздухе.       — Да.       Да, поверила.       — Серьёзно? Какой убийца скажет, что это он убил?       Серьёзно? Как он? Где он? Он в порядке?       — Он не убийца. Он жертва.       Плохо.       Всё остальное как в тумане. Ссора, крики и обрывки фраз «это ты виноват»       В чём он виноват?       В смерти Руфуса? Да. Он виноват.       В том, что Прохиндей стал больным ублюдком? Да, он виноват.       — Ему плохо из-за тебя! Он умирает из-за тебя!       Уми…что?       Уми-рает?       Прохиндей?       Почему он…       — Если бы ты выслушал его, он бы сейчас не страдал!       — Заткнись! Мне нет дела до предателей. Пусть хоть подохнет в муках, искупая свои грехи. — кажется, он переборщил. Потому что теперь не только Сорано, но и Юкино и Минерва смотрели на него с испугом.       Плевать.       Плевать на этого ублюдка.       Аб-со-лю-тно.       — Да чтоб ты сдох! Сдох, мечтая о том, чтобы он тебя простил! — хлопнув дверью она ушла, стёрла знак гильдии и ушла.       Растущее напряжение в зале можно было пощупать.       — Да пошла ты… — негромко, уже намного тише.       Да пошли вы все.       Спустя считаные дни мир погрузился в хаос. Акнология. Акнология пришёл по их души.       Они не простились. Он умирал в надежде встретить его вновь.       Пожалуйста, ты нужен мне. Прошу…       Большинство членов Хвоста феи уже погибли, а его там не оказалось. «Отправился в путешествие, оставив после себя записку» — так передали Юкино, когда та обратилась в гильдию. И с тех пор не вернулся.       Сорано даже слышать не хотела о Саблезубе. Закрыла дверь перед носом родной сестры, буркнув про то, что здесь его тоже нет.       Вот и всё. Жал умрёт и даже не увидит его лицо напоследок.       Он жалок.       Прости.       ПростиПростиПрости.       Он виноват.       И всё же…       — Я хочу увидеть тебя напоследок… — жалкий хрип, это всё, на что он теперь был способен.       Умирая Жал видел его. Его фигуру, его нежную улыбку, но… никак не мог разглядеть его глаза. Они словно прятались под тенью, как и он сам.       Тени окутали всего его.       Последнее что он слышал — тихий шёпот.       Жал.       Как бы он хотел, чтобы тот голос принадлежал ему.       А затем, темнота.       — Жал… — теневой волшебник склонился над мёртвым телом мастера Саблезуба.       — Довольно. Теперь забери его лакриму.       Делить тело со своей тенью, не иметь возможности управлять своим телом, умолять её позволить взглянуть в последний раз, своими глазами, на лицо любимого — такова его жизнь теперь.