***
Коньячный голос действительно перезвонил чётко через час. – Слушай, – начал он с порога, – а ты, вообще, часто не про секс разговариваешь? – В половине случаев. Он присвистнул. – Не ожидал! И о чём разговоры? – Ну... Иногда человек просто хочет выговориться. Иногда спрашивает совета. Иногда ругается. Нам же запрещено обрывать звонок. Многие этим пользуются, унижая, оскорбляя и сливая злобу. – Это не тяжело? – Я умею дистанцироваться. Но есть те, кто умеют пробиться. Тёмные эмпаты, что могут изображать ложное сочувствие и втираться в доверие к своей будущей жертве. Вот тогда очень тяжело. – Почему ты продолжаешь? – Люди очень одиноки, по сути. А мне не сложно выслушать. Знаешь, маньяков стало намного меньше после того, как появился интернет. Там можно реализовать свою тёмную сторону, проклиная кого-то на форуме, унижая в чате или же убивая в стрелялках. Вот и я один из бактериофагов общества, что задерживает и поглощает гнев, страх, боль, печаль на стадии визуализации. Давая выплеснуться и не копить эмоции, чтобы не возникало желания реализовать их в реальности. – А на кого ты учишься? Я открыл было рот, но успел удержать на кончике языка ответ. – Архитектор, – соврал я. – А эта твоя Зинаида как-то там? Реальный человек? – Соседка из моего детства. Бабушка моего друга. Я ему страшно завидовал. Моя бабушка была крайне приземлённой женщиной, а тут такая роскошная дама. В бриллиантах, с волосами, тонированными в фиолетовый, в платье и на каблуках. А как она делала форшмак! Я сглотнул слюну. Жрать хотелось ужасно! – Давай сходим в ресторан? – вновь поставил меня в тупик абонент. Крайне непредсказуемый человек. И умеет превалировать в разговоре. Такие вот неожиданные повороты обычно сильно сбивают с мысли оппонентов. Но не меня. – Ты же меня не видел, – хмыкнул я. – Вдруг у меня живот того... колыхается? Колышется? – Тогда пожрёшь на халяву. В "Семь сорок" через час. М? Естественно, ни с кем встречаться я не собирался. – Давай я тебе лучше расскажу, во всех подробностях, как сосать у тебя буду? Хочешь, прямо под столом в этом самом ресторане. Тебе понравится. – Ты меня боишься? – вкрадчиво спросил он. – Да. На заднем фоне раздался какой-то шум. – Прости, я перезвоню. Сука прозорливая. И опасная.***
Я лежал на своём диване, боясь пошевелиться. Мне удалось выбрать очень удачное положение пружин, при котором они не впивались в мои бока. Зазвонил телефон. Я посмотрел на часы. Половина первого ночи. Матерясь, я покинул удачно найденное место и потянулся за стоящим на зарядке гаджетом. – Да, – промурлыкал я, полностью убрав раздражение из голоса. Обычно в такое время звонили либо пьяными, либо после неудачного секса. И висели на телефоне долго, пополняя и мой счёт, и мою информационную базу. На заднем фоне было шумно, но я выделил характерный, смутно знакомый звук хорошо смазанного подшипника. – Малыш, быстро, красное или чёрное? – выдохнул мистер сексуальный голос. – Ставь на зеро! – не раздумывая, ответил я. – Ставки сделаны! Ставок больше нет! – раздалось словно с экрана телевизора. Слишком уж эта фраза напоминала фильм про агента 007. – Перемешать, но не взбалтывать, – хихикнул я и ойкнул, потому что пружина от вибрации кольнула меня в бок. Шарик – а это оказался именно он, запущенный крупье против хода вращающегося барабана рулетки – заскакал дробно, а после этого трубка взорвалась воплями: – Да! Да-а-а! Сука, я выиграл! Малыш, я впервые крупно выиграл! – Поздравляю, – совершенно искренне ответил я. Я очень любил яркие, чистые эмоции. Эта была именно такой. – Давай заеду за тобой, а? – Кладбище по ночам закрыто, – вздохнул я. Сонный мозг, ночной разговор, картинка, где коньячный голос стоит среди дам в шелках и джентльменов в смокингах, неведомым образом выдал мне шаблонную чушь про вампиров и романтизацию некротики, что так любят юные девушки и на чём построила свой сюжет Стефани Майер. Если бы вампиры существовали, им бы стоило заплатить за серию книг о Калленах, чтобы ловить на них свой ужин. – Ты сторожем, что ли, подрабатываешь, студент? – практичен до мозга костей. Скорее всего, сделал себя сам и тоже прошёл через сложные времена становления. Это давало надежду, что и у меня есть шанс выбраться из финансовой жопы. – Нет, я дух неупокоенного студента-архитектора, которого отчислили с последнего курса, и он, не перенеся данного факта, повесился. – Так самоубийц за пределами кладбища хоронят, – фыркнул мужик. Он удивительным образом подхватывал мою чушь. Всё же первые сорок лет – самые сложные в жизни мальчика. Он либо хороший друг с кучей приятелей, либо наоборот, друг у него один, но закадычный, ближе брата. Мои умозаключения не мешали рту пороть чушь. Она визжала. – А, фак! Ловко ты меня подловил. Бы. Если бы мои родные не дали взятку. – А зачем им взятку давать? – Чтоб я ночами к ним не приходил. Фоновые шумы сменились. Стало тихо. Щелчок. Шипение. Звук затяжки. – Чего-то тебя на ночь в хоррор потянуло, малыш. Ласковое слово дёрнуло, как больной зуб. Как меня только не именовали клиенты. "Детка", "сучка", "петушок", "блядина", "мой мальчик", "дрянь", "шлюха". "Малыш" тоже было, естественно. Но никогда это не вызывало у меня никаких эмоций. До этого момента. Малыш... Мягко, обволакивающе, со снисхождением. Но не тем, что унижает, а тем, что рождается из понимания и эмпатии. – Страшно? – для проформы спросил я. – Не-а. Бояться надо не мёртвых, а живых. – Я могу узнать твоё имя? Это не было запрещено, но я никогда не спрашивал. До сегодняшнего момента мне это было совершенно безразлично. – Александр. А зачем? – Надо же как-то именовать постоянного клиента. – А как ты до этого меня называл? – Коньячный голос. – Хм, красиво. А ты себе представляешь тех, с кем разговариваешь? – Конечно. – Опиши меня. – Ты высокий, смуглый или загорелый. Скорее второе. У тебя густые чёрные волосы, слегка вьющиеся. Серые или серо-зелёные глаза. Крепкое, проработанное тело, которое ты любишь, холишь и лелеешь. Только вот курить никак не бросишь. Но борешься с этим. Тебе идут костюмы, ты умеешь их выбирать и носить. А вот галстук снимаешь при первой же возможности. А ещё ты любишь часы. Разлилась такая глубокая тишина, что я подумал, что случился обрыв связи. Отнял телефон от уха и увидел, что вызов всё ещё идёт. – Ты тут, Алекс? – Какие часы? – хрипло спросил голос. Перед глазами встало крепкое запястье с охватывающим его кожаным чёрным ремешком, серебристыми часами, с циферблатом цвета индиго. – Не банальные "Ролекс", не затёртые шаблонностью "Патек Филипп". "Бреге". Причём с историей. Он сбросил звонок. В трубке раздались гудки. Я с изумлением посмотрел на телефон, но Алекс не перезвонил, и я, нащупав шнур, воткнул мобильный на зарядку и закрыл глаза. Звонок закончился странно, но не мне решать, что и как делает клиент. Ощущение недосказанности и разочарования, что разговор так быстро и странно закончился, я предпочёл не анализировать.***
Я ехал в маршрутке на пары, когда завибрировал мобильный. Я свайпнул его и увидел, что звонит то самое приложение. Чёрт! Сегодня лекцию будет читать профессор, ДМН, Сергей Александрович Николаев. На практику к нему мечтал попасть даже я, выбравший профильным совсем другое направление. Опаздывать никак нельзя! Ладно, пешком дойду! До института оставалось всего две остановки, так что я просто выскочил из маршрутки и активировал вызов. – Кто под меня копает? – Прости? Сегодня голос был собранным, холодным. Скорее спирт, медицинский. От хмельной октябрьской тёплой терпкости, что рождает коньяк, выпитый в кресле у камина, не осталось ничего. – Я пока не выяснил, кто подсунул мне твой номер, но я хочу знать, кто тебя нанял для разговора со мной. И какую задачу поставил! Я ничего не понял. Но и тут сработал триггер. Возбуждённого, настороженного клиента следует успокоить, утешить. – Я работник службы, – спокойно ответил я. Начну оправдываться, только упрочу паранойю. – Работаю почти год, но я никогда не знаю, кто мне звонит. Даже номер не высвечивается. У меня специальное приложение, что гарантирует клиенту конфиденциальность. А что случилось? – Ты прокололся, малыш, – как-то устало ответил голос. Словно устал он от моего вранья. Но я не врал ни в чём, кроме профессии, которой обучаюсь. – Я не понимаю. – Ты очень чётко описал меня, вплоть до часов. Я ещё и раньше в разговоре подмечал, про "Кельвин Кляйн" и ещё по мелочи. Но списал на простое совпадение. – Это просто совпадение. – Не думаю! – Слушай, это смешно! Я не вру тебе. И мне жаль, что я заставил тебя испугаться вчера. Это вышло случайно. – Малыш, ты понимаешь, кто я? – вкрадчиво спросил Алекс. – Нет, – честно ответил я. – Я знаю о тебе только то, что ты рассказал сам. – Ты зря играешь со мной в игры. И я понял, что, увы, звонок пора заканчивать. Лучше я заплачу штраф и получу выговор, чем сейчас разочаруюсь в этом человеке. Он мне понравился. – Прости, я вынужден разорвать звонок. Я спокойно отношусь к угрозам, если они не имеют прикладного характера. Но ты переходишь рамки. – Только попро... Я сбросил звонок и отключил телефон. Всё равно я уже дошёл до института. Да и от лекции отвлекаться не хотелось.***
Выйдя на крыльцо альма-матер после занятий, я сощурился. Редкое явление в ноябре: солнце закатывалось за крыши и выглядело как последний привет. Попытку зацепиться за крыши слабыми рыжими лапами. Держитесь люди, скоро лето. А то, что держаться надо полгода, никто не говорит. Профессор Николаев вышел и встал рядом. Тоже сощурился и улыбнулся неожиданно. Вот пример счастливого, реализованного человека, что живёт, горит, дышит своей профессией. Я тоже стремлюсь к такому. У него зазвонил телефон. Имперский марш Дарта Вейдера. Неожиданно. Я не специально прислушивался, так вышло. – Макс? Да, закончил! Подъехал? Что, прямо сейчас? Забронировал столик в "Пафосе"? Макс, я же не девушка! Нет, мне очень приятно, только ради Древних, дверь мне не открывай! Из припаркованной лихо серой ауди, вышел массивный мужик в пиджаке и скалясь, открыл дверь. Профессор Николаев, шедший навстречу, ударил его в плечо. Тот заржал и они коротко обнялись. Я улыбнулся. Мне всегда нравилось, что люди любят. Какими бы разными они на первый взгляд ни были. Вздохнув, достал из кармана отключенный телефон. Я отсутствовал на связи пять часов. На шестом часу меня могли уволить. Не хотелось терять ни источник заработка, ни источник исследований. Включив телефон, я увидел кучу пропущенных вызовов. А в мессенджере гневное письмо от менеджера. Абонент 1648 пытался дозвониться до меня сорок три раза. Телефон завибрировал, и я обречённо активировал разговор. – Малыш? – голос был вкрадчивым, словно крался на мягких лапах. – Убивать меня не передумал? – сразу уточнил я. – Передумал. Хочу извиниться. Я вспомнил, откуда у меня телефон твоей службы. И никто не мог предугадать, что я его возьму, и уж тем более им воспользуюсь. – Это извинение? – Оно самое. – Так себе, честно говоря. – Я могу отблагодарить тебя более конкретно. Просто продиктуй номер карты. – Это лишнее, – чувством вины стоило воспользоваться. – Алекс, а можно я задам вопрос? – Да. – Почему ты позвонил? Ты ведь успешный, красивый, раз я так неожиданно угадал с внешностью. Мои клиенты другие. И по психотипу, и по фенотипу. – Я отвечу, если ты ответишь, как ты угадал. Я вздохнул. – Я хорошо разбираюсь в людях. Так вышло. Не спрашивай почему. Просто умение подмечать факты и из разрозненных кусочков собирать картинку. Как пазл. С тобой я собрал его неожиданно точно. Вот и всё. Так почему ты позвонил? – Мне было интересно, как это. – Что? – Секс по телефону с мужчиной. И вообще, быть с мужчиной в интимном плане. Я похолодел от догадки. Как же я не заметил эту важную деталь?! Он ведь уже отказывался от разговоров "ниже пояса", хотя это предложение редко кто отвергает, желая расслабиться. – Ты натурал?! – А-ха. – Это... странно. Но не гомофоб? – Ни секунды. Заминку в ответе я заметил. Но меня уже несло. Слишком сильно выбила из колеи ориентация Алекса. – Значит, кто-то из твоих близких недавно сделал каминг-аут, и ты после стадий гнева, торга, горя, депрессии вошёл в стадию принятия и захотел понять, что же движет людьми с другой ориентацией. Некоторое время в трубке было тихо. Я уже знал, что Алекс берёт паузу, сталкиваясь с тем, что его обескураживает. Хорошая реакция, здоровая. – Малыш, ты меня пугаешь. Сказанное мной было слишком личным и мне не стоило поднимать этот вопрос. – Прости, я не хотел лезть не в своё дело и тем самым причинить тебе дискомфорт. И я всё ещё не подослан твоими конкурентами. Это то, что мы только что обсудили. Моя прозорливость. – У тебя высокие аналитические способности. Что ты делаешь на архитектурном? – Прозябаю, честно говоря. – Я напишу менеджеру, чтобы тебя не штрафовали. Скажу, что специально довёл. – Это не поможет. Я должен быть стрессоустойчивым, – хмыкнул я. – Не парься. Я знал, что меня оштрафуют, и готов за это заплатить. – Я всё ещё тебя хочу. – В каком смысле? – опешил я. Не натурал, а человек, поздно осознавший свою ориентацию? Эмоции заставляют меня лажать и вести себя непрофессионально! Соберись, Глеб! – Видеть, угостить, отблагодарить, пригласить в команду. Кажется, он сам не понимает своих чувств. – Алекс, я нищий студент. Зачем я тебе нужен? То, что я балабол-затейник, не делает меня специалистом. А в другом качестве я тебе не интересен, – закинул я удочку. – А если был бы интересен? Каминг-аут близкого человека затронул спрятанное глубоко. Так глубоко, что иногда люди даже не подозревают о наличии в себе таких качеств. – То мы бы всё равно не встретились, – расставил рамки я. – Я же не проститутка. Обсуждать секс за деньги и трахаться за деньги – разные вещи. – Ты гей? – странный вопрос. Будто для разговора про секс это важно... В порно актёры тоже снимаются в разных категориях, даже если они не соответствуют их личным предпочтениям. Но скрывать свою ориентацию я не видел смысла. – Я пансексуал. – Что это? – Мне просто нравятся люди. Пол – вторичен. – Хм... Это надо обдумать. Я перезвоню. Через сорок минут штрафы с меня сняли. Извинились. Выписали премию. Я ничего не понял.***
Я варил макароны и размышлял, не добавить ли мне в них остатки масла. С другой стороны, тогда утром мне не на чем будет пожарить яичницу. А, сварю яйца в мешочек! Телефон завибрировал как раз в тот момент, когда я сливал макароны. Я дёрнулся и упустил половину в слив. Блядь! Но на звонок я отвечал спокойным голосом. – Малыш! Этот голос я узнал бы сонным, уставшим и пьяным. На заднем фоне тихо играла музыка. Вивальди. Неожиданно. Не удивлюсь, если Алекс после изысканного ужина сейчас пьёт вино, развалившись в кресле. Картинка вставшая перед глазами, заставила мотнуть головой. Слишком яркой она была. – М-м-м? – Ты меня волнуешь! Я захихикал. Это было так по-мумийтроллевски. – Но ты никогда не видел, как я танцую! – Хорошо? – Не-а, как паралитик. А ты движешься хорошо, я уверен. – Опять угадал. Иногда мне становится страшно. – Не бойся. Я с тобой. – Серьёзно, ты, кажется, знаешь меня лучше, чем мама. Опишешь её? Хватит для твоего волшебного умения анализировать исходных данных? Я помолчал. Подумал. И решился. Многие даже не осознают, насколько зеркалят своих родителей. – Ей было тяжело растить тебя одной. – Блядь! – что-то грохнуло и покатилось. – Прости... Некоторое время в трубке раздавалось щёлканье зажигалки, шуршание, стук стекла о стекло. – Мне продолжать? – Да! – рявкнул Алекс. – Она красивая. И сильная. Ты ей гордишься. А она очень тебя любит. – Ты опять в точку. Как так?! – растерянно спросил он. Этот тон совершенно не шёл ему. – На тридцать процентов мы исходная личность, на тридцать процентов – зеркало общества, в котором сформировались, на тридцать – наши близкие, которые нас воспитывали. Такого, как ты, могла воспитать только такая, как она. – А десять процентов? – Десять процентов – это опыт, выводы и наша реакция на события, исходя из девяноста процентов нашей личности. – Ты ведь не архитектор? – Архитектор, – честно ответил я. Не уточнив, что я архитектор человеческих душ. В меде я выбрал специализацию психиатрия. И на эту работу устроился ради темы диплома. Хотя и деньги мне были очень нужны. – А твоя семья? Расскажешь мне? – Прости, но нет. Да и зачем? – Я хочу понять, как ты сформировался таким. – Каким? Алекс некоторое время подбирал синоним слову "ебанутый" и не оплошал. – Неординарным! – В совершенно банальных условиях, Алекс. – Я бы... О, прости, вторая линия. Я перезвоню. Мне это не нравилось. Задумчивое созерцание, сочувствие и анализ – вот цель моей работы. Остальные чувства излишни. А они были.***
– Малыш, я могу стать геем, общаясь с такими людьми? Голос, поднявший меня среди ночи, был пьяным. Не коньяк, не спирт, а самогон. Развязный, отчаянный, тянущий на приключения. Бутылка, не меньше! – Нет, конечно. Это же не заболевание. И не заразно. Ориентация – это не выбор, а изначально заложенное и врождённое, как цвет глаз или тембр голоса. Но её можно не осознавать, если ты сформирован в рамках патриархального общества, отвергающего любой вид отношений, кроме общепринятых. Абонент пьяно икнул. – Что случилось, Алекс? – мягко спросил я. – Я влюбился. В мужчину. В его ум. В голос. В чувство юмора. Я даже решился посмотреть порнуху. Ну, когда мужики того... – И как? – Никак. Люди как люди. Все голые, все ебутся, но вместо письки яйца и член, и всё. Я не меньше писюнов в раздевалке качалки регулярно вижу. – Какие эмоции ты испытывал при просмотре порно? Опиши не задумываясь. – Вначале брезгливое любопытство, после разочарование и скуку. – Ничего не вызвало интерес? – Был один ролик... – замялся Алекс. – Там два азиата, я так понял, пара, которая развлекается тем, что снимает свой секс на видео, не актёры. – Чем они отличались? – Они влюблены. Они занимались любовью, понимаешь?! Я не понимал как это. Потому что никогда и ни с кем не занимался любовью. Сексом да, а вот любовью нет. Но я понимал чувства Алекса. Его боль. И одиночество. Его желание через секс получить нечто большее, чем физическое удовлетворение. – Я не знал, что так бывает, – прошептал Алекс так, словно открывал мне неожиданно свалившуюся истину, словно он только что узнал, что все мы – проекция внеземного разума. Что люди – любят. И пол в этих чувствах совершенно не принципиален. – Что ты испытал в тот момент? – Зависть и возбуждение. – Тебя просто влекут искренние чувства. Секс здесь вообще ни причём. Как и ориентация. – И что мне делать? – потерянно спросил он. – Дать эмоциям отстояться, улечься. И принимать важные решения исключительно на трезвую голову. – Спасибо, малыш! Я перезвоню. Отложив трубку, я вздохнул. Повезло кому-то.***
Я только вышел из дома, как зазвонило приложение. На самом деле я не так часто получаю по нему звонки. Но... Последнее время никто, кроме Алекса, мне не звонил. Это странно. – Малыш? – Да. – А у тебя когда пары начинаются? – В восемь тридцать. А что? – Да не хочу опять попасть на разгар учебного процесса. Ты уже в институт топаешь? – Да. У меня есть двадцать минут на разговор. Ты хочешь поговорить? – Хочу! – О чём? – Мне всё равно. Я просто хочу слышать твой голос. Это было приятно. И неожиданно. Тяжело мне будет, когда я закончу проект. – Как думаешь, кто лучше, коты или собаки? – спросил я. Алекс – мастер неожиданных вопросов. И в его случае, стабильность – признак мастерства. Но и я тоже умею быть непредсказуемым. – Собаки, конечно! – не раздумывая ответил Алекс. – Почему? – вопрос-провокация. – Они преданные! – Стая выживает за счёт чёткой иерархии. Все подчиняются альфе, и преданность – это часть инстинктивного поведения, позволяющего выжить. Это норма для этого вида. – А коты? – Ты их выбор без причины, не за что-то, а вопреки. Волк пришёл к человеку ради доступной еды, как тот, кто следует за более успешным и сильным охотником. Волк признал в человеке альфу. Кошке никто не нужен для защиты и опоры. У неё нет авторитетов. Она пришла к человеку без эгоистичных побуждений. – А зачем? – За безусловной любовью. Потому что может себе это позволить. Ради интереса. Люди – забавные. Собак мы приручили. Кошки же завели нас себе. – Охуительная теория. Ты любишь кошек, малыш? – Я люблю кошек. И собак я тоже люблю. И не подумай, я не осуждаю собачью преданность. Просто хотел, чтобы ты увидел, что в кошачьей независимости тоже есть своя прелесть. Я вообще люблю жизнь во всём её многообразии и во всех её проявлениях. И ещё мне нравится, что люди разные. И внешне, и по характерам, и по мироощущению и мировидению. – А ты бы смог с толстухой? Я поморщился. – Я же говорил, что пансексуал. Мне просто нравятся люди. И, потом, влюбляются ведь не в вес, рост, пропорции или национальность. А влюбляются в голос, трещинку на губах, в поворот головы. В самоощущение рядом с человеком. Это если мы про искренние чувства. Я не отрицаю того, что красивые люди быстрее обращают на себя внимание. На красивое вообще приятно смотреть, даже если это стандартизированная, универсальная красота. Но когда ты влюбился, объект становится красивым вне зависимости от норм. Да и что такое нормы? В Индии если ты меньше ста кило, ты некрасивая. В Норвегии ты красивый, если ты блондин, в Китае красиво, если у тебя клыки криво растут. Я же считаю, что красота живёт прежде всего в глазах любящего. – Малыш, давай встретимся, – хрипло попросил Алекс. – Я к этому не готов, – признался я. Да что со мной такое? Вместо того, чтобы разговаривать с клиентом про него, я рассказываю про себя. Это непрофессионально! – Прости, я подошёл к институту. – Ок. А ты как одет, кстати? Не мёрзнешь? – Нет, – удивился я. – Я в пуховике и шапке. – Белой с помпоном? – Серой с кисточкой. – Я вообще шапку не ношу, предпочитая наушники и капюшон. – Алекс, я правда дошёл. – Ок, я перезвоню!***
Звонок застал меня после пар, на ступенях института. – Ты нихрена не архитектор! – раздалось в трубке возмущённое. – Прошу прощения?! – опешил я. – Не проси! Я хочу тебя видеть! – капризные нотки в коньяке - это что-то! – Я не понимаю, Алекс. – Я действительно не понимал этой эмоциональной эскапады. – Мне надо проверить... – Что? – Имеет ли моя влюблённость смысл. – Нам не обязательно встречаться для этого... Просто опиши этого человека. На время воцарилась тишина. Словно Алекс пытается вспомнить, как выглядит объект его влюблённости. – Он... интересный. Необычный. Цепляющий с первого разговора. – Он? – изумился я. Я думал, про влюблённость в мужчину – это так, визуализация, попытка понять близкого человека. – Он! Так вот почему Алекс так нервничает... – В притяжении к своему полу нет ничего стыдного или грешного. Это нормально. – Проблема не в этом, – нетерпеливо перебил меня Алекс. – А в чём? – Слушай, а что ты видишь перед собой? – Памятник Авиценне, а что? – Просто стало интересно. Так вот, проблема в том, что этот человек избегает контакта. – Вариантов несколько. Первый – ты ему неинтересен, уж прости. Второй – ты сам не дал понять, что он тебе интересен в том самом смысле. Ты ведь до последнего момента позиционировал себя как натурал. – А может быть, что он... как бы это сказать корректно... Не понимает намёков? – Может. Иногда мы крайне прозорливы в отношении чужих, но крайне слепы в отношении себя. Это нормально. Эмоциональная привязка вносит сильные искажения в анализ ситуации. Поэтому самый лучший вариант не тянуть и спросить прямо. – Понял! Спасибо! Я перезвоню.***
Звонок приложения поймал меня следующим утром при подходе к институту. Я поморщился. Время до лекций ещё есть, но я надеялся выпить кофе. Утром не то что не успевал, а обнаружил, что он закончился. – Да? – голос мой прозвучал сонно и недовольно. Что-то я совсем расслабился. – Малыш, привет! – Привет! – Я хотел сказать тебе, что иногда люди совершенно слепы, когда это касается их самих. Я теперь это точно знаю. – Непреложные истины на то и непреложные, – ответил я и нахмурился. Звук странно двоился. Прямо передо мной вырос огромный мужик, и я попытался его обойти, но меня крепко взяли за запястье руки с телефоном, прижатым к уху. Я поднял глаза и столкнулся с пытливым взглядом серых глаз. – Малыш, – сказал незнакомец коньячным голосом, – ты меня волнуешь! Мало того, что заставил побегать по институтам. Архитектурным и всем, так или иначе касающимся этой сферы, так ещё и оказался таким... недалёким в сфере личных отношений. Я смотрел на Алекса во все глаза, и его голос вторил сам себе, окружая меня и окутывая теплом. Он улыбался, крепко держа меня за руку. Вызывающий для осени загар, чёрный локон, выбившийся из причёски на лоб, жёсткий крахмальный воротничок рубашки в открытом вороте верхней одежды, строгое чёрное пальто, обтягивающее покатые плечи. Я действительно не ошибся, детализация моего воображения была просто пугающе достоверной. – Спасибо за советы относительно того, как вести себя, если ты влюблён. Поэтому спрошу у тебя прямо: у меня есть шанс с тобой? – П...прости... – Господи, как можно быть таким тупым!? Я в тебя влюбился, малыш! В тебя! Что тут непонятного? И, кстати, как тебя зовут? – Глеб. – Вот и отлично! В тот день на лекции я не попал. Да и вообще чуть не завалил сессию. Зато теперь я знал, что испытывают люди, занимающиеся любовью. Несмотря на бурные изменения в личной жизни, выпускная работа по акцентуации психологической помощи в рамках конфиденциального диалога потянула на докторскую.