***
Вечером я, пьяный в говно, рассматривал на старом ноуте наши фотки. Самые старые были оцифрованы, потому что делали их ещё на мыльницу. Вот Митька со сломанной ногой, выставив её пистолетом, на костылях. Вот мы на речке у его бабки. А вот в компании какой-то, оба пьяные в жопу и счастливые. Вот в обнимку в костюмах на выпускном. Нормальный же пацан! Был. После фото на меня накатила ностальгия и жалость к себе. У меня всего один друг, брат фактически! И он меня предал! Я думал, он мужик, а он пидором заделался.***
Утром я проснулся на полу, в одних трусах, в обнимку с пустой бутылкой. Голова болела, я замёрз и меня подташнивало. Потянулся к телефону, чтобы позвонить Митьке и попросить привезти хаш или острую лапшу, но вдруг вспомнил, что друг мне теперь... кто? Эта область тьмы пока была под запретом, потому что голова разболелась ещё больше, и я метнулся к туалету. Пугая унитаз, я проклинал всех, а особенно Митьку, из-за которого так надрался. После, сидя на полу, слегка взбодрённый "дебатами" с унитазом, пришёл к выводу, что проблема требует изучения. До того, как это не коснулось меня лично, мне было наплевать, чем занимаются эти люди, если это не заметно. Идея трёх обезьян: если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него, – не работала. Приняв душ, вычистив зубы и выпив алка-зельтцер, я натянул домашние штаны и вышел на балкон. Тут были спрятаны сигареты от самого себя. Я всё пытался бросить курить, но выходило хреново. Покрутив пачку, я сунул её назад на шкаф, подышал в окно и решил ехать на работу. Пробки уже рассосались, а то, что я опоздал... Начальство не опаздывает, оно задерживается. На заправке я решился выпить кофе и съесть хот-дог. Хотелось острого и горячего, как всегда бывает после похмелья. Я жадно кусал от булки, привалившись к боку запаркованной машины, отхлёбывал гадкий кофе, который не спасали ни сахар, ни молоко, и ловил на лицо мелкую морось ноября. Парень, что ходил вдоль машин, протянул мне яркий флаер. Я взял. Я всегда беру флаеры, рекламки, буклеты. Сам раздавал их у метро, когда мне было пятнадцать. Доев, я вытер пальцы о салфетку, одним глотком допил кофе и завертел головой в поиске мусорки. Комкая то, что было в руке, укололся об острый край качественной бумаги. Флаер. Взгляд наткнулся на кричащую надпись, и я замер."Секс по телефону.
Досуг для мужчин.
Наши операторы вас взбудоражат или расслабят*.
Горячо, захватывающе, конфиденциально!"
И мелким текстом под значком сноски:"*Предоставляем услуги на любой вкус."
Идея, пришедшая в голову, была гениальной и дебильной одновременно: а что если мне выбрать мужчину и поговорить? Ну, про то, почему нормальные мужики вдруг начинают спать с другими мужиками? Они ведь не рождаются такими. С чего-то же это начинается. Пропаганда и всё такое. Я расправил флаер, аккуратно сложил и сунул его в карман пальто.***
Освободился я неожиданно рано. Зам уехал на объект, а у меня организовалось свободных полдня. Я снял пиджак, выпутался из галстука, расстегнул жёсткий воротничок рубашки и закатал рукава. Откинулся в кресле и покрутился. Кабинет вращался вокруг меня, являя попеременно кадку с фикусом, аквариум, разделяющий кабинет на зону отдыха и рабочую, шкаф с книгами, дверь. Решившись, я притянул флаер, ярким уголком дразнивший меня из-под стопки отчётов, и набрал номер, который обещал связать меня с "юношей, который исполнит все ваши самые смелые фантазии". Так как я желал получить своего рода консультацию, то решил быть вежливым и сдерживать свои гомофобные порывы, что недавно обрёл. – Здравствуйте, это секс по телефону? – Да... – тихо, даже интимно, выдохнул голос. – А почему шепотом? – удивился я до изумления. В такие службы я никогда не звонил и не знал, как это всё происходит. Может, у меня "с порога" сосать начнут. Шевельнулась совершенно дикая мысль, что мужик у мужика сосать должен, во-первых, от большой любви к этому делу. А во-вторых, с большим знанием. Мы-то точно понимаем, что и как делать. – Я на паре, – признался парень. Голос у него был приятный. Высокий, чистый, даже звонкий, но лишённый всякой манерности. И когда он тихо выдохнул в трубку, мне вдруг стало интересно. Он что, возбудился там, что ли? От одного голоса? – А зачем ты вызов принял, студент? – зашептал я и низко коротко хохотнул. Представил, что парень только и ждал звонка и, услышав прекрасного меня, сразу запустил руку в трусы. – Деньги нужны, – признался он. – Ты-то зачем шепчешь? Или тоже прячешься под столом? Я вновь коротко хохотнул. Настроение скакнуло вверх. А чужая откровенность неожиданно завела. Вот бы все мои дамы сразу озвучивали, что им нужно. Одной – айфон, второй – кольцо, третьей – поездку на Бали. Грубо, но зато никаких игр в чувства. Я вдруг подумал, что мужчины обычно довольно прямо говорят о своих желаниях. А вдруг Митька из-за этого туда переметнулся? – Стадный рефлекс. И часто тебе звонят? – Часто, – выдохнул парень тёплым шёпотом. – И ты прямо вот рассказываешь, как медленно тянешь зубами боксеры с чужого подрагивающего от возбуждения живота? И прочую лабуду вроде того, что "ох, он такой большой!" – По-разному. Я представил себе будни оператора, и стало слегка противно. Мужики ведь разные бывают. Это мы с Митькой фанаты качалки, даже соревнования устраиваем, у кого кубики круче, но в большинстве своём мужики себя запускают до неприличия. Да и зачем стараться? Если у тебя есть деньги, то женщины тоже будут. – А если живот подрагивает, но не от возбуждения, а потому что талия не меньше 120 сантиметров? Колышется. Парень спросил без томности в голосе: – Думаешь, толстые, некрасивые и немолодые не занимаются сексом? Или не хотят его? Или права на него не имеют? Упс. А парень с принципами. Вот я ржать буду, если он это делает не только ради бабла, но и из любви к искусству. А может, он сам, несмотря на волнующий шёпот, прыщавый дрыщ? Или пухляш в очках? – А ты сам там случаем не урод? – хмыкнул я. Томный шёпот вдруг скакнул, становясь выше. – Я, вообще, женщина. Зинаида Петровна Гарцман, бывшая оперная дива, с уникальным низким контральто. Вот на пенсию вышла и решила денег срубить. Квартира – "сталинка" в центре больше ста квадратов, вся пенсия на коммуналку уходит. А я привыкла к красной икре на волованах с настоящим сливочным маслом. И пока ты там слюни пускаешь на мой голос и в своих кельвинкляйнах писюн мнёшь, я фарширую рыбу к приезду внука. Такую щуку сегодня на рынке отхватила! На 12 кило. И с икрой! Я аж заперхал от такого полёта фантазии. Нихрена себе студент выдаёт. Пиздабол- затейник. И как талантливо! Ни разу не сбился. – И сколько лет вам, Зинаида Петровна? – поддержал я шутку. – По Пушкину я старуха. По Чехову тоже. А так мне всего шестьдесят. ВОЗ постановил этот возраст отныне называть зрелостью. Господи, я думал, что современная молодёжь не читает. А тут нате-здрасте. И совершенно неожиданно для себя я ляпнул: – Слушай, а давай в реале встретимся? – З..зачем? – растерялся студент. Я, честно говоря, тоже растерялся, но вдруг подумал, что у парня "быстрый" ум и он может мне просто пригодиться. – Я тут недавно креативного директора уволил. Хочу тебя! – В качестве кого? – Если ты такую пургу без бумажки будешь на мозговых штурмах гнать, я готов сам тебе отсосать! – прикололся я. – Да ты гонишь! – слишком экспрессивно выдал парень. Раздался стук. – Это что? – Рука в рыбе застряла, пыталась её об угол сбить, но не выходит. Давя смех, я вспомнил, что студент на лекции. Интересно, как он вышел из положения? Под парту залез? Я представил, как долговязый парнишка скорчился под лекционным столом и шепчет в старенький телефон с потрескавшимся стеклом и затёртым силиконовым чехлом. Я его понимал. Когда ты молод – жить трудно. Опыта нет, денег нет, связей нет. И цепляешься за любую возможность заработать. Пусть даже таким неординарным способом. – Я перезвоню. Когда удобнее? – Через час. Я сбросил вызов и вновь раскрутился на кресле. Было легко. Словно я выпил в хорошей, душевной компании. Или мы с Митькой травки покурили. Митька...***
Я пил кофе и следил за стрелками часов. Когда они дошли до нужной точки, набрал сохранённый номер. – Слушай, – начал я с порога, – а ты, вообще, часто не про секс разговариваешь? – В половине случаев. Сейчас студент говорил слегка запыхаясь. Домой чешет. Я присвистнул. Надо же. Впрочем, я ведь и сам не за тем позвонил, чтобы выслушивать фальшивые вздохи и наигранные фразы. – Не ожидал! И о чём разговоры? – Ну... Иногда человек просто хочет выговориться. Иногда спрашивает совета. Иногда ругается. Нам же запрещено обрывать звонок. Многие этим пользуются, унижая и сливая злобу. Хм... Что-то вроде телефона доверия для извращенцев. Интересно, а Митька туда когда-нибудь звонил? – Это не тяжело? – Я умею дистанцироваться. Но есть те, кто умеют пробиться. Тёмные эмпаты, что могут изображать ложное сочувствие и втираться в доверие к своей будущей жертве. Вот тогда очень тяжело. – Почему ты продолжаешь? – Люди очень одиноки, по сути. А мне не сложно выслушать. Знаешь, маньяков стало намного меньше после того, как появился интернет. Там можно реализовать свою тёмную сторону, проклиная кого-то на форуме, унижая в чате или же убивая в стрелялках. Вот и я один из бактериофагов общества, что задерживает и поглощает гнев, страх, боль, печаль на стадии визуализации. Давая выплеснуться и не копить эмоции, чтобы не возникало желания реализовать их в реальности. Я резко выпрямился. Митька ведь мне первому признался. Никому до этого не говорил. И, наверное, ему было страшно это сделать. А я вместо поддержки просто отморозился. Хреновый я друг! – А на кого ты учишься? – на автомате спросил я. После небольшой заминки студент сказал. – Архитектор. Я не знал ни одного архитектора. Они там все такие умные, или мне достался особенный экземпляр? Хотелось узнать своего абонента получше. Разделить с ним свою проблему, снять с себя ответственность за боль, непонимание и стыд. – А эта твоя Зинаида как-то там? Реальный человек? – Соседка из моего детства. Бабушка моего друга. Я ему страшно завидовал. Моя бабушка была крайне приземлённой женщиной, а тут такая роскошная дама. В бриллиантах, с волосами, тонированными в фиолетовый, в платье и на каблуках. А как она делала форшмак! Я сглотнул. О! Солёный форшмачок, по фирменному рецепту, куда обязательно добавляется селёдочная икра для текстуры, и подаётся он на гренке из чёрного хлеба с пёрышком зелёного лука сверху! И запотевшая рюмочка водки. И хороший собеседник рядом. К тому же студент голодный небось. Сколько ему там процента капает от службы? В лучшем случае пятьдесят, но скорее двадцать. А так я его лично отблагодарю. – Давай сходим в ресторан? – Ты же меня не видел, – хмыкнул он. А после я услышал в его голосе ехидство: – Вдруг у меня живот того... колыхается? Колышется? Мне было пофиг, как он выглядит, честно говоря. Я же с ним не ебаться собрался, а поговорить. – Тогда пожрёшь на халяву. В "Семь сорок" через час. М? – соблазнял я. – Давай я тебе лучше расскажу во всех подробностях, как сосать у тебя буду? Хочешь, прямо под столом в этом самом ресторане. Тебе понравится. А вот этого точно не надо! Интересно, почему он отказывается от встречи? А потом до меня дошло. Если ты мужчина, оказывающий определённые услуги, то можешь опасаться других мужчин вполне обоснованно... – Ты меня боишься? – Да. В кабинет постучали. – Прости, я перезвоню, – быстро сказал я и, сбросив вызов, сгрёб флаер со стола, пряча его в ящик. – Входите!***
Половина первого ночи. Я стою, слегка покачиваясь, и наслаждаюсь фоном. Казино, красивые богатые люди вокруг, и среди них я, не менее богатый и красивый. Я словно Джемс Бонд. Мистер железные яйца и сжатые булки! Это охуенно! Это то, к чему я стремился. Мой Эверест. Жаль, разделить восторг не с кем. Тут, наверху, пусто... Я дёрнулся было позвонить Митьке, но замер. Нет. Не так и не сейчас. О! Наберу студента! – Да, – промурлыкал он, и меня продрало до мурашек. Не голос, а слеза ангела. Словно родниковой воды хлебнул! У стола, у которого я стоял, в этот момент крупье запустил шар. Испытаю-ка я новичка на удачу! – Малыш, быстро, красное или чёрное? – выдохнул я. – Ставь на зеро! – не раздумывая ответил он. Я припечатал стопку фишек на большой зелёный сектор с пиктограммой ноля. Он был пустым. Пан или пропал. – Ставки сделаны! Ставок больше нет! – Перемешать, но не взбалтывать, – хихикнул парень и ойкнул. От того, что у нас одинаковый ассоциативный ряд от антуража, доставило мне. Я ощутил общность и неодиночество. Я следил за шариком. Вот он заскакал дробно и, бляха, упал точно в сектор зеро. Изнутри словно шампанское рвануло, и я не сдержал чувств: – Да! Да-а-а! Сука, я выиграл! Малыш, я впервые крупно выиграл! Такую большую сумму я действительно никогда не выигрывал. Крупье сгрёб кучу фишек мне лопаткой, и я, прижимая телефон ухом к плечу, набивал ими карманы. – Поздравляю, – совершенно искренне ответил он. Это было так неожиданно! Я вдруг понял, что давно не ощущал чистых, незамутнённых стяжательством или двойным смыслом эмоций от чужих людей. Только с мамой и Митькой. – Давай заеду за тобой, а? – хотелось разделить радость. – Кладбище по ночам закрыто, – вздохнул парень, и я завис. – Ты сторожем, что ли, подрабатываешь, студент? – хлебное было место в моё время. Тихо, и мухи не кусают. Хочешь спи, хочешь к экзаменам готовься, хочешь амуры крути. – Нет, я дух неупокоенного студента-архитектора, которого отчислили с последнего курса, и он, не перенеся данного факта, повесился. – Так самоубийц за пределами кладбища хоронят, – фыркнул я. – А, фак! Ловко ты меня подловил. Бы. Если бы мои родные не дали взятку. – А зачем им взятку давать? – Чтоб я ночами к ним не приходил. Захотелось курить. А, чёрт с ним! Я вышел в небольшую зону для курения, щёлкнул зажигалкой, втянул первую затяжку. Хорошо... – Чего-то тебя на ночь в хоррор потянуло, малыш. Ласковое слово далось легко и естественно. Я представил студента на стареньком раздолбанном диване, из которого пружины торчат под неожиданными углами, и мне захотелось накрыть его пледом. Мёрзнет небось в своей общаге или на съёмной убогой квартирёшке. – Страшно? – усмехнулся он. – Не-а. Бояться надо не мёртвых, а живых. – Я могу узнать твоё имя? – неожиданно спросил студент. – Александр. А зачем? – удивился я. – Надо же как-то именовать постоянного клиента. Клиент. Ну, да... Наверное, я клиент. Это почему-то оказалось неприятной информацией. – А как ты до этого меня называл? – Коньячный голос. Кажется, мне только что сделали комплимент. Никогда не получал комплиментов. Похвалу, благодарность, восторг – получал. А с комплиментами как-то не сложилось. Это приятно, оказывается. – Хм, красиво. А ты себе представляешь тех, с кем разговариваешь? – Конечно. Прикольно. Стало вдруг интересно, как меня видит парень. – Опиши меня. – Ты высокий, смуглый или загорелый. Скорее второе. У тебя густые чёрные волосы, слегка вьющиеся. Серые или серо-зелёные глаза. Крепкое, проработанное тело, которое ты любишь, холишь и лелеешь. Только вот курить никак не бросишь. Но борешься с этим. Тебе идут костюмы, ты умеешь их выбирать и носить. А вот галстук снимаешь при первой же возможности. А ещё ты любишь часы. Я стоял, замерев, и смотрел на собственное охеревшее лицо в зеркальном декоре курительной комнаты. Заозирался. Он что, где-то рядом? Меня вдруг накрыло паникой. Может, это Зураб подослал мне шпиона, чтобы тот выведал у меня контакты нового поставщика? – Ты тут, Алекс? – уточнил студент. – Какие часы? – хрипло спросил я. И вдруг очень захотел, чтобы он ошибся. Чтобы он не был таким, как все эти дешёвые бляди, которые ради денег готовы на всё. – Не банальные "Ролекс", не затёртые шаблонностью "Патек Филипп". "Бреге". Причём с историей. Блядь... Блядь! Я сбросил звонок и ебанул телефон в зеркало. Раздался звон бьющегося стекла, и в помещение забежал охранник. Я выгреб выигрыш из кармана, схватил охранника за руку и сыпанул ему в ладонь фишек, уходя. Там хватит на всё, даже на моральную компенсацию.***
Утром я проснулся с ощущением горя. Такое я испытывал лишь раз, когда бабушка умерла. Она меня фактически вырастила, потому что мама работала с утра до ночи и маленький я оставался с ней иногда с понедельника по пятницу. В ду́ше я пытался проанализировать вчерашний разговор, долго стоя под горячими струями и подставляя им лицо. Бешенство, злость давили, мешая думать. Я заехал по дороге на работу в салон, купил новый телефон и активировал синхронизацию контактов. Тут же, в авто, припаркованном у магазина, набрал последний номер. – Кто под меня копает? – холодно спросил я. – Прости? – парень звучал растерянно. – Я пока не выяснил, кто подсунул мне твой номер, но я хочу знать, кто тебя нанял для разговора со мной. И какую задачу поставил! – надавил я. Я умел это делать. Тем более студент - всего лишь студент, а я ломал людей значительно более устойчивых. – Я работник службы, – спокойно ответил он. Утешал меня, словно я какой-то псих! – Работаю почти год, но я никогда не знаю, кто мне звонит. Даже номер не высвечивается. У меня специальное приложение, что гарантирует клиенту конфиденциальность. А что случилось? От этого "что случилось", заданного участливым тоном, мне стало нехорошо. – Ты прокололся, малыш, – устало ответил я. – Я не понимаю Блядь, ну нельзя быть таким хорошим актёром! Нельзя так играть с людьми! – Ты очень чётко описал меня, вплоть до часов. Я ещё и раньше в разговоре подмечал: про "Кельвин Кляйн" и ещё по мелочи. Но списал на простое совпадение. – Это просто совпадение. – Не думаю! – Слушай, это смешно, – твёрдо ответил он. – Я не вру тебе. И мне жаль, что я заставил тебя испугаться вчера. Это вышло случайно. – Малыш, ты понимаешь, кто я? – вкрадчиво спросил я, душа бешенство. Он меня действительно испугал. – Нет. Я знаю о тебе только то, что ты рассказал сам. – Ты зря играешь со мной в игры. – Прости, я вынужден разорвать звонок. Я спокойно отношусь к угрозам, если они не имеют прикладного характера. Но ты переходишь рамки. – Только попро... Я тупо смотрел на погасший телефон. Что? Он что, кинул трубку?! Рука сжалась так, что гаджет жалобно скрипнул. Стекло экрана пошло трещинами. Да блядь! Хорошо, что я не успел отъехать от салона. Купив второй телефон за час, я поехал на работу, бесконечно набирая въевшийся в подкорку номер. Ебучий абонент был не в сети!***
Я ворвался в кабинет вихрем. Света сразу спряталась за кофемашиной, она успела чётко усвоить, когда ко мне лучше не подходить и никого не пускать. Плюхнувшись в кресло, вновь набрал номер, дёрнул ящик стола, где были спрятаны сигареты, и наткнулся взглядом на мятый флаер. Блядь... Блядь! Сбросив звонок, я дал себе ментальную оплеуху и собрался, вспоминая момент: флаер мне на случайной заправке вручил случайный парнишка. Никто не мог предположить, что я буду там. Даже если на моём мобильном программа слежения. Когда я только подъезжал, парень уже был там и раздавал свою макулатуру. Сука! Как же я опарафинился! Говорила мне мама, что я когда истерю, то мозги в унитаз сливаю. А я ведь студенту на полном серьёзе угрожал. Я покрутил изнасилованный телефон в руке – я почти посадил батарею, названивая студенту. Слова, что абонент вне зоны доступа сети, давали надежду на то, что я не заблокирован, а телефон просто выключен. Я вспомнил наши первые два разговора и вычислил, когда приблизительно заканчивается лекция. Вызвал Свету, заказал ей чай и минет. Когда секретарь внесла чай, про минет передумал. Сделав первый глоток, признал себя истеричным мудаком. Со мной это не впервой. Я обычно, когда чувствую, что эмоции подпирают, беру паузу на подумать и это помогает. Но тут не успел, крышечку сорвало раньше. Извинюсь, кинув денег на карту. Это хорошо срабатывает. После признания проблемы и обрисованного выхода из неё меня немного попустило. В обозначенное время номер я набирал с непривычным трепетом. Пошли гудки. Есть! – Малыш? – вкрадчиво спросил я, вслушиваясь в тишину на том конце трубки. – Убивать меня не передумал? – со вздохом спросил парень. Кажется, не злится. – Передумал. Хочу извиниться. Я вспомнил, откуда у меня телефон твоей службы. И никто не мог предугадать, что я его возьму и уж тем более им воспользуюсь. – Это извинение? – саркастично уточнил студент. – Оно самое. – Так себе, честно говоря. Просить прощения я действительно не умел. – Я могу отблагодарить тебя более конкретно. Просто продиктуй номер карты. – Это лишнее. Я завис. Что? Как? Я привык к языку денег и не понимал, как реагировать. – Алекс, а можно я задам вопрос? А когда студент назвал меня Алекс, даже дёрнулся. Так меня звали только Митя и мама. Для остальных я был Александром или Сашей. – Да, – на автомате ответил я, ловя странные ощущения. – Почему ты позвонил? Ты ведь успешный, красивый, раз я так неожиданно угадал с внешностью. Мои клиенты другие. И по психотипу, и по фенотипу. Хм. Прочь эмоции, проанализирую их потом! Сейчас надо воспользоваться ситуацией. – Я отвечу, если ты ответишь, как ты угадал. Студент вздохнул. – Я хорошо разбираюсь в людях. Так вышло. Не спрашивай почему. Просто умение подмечать факты и из разрозненных кусочков собирать картинку. Как пазл. С тобой я собрал его неожиданно точно. Вот и всё. Так почему ты позвонил? Понятно, что ничего не понятно. – Мне было интересно, как это, – ответил я честно, даже не уточняя. Студент был настолько прозорливым, что можно было обойтись тезисами, без детализации. – Что? – всё же уточнил он, и я удивился. – Секс по телефону с мужчиной. И вообще, быть с мужчиной в интимном плане. – Ты натурал?! – выдохнул он в трубку изумлённо. – А-ха. – Это... странно. Но не гомофоб? – Ни секунды, – впервые в диалоге со студентом соврал я. В анонимности и конфиденциальности есть свои резоны, я их оценил. Можно позволить себе быть откровенным, хотя это непривычно и, иногда, даже болезненно. А насчёт гомофобии не так уж я и соврал... Это на Митьке я маху дал. Просто от неожиданности. Так-то мне действительно пофигу, кто там кого трахает за закрытой дверью. – Значит, кто-то из твоих близких недавно сделал каминг-аут, и ты после стадий гнева, торга, горя, депрессии вошёл в стадию принятия и захотел понять, что же движет людьми с другой ориентацией. Как он это делает?! – Малыш, ты меня пугаешь, – признался я. – Прости, я не хотел лезть не в своё дело и тем самым причинить тебе дискомфорт. И я всё ещё не подослан твоими конкурентами. Это то, что мы только что обсудили. Моя прозорливость. У него не голова, а компьютер. Нахрена мне целый аналитический отдел, если его можно заменить одним человеком? – У тебя высокие аналитические способности. Что ты делаешь на архитектурном? – Прозябаю, честно говоря. А, чёрт! Этот момент я упустил. Я подцепил флаер и увидел там номер горячей линии. Договорю со студентом – исправлю свой проёб. – Я напишу менеджеру, чтобы тебя не штрафовали. Скажу, что специально довёл. – Это не поможет. Я должен быть стрессоустойчивым, – хмыкнул парень. – Не парься. Я знал, что меня оштрафуют, и готов за это заплатить. – Я всё ещё тебя хочу. – В каком смысле? – Видеть, угостить, отблагодарить, пригласить в команду. – Алекс, я нищий студент. Зачем я тебе нужен? То, что я балабол-затейник, не делает меня специалистом. А в другом качестве я тебе не интересен. Парень не понимал, что он УЖЕ мне интересен. Иначе зачем бы я ему звонил. Я заполнял им пустоту, образованную временной тишиной с Митькой. – А если был бы интересен? – уточнил я. – То мы бы всё равно не встретились. Я же не проститутка. Обсуждать секс за деньги и трахаться за деньги – разные вещи. Неожиданно. Второй раз он отказывается от денег. И это не игра. Это принципы. Не то что я собирался с ним спать, я же не гей. Но ведь встретиться можно просто ради того, чтобы пообщаться. Тех, с кем можно переспать – полно. Но вот найти человека для самого обычного разговора ни о чём и обо всём – практические нереально. Мне вот повезло. – Ты гей? – уточнил я. А то, может, и вправду там не парень-студент, а оперная дива Зинаида Петровна. Впрочем, от встречи меня бы такая мелочь не остановила. Я бы просто захватил с собой букет. И напросился на рыбу фиш в гости. – Я пансексуал. Маты какие-то. – Что это? – уточнил я, чтобы не попасть впросак. – Мне просто нравятся люди. Пол – вторичен. Господи, чего люди только не придумают, лишь бы на работу не ходить! Впрочем, если отмести неуместный сарказм, вызванный смущением ума, в этом понятии было что-то такое... Цепляющее. – Хм... Это надо обдумать. Я перезвоню. Я написал на горячую линию и закрыл вопрос. Более того, забронировал студента исключительно для себя на неделю. Не хочу, чтобы ему всякие извращуги в трубку писюны свои кривые совали. А после, велев Свете меня не беспокоить, вышел на открытую террасу и распечатал пачку с сигаретами. Мне надо было подумать. И про любовь ко всем людям и про Митьку. Через три сигареты я набрал Долгова с замиранием сердца. Он ответил сразу. – Мить, прости меня – я дурак, – выпалил с порога, пока меня не послали. – Я думал, тебе понадобится больше времени, Красильников, – спокойно ответил друг. – Мне повезло. Я бы дольше сопли жевал, если бы не попал на одного человека. – Ты завёл себе друга, пока мы были в ссоре? Как ты мог, изменник?! – притворно запричитал Митька, и я расхохотался. Закашлялся. – Ты там куришь, что ли? – с подозрением спросил Долгов. – Курю, – признался я. – Мудак! Я соскучился по нему, оказывается! Эта мысль одновременно и ошарашила, и заземлила. И правда, какая мне разница, кого Митька трахает, когда я без него и пары дней не могу? Это молчание измотало меня. Я тоже наверно этот... Пандруган! Во! Просто люблю Долгова вне зависимости от его ориентации. – Согласен! Мить, мир? – Мир. Но ты будешь шафером на свадьбе. – За нехуй делать! А кстати, как твоего зовут? – Андрей. – Я его знаю? – Видел мельком пару раз. – Погоди, у тебя на даче... – Да, это он. – Он, кажется, неплохой мужик. – Я люблю его, Аль. – Понял. Мы ещё поболтали немного об отстранённом, притираясь, прощупывая эмоциональный фон, удостоверяясь, что всё в порядке. Мне было с ним легко, как всегда. Ему – тоже. Ничего между нами не изменилось. В кабинет я вернулся почти счастливым человеком. Скомкав недокуренные сигареты вместе с пачкой, я выбросил их в мусорку и решил поехать в качалку. Не хотелось терять редкое чувство умиротворения, а спорт всегда вызывал у меня чувство самоуважения и эйфории. Добью дофамин до сотки!***
В качалке я наткнулся на Звягольского. Макс, топ-менеджер крупной фирмы, изредка подкидывал заказчиков мне и Митьке. Мы не так чтобы дружили, братка у меня только один и на все века, но иногда могли поболтать за пивом с ним и его другом Серёгой. Тот практикующий хирург, в прошлом году маме удалял полип. Парни они отличные, лучшие друзья со школы, как и мы с Долговым. Пожав ему руку, я начал переодеваться. Обернувшись, хотел сказать, что у меня наклёвывается новый проект, и замер. Сзади у Макса, там где шея переходит в плечо, пламенел укус. Да и ниже, на бёдрах, специфические синяки от крупной пятерни. Блядь... Он, кажется, тоже из этих. До ситуации с Митькой и разговоров со студентом я бы, наверно, брезгливо вытер руку и ушёл, постаравшись в дальнейшем избегать общения. А сейчас просто удивился, что их так много. Выжимая штангу, понял, что область человеческих отношений намного шире той, что я себе представлял. Это как приподнять скатерть и увидеть под ней не ножки стола, а целый мир, другой, немного странный с непривычки, но существующий. Так что попрощался я с Максом вполне миролюбиво, пережив внутри некую перестройку. Очередную за этот короткий период.***
Готовил я редко, но сегодня было такое настроение. Включив Вивальди, "Четыре сезона", я налил себе бокал просекко, оставшегося от Ани, поставил макароны вариться и занялся соусом. К просекко отлично пойдут морепродукты, да и мороки с ними никакой – только довести до кипения, слить и заправить специями, вином и сыром. А после протушить 3 минуты. Паста вышла отменной, и я, сыто развалившись на диване, потягивал вино. Захотелось поговорить с кем-то ненапряжным. Сделав Вивальди потише, фоном, я набрал привычный номер. – Малыш! – мурлыкнул я. – М-м-м? – Ты меня волнуешь! Студент захихикал. – Но ты никогда не видел, как я танцую! О, кто-то ещё помнит "Мумий Тролля"! – Хорошо? – спросил я. Если он такой высокий и нескладный, как я себе представлял, танцевать он должен так себе. – Не-а, как паралитик. А ты движешься хорошо, я уверен. Надо же. И тут не ошибся. – Опять угадал. Иногда мне становится страшно. – Не бойся. Я с тобой, – сказал он уверенно. Мама мне так всегда говорила, когда в жизни случалось какое-то дерьмо. "Не бойся, Алекс. Я с тобой." Остро захотелось ей позвонить, но родительница укатила в Доминикану с подругой, и я не решался дёргать её по пустякам. К тому же у нас какая-то дикая разница во времени. – Серьёзно, ты, кажется, знаешь меня лучше, чем мама. Опишешь её? Хватит для твоего волшебного умения исходных данных? Студент замолчал. А потом выдал, сразу попадая по больному. – Ей было тяжело растить тебя одной. Эта фраза, как молоточек у невролога, сразу попала в скопление нервов. Рука дёрнулась, и бокал покатился по полу, разливая вино по полу. – Блядь! – Прости, – прозвучало с искренним сочувствием. От этого тёплого и незаслуженного участия я вскочил, вышел на балкон и снял пачку со шкафа. Закурил, вернулся в комнату прямо с сигаретой, поднял бокал и налил себе просекко. – Мне продолжать? – Да! Затянувшись глубоко, я выпустил вверх дым и откинулся на спинку дивана, глядя, как он дрейфует под потолком. Домработница Альфия опять меня тряпкой побьёт за то, что курил, и за то, что делал это в комнате. Она ненавидит оттирать натяжные потолки от копоти. Зато чебуреки готовит такие, что кончить можно! – Она красивая. И сильная. Ты ей гордишься. А она очень тебя любит. – Ты опять в точку. Как так?! – не выдержал я. Может, он экстрасенс?! – На тридцать процентов мы исходная личность, на тридцать процентов – зеркало общества, в котором сформировались, на тридцать – наши близкие, которые нас воспитывали. Такого, как ты, могла воспитать только такая, как она. – А десять процентов? – Десять процентов – это опыт, выводы и наша реакция на события, исходя из девяноста процентов нашей личности. – Ты ведь не архитектор? – догадался я. – Архитектор, – прозвучало довольно искренне. – А твоя семья? Расскажешь мне? Мне вдруг захотелось знать больше о человеке, который буквально разложил меня на атомы. – Прости, но нет. Да и зачем? – Я хочу понять, как ты сформировался таким. И это тоже. Что делает людей теми, кто они есть? Никогда не интересовало, а тут вдруг нате. Это Митька виноват! Он заварил какую-то чудовищную суету, от которой я прозреваю и ломаю шаблоны каждый день. Я не готов так резко взрослеть! – Каким? – уточнил студент. Я даже не сразу смог сформулировать, собрать в одно слово то, что чувствую. Эмоции теснились, распирали меня. – Неординарным! – В совершенно банальных условиях, Алекс. Это прозвучало устало. – Я бы... – раздались гудки параллельного вызова. Я отодвинул телефон от уха. Мама! – О, прости, вторая линия. Я перезвоню. Переключившись между абонентами, я радостно выдохнул: – Привет, мам! Я только про тебя думал! – А чего не набрал? – Не хотел беспокоить. – Алька, ты дурак. Я всегда рада тебя слышать. Я и сама боялась набрать, вдруг ты там в работе или в очередной Свете. – С Аней я расстался. – Ну и отлично. Я не хотела тебе рассказывать, но я как-то написала тебе в мессенджер, а она меня послала. Профессионально так послала, я даже растерялась. – Уточни! – напрягся я. – Начала в грубой форме выяснять, кто я такая. Обозвала "пожилой шалашовкой" и запретила тебе писать, мотивируя это тем, что у тебя уже есть девушка и она не потерпит, чтобы тебе написывали всякие шалавы. – Бля... Прости, мам. – Когда я вежливо попросила у неё разрешения хоть изредка писать своему сыну, она долго извинялась и, судя по активности, тщательно рассматривала фото в моём профиле в Инстаграмме. Мне кажется, она так до конца и не поверила, что я твоя мать. – Ты красавица! Почему мне не рассказала? – Аня очень слёзно просила этого не делать. Я не стала портить девушке карму, решив, что она и без моей помощи справится. – Ты не ошиблась. Как ты вообще? После разговора с мамой я набрал Аню и устроил ей такой разнос, что она рыдала в трубку. Блядина! Взбудораженный, я метался по квартире, вскрыв бутылку вискаря и хлебая прямо из горла. Я представить себе не мог, чтобы студент написал такое моей маме. Надо узнать, как его зовут, кстати. Поймав себя на том, что я веду со студентом мысленный диалог, я остановился. Так, стоп! Это что такое?! Это случилось со мной лишь однажды, когда я в институте влюбился в Настю. Настя была старостой нашей группы, и изначально наши отношения начались с дружбы. Девка она была простая, и характер твёрдый, мужской. Она всегда знала, чего хотела, никогда не применяла женских штучек и говорила о своих желаниях прямо. Так она честно призналась, что не прочь потрахаться со мной, и мы встречались несколько месяцев. А после она не менее искренне призналась, что ей сейчас не до отношений, от которых страдает учёба. Расставание далось мне непросто. Не говоря уже о том, что опыт отношений с Настей поднял требования к партнёршам до заоблачных высот. Меня нехило помотало после, но когда я достиг определённого уровня, то понял, что сам больше не хочу отношений, а хочу обычного, ни к чему не обязывающего траха. Потому что разочаровываться раз за разом тупо устал. И вот именно с Настей я вёл такие вот внутренние диалоги после расставания... Вцепившись в волосы, я застонал. Может, меня Митька заразил этой своей фигнёй?!***
Проведя ряд экспериментов над самим собой, а именно: просмотрев целый ряд порно-роликов с геями, я понял, что не справляюсь сам, и набрал заветный номер. – Малыш, я могу стать геем, общаясь с такими людьми? Я был пьян в говно. В говнище. Но дело не требовало отлагательств! – Нет, конечно. Это же не заболевание. И не заразно. Ориентация – это не выбор, а изначально заложенное и врождённое, как цвет глаз или тембр голоса. Но её можно не осознавать, если ты сформирован в рамках патриархального общества, отвергающего любой вид отношений, кроме общепринятых. Йобаныйврот! Так это что, Митька и я такими уродились, что ли... Я позорно икнул и прижал ладонь ко рту. – Что случилось, Алекс? – мягко спросил парень. Ему надо психологом работать. Утешает он одним своим участием в голосе. Я уже дошёл до такой кондиции, что повёл себя как герой или как долбоёб. Иногда это одно и то же. – Я влюбился. В мужчину. В его ум. В голос. В чувство юмора. Я даже решился посмотреть порнуху. Ну, когда мужики того... – И как? – Никак. Люди как люди. Все голые, все ебутся, но вместо письки яйца и член, и всё. Я не меньше писюнов в раздевалке качалки регулярно вижу. – Какие эмоции ты испытывал при просмотре порно? Опиши не задумываясь. – Вначале брезгливое любопытство, после разочарование и скуку. – Ничего не вызвало интерес? – Был один ролик... – замялся я. – Там два азиата, я так понял, пара, которая развлекается тем, что снимает свой секс на видео, не актёры. – Чем они отличались? – Они влюблены. Занимались любовью, понимаешь?! Сука, я как увидел, как один второго трахает, шепча ему на ухо Itoshi teru, itoshi, так у меня прямо всё оборвалось. Я, бляха, обзавидовался весь нахрен! – Я не знал, что так бывает, – прошептал я растерянно. – Что ты испытал в тот момент? – Зависть и возбуждение. – Тебя просто влекут искренние чувства. Секс здесь вообще ни при чём. Как и ориентация. Меня резко отпустило. Так резко, что я даже пошатнулся. – И что мне делать? – потерянно спросил я. – Дать эмоциям отстояться, улечься. И принимать важные решения исключительно на трезвую голову. – Спасибо, малыш! Я перезвоню. Да. Надо поспать. Я рухнул на диван, потянул плед на себя и отрубился.***
Продрав глаза, я застонал. А потом завыл, вспоминая давешние открытия. Мне срочно надо проверить. Увидеть его. Может, я посмотрю, и меня отпустит? "Срочно", конечно, в моём состоянии было несколько самонадеянным. Но я всё равно успевал, учитывая, что подорвало меня в шесть утра. После контрастного душа, литра воды и алка-зельтцера я судорожно искал в гугле, где у нас архитектурный институт в городе. Припарковавшись под ВУЗом, я набрал студента. – Малыш? – Да, – бодро ответил он. А-ха, значит, уже на учёбу идёт. – А у тебя когда пары начинаются? – В восемь тридцать. А что? – с удивлением спросил он. – Да не хочу опять попасть на разгар учебного процесса. Ты уже в институт топаешь? – Да. У меня есть двадцать минут на разговор. Ты хочешь поговорить? – Хочу! – О чём? – Мне всё равно. Я просто хочу слышать твой голос. Заданный вопрос оказался неожиданным. – Как думаешь, кто лучше, коты или собаки? – Собаки, конечно! – какие тут могут быть сомнения? – Почему? – Они преданные! – Стая выживает за счёт чёткой иерархии. Все подчиняются альфе, и преданность – это часть инстинктивного поведения, позволяющего выжить. Это норма для этого вида. – А коты? – на мой взгляд эгоистичные шерстяные ублюдки! – Ты их выбор без причины, не за что-то, а вопреки. Волк пришёл к человеку ради доступной еды, как тот, кто следует за более успешным и сильным охотником. Волк признал в человеке альфу. Кошке никто не нужен для защиты и опоры. У неё нет авторитетов. Она пришла к человеку без эгоистичных побуждений. – А зачем? – удивился я. – За безусловной любовью. Потому что может себе это позволить. Ради интереса. Люди – забавные. Собак мы приручили. Кошки же завели нас себе. Так кто более предан, собака, следующая за инстинктом, или кошка, осознанным выбором которой ты являешься? Мой очередной шаблон был разорван. – Охуительная теория. Ты любишь кошек, малыш? – Я люблю кошек. И собак я тоже люблю. И не подумай, я не осуждаю собачью преданность. Просто хотел, чтобы ты увидел, что в кошачьей независимости тоже есть своя прелесть. Я вообще люблю жизнь во всём её многообразии и во всех её проявлениях. И ещё мне нравится, что люди разные. И внешне, и по характерам, и по мироощущению и мировидению. – А ты бы смог с толстухой? – Я же говорил, что пансексуал, – кажется, я задал вопрос некорректно. По ощущениям студент недовольно морщился. – Мне просто нравятся люди. И, потом, влюбляются ведь не в вес, рост, пропорции или национальность. А влюбляются в голос, трещинку на губах, в поворот головы. В самоощущение рядом с человеком. Это если мы про искренние чувства. Я не отрицаю того, что красивые люди быстрее обращают на себя внимание. На красивое вообще приятно смотреть, даже если это стандартизированная, универсальная красота. Но когда ты влюбился, объект становится красивым вне зависимости от норм. Да и что такое нормы? В Индии если ты меньше ста кило, ты некрасивая. В Норвегии ты красивый, если ты блондин, в Китае красиво, если у тебя клыки криво растут. Я же считаю, что красота живёт, прежде всего, в глазах любящего. Универсальная красота. Интересный термин, но такой точный. 90 х 60 х 90. 175 см. Длинные волосы. Светлые раньше, сейчас тёмные. Слегка поддутые губы, выразительные брови и миндалевидный разрез глаз. Ногти средней длины, маникюр французский. Мои девушки отличались только цветом волос и глаз. Настя единственная выпадала из образа. Она была дылдой, угловатой, нескладной, я вечно бился о её локти и колени. Я влюбился в её прямоту и независимость. На параметры мне тогда было плевать. Я списывал это на неприхотливость юности, гормональную бурю и доступность секса, неизменно приводящую в восторг, когда тебе семнадцать. – Малыш, давай встретимся, – хрипло попросил я и вышел из машины. По расчётам студент где-то на подходе. – Я к этому не готов. Прости, я подошёл к институту. Я взбежал по ступеням и, встав у входа, всматривался в толпу. Очень многие шли, прижимая телефоны к уху. – Ок. А ты как одет, кстати? Не мёрзнешь? – Нет, – удивился он. – Я в пуховике и шапке. Я выцепил долговязый силуэт в толпе, подходящий по параметрам. – Белой с помпоном? – Серой с кисточкой. Алекс, я правда дошёл. Фак! Это не он! Фоновые шумы моего абонента показали, что парень вошёл в помещение. – Ок, я перезвоню! Я зашёл в холл, но никого в серой шапке с кисточкой не нашёл. Пошёл на пульт охраны и за печальную историю и деньги получил доступ к короткому периоду видео. Мне всего-то надо было отсмотреть промежуток в десять минут. Не было никого, подходящего по параметрам моему студенту. Про архитектурный он соврал. Надеюсь, это его единственная ложь. Я очень хотел в это верить.***
Отделений и направлений упомянутого студентом вида будущей деятельности оказалось не так много. Я за несколько часов проверил их все. Позвонившую Свету, робко уточнившую, буду ли я сегодня на работе, облаял так, что она всхлипнула. Когда по моим прикидкам студент закончил пары, я набрал его вновь. – Ты нихрена не архитектор! – выпалил я, чуть не спалившись. Нельзя его так пугать. Нельзя! Блоканёт меня нахрен, и я так и останусь ни с чем. – Прошу прощения?! – Не проси! Я хочу тебя видеть! – начал давить я, почуяв слабину. – Я не понимаю, Алекс. – Мне надо проверить... – Что? – Имеет ли моя влюблённость смысл. – Нам не обязательно встречаться для этого... Просто опиши этого человека. Ха! Я же не грёбаный экстрасенс или аналитик! Как описать того, кого никогда не видел, но влюбился до слома шаблонов и обрушения несущих конструкций?! – Он... интересный. Необычный. Цепляющий с первого разговора. – Он? – изумился студент. Странно, пьяным был я, а упустил такую важную деталь малыш. Может, потому что для него это неважно? С его-то философическим отношением к жизни и любовью к миру. – Он, – подтвердил я. Ну, вот. Я это признал. Я сказал это вслух. Трезвым. И не разверзлась геенна огненная под моими ногами. Я даже пощупал асфальт ботинком. – В притяжении к своему полу нет ничего стыдного или грешного. Это нормально, – подтвердил мои мысли студент. – Проблема не в этом, – нетерпеливо перебил я, глядя на памятник Пушкину. Мне пришла в голову мысль, как определить ВУЗ, в котором мой студент штаны протирает. – А в чём? – Слушай, а что ты видишь перед собой? – Памятник Авиценне, а что? Бинго! – Просто стало интересно, – как можно безразличнее сказал я. – Так вот, проблема в том, что этот человек избегает контакта. – Вариантов несколько. Первый – ты ему неинтересен, уж прости. Второй – ты сам не дал понять, что он тебе интересен в том самом смысле. Ты ведь до последнего момента позиционировал себя как натурал. – А может быть, что он... как бы это сказать корректно... Не понимает намёков? – Может. Иногда мы крайне прозорливы в отношении чужих, но крайне слепы в отношении себя. Это нормально. Эмоциональная привязка вносит сильные искажения в анализ ситуации. Поэтому самый лучший вариант не тянуть и спросить прямо. – Понял! Спасибо! Я перезвоню. Всё! Теперь ты никуда от меня не денешься! Набрав Свету, я извинился и поехал на работу. На завтра надо разгрести дела и переуточнить график, кажется, мне потребуется небольшой отпуск. И новая секретарша. Надо зайти в отдел кадров и попросить найти ту, что сосала плохо, но секретарём была от бога. Услуги интимного характера на работе мне, кажется, уже больше не понадобятся.***
Утром я стоял на ступенях мединститута и смотрел на памятник Авиценне. Тут удачные колонны, легко спрятаться за одной из них. Выдохнув, я активировал телефон. – Да? – голос звучал сонно и недовольно. Он со мной расслабился. Я улыбнулся. Такая мелочь, но приятно, чёрт возьми! – Малыш, привет! – Привет! – Я хотел сказать тебе, что иногда люди совершенно слепы, когда это касается их самих. Я теперь это точно знаю. Парень выглядел именно так, как я себе его представлял. Высокий, немного нескладный, в пуховике, но без шапки. Лжец! Русые густые волосы, пряди которых падали на светлую кожу висков, щекотали уши и шею. Простое лицо, с приятными, правильными чертами, чуть миндалевидные глаза в коротких пушистых ресницах, большой рот. Я не знаю, красивым он был или нет, но мне нравилось! – Непреложные истины на то и непреложные, – ответил студент и нахмурился. А я ведь так и не спросил его имя. Я вышел из-за колонны и крепко взял парня за запястье руки с телефоном, прижатым к уху. Чтоб точно не сбежал. Он поднял глаза, и меня словно утопило в синеве. В его случае слова: "Глаза – зеркало души", - метафорой не были. Там, сука, космос! Открытый! Бесконечный! Затягивающий! – Малыш, – сказал я дрогнувшим голосом, – ты меня волнуешь! Мало того, что заставил побегать по институтам. Архитектурным и всем, так или иначе касающимся этой сферы, так ещё и оказался таким... недалёким в сфере личных отношений. Парень смотрел на меня широко распахнутыми глазами, слегка приоткрыв рот. Мне захотелось его поцеловать. Ощутить вкус этих тонких губ, пройтись языком по зубам, толкнуться внутрь жадно, собственнически, завоёвывая и покоряя. Я был уверен, что у меня выйдет присвоить его себе. И он прав, пол, когда ты встречаешь своего человека, действительно вторичен! – Спасибо за советы относительно того, как вести себя, если ты влюблён. Поэтому спрошу у тебя прямо: у меня есть шанс с тобой? – П...прости... – запястье в моей руке дрогнуло. Я умилился внутренне. Он пугливый, как оленёнок. У него мужчины, вообще, были? Или он так, великий теоретик? – Господи, как можно быть таким тупым?! Я в тебя влюбился, малыш! В тебя! Что тут непонятного? И, кстати, как тебя зовут? – Глеб. – Вот и отлично! В тот день на работу я не попал. Да и вообще, чуть не завалил крупный контракт, выпав из жизни на несколько недель, хорошо, что зам и Митька подстраховали. Но это совсем другая история.