***
Гарри рассеянно потягивал светлое нефильтрованное пиво прямо из запотевшей бутылки и косился в сторону участка своего соседа. Не то чтобы специально — просто у него был чудесный балкончик на втором этаже и хотелось сделать пару вечерних глотков именно тут — вид на задний двор Драко Малфоя всего лишь удручающее совпадение. А тем временем там разворачивался настоящий экшн — Малфой вновь тренировался в швырянии своих клинков, подвесив в воздухе кучу мишеней. Гарри не хотел приглядываться, но, кажется, в центре мишеней были чьи-то фотографии. Хотя, стоп, он же аврор и тут может планироваться целое преступление — холодное оружие и все такое. Чары визуального приближения являются не нарушением частной жизни, а вполне законным способом предотвращения преступлений, убедил себя Гарри и с удивлением заметил, что из десятка мишений его фотография красовалась только на двух. Нет, серьезно, то есть ненависть Драко буквально делилась между ним и… Министром магического транспорта Японии? Почившем ныне вокалистом гоблинского трио «Котлы, крючки и асфодель»? Дирижер хора банши — ну это понятно… Мерлин, каким-то кентавром? Неужели Малфоя оскорбило, что сбруя не сочетается с оттенком волос на гриве? Хотя, что можно ждать от человека со свиньей в портупее… — Эпатажный мерзавец, — пробормотал Гарри, зачем-то переводя чары приближения от мишеней на самого Малфоя. Драко Малфой выглядел очень… Воинственно. Злобно. Немного элегантно с этими своими ловкими замахами. Клинки, притягиваемые магией и отправляемые точными ударами прямо в цель, кружились вокруг него в странном завораживающем танце. Растрепанный, покрасневший, наконец-то без своих сложных костюмов и шляп. Откровенно раздраженный, недовольный и очень сосредоточенный, будто он бился с инферналами, а не дурацкими колдо на мишенях. Эти метания — яростный танец — выглядели искренне сильно, немного безумно и, Мерлин, сексуально. Гарри сделал большой глоток своего темного стаута, почему-то не заканчивая действие приближающих чар. Обычный Драко в своих вычурных нарядах вызывал щекочущее раздражение и желание заткнуть его любым возможном способом. Этот же Драко — сгусток бешеной энергии — пробуждал что-то почти животное внутри. Его саркастичный рот не просто хотелось заткнуть, его — всего и целиком — хотелось подчинить. Или подчиниться, покорившись безумству, и пусть впиваются в тело все эти острые клинки. — Бля, — выдал вердикт самому себе Поттер. И успел свернуть чары ровно за секунду до того, как на балкончик ввалился Рон, левитируя перед собой еще пару бутылок. Заметил на низком столике упаковку соленых крекеров и миску с орешками и приуныл. — Да возьми одну… — начал было Поттер. — Чтобы потом два месяца козлом траву жевать? — взвился Рон. Больная тема. Провидение ли, генетика или активный образ жизни, но до прошлого Рождества Рон Уизли в неограниченном количестве угощался и стряпней Молли, и министерскими сладостями, и в целом посвящал пище столько времени, сколько можно впихнуть в рамки «допустимо разумного». И немного больше. Однако, гастрономическая фортуна, видимо, после праздников и отпуска махнула на Рона рукой, и вот он не влез в свою аврорскую форму. Вообще. Совсем. Никак не влез. Не помогли даже чары. Гарри и раньше замечал, что верх Рон все чаще расстегивает, да и в целом как-то… Уплотнился. Знал бы он, к чему приведет катастрофа с формой, лично бы отбирал у друга пончики, даже если это стоило бы ему собственных конечностей. — Ты сейчас в отличной форме, — быстро кивнул Гарри. — Знаешь, почему Авада зеленого цвета? — зашипел друг. — По аналогии с сельдереем и брокколи, сука! Паркинсон, которой претили пищевые привычки бойфренда, за приведение Рона в форму принялась с убийственным энтузиазмом. Несчастный Рон таскал с собой в Аврорат вареные овощи, грыз яблоки с видом, будто бы это ботинки Филча, а стоило его руке потянуться хоть к чему-то, что не входило в список «продукты и блюда для поддержания здорового тела, духа и сексуальных желаний Панси Паркинсон» покрывался прыщами — заклинание специально для него придумала коварная слизеринка. Рон похудел, вернул свой рельеф и поклялся — при этом действе почему-то присутствовал Гарри, на которого Панси смотрела уж слишком пристально — никогда не набирать и фунта. — А чего ты не внизу? — оттаял Рон, игнорируя крекеры и орешки. — И красный такой? — Тут вид лучше, — пробормотал Гарри, искренне подразумевая вид, открывающийся на раскинувшееся нежно-зеленеющее поле, окрашивающееся в причудливые теплые оттенки под низким закатным солнцем. Рон же покосился в сторону, заметил Драко и очень понимающе кивнул. Ох уж эти понимающие кивки от семьи Уизли, которые будто бы знали что-то такое, чего не знал сам Гарри. Эдакая фамильная черта — очень бесячая. — Понятно. — Я про поле! — Ага, — Рон закинул ноги на низкий столик, отсалютовал своим пивом Гарри и еще раз кивнул. — Рассказывай давай. — О чем? — О поле, конечно, ты же на него пялишься с мрачным и обреченным видом. Стоит у тебя, видимо, тоже на молодую апрельскую траву, не иначе, — и тут Рон с серьезным и сочувствующим видом хлопнул Гарри по плечу. — Мы знакомы двадцать лет, я тебя не осуждаю! — У меня не стоит на траву, — счел нужным пояснить Гарри. — Тогда я в замешательстве! И Рон заржал, распугивая своим гоготом мирно притаившихся пичуг в кроне засыпающих деревьев. Гарри не удержался и расхохотался вместе с ним. — Этот мудила лишил меня мотоцикла. Он мог извиниться за выходку с письмами, я бы отозвал банши, но вместо этого он замахнулся на мой мотоцикл, — Гарри обхватил голову руками. — Ты можешь отозвать банши, а он поистекает пару недель ядом и вернет байк, — предложил Рон. Гарри вздохнул. Это был сложный разговор. Возможно, он мог бы напомнить себе, что он уже не подросток, и отступить и предложить мир — это мудрость и взрослость, а не слабость. Он мог бы сказать что-то типа «эй, Малфой, я пересажу свое лимонное дерево, если ты сходишь со мной в неприлично дорогой ресторан и раскритикуешь внешний вид каждого из присутствующих там». Он бы позвал Драко на барбекю и стойко выдержал всю тонну насмешек про цвет посуды, вред жирного мяса и Мерлин что еще может быть в той голове, чтобы потом зажать Малфоя у того самого лимонного дерева. — Следующая тренировка команды аврората по квиддичу будет ровно на этом поле, — и Гарри махнул рукой туда, где последние лучи солнца ласково прощались с молодой зеленью. — И, возможно, пара срикошетивших бладжеров в сторону драгоценного сада вернет мне мой мотоцикл. — Дружище, — Рон даже придвинулся поближе — орешки и крекеры все так же в игноре. — Я сейчас встречаюсь с одной очень темпераментной слизеринкой, и вот поверь… У них нет тормозов и здравого смысла. Он скорее отгрызет себе ногу, чем пойдет на попятную. — И в каком месте это моя проблема? За спиной тихо открылась балконная дверца и послышался мягкий голос Гермионы: — Если вы не оставите от Суррея и камня, ты никогда не сможешь позвать его на свидание. И почему ты на втором этаже… А, поняла! Гермиона аккуратно прилевитировала графин с сангрией, легким движением палочки наполнила свой бокал и трансфигурировала обычное плетеное кресло в качалку с уютным клетчатым пледом. Гарри всегда удивлялся такому — каким-то образом его магловские привычки за двадцать лет в магическом мире никуда не делись, и порой он продолжал мучиться на неудобных креслах или вынужденно спускался вниз за холодным пивом, забывая про чары. — Я просто смотрю на закат! — процедил Гарри, бросая предупреждающий взгляд в сторону Рона — пусть только попробует пошутить про стояк и траву. — Спиной и с первого этажа его не видно! — И вовсе незачем так горячиться, — Гермиона нежно погладила его по руке, потянулась к крекерам, поймала страдающий взгляд Рона и чинно сложила руки на коленях. — Гарри планирует устроить тренировку аврората на этом поле и разнести бладжерами весь сад Малфоя, — поделился Рон, разводя руками и вздыхая так, будто Поттер собрался вместо центра Лондона построить бассейн и переселить туда гигантского кальмара из Черного озера. — Парочка неудачных рикошетов, — поправил Гарри. — Никто не пострадает. Малфой вернет мотоцикл, я отзову банши, и начнутся на нашей славной улочке мир и радость! Получилось чересчур ядовито, и Рон с Гермионой обменялись понимающими взглядами. Но, в отличие от Рона, который привык действовать напрямик, Гермиона выбрала другую тактику: — А что, если вместо умышленной порчи чужого имущества ты позовешь Малфоя на барбекю, будешь мил и очарователен, пригласишь его на свидание… — Я не хочу идти с ним на свидание! — возразил Гарри, вмиг понимая, что именно так он и попался на закинутую удочку. Гермиона приосанилась, сделала маленький глоток сангрии и начала: — Конечно. У тебя же никогда не было нездорового к нему интереса, школьной вражды, где ненависть граничила с невыплеснутым сексуальным напряжением… Ваша история точно не началась почти двадцать лет назад, точно не продолжалась все время, пока вы не жили рядом, в виде твоих обсуждений Малфоя каждый раз, когда вы сталкивались. И сейчас, само собой, твое поведение полностью оправдано и адекватно, да. Что ж, туше. — У маглов это называется незакрытый гештальт, — продолжила Гермиона. — Вы, конечно, можете еще лет двадцать походить вокруг да около, но не пора ли повзрослеть? — Почему подразумевается, что первый шаг должен сделать я? — пробурчал Гарри, понимая, что остальные аргументы ему все равно нечем крыть. — Потому что кто-то должен, — отрезала Гермиона. — Если все пройдет успешно, он купит байк, а ты будешь выгуливать его свинью… Гарри едва прикусил язык — вдруг захотелось напомнить, что Шанель не определился с гендерной идентичностью и его следует называть… Мерлин, вот это он влип! Дрочить на школьного недруга — это одно. Защищать его кабана в портупеях — уже диагноз. Теплый и ленивый вечер окончательно убедил Гарри попробовать — только попробовать! — установить мир. Не выйдет — он радостно ответит Гермионе, что сделал все возможное, и продолжит жить с незакрытыми гештальтами. И вообще, перемирие — достойный поступок, он сделает этот шаг с гордостью. Потому что он взрослый, а Драко ебнутый, и мудрость — это не слабость.***
Драко был человеком слова, человеком реализованных обещаний. А ещё он был человеком дела, даже если это дело подразумевало под собой что-то малоприятное и лишенное великодушности. Нет, великодушным Драко тоже был — взять хотя бы тот факт, что он терпел жилетную катастрофу Блейза (которая грозилась вылиться в настоящую революцию национального масштаба), пошлые песнопения Панси (которые с пугающей стабильностью доводили его до мигрени) и зависимость Шанель от обустраивания отвратительных садовых подкопов (которые нарушали безусловную гармоничность территории дома) со всеми кабаньими удобствами в виде кучи рыхлой грязи и глубоких ям. К сожалению, будучи таким замечательным и ответственным мужчиной, Драко не был лишен той мягкой и даже ласковой части, на которой держалась основа всей его ехидной души. Ему хорошо были известны такие слова, как сожаление, обеспокоенность и сочувствие, и обуревали его они, хоть и редкие, с поразительной силой. Вот и сейчас он расстроенно пил свою «Сердечную бомбу» маленькими нервными глотками, раздумывая, когда всё стало таким неоднозначным, таким сложным. Не то чтобы Драко не любил сложности, отнюдь. Сложная статья, сложный объект для интервью, сложная схема рассадки гостей на вечеринке или сложный выбор костюма для делового выхода — сколько угодно. Сложные чувства, включающие в себя сочувствие и, упаси Мерлин, струящуюся неуместную нежность — пожалуйста, не стоит. — Ширли, ты никогда не задумывалась, что «Сердечная бомба» — не самое подходящее название для этого напитка? Благозвучное «Кислая бурда» было бы куда лучше, — Драко нервно потарабанил костяшками по столу, с легким весельем наблюдая, как Шанель поджал уши и демонстративно отвернулся, не получивший за сегодняшний ланч ни кусочка. Драко был великодушным, о да. Это великодушие заключалось в ночном сне Шанель в его постели, в том, что у Шанель было четыре пары осенних ботиночек и даже свой собственный зачарованный зонтик, чтобы уберечь его голову от дождя. Но, помимо великодушия, в своём арсенале Драко имел ещё и адекватность (кто бы посмел спорить с этим?) Некоторые колкие замечания Джинни о том, что Шанель выходит за рамки своей «лучшей формы», не прошли даром для последнего. По крайней мере, Драко перестал давать ему малиновое печенье. И баноффи. И даже никакого ирисного пудинга, особенно во второй половине дня. — Драко, если мне будет нужен твой совет по ведению бизнеса, будь уверен, дорогуша, я его попрошу. А до тех пор прошу тебя выключить своего вечного критика и пить свою бомбу с наслаждением. Или уйти и не мельтешить мне перед глазами своим унылым видом, от которого чихать охота. Ширли фыркнула и погрозила Драко пальцем из-за стойки, пряча улыбку где-то среди бесчисленного множества морщин. Седые кудрявые пряди у лица также неплохо помогали в маскировке улыбчивых эмоций. Драко любил её, несмотря на то, что она была буквально единственной пожилой женщиной, которая не боготворила его, не называла его сладеньким миленьким юношей и не восторгалась его штанами. Особенно за это, если быть совсем уж честным. Вместо приторного обожания Ширли выдавала ему острые порции критики, советы давала прямо, не увиливая, а ещё позволяла себе высмеивать наряды Драко, не имея страха в сердце. Она была прямой, понятной, честной и попросту чудесной в своем вечном бурчании. Кофе она готовила с абсолютным безразличием на загорелом лице, а чай разливала по чашкам так, будто делала великое одолжение всем, кто за него заплатил. Десерты подавались с легкой руки, буквально скатываясь с тарелок, а любые следы от грязной обуви Ширли встречала с грозным огнем в глазах и начинала колдовать моющие чары так, словно хотела смыть не только грязь, но и самого человека, посмевшего прийти в таком виде. И всё же её «Лавочка покоя» пользовалась бешеной популярностью у местных жителей. Возможно, потому что других вариантов было не так много, и мало кого прельщал пережаренный кофе мистера Брукса… Впрочем, об этом Драко старался не думать. Он сделал последний глоток и откинулся на хлипкую видавшую виды спинку деревянного стула: — Как всегда ворчишь. — Как всегда занудствуешь, — передразнила Ширли и, быстро обойдя стойку, опустилась на второй стул, наконец переставая скрывать улыбку. — Какая причина для такой страстной печали сегодня? Драко помолчал. Он был не из той породы людей, что вываливают свои переживания на знакомых, даже если эти знакомые были очень приятными, достойными членами общества. Нет, Драко был из тех, кто носил свои тяготы и печали внутри, спрятав их за сто слоев. И он вот ну совсем не собирался отказываться от этой линии поведения сейчас… Улыбка Ширли стала мягче. Ладно, к Салазару это всё! Выговориться жутко хотелось, и Драко прекрасно знал, что ни Панси, ни Блейз, ни Луна, ни даже Шанель не смогут понять его терзания правильно. Вздохнув, он покачался на месте, в глубине души делая ставки, развалится ли этот стул под ним прямо сейчас или еще поживет. Неизвестно, какой исход был для него более желанным. — Я скажу, если ты скажешь мне, почему «Сердечная бомба» так называется. Ширли засмеялась, словно Драко выдал какую-то остроумную тонкую шутку, которую могли понять только избранные. Её смех был искренним, громким. Он одновременно напоминал гогот чаек и перекатывание тяжелых китайских шариков баодин. Драко любил её, помимо прочего, за этот смех. Невозможно быть на сто процентов унылым, когда человек напротив смеётся так. — Хорошо, я скажу тебе. Но только при условии, что ты сам расскажешь, почему пьешь эту дрянь здесь каждый раз. Без обид, дорогой, но «Сердечная бомба» — сущий кошмар. Не думай, что я не знаю этого, — Ширли призвала маленький зеленый чайник, наливая в свою чашку что-то, удивительно напоминающее глинтвейн. И это в апреле! Драко с завистью посмотрел на дымящийся напиток, который сладкими парами окутал кофейню, стоило ему только пролиться из чайника кроваво-пурпурной струёй. Определенно, он что-то делал не так в жизни, если раз за разом выбирал свою кислятину, а не роскошный глинтвейн из чудесного зеленого чайника. — Тебе не кажется, что наша игра становится слишком утомительной? Скажи мне это, чтобы я тебе сказала это, но перед этим объясни ещё вот это. Ширли, я учился в Слизерине. Я знаю правила. Увы и ах, Ширли это нисколько не проняло. Она с удовольствием отпила пурпурную жижу, как её про себя обозвал Драко, и демонстративно откинулась на спинку стула. На вид куда более крепкого, чем стул Драко. — Ну так это ты здесь хочешь выговориться, а не я. И не пугай меня Слизерином, это может подействовать только на тех, кто никогда не бывал в наших подземельях, — демонстративно фыркнула она, — Уж я вовек на забуду те плюшевые ступеньки на входе в гостиную. Ах, маленькие слизеринцы, которые боятся упасть и разбить свои помпезные коленки. Драко почти оскорбился в лучших традициях самого себя, но разум взял над ним верх, поэтому он приглушил напряжение и просто сказал: — Ладно, ладно, я понял. Тебя не переиграть. — Мне семьдесят четыре года. — Хватит хвастаться, — свежий весенний ветер заглянул в кофейню через приоткрытую дверь, обдавая ноги Драко приятным холодком. — Я пью «Сердечную бомбу», потому что это странно. Чай, кофе, шиповник и сливки — это странно. — А ты, конечно, любишь быть эпатажным, даже если этого никто не видит, кроме меня. Драко пожал плечами, будто всё было ясно и так, но крохотный намёк на улыбку всё равно прорвался на его лицо, крепко обосновываясь в уголках рта. Его слабость ко всему странному ни для кого не была секретом, и всё же это было жутко приятно — слышать и наблюдать, как люди, которых он по-своему любил, замечали, запоминали и говорили об этом без злых насмешек. Которые находили в этом своё очарование. — Я держу марку. Ну хватит, не заговаривай мне зубы. Теперь твоя очередь. Ширли развела руками. — Всё проще простого. «Сердечная бомба» — потому что это вредно. Для сердца, как органа, и для сердца, как части души. Драко нахмурился. Загадками говорить могла только Луна, он не был готов выдерживать их ещё и от Ширли, поддавшейся этому безумию. — Не понял. — Слишком много кофеина, дорогой, вредно для сердца. Так, по крайней мере, нам говорят медики. Это во-первых. Во-вторых, если твоё сердце не в порядке, будь уверен, тебе нужно выпить виски на три пальца или же шот эспрессо, а не эту бурду. Возможно, поиграть в бильярд. — Тогда скажи, почему это оружие массового поражения всё еще в меню? — Да потому что ты пьешь его. Они обменялись понимающими ухмылками и одинаково рассмеялись, на какое-то время погружаясь в уютную спокойную тишину. Драко откинул голову, позволяя мышцам немного расслабиться. Солнце вовсю светило на небе, словно радовалось, что смогло его захватить целиком и полностью. Драко не сдержался — придвинулся ближе к окну и подставил левую щеку в качестве исключения, забив на собственное правило борьбы с солнцем. — Знаешь, Ширли, кажется, я перегнул палку. Перестарался, если хочешь, — начал он. — Ты можешь быть очень настырным в своих убеждениях. — Вот именно. Я думаю, что мне надо остановиться, — слова покрутились в голове, рационализируясь, собираясь в стройные ряды, но Драко от них отмахнулся — он хотел говорить, что думает, а не что надо было говорить в таких ситуациях. — Но может быть, для меня уже нет обратного пути. — Слышала, мистер Поттер лишился своего мотоцикла, — Ширли демонстративно не смотрела на Драко, целиком и полностью погрузившись в разглядывание своих ногтей оттенка «пережаренный лосось». Она всегда так делала, когда хотела вывести его на чистую воду, и Драко знал об этом. И всё равно поддавался каждый раз. — Думаю, он очень расстроен. — Возможно, это было лишним. — Но ведь выхлопные газы и шум так сильно мешали соседям. Ты просто не мог поступить иначе. Это твой долг, как ответственного гражданина. И правильно, что тебе наплевать на то, что он любил свой мотоцикл. Не дай чувствам одержать верх над законами и правилами. Будь приличным и правильным! Драко раздраженно выпрямился, гонимый желанием нервно захохотать и выпить ещё чашечку «Сердечной бомбы». — И мы оба знаем, что такого закона даже не существует. — И когда тебе это мешало? Шанель, а ну-ка перестань грызть мои сандалии. Шанель захрюкал, но сандалии выпустил, даже не накапав лужу слюней в подарок. Покрутившись туда-сюда, он выбрался из-за стола и гордо отправился в другой угол кофейни, по всей видимости, желая оккупировать более удобный столик в свое единоличное пользование. — Ширли, мне не нравится твоё ехидство. Скажу прямо: оно не помогает! — А мне не нравится убирать грязные следы за неряхами-посетителями, — тут же нашлась Ширли, — но это то, с чем нам приходится мириться, так? Возможно, в семьдесят четыре он научится отвечать так же метко. Пока метко у Драко получалось только швырять клинки в мишени разной степени уместности, да и то, не лучше, чем у Панси. Та была безусловной королевой ножей. — Я понимаю, к чему ты клонишь. Я не дурак. Считаешь, мне стоит пойти и извиниться? — Ммм… — Ну а что, хочешь сказать, ты бы на моем месте не вспылила? Не спланировала бы страшную месть? Он натравил на меня банши, — Драко тут же принялся загибать пальцы, желая не упустить ничего важного. — Целую стаю кошмарных банши, а ведь они даже не красивые. С гитарами! Вместе с этим Ухром в виде дирижера. Ты видела его наволочку? Красный шелк — как нелепо. У меня чуть глаза не вывалились, не говоря уже о моих несчастных ушах. А как пострадал Шанель! Мне два часа пришлось отпаивать его дарджилингом. Ты бы сделала так же, я уверен. Ещё хуже, — безапелляционно прибавил Драко. Если Ширли и сопереживала его горю, внешне она это никак не проявила. — Милый, ты ведь понимаешь, что никто и не подумал бы натравить хор банши на меня? К тому же тебе незачем соревноваться в своих проступках со мной. Я прожила на белом свете семьдесят четыре года, в моем послужном списке есть вещи похуже кражи мотоцикла. — Да, пожалуй. Но ещё раз повторю: это не помогает. И я не воровал этот долбаный мотоцикл, а лишь помог оформить законную конфискацию по доброй воле владельца. Ширли встала. Она была невысокой женщиной, но то ли благодаря своему внутреннему стержню, то ли из-за диких сандалий на платформе в оттенке ультрамарин она возвышалась над Драко, как башня, вся из себя высшая степень грозности. Это самую малость пугало. — Вот, что я тебе скажу: прекращай пить эту бурду. Я уверена, что все твои проблемы связаны с уровнем кофеина в крови. Не подумай ничего дурного, но ты и без этого слишком заводной юноша, Драко Малфой, тебе не нужна дополнительная стимуляция. Оставь своего кабана дома, приведи себя в порядок, смой эту тоску с лица и сходи поговори с ним. И ради Салазара, сними ты этот пиджак. Пиджак был достойнейшим предметом в гардеробе Драко, и он тут же затаил на Ширли обиду. Ничего-то она не понимала в современной моде. К тому же эта шпилька о пиджаке имела пугающую схожесть с жилетной катастрофой Блейза. Впредь нужно быть аккуратнее, а то глядишь, он перехватит все самые худшие стильные замашки. Драко обдумал остальные слова Ширли и из чистого упрямства — не из страха! — воспротивился. — Он высмеет меня! Закостенелые враги не приходят друг к другу на поклон, знаешь ли. — Ой ли. Даже если и высмеет, ты что, маленький мальчик, который не справится с этим? Да и врагами вас не назовешь — сплошной подростковый лепет. Мои внуки ведут себя лучше. Драко с ужасом подумал, что эта мысль, что он не справится с насмешками Поттера, если придет и искренне извинится, на самом деле существовала в его сознании. Это была опасная мысль, за которой тянулись и другие, менее очевидные… Например, что Поттер подумает, если он наденет свою жемчужную рубашку? Оценит ли он вырезы на рукавах? Обратит ли внимание на его руки? Или, например, вдруг Поттер посчитает его слабаком? Трусом? Мнение Поттера не важно, таково было правило. Но Драко не был дураком и начинал понимать, что что-то здесь сломалось, перестало работать. Теперь мнение Поттера казалось очень важным! Даже все эти происшествия — мотоцикл, письма… Драко было важно, что Поттер подумает. Даже его ненависть была важна. Он сокрушенно вздохнул, начиная осознавать, в какой жопе находился на самом деле. — Что бы ты ни сделал, это будет всяко лучше, чем сидеть здесь, как отшельник, на пару со своим кабаном и старухой, которая даже нормальный кофе приготовить не может. Что это говорит о тебе, успешный и невероятный, блистательный и чарующий Драко Малфой? — Перестань меня подкалывать, подумай о своем благородном возрасте, — ухмылка сама растянулась на лице, но Драко ничего не мог с собой поделать. — И перестань называть себя старухой. И твой кофе все любят. — И я не устану удивляться, по какой такой причине? — Ширли рассеянно улыбнулась. — Иди уж. Не заставляй меня тебя выгонять. Мне не хочется это признавать, но ты — один из лучших моих посетителей. Драко покорно кивнул и поднялся, не забывая вернуть на голову шляпу. Сегодня это была федора, абсолютно и безупречно уместная к погожему деньку. — Ширли, — слова благодарности никак не складывались на языке, поэтому он тихо произнес: — Не убирай пока свою «Сердечную бомбу» из меню, ладно? — Так и быть.