***
Гарри удовлетворенно покрутил шеей, разминая затекшие мышцы. Над кружкой «Чемпиону забегов на короткие дистанции» вились едва заметные клубы пара, в креманке золотился мед, а в тарелке без единого скола румянились блинчики с плотной шапкой свежей сметаны рядом. Воскресное утро началось с полноценной тренировки, продолжилось упоительно горячим душем и должно было завершиться поистине королевским завтраком. Молочные продукты ему раз в неделю доставлял сын мистера и миссис Гроув — мальчишка перемещался на магловском велосипеде и с каждого заказа прятал пару кнатов себе в карман, сияя при этом такой неподдельной гордостью, что Гарри аж завидно становилось. В этот раз миссис Гроув еще передала домашние блинчики, и от их запаха буквально сводило желудок. Было что-то чудесное в том, что жители Суррея относились друг к другу с искренней заботой — иногда фермеры отправляли пироги или излишки фруктов и овощей просто так, потому что могли и хотели угостить. Гарри, который увлекся готовкой после развода, и сам иногда отдавал соседям лепешки собственного производства и на барбекю зазывал жителей всех окрестных улиц. Ну, кроме одного. С этим самым «одним» стоило поговорить. Гарри отрезал кусочек от блинчика, щедро макнув его в сметану, и в предвкушении прикрыл глаза. И выругался. Попробовал запить отвратительно-кислый вкус кофе, в которое успел добавить молока. Фермерские молочные продукты были безнадежно испорчены. Испорчены заклинанием — аврор Поттер умел проверять такие штуки. И для выявления виновника даже не надо было никакой дедукции. Гарри с досадой поморщился, накладывая третье освежающее, и решительно аппарировал прямо на крыльцо своего первого и единственного подозреваемого. Подозреваемый же, как оказалось, что-то внимательно изучал в одной из своих пестрых клумб недалеко от лимонного дерева. Гарри мотнул головой, решив не смущаться из-за своей идиотской аппарации, и направился прямо к нему. — И какого драккла ты решил испортить мой завтрак? — нет, Гарри правда постарался звучать вежливо, но, Мерлин, он был голоден, зол, а вид Малфоя никак не мог оказать положительного влияния на его стабильность. — Я? — серые глаза напротив опасно сузились. — Это я-то что-то испортил? Резкий рывок — Гарри даже решил не сопротивляться, опешив от яростной реакции — и Малфой затащил его прямо под лимонное дерево. За последнюю неделю оно раскинулось ветвями ещё больше, создавая некий пушистый купол уединения. Гарри едва успел остановиться, как Малфой тут же с неожиданной силой прижал его к изгороди и заслонил обзор своим телом. Как бы это ни было грустно признавать, но те несколько сантиметров в разнице их роста играли вовсе не в пользу Гарри. — Какого хера ты вытворяешь? Угловатое плечо Малфоя больно вжалось в плечо Гарри, и он охнул. — Будь поосторожнее, твое тело острое, как нож, — Гарри досадливо потёр кожу и уже тише прибавил. — О чем ты вообще говоришь? — Хоук, — выплюнул Драко ядовито. — Да он был пьяный в стельку, — Гарри постарался звучать вежливо и спокойно. Он ведь мог себя контролировать. Мог же? — Как пристал ко мне со своими разговорами, ты бы видел. — Я видел! — гнев Малфоя и не думал утихать. — Ну вот и всё. Стоит ли так заводиться? Если бы человек мог убивать одним только взглядом, Малфой бы непременно сделал это с Гарри в ту самую секунду без раздумий. — Я ещё не заводился. — Ой ли? — губы Гарри изогнулись в ухмылке, пальцы сами нащупали короткие светлые волосы на затылке, и он на пробу их сжал. Это было приятное чувство. Может, именно этим стоило заниматься всё то время, которое он потратили на соседскую войну? — А мне кажется, ты очень заведенный. — Заткнись. — И не подумаю. Так что скажешь? Ты ревновал? — Заткнись, я сказал. И не смей мне морочить голову. — А что, если я хочу? Малфой возмущенно задохнулся и вжался в Гарри всем острым телом, приникая к уже инстинктивно раскрывающимся навстречу губам. Этот поцелуй не был похож на первый, да и вообще ни на что он не был похож. Гарри словно проваливался под воду, словно летел на метле под облаками, словно бежал, задыхаясь, через поле… Губы Малфоя, несмотря на весь его напряженный вид, были мягкими в настойчивости и очень сладкими — от того, с каким желанием он целовался, от того, что он был близко, но все равно не принадлежал Гарри, от невозможности поглотить эти губы целиком. Гарри прерывисто задышал, углубляя поцелуй и проваливаясь в саму сущность Малфоя. Хотелось больше. Сильнее. Грубее. Хотелось не просто целоваться, хотелось залезть под кожу, принося с собой яркую от наслаждения боль. Хотелось коснуться Малфоя до самого основания, разобрать его на части и собрать заново. Малфой попытался отстраниться, но Гарри не позволил — удерживая одной рукой на месте, пальцами второй он принялся поглаживать шею, кожа которой исходила теплом. Он снова поцеловал его, скользя языком по губам, проникая внутрь, слизывая послевкусие от утреннего кофе и ярости. Малфой был безупречен, его хотелось целовать до одурения, и, Годрик, Моргана и Салазар были свидетелями, Гарри не мог остановиться, даже если бы захотел. И он, конечно же, совсем не хотел. Где-то стрекотали сверчки, откуда-то лился смех соседской парочки, и, кажется, мистер Брокс что-то нашептывал своей игуане. Гарри не знал ничего об этом — потому что всё самое важное уже было у него прямо в руках. Он на пробу погладил Малфоя по спине, петляюще спускаясь ниже. Это было просто — быть таким счастливым. Неужели это счастье всегда было настолько близко, всего-то скрытое за слоями причудливых костюмов и шляп? — Лимонное дерево, значит? Вижу, ты к нему неровно дышишь, — шутливо шепнул Гарри, чуть отстраняясь и всё ещё слегка задыхаясь после поцелуя. Малфой утер рот рукавом рубашки и хмуро процедил, не смотря в глаза: — Это ничего не значит, Поттер. Впредь держись подальше. Поцелуй не смог успокоить его запала, что могло бы впечатлить, не будь Гарри таким одуревшим от резкого выброса окситоцина. — Этот Браун просто придурок. — И всё же ты позволил ему себя облапать. Гарри закатил глаза, борясь с навязчивым желанием показать Малфою, что значит облапать на самом деле. — Подумаешь, тронул меня за руку. Я вообще-то смотрел на тебя, или ты не заметил? Увы, эта фраза только подлила масло в огонь негодования Малфоя. Он поправил выбившуюся из брюк рубашку и с чувством собственного достоинства выпрямился. — Знаешь, Поттер, меня не прельщает такой вариант. Спасибо-пожалуйста, но мне пора идти. А то кто знает, какие злоключения может принести с собой ночь? К тому же Шанель наверняка скучает. Счастливо оставаться. Выходя, Малфой умудрился хлестануть его веткой по лицу, но, даже несмотря на это, Гарри чувствовал себя до неприличия счастливым. Пусть Малфой дуется, сколько угодно, но теперь Гарри знал, что ему не все равно, и это знание грело сердце лучше всякого ромашкового вина. И черт с ним, с завтраком.***
Весь оставшийся день Гарри пребывал в самом прекрасном расположении духа. Да, Малфой был сложным придурком, но он был сложным придурком, который поцеловал его под лимонным деревом. Сложным придурком, который поцеловал его под лимонным деревом и чуть не порезал своими выступами, и это было так охуительно здорово, так уместно, горячо, так желанно, что сердце буквально выпружинивало чечетку внутри груди. И если Гарри что-то и понял за свою жизнь, так это то, что пружинистое сердце однозначно заслуживало должного внимания. Воскресный день обещал быть просто замечательным. Сад был восстановлен после нашествия Шанель и, несмотря на некоторые потери, которые даже Невилл не смог восполнить, Гарри решил вплотную поработать над посадкой нового сорта земклуники. Луна как раз прислала ему семена с утренней совой, приложив подробную, хоть и весьма хаотичную инструкцию, включающую в себя чрезмерное количество размышлений о сущности ягод и их влиянии на человеческий разум. Гарри со смехом покрутил неожиданно увесистую коробочку, разглядывая крохотные зерна. Пока они влияли на него весьма посредственно — вызывали желание поскорее увидеть роскошные кусты и попробовать многообещающий сорт «Страстный пурпур», что бы это ни значило. Удивительно, но не Гермиона, а именно Луна стала тем человеком, который разбирался абсолютно во всём, что только было доступно людскому разуму. Гарри любил Гермиону, абсолютно точно любил, но большинство её познаний основывались на принципах полезности, продуктивности и применимости, тем временем как знания Луны были субстанцией из чистейшего любопытства и некоторой ребяческой влюбленности в мир. Они включали в себя обширный размах самых разнообразных сфер, начиная от устройства зачарованных чайных ситечек (которые плевались чаинками в неряшливых владельцев) и заканчивая применением алхимических элементов в проектах по ментальной магии Отдела Тайн. Это не могло не восхищать. Это не могло не смешить — вот Луна с серьезным видом доказывала существование каких-то неведомых существ с огненными когтями, которые ей приснились в ночь со среды на четверг (а значит, это было правдой), и вот она же со смехом обсуждала, как маги научились аппарировать, приводя какие-то пугающие в своей правдивости цитаты из «Всеобщей истории Магии. Том 14». Вот Луна разрабатывала поистине невероятные сочетания защитных зелий, которыми Аврорат впоследствии стал пропитывать мантии (по наводке консультанта Терри Бутта, конечно), и вот она же ходила по территории сада без обуви, утверждая, что это помогает ей слышать голоса подземных друидов, и они шепчут ей свои колыбельные серенады. В общем-то, Луна была просто малость чокнутой. И Гарри очень хорошо понимал, почему Джинни так сильно ею заинтересовалась. Ведь ему тоже нравился чокнутый человек — нормальный не стал бы метать ножи, петь на русалочьем языке (и тем более говорить, что это помогает ему генерировать новые идеи для статей) и не завел бы кабана. Нормальный человек не носил бы свои невообразимые шляпы, вступая в борьбу с самим солнцем, и нормальный человек, конечно, не стал бы устраивать войну из-за того, что пёстрый огород соседа делает глазам больно. Получается, здесь они с бывшей женой были квиты. Гарри выпил ещё несколько чашек чая, раз уж с кофе не задалось, и приказал улыбке прекратить бездумные блуждания по лицу. Увы и ах, но в приказах Гарри был хорош только на работе, поэтому уголки так и норовили разъехаться в разные стороны, когда он вспоминал, с какой яростной страстью и уверенностью его зажимал Малфой под ветвями лимонного дерева. Такие эмоции невозможно подделать. Это был чистейший экстаз, самое яростное признание, которое прошибало тело сотнями молний и предвкушения. Это было обещание — ещё туманное, еле ощутимое и очень ускользающее, но обещание. Гарри потряс головой и встал. Так он далеко не уедет, а земклуника сама себя не посадит. Нужно что-то менять.***
Сумерки мягко спускались на улицы города, окутывая всё полупрозрачной дымкой. Гарри отбросил инструменты и наконец отошел от грядки, над которой он трудился последние несколько часов. Зачарованные семена благодаря нескольким изящным заклинаниям уже превратились в округлые кустики, и Гарри знал, что совсем скоро (куда скорее, чем если бы он решил обустроить посадки магловским способом) здесь появятся нарядные ягоды, которые можно будет использовать во всех завтраках, смузи, настойках и десертах, которые он только сможет придумать. Где-то около изгороди со стороны сада Малфоя похрюкивал сонный Шанель, и Гарри, весь воодушевленный и довольный проделанной работой, лишь окинул его умиротворенным взглядом. Кабан всё больше казался ему очаровательным созданием. Одни уши, размеренно двигающиеся за легким ветерком, чего стоили. Не то чтобы Гарри собирался признавать это вслух, ну правда! Он отправлял садовые предметы в сарай левитирующим заклинанием, когда раздался первый убийственный грохот — будто небо одним махом рубанули топором. Подул мощный ветер, поднимая в воздух разложенные чертежи будущих теплиц и окутывая своими потоками недавно восстановленные грядки. Гарри только и успел кинуть защитное заклинание купола на слабые новопосаженные кусты, когда где-то совсем близко раздался яростный раскат грома, и небо пронзила извилистая молния. Всё происходило настолько стремительно, что он не успел даже двинуться с места и теперь наблюдал, как стадо туч обосновалось на небе у крыши дома, засияли молнии, ослепляя яркостью, и обрушилась плотная стена из ливня. Еле-как Гарри наколдовал водоотталкивающее заклинание на очки, чтобы тут же увидеть, что обрушившаяся катастрофа стремительно усиливается. Это был не просто весенний ливень — это было безумие! Дом заливало со всех сторон, и водные потоки даже не думали заканчиваться — они только усиливались с каждой сверкающей молнией. Вся крыша стала мокрой в мгновение ока, а огород стремительно превращался в зеленое болото. А какие звуки стояли кругом! Сплошной рев стихии, вырвавшейся наконец на свободу. Отмерев, Гарри двинулся к дому, пытаясь прикрыть голову рукой. Он не переживал о своих волосах, скорее думал, как бы ему не остаться без головы в целом после такого природного излияния. И тут внутри у него что-то дернулось, какое-то еле уловимое осознание, интуитивная мысль — Гарри резко развернулся и уставился на аллею, уличные дорожки за забором в целом и на дом Малфоя в частности. Никакой бури там не было и в помине. Небо не зверело от мрака, дождь на нагонял жути — всё те же прекрасные весенние сумерки, плавно перетекающие в темноту, стелились по городу. И ни единой капельки воды на земле. Гарри быстро сложил одно к другому — недаром он аврор, дедукция была базовым требованием к его работе. Ошибки быть не могло — эта погодная катастрофа была делом рук Малфоя, не иначе. Очередная месть с его стороны. На сей раз придурок превзошел сам себя — Гарри по достоинству оценил мощь беснующихся чар. Но почему? Разве Малфой уже не проявил свой буйный нрав, испортив Гарри утренний кофе? Разве не поцеловал после? Разве это не было маршрутом на перемирие? Гарри нахмурился и выхватил палочку, хлестко взмахивая. — Фините Инкантатем! Взрывной поток магии вырвался из палочки и тут же разбился в воздухе на искры, даже не долетая до цели. Гарри попробовал ещё несколько раз, но всё было без толку. Ублюдок наложил какое-то хитромудрое заклинание, которое невозможно снять. И это в воскресный вечер! Кажется, ничто сакральное Малфою было не близко. Гарри, злой, как бешеная мантикора, развернулся и, плюнув на все свои принципы, аппарировал с оглушающим, под стать грому, хлопком. Теперь Малфою точно пиздец, и вряд ли разговоры смогут помочь.***
Не надо было целовать этого Поттера, конечно. Даже в тот первый раз. Потому что теперь у Драко явно смещались приоритеты от заслуженной мести в сторону развратных и неуместных планов. — Да, ты абсолютно прав, этот придурок выглядел возмутительно привлекательно! — Драко кивнул Шанель, который наслаждался своим послеобеденным дарджилингом и не принимал активного участия в беседе. — Наверняка это дурное влияние каких-то его посадок, не иначе. — Хр! — С другой стороны, — Драко задумчиво провел пальцами по губам, будто бы пытаясь вернуть то ощущение ярости и трепета. — Мы же можем мстить ему когда угодно, верно? И сделать паузу, например, на недельку или около того… Шанель не отреагировал, и Драко принялся бездумным взглядом скользить по едва начатой статье «Стильная катастрофа или новый тренд?» и уже дописанному черновику «ПП — это Пиршество и Проницательность, Принстон Пейсли и ни разу не правильное питание. Как владелец модного заведения на углу Риверсайд переоткрывает привычные всем вафли и эклеры». Про ПП статья выходила отменной — нотки иронии и тонкого юмора, а вот заметка в раздел «Тренды» пока не получалась. Все же объявление новой тенденции — жилеты и двубортные пиджаки на голое тело, серебро в аксессуарах и отказ от люрекса — шаг смелый и не терпящий никакой спешки. А Драко все никак не мог определиться с примерами — в какой цветовой гамме показать новые образы, которые наверняка сведут все магическое общество с ума. — Пожалуй, стоит отменить чары maman, — сообщил Драко Шанель, крутя в пальцах перо. — Мы обязательно возобновим наше отмщение чуть позже. Но гроза негативно сказывается на моих писательских способностях… И явно не приводит к горизонтальным развлечениям со всякими привлекательными мерзавцами, верно? — Хр! Если уж даже мудрый кабан согласился, кто Драко такой, чтобы отказываться от взвешенных советов? Да и вдруг бесконечный ливень принесет еще больше разрушений, чем… Ливень, гроза, глубокий серый и антрацит! Вот они, цвета нового сезона — низкие грозовые тучи, глубокий изумруд потяжелевшей травы и влажной весенней земли, насыщенной проливным дождем! И Драко принялся писать, не обращая внимания ни на суетившегося Шанель, ни на тревожно потикивающие часы со стрелками в виде губной помады, которая меняла цвет в зависимости от настроения владельца — от игриво-розового до мрачно-фиолетового. Очнулся Драко от раскатов грома, будто бы разрывавших тишину напополам. Над домом Поттера сгущались тучи, и, кажется, заклинание вышло куда сильнее, чем он планировал. И еще он забыл его отменить. — Вот черт, — пробормотал Драко, заслышав стук в дверь. — Вот черт. Драко понял, что он пропал, в ту же секунду, как распахнул дверь. Абсолютно мокрый Поттер — футболка прилипла к тем самым злополучным кубикам и рельефу бицепсов. Абсолютно черный взгляд — острый, безумный и наполненный отчаянной яростью. И чем-то еще, резким, болезненным и надрывно-сладким.