Black diamond

      Холодные стены давили со всех четырёх сторон и сырость, от которой сводило всё тело. Место напоминало заброшенную тюрьму без окон, только с одной металлической дверью, похожую на решётку. На земле сидеть отвратительно, все шорты пропитались грязью и отвратительным запахом. Было на столько холодно, что омега, поджав к своей груди колени, уткнулся лицом в ложбинку между ними, стараясь согреться. Из трещин в каменистых стенах можно было увидеть, как стекает тонкая струйка грязной зеленоватой воды, а место вокруг неё давно уже поросло мхом, от которого несло гнилью. Где-то в углу шуршали голодные крысы в поисках пищи, омега не боялся, только сильнее сжал колени. Из этой камеры можно было увидеть ещё несколько таких же комнат с такими же условиями. Клаустрофобия давала о себе не просто знать, она шептала на ухо Чона, желая напугать ещё сильнее. На глазах мокрые следы от солёных слёз, губы омеги потрескались, а носик непроизвольно шмыгал. Слишком резкая смена температуры.       Куда его привезли, он не знал. Смог только разглядеть высокое здание и несколько домов вокруг. Если бы Чонгуку сказали, что его похитят ненормальные личности, только ради того, чтобы заработать побольше деньжат, то он бы прописал этому человеку по лицу. Но сейчас по максимуму не до шуток. Ему не смешно, потому что страшно, Чонгук сильный, пока его омежье тело не попадает под влияние альфы, что топит в своих феромонах, заставляя пасть перед ним на колени, тяжело дыша, задыхаясь. Единственное, чего омега боялся больше всего в данной ситуации — это быть проданным. Рабство в Африке не так уж и редко встречается, люди сугубо пользуются этим, выкупают для себя раба, заставляют работать до потери сознания; питаются объектами с общего стола и благодарят за то, что не дают сдохнуть. Чонгук же из другой стези, относится к более влиятельной семье, но почему-то сидит здесь, в мокрой, ужасно провонявшей камере, ожидая своего выкупа.       От одной только этой мысли челюсть сводило, а слёзы снова и снова перекрывали голубые пеленой. Отвратительно. Уж лучше сдохнуть, чем позволить себя выкупить, служить так называемому хозяину и делать то, о чём попросят. А такие озабоченные деньгами и славой личности не пожалеют о сделанном. Чонгук зажмуривается, отрицательно мотает своей головой в надежде отогнать неприятные мысли. Его дрожащие пальчики сжимают серебряный кулон с инициалами имени самого омеги, подаренного дедушкой. Старенький, в некоторых местах потёртый кулон, но такой дорогой сердцу Чона. Омеге хотелось оказаться в тёплых объятиях родителей, чтобы те его затискали, расцеловали в щёки и нос, просто оказать в родительском гнезде. Даже несмотря на то, что Чонгук старается показать себя со взрослой стороны, в душе он ещё мальчик, что нуждается в защите. Но ещё лучше быть защищённым альфой. Отрицать эти мысли не было смыслом. Омега сдался ровно в тот момент, когда его силком запихнули в эту камеру. И не такие мысли возникнут в голове, так ещё мириться с ними. В этом Чонгук проиграл самому себе.       Резко поднимая голову и смотря в даль, где расстилались несколько коридоров в неизвестность, Чонгук сводит брови к переносице, сжимая металл своими пальцами. Слышится иностранная речь, это знатно даёт омеге подзатыльник понимания, что нужно было не воротить нос от учебников, а жопой ровно сидеть и грызть гранит английской науки. Голоса становились всё ближе и ближе, а Чонгук просто надеется, что это не по его душу. По тону разговора можно было понять только то, что объектов двое, они обсуждали очень весёлую тему, даже не обращая внимания на пробегающий холод. Чонгук подвигается чуть ближе, так, чтобы было хоть что-то видно, но. Лучше бы омега этого не делал. Ладонь зажимает собственный рот, подавляя рвущийся крик. Картина страшная, холодный пот скатывался крупными гроздьями по лицу, шее и позвоночнику.       «Сколько их тут?» — В голове не укладывается заданный вопрос, пробегая глазами по камерам.       Один из мужчин, что так яро рассказывал свою историю, больно пинает худую ручку паренька, который, тихо пискнув, прижимает к себе.       Омеги.       В этих камерах сидят только омеги. Бледные, со впалыми щеками и закатившимися глазами; руки, ноги и даже туловища в основном жутко костлявые; грязная одежда, еле держащаяся на костлявых плечах. И это всё рабы, которых, возможно так же похитили или проданные собственными родителями. Так обычно, и происходит. В данном случае родители добровольно, с подписью на бумажках, отдают своих детей в рабство только ради денег. Ужасно. Отвратительно. Больно. Против таких амбалов переростков не попрёшь, скорее окажешься распятым у всех на глазах.       Чонгуку хватает сил начать нормально дышать, подавляя рвотные позывы. Он не ел уже несколько часов, а может и несколько дней, но по ощущениям и по слабости в его теле так и есть. Его тело схуднуло, живот стал более плоский, без мышц, руки и ноги слабее палочек на дереве, что вот-вот оборвётся. Сволочи морят омег голодом, чтобы те не имели сил рыпаться в сильных руках похитителей.       Чонгук пытается встать, но опухшая лодыжка предательски ноет, тянет хозяина тела упасть на холодную землю. Омега шипит, пальцами растирает ушибленное место, морща при этом нос. Походу кто-то из этих людей постарался из-за прыткости Чона, дабы не сбежал, сверкая пятками. Что за напасть. Чонгук хуебесится, вгрызается острыми омежьими клыками в свою рубашку и беспощадно разрывает ткань. Ничего, потом новую купит, сейчас важнее зафиксировать лодыжку, да побыстрее придумать, как свалить отсюда к чёрту. Он быстрыми движениями пальцев затягивает ткань крест накрест, создавая подобие каркаса, жмурясь, подавляя стон боли. Лишь бы не перелом. Но учитывая то, что он не видит, в каком точно состоянии нога, а только бугорок под носком, Чонгук лишь кусает больно губы, завязывая крепкий узел. Носки не спасают особо ситуацию, только предотвращают трение ткани о повреждённую кожу.       Правда, недолго длилось счастье омеги. К его камере подходит один из мужчин, и судя по крепкому телосложению альфы, Чонгук скалится, шипит подобно змее, но на это лишь выдавливают смешок. Тот открывает металлическую дверь и подходит к Чону, грубо хватая за тонкое запястье. Омега визжит, давится криком, ему нереально больно от того, что его одним движением ставят на ноги. Опухшая лодыжка подворачивается, но крепко сжимающиеся руки дёргают в сторону выхода. Чонгук не может сопротивляться, ровным счётом, как и ходить.       — Move your feet, the boss doesn’t like it!       Ругается на ненавистном английском альфа и как невзначай своей ногой ударяет по больной омеги, хищно наблюдая, как Чон сдерживается, чтобы не закричать во весь голос. А тому весело, нравится наблюдать за страданиями «товара» или «игрушки». Его буквально волокут за руку, не позволяя осторожничать с ушибом. Омега еле сдерживает свои слёзы, не хочет показывать ублюдку свою слабость, только храбрится не в его случае. Альфа ведёт Чона как шавку, не прикладывая особых усилий. Пользуется ослабевшим, делает только хуже.       Комнатушка, куда завели Чонгука, была светлее и теплее, но от это не легче. Его резко толкают в спину, заставляя упасть на мягкий ковёр. Стоящий возле зеркала молодой парень, чуть старше самого Гука, вздрогнул, стоило увидеть, в каком состоянии младший. Сердце невольно сжимается, ему не в первый раз видеть подобное, но почему-то Чонгук вызывал жалость, которую парень не жаловал. А Чонгуку никогда так не было противно от самого себя.       — Make him look good, — мужчина кидает взгляд насмешливых глаз на стоящего парня и снова смотрит на поджавшего колени омегу. — This omega will be the cherry on the cake at the auction today.       Парень кивает. Он дожидается, когда альфа скроется за дверью и присаживается на корточки к Чонгуку. Губы поджимаются, голубые глаза смотрят на стены, лишь бы не на обеспокоившегося парня.       — Come on, baby, you need to get up. — Старший протягивает свою руку Чону, замечая, как тот тушуется. Чонгук выпаливает что-то не костистое, замечая лёгкое удивление на лице напротив.       — I don’t understand, I’m sorry…       Ему лишь мотают головой, больше не пытаясь что-либо сказать. Сейчас слов хотелось меньше всего. Чонгуку холодно, температура точно подскочит в ближайшие дни, а может и часы. Он не знает, как долго протянет в своём нынешнем пагубном состоянии, мог только рассчитывать на свою судьбу. Удача покинула в тот момент, когда привезли сюда. Чонгук старается не кривится, стоит только подняться на ноги, хромая дойти до дивана. Больно. Чувствует, как пара встревоженных глаз смотрят на напуганного омегу и не знает, как именно помочь. Помощь сейчас неуместна от слова совсем, за эту фривольность могут наказать, принимая за попытку освободить товар. Ему сказано подготовить Чонгука к аукциону, он это сделает. Как и раньше с другими омегами, что больше не возвращались в это отвратительное место.       Парень подходит к шкафу с одеждой и достаёт не самую прикрывающую тело ткань. Сейчас омега кривится, ему тошно смотреть на эти тряпки, даже несмотря на дорогой наряд и красивый дизайн. Но учитывая тот факт, что Чонгуку придётся выйти в этом в зал, где будет проходить аукцион, то желудок вывернет желчью. Чон мотает головой, отрицая это надевать, только кто спрашивать будет, ему руки с ногами свяжут и насильно натянут.       — Что б все сдохли. — Шипит тихо Чонгук, выдёргивая протянутую одежду парнем.       Наряд состоял из сетки, прикрывая только грудь, а по тонким рукам струились рукава белого цвета, на запястьях переходя в браслеты. Живот остался открытым, отчего мурашки прошлись по телу. Штаны из того же материала плотно сидели на тазобедренных косточках и бёдрах. Ткань ниже колен прозрачная, лодыжки украшены браслетами из драгоценных камней. На пояс парень повязал красный шёлковый платок с тонкими цепочками по всему диаметру. Наряд правда красивый, он подчёркивал потрясающую фигуру омеги, не стесняясь открывать вид на ягодицы в кружевном белье под тонкой, слегка прозрачной тканью. Слишком открыто, слишком раздето. Чонгуку нанесли тинт на покусанные губы, причесав и так взъерошенные красные кудри.       Чонгук смотрит на себя в зеркало в полный рост и…плачет. Шлюха. Одним только эти словом подмечает омега, глотая соль. Если ему удастся выбраться отсюда, то Чон сделает всё возможное, чтобы отмыть себя от этой грязи. Он пальцами поправляет свои пряди, поворачивается к парню, кивая. Альфа возвращается за Чонгуком в течении десяти минут, ему нравилось, как выглядел омега. Такой чистый и невинный. На лице ухмылка, за всю свою работу в этом притоне мужчина видит подобного омегу в первый раз. Красивого, никем не тронутого омегу. Чону не приятны эти прикосновения к себе, зубы сжимает, готовясь стереть в крошку.       — Уж лучше сдохну, но никому принадлежать не буду. — Цедит зло Чонгук, когда его руку снова дёргают и выводят из комнаты.       Мужчину веселила ситуация. Чонгук старается показать себя сильным, но вот омежье чутьё пищит остановится. Скорее всего его слова не поняли, только восприняли как угрозу. И это смешно. Смешно ублюдку, а Чонгуку претит. Коридоры на их пути извилистые, стены покрыты гниющим мхом. Носки пропитываются холодной влагой, создавая характерные хлюпающие звуки. Лодыжка онемела, это было ясно уже через пять минут их мотыляния. Чонгук словно в пустоту одной ногой ступал, страшась провалиться. А когда смотрел себе под ноги, то мог развидеть очертания опухшей зоны, которую пережимала ткань бывшей рубашки, забытой в той самой комнате. Одежда не жизнь, купить новую сможет только если не сдохнет раньше времени. Чонгуку хотелось бы закончить обучение в университете, снова обнять родителей и устроиться на хорошую работу по специальности. Если бы его планы не оборвали.       Через несколько минут его выводят на тёмную сцену. Снизу можно было увидеть сидящих на трибунах людей. Они перешёптывались, не замечали, что кто-то сейчас есть. Омега смог оглядеться по сторонам, замечая высокие балконные стены, над которыми возвышалась группа из зрителей; по всей обширной площади красивые каменные колоны с золотыми узорами, напоминающие извилистых змей, тигров и львов. Справа от сцены располагались столы, на которых лежали папки с меню и вазы; цветам предпочли веточки пустынных растений. Сама же сцена покрыта чёрным ковром, её бортики золотые, а с верху находились светодиодные лампы, светящие куда-то в верхний потолок. Чонгук, подняв голову вверх, ахнул от количества мраморных рисунков, переливающихся подобием радуги. В храмах, куда ходил Чонгук с папой, были точно такие же рисунки, глаза всегда цеплялись за мельчайшие детали, что выстраивали точную форму зверя, человека или растения. Люди стали чем-то пустым для омеги, в данную минуту он как студент архитектурного факультета, с горящими от восторга глазами рассматривал каждое изваяние. Чонгук, правда, напрочь забыл, где вообще находится и с какой целью его сюда привели. Альфа, стоящий сзади, вскинул одну бровь вверх, наблюдая, как парень просто пожирал глазами каждый красивый камушек. Посчитать омегу странным вполне естественно, это если не учитывать того, что Чонгука буквально сейчас продадут какому-то мужлану, что будет тешить себя и свою недотраханую жизнь; облизываться при виде молодого тела, желать подчинить себе. Но вот позволит ли ему сам Чонгук? Нет. Омега даже обсуждать это не будет, просто откусит чужой член, если посмеют пихнуть в рот.       Чонгук особо не заморачивался. Он настолько поглощён запоминанием детализированных колонн и резных фигурок, что не слышит, как ведущий вещает о начале аукциона. Холод прошибает тело с концами, возвращая расслабленный мозг омеге. Чонгук хмурится, сжимает кулаки за своей спиной, даже не пытаясь съебаться. Ему быстрее голову прострелят, чем успеет сделать шаги назад. Не зря же заметил, что на закрытой, с тонированными стёклами крыши мелькнул чей-то силуэт.       — Ladies and gentlemen! We are pleased to welcome you to auction! — Мужчина ярко улыбается, и лампы с белым светом, специально игнорируя центр, заводят толпу.       Атмосфера, чёрт подери, накаляется всё сильнее и сильнее. Чонгук сглатывает, глубоко дышит через нос и строго смотрит только в толпу.       — We have some special merchandise today, — эта наигранная и отрепетированная за долгие годы работы в этой ужасной сфере раздражала. Омега знатно так напрягся, понимая из слов ведущего ни-че-го. Кроме как слова «товар». — I’d like to introduce you to the most adorable omega. His hair is the color of blood, his skin is velvety and so caramel, but the most important thing about his natural beauty is his blue diamond-like eyes.       Лампы быстро перемещаются в центр, и теперь на Гука смотрело около сотни глаз, поражённо раскрыв свои рты. Люди в масках, их внешность не должна быть видна никому, кроме продавца. Они шептались, явно обсуждали природный цвет глаз Чонгука, потому что точно чувствовал себя под прицелом. Омежье тело разглядывали голодными глазами, казалось, что волосы, как языки пламени, спадали на лицо Чона. Зрители жаждали зрелища, они его получили в лице омеги — Чон Чонгука. Вздохи взрослых с бородой мужчин Чонгук предпочитал игнорировать, ему и так не по себе, что уже говорить о цене, что ему поставили. Она огромная. Просто нереально огромная. Как будто омега был элитной борделевской шлюхой по вызову.       Каждый повышал свою ставку на сто больше, у Чона глаза каждый раз из орбит лезли. Настолько мерзко от себя ему ещё не было. Цена за ценой; возглас за возгласом; ругань за руганью. И всё по кругу. Чона держали крепко за локоть, не заботясь о будущих синяках. Пиздец какой-то, а не жизнь студента. Милые розовые деньки превратились в серые мрачные тона, преисподние. Один из альф в достаточном возрасте с пивным животом, на котором еле пуговицы от классического пиджака держались, поднял свою табличку, а следом послышался противный скрипучий голос, озвучивающий цену за Чонгука.       У Чонгука перед глазами пустота. Оглушающая до дрожи пустота. Никто больше не ставил выше, тишина валуном прокатилась. Его и так короткая жизнь продолжиться в компании этого ублюдочного извращенца, что так яро мажет языком по своим тонким губам, ухмыляясь. Чонгук оцепенел. Что может быть хуже, чем быть проданным… этому!?       Этого старого альфу оглашают с победой, и зал хлопает с унынием. Что типа, желанный трофей на сегодня им не достанется. Тот встаёт со своего места, двигается прямо на сцену и слушает ведущего. Омегу он сможет забрать сию минуту к себе в особняк и делать с ним всё, что душе угодно. А у Чонгука вся жизнь перед глазами пролетает. В настолько дерьмовой ситуации он никогда ещё не был. Уж лучше бы ему сказали, что омега будет жить с прекрасным принцем в огромном, сука, замке, Чонгук бы даже не возник. Его уводят грубо за плотные синие шторы, отпускают, оставляя со своим новым «хозяином». Старик приближается ближе, носом ведёт к лицу омеги, стараясь уловить нотки сладкого тягучего мёда. Их никто не беспокоит, но Чонгук бы предпочёл сидеть в камере и дальше, нежели стоять здесь и вжимать голову в плечи. Слёзы сами по себе стекают по щекам. Мужчина растягивается в улыбке, своими толстыми пальцами с кольцами ведёт по омежьей щеке, нутром чуя страх младшего.       У Чонгука не просто холодеет внутри, у него животный страх в перемешку с отвращением.       Альфа самодовольно ведёт дальше, касается открытой шеи омеги и ключиц, желая спуститься на грудь, но его руку перехватывают. Чонгук малость дрожит, феромоны альфача отвратительны, с некой гнильцой, от которой желудок вот-вот вывернет на изнанку. Тот сводит брови к переносице, ему не нравится, что Чонгук сопротивляется, он хочет полностью осадить наглого мальчишку, подминая по себя. Омега вертит головой, чтобы чужие пальцы не коснулись его губ, пока другая рука грубо не сжимает челюсть, двигая на себя. Чон мог точно почувствовать ужасный запах изо рта ублюдка, его жёлтые зубы с золотыми протезами на верхней челюсти. В Корее бы давно уже посадили за педофилию, но не сейчас, когда Гука вжимают в сзади стоящий стол, раздвигая сжатые губы.       — Какой сладенький малыш, — альфа неожиданно для Чонгука хрипит на родном языке омеги, — ты же меня понимаешь, будь душкой, перестань сопротивляться.       — Да пошёл ты, мудак. — Чонгук плюёт старику в лицо и кусает зубами палец.       Но, не успев отвертеться, мозолистая ладонь бьёт по щеке омеги, зло шипя. Чонгук хватается за ушибленное место, закусывает нижнюю губу, пытаясь унять пульсацию потираниями. Его в первый раз ударили за всю жизнь, что он живёт, этот человек первый, кто посмел ударить Чонгука. Старик шипит на свою покупку, хочет уже схватить за кудрявые волосы, но осекается в действии, когда чувствует холодный металл у сонной артерии своей шеи. Чонгук хлопает глазами, незнакомец прикладывает к улыбающимся губам один палец, приказывая стоять молча. Омега ничего не отвечает, только глаз оторвать не может. А незнакомец лишь сильнее прижимает острое лезвие, по которому уже стекает струйка крови. Слышится писк, Чон замирает, даже не двигается. Его манят тёмные глаза альфы.       — Кто же на омег руку то поднимает, а? Упырь старый, — глубокий бархатный голос альфы пробирает до дрожи в коленках. — Или папочка тебя не учил, что на омегу руку поднять — сроду отвратительному поступку.       Старик дрожит в руках альфы, лишь подаёт жалобный писк, из-за которого тот усмехается.       — Я убью тебя быстро и безболезненно, наволнуйся. — В этих словах прозвучало ни доли правды.       Альфа ловким движением руки перерезает глотку ублюдку, что ранее домогался Чонгука, и падает на пол, жалобно хватаясь за уходящий воздух из лёгких. Напуган ли Чонгук? Скорее нет, чем да. Лицезреть убийство ему пришлось в первый раз, как и побывать товаром на аукционе. Всё, что сейчас видел, это как белые и так уже грязные носки пропитываются чужой смердящей кровью, как у того, язык вываливается изо рта, а руки всё так же на шее, стараясь остановить алую жидкость. Его глаза перекрывает чужая тёплая ладонь.       — Не смотри, — Голос глубокий, красивый, такой бархатный, что Чонгук, повинуясь свои омежьим инстинктам, слабо кивает. — Идти можешь?       Чон молчит. Кусает свои губы, чувствуя, как лодыжка пульсирует с новой силой. Омега делает лишь судорожный вздох. Киму не нужны слова, чтобы понять состояние младшего. Он бесцеремонно присаживается и подхватывает Чонгука под колени. Руки машинально обхватывают крепкую жилистую шею альфы, носом утыкаясь в ложбинку. Нет сил ругаться, нет сил посылать альфу куда подальше, Чону кажется, что этому ненормальному мужчине довериться можно. Нужно.       — Держись крепко, — командует Ким, — придётся выбираться как можно быстрее, пока тебя не хватились. Готов, тигрёнок?       Чонгук вскидывает голову на альфу, утопая в тёмно-шоколадных глазах. Это ласковое «тигрёнок» так приятно грело, что омега, покраснев, снова уткнулся в чужую шею. Леон ласково прижимает к себе хрупкое тело, руками касаясь бархатной кожи. Омега дёрнулся, шикнул на альфу держать руки при себе, но на это только посмеялся. Тэхён, как профессионал своего дела, чувствует себя принцем, вызволяющего принцессу из заточения дракона. Мило, но не сейчас, когда Чонгук полностью доверяет свою жизнь в незнакомые руки. Альфа хмурится, внимательно осматривает пути отступления и слышит возле своего уха тихое шептание. Его в первый раз так крупно передёрнуло от омежьего дыхания. Чонгук указал пальцем в сторону двери, но на самом деле не туда, а чуть выше — окно.       — Тигрёнок, выражение прыгать в окно я предпочитаю употреблять, а не применять в жизни. — Усмехнулся альфа, поглаживая кожу позвоночника.       — А я предпочитаю остаться в живых! — Зло рокочет Чонгук, не сильно ударяя наглеца по плечу. — Руки свои держи при себе! — Тэхёна забавляла резкая смена настроения этого тигрёнка, он первый омега на своей памяти, кто вообще противится Киму.       — Я понял-понял, только не злись. Мне же тебе ещё Чимину живым и здоровым доставить нужно.       Омега замирает. Упрямо смотрит на старшего, переваривая сказанное. На его лице растянулась радостная улыбка, Чонгук так никогда не радовался чьему-то имени, как чиминову. В голову закрались воспоминания их отъезда из общежития, и Чонгук, полностью уверенный в своих слабых догадках, всё же старается не облажаться, произносит:       — Ким Леон…, — смакует чужое имя на языке, замечая удивлённые глаза на себе. Значит, не прогадал, и это про него тогда мельком говорил Чимин.       — Для тебя просто Леон, тигрёнок.       Ким подмигивает, замечает покрасневшие щёки младшего, почему-то умиляясь. Эти двое напрочь забыли, что пытаются выбраться из чёртового здания, им напоминают крики девушки за спиной. Походу, тело ублюдка обнаружили быстрее, чем планировалось. Тэхён цыкает, просит Гука обхватить шею альфы, пока сам ныряем в тёмный угол, а там и коридор, ведущий на второй этаж в манере склона. И какой идиотский архитектор придумывал это дерьмо? Леон фырчит, его архитекторское величество недовольно, но судя по выражению лица омеги на этот же склон, с ним полностью солидарны.       — Дерьмо, а не архитектор.       — Дерьмо, а не архитектор.       Одновременно выдают, потом смотрят на друг друга и прыскают смехом. Два человека, полностью больные наголову забитую чертежами, понимают всю прелесть. Леон в первый раз не мог оторвать взор от улыбающегося омеги, хотя столько побывало в его постели, что пальцев рук и ног не хватит. Чонгук слишком прекрасен со своей чёртовой улыбкой и милой мордашкой. Ему на волосах не хватает чёрных полосочек, и тогда точно будет похож на тигрёнка. Но быстро подняв свои глаза на макушку омеги, замечает отросшие чёрные корни.       Чонгук вторил себе никогда не влюбляться в альфу. Вторил, чтобы даже мысли не возникало… Чонгук по уши вляпался, потому что изучающие глаза альфы, пока он ловко преодолевает лестницу, волнуют омежье сердце. Леону не нужно совершать много действий только для того, чтобы добраться к заветному окну. Оно не заперто, открыто настежь, чему оба парня очень рады. Омега не дёргается в сильных руках, прижимается только сильнее, от чего сердце по-предательски выпрыгивает из груди. Пока их никто не заметил, Ким обходит раму и смотрит в низ. Второй этаж, в принципе, не так уж и смертельно, как казалось ранее. Тэхёну ещё никогда не приходилось делать ноги через предмет высказывания, так что, набравшись смелости, которая улетучилась с нахождением Чонгука в его руках, становится тяжёлым ботинком на край окна и подтягивает.       — Они на верху! Похищенный омега наверху!       Кричат с низу, показывая пальцем для достоверности. Альфы, что привели Чонгука в это место, зло прожигали в Киме дыру. Негоже наглецу воровать принцессу из лап дракона, но разве Ким Леона это когда-либо останавливало? Он больной на всю голову психопат, кто потрошит своих врагов с особой жестокостью, не стесняясь всеобщего осуждения. Леон лишь ехидно ухмыляется и бросает короткое: «сучары», прежде чем ловким движением перепрыгнуть на другую сторону. Песок спасает, приземление не самое мягкое и лучшее, но хотя бы кости не переломаны. Кто-то достаёт пистолет, без единой мысли пытается попасть по вору, не задев омегу. Но у этого «гения» очень плохо получается, потому что Тэхён, сплюнув себе под ноги, вынимает своё огнестрельное оружие, и пуля удачно попадает между бровей. Чонгук сглатывает нервно, этот альфа — ненормальный, ужасный и до жути пугающий человек. Леденящий душу пронзительный взгляд, пальцы, уверенно сжимающие рукоять пистолета и исходящий запах пороха из дула. Чонгук не чувствует себя напуганным, его восхищение мужчиной на лицо. Как маленький котёнок облизывает губы, укладывая голову на мускулистую грудь Леона, вдыхая лёгкий приятный феромон. Опьяняет. Ему в первый раз так хорошо с альфой. Может Леон и выглядит так, но Чонгуку хочется чувствовать его руки на своей коже, как бы не отрицал.       — Тигрёнок, — Тэхён хмыкает куда-то в сторону, не старясь даже скрыть свою улыбку. А когда в последний он так улыбался? — Мне нужно осмотреть твою ногу, ты не против?       Чонгук мотает головой, всё же выпуская альфу из объятий. За ними больше не гоняться, слышны только крики и возмущённые возгласы, но Тэхёну настолько плевать, что можно по скорее свалить в закат. Мало ли, у кого-то двинет извилина и те люди последуют за ними.       До джипа добрались быстро. Тэхён аккуратно посадил омегу на переднее сиденье и подложил под больную ногу свою жилетку. Мужчина видел, как Чонгук кривится от лёгких прикосновений. Брови свелись к переносице, Ким выдохнув, развязал кусок ткани и как можно осторожнее стянул бывший белый носок. Омега вскрикнул, натюрморт открывшийся его глазам, до побеления лица.       — Блять.       Альфы чертыхнулся тихо. Лодыжка синяя с фиолетовыми пятнами, а в некоторых местах желтоватая. Шевелить пальцами невозможно, Чонгук это понял уже после первой попытки. Больно. Ужасно больно. Бугорок под кожей внушительный, на много темнее, чем сама кожа вокруг. На это страшно смотреть, но альфа не маленький ребёнок, чтобы падать в обморок от такого, Тэхён обхватывает область чуть выше и под стопу, вертит в разные стороны, слыша, как Чонгук скулит.       — Тигрёнок, у тебя закрытый перелом, я не наблюдаю повреждение тканей и слизистой, так что да, очень сильный закрытый перелом.       — И что делать? — Пискнул омега, стоило Леону коснуться бугорка, пальпируя кость. Ещё бы чуть-чуть и омега бы получил открытый.       — До ближайшей больницы три-четыре дня ехать. Ты не дотянешь.       Тэхён прав, если сейчас не предпринять хоть какие-нибудь действия, Чонгуку не далеко до инвалидности. Делать нечего, придётся вправлять сложный перелом, а после ехать в ближайший город, где точно смогут обеспечить должное лечение. Альфа без раздумий усаживается спиной к Чону так, чтобы его плечо находилось на одном уровне с лицом омеги.       — Как только начну вправлять кость — кусай. Не жалей меня, даже если пойдёт кровь, всё равно кусай. У меня нет с собой обезболивающих тигрёнок, тебе нужно продержаться, постарайся не отключиться.       Чонгук сглатывает, его мондражит, скорее всего, температура поднимется, болевой порог высокий, будет безумно больно. Но он слабо кивает, устраивается рядом с оголённым плечом альфы и…его зубы остервенело вгрызаются в чужую кожу. Тэхён, подавившийся воздухом, собирает все мысли в кулак, крепче сжимает руками омежью ногу. Ему хватает секунды, чтобы, резко нажав на выпирающую кость, вправить обратно. Животный крик и скулёж Чонгука, как нож по сердцу альфы. На своей спине он чувствует сжимающиеся ладошки, пальцы впиваются в спинные мышцы, вырывая у Кима болезненный стон. Ещё раз медленно повертев чужую ногу, альфа, скрипя зубами, хватает рядом, лежащий мешочек со льдом и бинт. В армии научили многому, но Леон никогда не думал, что опыт оказания первой медицинской помощи в принципе пригодиться.       Омегу трясёт, с острых клыков и зубов стекает чужая кровь. Он вот-вот потеряет сознание, но Тэхён бережно перехватывает Чона к себе на руки и прижимает голову к себе. Чонгук укусил между плечом и шеей... место куда метят свою пару.       «Вот жжешь…и это теперь мой омега?» — Усмехается Леон, поглаживая мягкие красные волосы, накручивая кудряшки на свой палец. Такой сладкий, до невозможности красивый и милый.       Чон вздрагивает от каждых прикосновений старшего, он в сознании, ему очень хорошо и спокойно. Чонгук вспоминает прикосновения своего отца, как родитель поглаживал по спине, успокаивал после кошмаров и не уходил до тех пор, пока не убедиться, что сын спит.       — Спасибо, Леон, — шепчет омега, — спасибо за всё.       — Отдыхай, тигрёнок. Скоро стемнеет, переночуем здесь, а завтра двинемся в ближайший город.       Тэхён не отпускает от себя омегу, укладывает свою голову на раму окна машины и закрывает глаза. Феромон мёда проникает в лёгкие, метка постепенно пульсирует, но Ким не обращает на это внимание. Осталось только пересечь пустыню и вернуться домой. Чонгук удобнее устраивается на крепкой чужой груди, мгновенно проваливаясь в сон.       Африканское солнце уступает место королеве ночи и прячется за горами из песков. ***       Ночью холодно, омега ворочается, пытается отыскать тёплое место, но машина уже не казалась пригодной для сна. Не потому что не удобно, а дело в том, что Чонгук попросту не мог заснуть. Немного поёрзав спиной по мягкому сиденью, голова удобно легла поверх подушки. То, что он один в джипе, сомнений никаких нет. Чонгук слабо мог уловить алкогольный феромон, но самого альфы рядом не видел. Почему-то закралось чувство обиды, неприятно кольнуло в сердце и Чонгук, решив больше не отлёживать себе бока, осторожно, не травмируя перевязанную ногу, сел. Окна закрыты, двери тоже и вроде ничего необычного, так пугающе тихо, что омега повертел головой в разные стороны, альфу так и не обнаруживая.       На самом то деле Чонгука мало волновало его нахождение, если бы не колющее сердце, напоминающее об одиночестве. Омега решив, что его сохранность в полной безопасности, проверяет, закрыты ли замки на дверях или нет, и дёрнув ручку на пробу, та поддаётся. Холодный сухой ветер заставляет ёжится, Чонгук утирает нос тыльной стороной ладони, шмыгая им. Песок под ногой тоже холодный, больше не было того обжигающего ощущения. Чон не спешит становиться, сейчас он не в том состоянии, что стоять на обоих ногах, ему нужен должный покой и реабилитация.       — Стоило мне отойти, как ты пытаешься сбежать. Ну? — Раздалось где-то с боку, отчего Чонгук вздрогнул. Тэхён стоял, сложив руки на груди, а губы растянуты в слабой улыбке. Альфа не выказывал недовольство, разве что только лёгкое раздражение.       — Я не пытался сбежать, — омега не врал, ему просто не спится. — Мне холодно, а тебя рядом не нашёл.       Тэхён давит лёгкую улыбку и треплет кудряшки омеги, так по-свойски. Чонгук же не возникает, его щёки покрываются лёгким румянцем, а пальцы сжимают чужую жилетку, что была накинута сверху. Так приятно, спокойно рядом с этим мужчиной, что Чон, как маленькое дитя, удобно устроившись подле Леона, засыпает.