For your love

— Не отставай, — Чан берёт за руку осторожно, невесомо поглаживая костяшки большим пальцем.       Вечерняя улица горит огнями и кажется на удивление тихой и немноголюдной, настолько, что обстановка между вами — почти интимная. Свободной рукой он поправляет капюшон, а потом смотрит на тебя и улыбается так ярко и лучезарно, что тепло внутри разгорается самым настоящим пожаром.       Его улыбка ямочками ощущается самым ярким солнцем на этой тёмной улице.       Вы ничего друг другу не говорите — сливаетесь в комфортной тишине, общаясь без слов. И это выходит так просто, так понятно и привычно, так правильно. Потому что он — твоё самое тёплое солнце. Ты — его тихая гавань. — Знаешь, я недавно размышляла о вселенных, — Чан переводит на тебя внимательный взгляд и слегка наклоняет голову, давая понять, что слушает. Слышит.       Начинаешь слегка раскачивать ваши сцепленные замочком пальцы в воздухе. Он усмехается, но больше ничего не говорит, продолжая вести за собой. Из-за большой загруженности на работе найти время для вас получается у Чана только в очередную бессонную ночь. Хотя, ты и не против.       Ведь главное — рядом с ним, и совсем не важно, будет это ваша квартира, его студия или безликая горящая огнями ночная улица. Главное — Чан, глаза которого слипаются от усталости, но улыбка продолжает согревающе сиять. Главное — тепло его ладони и ощущение самой искренней любви. — Как думаешь, в других вселенных мы тоже вместе? — спрашивает вдруг он. И пусть вопрос звучит совершенно несерьёзно, взгляд Чана говорит об обратном. В его глазах отражаются вечерние огни и горит что-то ещё, что-то глубокое, потаённое, известное ему одному. Завораживающее.       Ты невольно заглядываешься на него, замедляя шаг, а потом задумываешься над вопросом. Хотя, ответ возникает на языке сам по себе. — Конечно. Я верю, что это так.       Чан снова усмехается. Прячется на пару секунд в вороте своей кофты, словно от смущения, но ты лучше остальных знаешь, что это совсем не так. Ведь Бан Кристофер Чан далеко не так прост, как хочет казаться. Он — целая необъятная вселенная, до конца не изученная даже тобой.       Встать напротив него, невесомо огладить широкие плечи, провести пальцами одной руки по затылку, ныряя под капюшон, и, пока Чан теряется в неожиданных прикосновениях — поцеловать. Быстро и ласково, но так, чтобы понял — каждое слово чистейшая правда, оголённые провода чувств, почти искрящиеся. Усыпать невесомыми поцелуями его нос и щёки, заставляя довольно зажмуриться. Он прижимает к себе, позволяя спрятаться в его кофте и изгибе шеи, а сам невесомо целует в макушку.       Чувствуешь, как его сердце бьётся в груди — колотится как сумасшедшее, и стучит с такой силой и скоростью, словно вот-вот выскочит, разломив рёбра, и — прямо тебе в руки. — Я тоже в это верю, — шепчет он, поглаживая твою спину и слегка покачиваясь из стороны в сторону, — и я готов сделать всё, чтобы мы были вместе в каждой вселенной. Клянусь.       Его слова эхом отражаются где-то вглубине груди, прокатываются по черепной коробке и плотно закрепляются в сердце. Клянусь.       И Чану совсем не обязательно знать, что точно такую же клятву ты дала себе давным давно. И вы оба обязательно её исполните.