Год назад
Они не разговаривают. Му Цин убирает в гостиной, собирая последствия их ссоры и выбрасывая куда подальше. Фэн Синь делает то же самое в спальне. Всё это молча. Кровь до сих пор кипит от слов, которые они вылили друг на друга, а всё из-за того же — работа, неважно чья (Му Цин тоже прилично высказал по поводу чужой), главное, что повод был найден — ссора произошла. Теперь нет вазы, куда омега ставил подаренные ему цветы; была разорвана подушка в спальне, которую надо будет потом заменить на другую. На душе хоть и стало спокойней, но тяжесть не ушла. Да, злость и обида выплеснута, но полегчало ли от этого? Это должно было в какой-то момент произойти, судя по тому напряжению, что искрило между ними уже на протяжении долгого времени. Если они ругались, то по мелочи и только на словах, никогда не доходило ни до рукоприкладства, ни до разгрома квартиры. До первого и сегодня не дошло — они оба считают это верхом неуважения и жестокости, а потому, могут рушить друг другу только психику. И ведь сама ссора — только полдела. Её последствия надо было убрать, а потом так же заняться делами не только рабочими, но и домашними. С упёртыми характерами ни Фэн Синь, ни Му Цин не собирались извиняться или идти на попятную. Лучше же вместо этого прийти в одну гостиную для просмотра одного и того же фильма, который крутят в миллионный раз, с пиалой попкорна, а на вопрос о том, где его можно взять, показать фак, не отрываясь от кинокартины. Фэн Синь клянётся, что готов каждый раз этот палец так глубоко засунуть, что он бы из другого отверстия вылез. Или на вопрос, осталось ли у них то-то то-то, ответить: «Подними зад и посмотри». Му Цин любил ударить словцом и делал это виртуозно каждый раз, когда они ругались. Альфа только стоически сносил все его речевые оплеухи и, стиснув зубы, молчал, чтобы не усугубить положение. И тем не менее всё равно Му Цин, приготовив что-то покушать, отправлял в мессенджер короткое «иди», уже сервировав стол на одного человека. Сам с ним не ел. А Фэн Синь продолжал издалека наблюдать — соблюдает ли режим приёма пищи омега, часто либо забывающий о нём, либо намеренно не евший из вредности или потому, что уже девять вечера, а ему на работу завтра. Постепенно всё сходило на «нет», в основном по истечении не более двух недель, но они так же продолжали друг о друге заботиться. В какой-то момент Му Цин приходит домой поздно вечером, когда Фэн Синь уже вышел на смену в клуб, и видит на столе в гостиной новую вазу и свежие, пышные белые лилии в ней; а альфа потом со слабой улыбкой посмотрит его сторис, куда он выставит подаренные им цветы. Значит, примирение состоялось. Но всё равно даже исчерпанная ссора не убрала натянутого положения между ними. Фэн Синь это понимал и не знал, что делать. Отношения на соплях держатся, появись только повод — они в мгновение ока расстанутся, будто не их связывало несколько лет совместной жизни. На подкорке отпечаталась мысль, что этот момент уже близок, он не за горами, вот-вот появится что-то, из-за чего они разосрутся настолько, что никакими цветами вину не загладишь. Но и изменить нынешнее положение было проблематично — ни Му Цин, ни Фэн Синь не откажутся от работы в пользу отношений. Да и тут больше от Му Цина зависит — он пропадает на дни, приходит, сразу заваливаясь в кровать, а после того, как проснулся, снова идёт на новый круг медиа-Ада. Фэн Синь не знает, как сохранить их отношения. И мысль о том, что он может их потерять, Му Цина потерять, — застряла поперёк горла и не давала дышать. А потом подворачивается случай. Му Цин тогда вернулся слишком невовремя, хотя при иных обстоятельствах это было бы сродни празднику, ведь его отпустили пораньше, и появилась возможность провести время вместе. Кто же знал, что дома его ждала такая подлая сцена. Зависнув в проходе, омега, смотря на открывшуюся картину, только бесцветным голосом сказал: — Чтобы, когда я вернулся, тебя и твоих вещей здесь не было, — и ушёл. Так всё и закончилось. Без лишних разговоров, истерик и выяснения отношений. Просто развернулся и ушёл. Фэн Синь, оставшись наедине с женщиной, которую ненавидит ныне больше всего в своей жизни, сначала гневно хватал ртом воздух, а потом яростно взревел, опрокинув всё, что было на столе, в том числе и свой подарок, в котором только недавно поменялись цветы. Лан Чан со смазанной помадой, попыталась большим пальцем поправить макияж, а после встала и сделала попытку подойти к мужчине. — Ну вот, преград нет. Она сказала это так холодно и обыденно, что у Фэн Синя на этот миг перехватило дыхание от её наглости и злости, переполняющей его. — Ты, блять, понимаешь, что только что сделала?! — повернувшись к ней, заорал альфа. Идти за Му Цином сейчас бесполезно — он не станет слушать ни слова от его жалких оправданий, будет драться и упираться, к тому же в квартире всё ещё находится эта женщина, которую следовало немедленно спровадить. Не нужно было вообще её впускать. Уж лучше бы Му Цин кричал, бранился и устроил скандал, чем вот так уходил, оставляя после себя холодок после хлопнувшей в прихожей двери. — Почему ты кричишь на меня? — будто правда не понимая, спросила девушка, бегая от одного бешенного глаза альфы к другому. — Ещё смеешь спрашивать? — шипит через зубы и, не в силах справиться с яростью, хватает её лицо в ладонь, сжимая и давя на скулы. — Ты, мразь, только что разрушила мою личную жизнь, — по словам проговаривает и рывком убирает руку, будто ему противно касаться Лан Чан. — У меня есть полное право на тебя орать! — Да ты понимаешь, что ваши отношения и так были обречены?! — срывается на крик и она, но боль Фэн Синя, по сравнению с её негодованием, — несоизмеримая гора рядом с кочкой. — Кто тебе дал право этим распоряжаться?! — покраснев от злости, надрывает горло мужчина. Вены на его шее и лбу приняли чёткие очертания. Стало по-настоящему страшно, но Лан Чан как будто растеряла как остатки совести, так и инстинкт самосохранения. — Вы бы в любом случае расстались. — Да кто ты такая, чтобы решать это? — рычит альфа, делает один шаг к девушке, а она же неосознанно отступает назад, пока не упирается в стену. — Та, кто хочет тебе только лучшего, — сглотнув набежавшую слюну, отвечает вполголоса. Фэн Синь, чувствуя, как чешутся кулаки, сквозь зубы говорит: — Пошла нахер отсюда. Если увижу тебя ещё раз, не посмотрю на принципы и отправлю в больницу. Стоило пышущей ярким пламенем девушке покинуть квартиру, Фэн Синь сразу достал телефон, чтобы проверить, где сейчас находится Му Цин, но тот перекрыл ему доступ к своей геолокации. Зайдя в контакты и набрав нужный номер, альфа услышал, что абонент временно недоступен. Он уже заблокировал его. Можно было бы дождаться его возвращения, всё объяснить, но едва ли будет толк от этого. Му Цин упёртый, как баран, он всё видел своими глазами, оправдания будут выглядеть слишком жалко и неправдоподобно. Похоже, это и правда конец.Наше время
one day — arash feat. helena
Разговор с Пэй Су не оставил в покое и утром, когда рабочая смена закончилась, и альфа пришёл домой. Запланированный сон не шёл, сколько бы он ни старался отключить мозг и провалиться в забытье хотя бы на несколько часов. За окном уже давно светло. Войдя в небольшую светлую кухню, контрастирующую — как и всё в его квартире — с тёмным интерьером его счастливого прошлого, где стоял на обеденном столике ноутбук, Фэн Синь включает его и, взяв из холодильника бутылку пива, садится. На рабочем столе беспорядок, пока найдёшь нужную папку — психанёшь, бросив изначальную затею, но у мужчины цель, которую он не бросит. Сделав глоток прямо с горла, он кликает пару раз по нужной иконке — на экране высвечивается множество фотографий, сделанных когда-то им на фотоаппарат. Бесчисленные пейзажи города и природы; панорама с видом из окна; красиво падающие на кровать лучи рассветного солнца, а на ней — мирно спящий омега, лежащий на животе и укрытый по лопатки. Оголённая кожа без родинок, шрамов и родимых пятен выглядела ненастоящей, будто мужчина на самом деле скульптура, а не живой человек. Разбросанные по подушке длинные волосы распущены. Альфа помнит, как в тот день подошёл, чтобы убрать часть прядей с чужого лица, избавив от щекотки, которая могла привести к пробуждению. Му Цин тогда забавно поморщил нос во сне и сильней обнял подушку, на которой лежал. Обнаруживаются и другие фотографии из «семейного архива». Их не было нигде, кроме как у него, даже в соцсетях у омеги. Снимок собирающегося на работу Му Цина, держащего между губ несколько шпилек, заставшего тайные съемки, пока закручивал длинные волосы в пучок, и случайно глянувшего в камеру. Из кафе, где он спрятался за меню, — это было одно из первых свиданий, они тогда ещё учились в университете, Му Цина только начал работать в агентстве и стеснялся, что Фэн Синь хочет его сфотографировать просто потому, что он выглядит слишком мило и красиво без макияжа и вне студии. Альфа невольно улыбается, вспоминая о том времени, и, отпив, листает дальше. В этот раз в роли недовольной модели выступал он. Му Цин, под шумок стащив камеру, сделал пару снимков мужчины, пока тот с голым торсом готовил им завтрак, а омега в одном белье и футболке вышел на кухню и начал фотографировать. На фотографиях видно, что Фэн Синь что-то говорит, удачных почти нет, где он бы помолчал, а потом серия снимков и вовсе смазана, ведь, не уговорив Му Цина прекратить, он снял сковороду с плиты и погнался за ним, чтобы отобрать камеру. — Фэн Синь, скажи «сыр», — сделав втихаря пару снимков, омега всё же показал себя, появившись прямо возле мужчины с фотоаппаратом у лица. — Убери, — усмехнувшись, сказал Фэн Синь, колдуя над завтраком. — Почему я должен это делать, если не хочу? — хмыкнул в ответ Му Цин и сделал новое фото. — Потому что я не получаюсь на фотках. — А ты бы меньше галдел, и фотки были бы удачными. Выключив плиту и отставив сковороду на холодную конфорку, Фэн Синь решительно двинулся на омегу, а тот, оббегая «остров», улыбался и не давал себя поймать, пока в итоге не оказался схвачен в спальне. Альфа, обняв его со спины, повалил их обоих на кровать. Му Цин наигранно кричал, а мужчина, отложив камеру в сторону, перехватил чужие руки и прижал тонкими запястьями по обе стороны от головы, нависнув сверху. В итоге завтрак остыл. Это была одна из первых ночёвок у Му Цина. Были ещё фотографии со дня, когда они оба заболели и выглядели один другого «краше», но то уже были снимки с телефона, так как идти и брать камеру не было сил. На снимке были закутанный в одеяло Му Цин с чаем в руках и одетый в тёплый свитер и домашние штаны Фэн Синь с такой же кружкой, смотрящие по телевизору «Секс в большом городе». У обоих глаза больные, головы растрёпанные, носы красные от бесконечных чиханий, а у омеги он был ещё и заложен, из-за чего тот смешно гундосил. — Иди дахуй, — говорил Му Цин, когда подвергался обстрелу шуток от альфы, с насупленным лицом отпивая чай. — Хорошо, дахуй, так дахуй, — хмыкал он, а потом уворачивался от запущенной в него подушки. Много фотографий с прогулок, походов в кино и выставок, на которые омега таскал его, чтобы вместе любоваться искусством. Было ещё фото, где перед уходом Му Цина на работу альфа передразнил его, надев маску до глаз, очки и, затянув капюшон толстовки до предела, спросив: «Я похож на тебя?». У омеги тогда кофе чуть не в то горло не пошёл, и он незамедлительно зафиксировал мужчину, выглядывающего из коридора, на камере в своём телефоне. Фэн Синь не знает, сколько проходит времени, прежде чем он доходит до последней фотографии, и откидывается на спинку стула. Это было так давно и кажется сейчас таким нереальным. Если вспомнить, что было в последние пару лет их отношений, и не скажешь, что когда-то они могли так беззаботно веселиться. Улыбка, что появилась при просмотре снимков, медленно сходила на «нет». Неожиданно альфе подумалось, что он, кажется, не видел Му Цина весёлым слишком давно, после их расставания включительно. Омега не выходил с ним на связь очень долго. Разрушив все мосты между ними, не позволял ни звонить, ни писать, всячески избегал встречи и удалил из подписчиков в инстаграме, чтобы их больше точно ничто не связывало. Но он не подумал о том, что Фэн Синь не поленится создать ещё один (или сто один) аккаунт для слежки за его деятельностью. Просто так из сердца не выкинешь четыре года отношений, три из которых вы прожили вместе бок о бок. Он всё ещё не смирился с тем, что случилось. Сколько бы не пытался забыть, оставить этот этап в прошлом, — не выходило. Случайно пересёкшись с Му Цином от силы раза три за прошедший год, он так и не рискнул сделать попытку поговорить, да и выглядело бы это до ужасного жалко. Сейчас, увидев его в «Призрачном Городе», перекинувшись парой не самых приятных фраз и немного понаблюдав, он понял, что это всё ещё его Му Цин, просто спрятавшийся в защитный панцирь от боли, которую ему причинил очень давно альфа. Чувства Фэн Синя, кажется, с того времени не угасли ни на йоту, чего он не может сказать об омеге, ибо прочитать его сейчас практически невозможно. Но если вдруг он увидит хотя бы крошечный намёк на то, что что-то можно поменять, что отношения можно вернуть, он сделает всё для этого. А пока придумывает самый глупый и ужасный план в своей жизни, который может провалиться не начавшись. Но выбирать не приходится. Закрыв ноутбук, Фэн Синь выбрасывает опустевшую бутылку, берёт пачку сигарет с зажигалкой и выходит на балкон покурить и обдумать, как лучше сказать, чтобы его не попёрли прочь с первой же фразы.~
Цинсюань с трудом открывает глаза, ловя себя на мысли, что не чувствует век. И лица, в целом, тоже. А ещё ему очень и очень плохо, сделаешь лишнее движение — и тут же словишь либо вертолёты, либо прострел головы тупой болью, и уж лучше бы второе, потому что если закружится голова и живот, то хорошего ждать не придётся. Пролежав какое-то время смотрящим пустым взглядом в сторону шкафа, который был сбоку от кровати, омега понимает, что находится не у себя дома. И плохо то, что он не помнит абсолютно ничего после того, как попал на танцпол. Вроде классическая ситуация, но обычно, когда Цинсюань попадал в такие (что было крайне редко), он просыпался дома. Но всё бывает в первый раз, как говорится, вот и он присел на очко, обнаружив совершенно незнакомый интерьер. Хорошо, что это единственное, что он нашёл. Если бы с ним кто-то был в кровати, это было бы довольно тривиальным развитием событий, и его охватил бы дикий стыд за себя. Спустя по ощущениям час он всё-таки принимает сидячее положение, борясь с отвратительным послевкусием похмелья во рту и не заставившей себя ждать головной болью. Он в той же одежде, что была на нём по приезде в клуб, значит, кто бы его к себе ни привёз, у них ничего не было. По крайней мере на это хочется надеяться. Тяжело вздохнув, омега прячет лицо в ладонях, когда упирается локтями в колени, пытаясь прийти в себя. Поднявшись на ноги, он медленно, боясь тревожить вестибулярный аппарат, крутит головой, осматривая неизвестную спальню. Она выглядит просто, но тем не менее со вкусом — цвета приятные, ничего не рябит в глазах, вызывая только приятное чувство уюта и комфорта. Со страхом он всё-таки подходит к большому круглому зеркалу напротив кровати и, кроме чуть смазавшегося макияжа и растрёпанных волос, не видит особых изменений. Двинувшись дальше, Цинсюань выходит из комнаты, попадая сразу в просторную гостиную. На длинном диване, выглядящем не слишком удобно, лежали подушка и мягкий плед. Из-за тишины создавалось впечатление, что хозяина дома не было, но это ещё стоило узнать наверняка, поэтому, превозмогая ужасное чувство в организме, будто алкоголь всё ещё бушует в нём, мужчина вышел в небольшой коридор, после чего попал на кухню, где к своему удивлению обнаружил Хэ Сюаня. Так получается, это его дом? — Какой… Неожиданный сюрприз, — хрипит, супясь от головной боли и ломки в теле. Хэ Сюань со слабым пучком на затылке, из которого торчат небрежно пряди чёрных, как смоль, волос, сидя за обеденным столом, повернулся в его сторону, отвлёкшись от телефона, и невозмутимо отпил что-то горячее из кружки. Цинсюаню впервые представилась возможность увидеть его такого домашнего, в застиранной одежде, предназначенной для носки дома, пьющим — судя по запаху — кофе. Тёмные круги под глазами выделялись на бледной коже, что выдавало с головой трудно проведённую ночь с практически полным отсутствием сна. Омега очень надеется, что это не из-за него. Оглядев омегу, садящегося напротив, беглым взглядом, Хэ Сюань изрекает, снова утыкаясь в телефон: — Говори адрес, щас домой поедешь. — Вызовешь мне такси? — а вот Цинсюань с него глаз не сводит, сидя, сгорбившись, и навалившись на руку, поставленную на стол. — Да. — Не расскажешь, что вчера было? — должен же альфа хоть что-то знать из прошедшей ночи, раз привёз его к себе. — Ничего не было, — подтверждает догадки. — Ты напился, Хуа Чэн попросил тебя забрать. Я не знаю, где ты живёшь, поэтому привёз к себе. — Мог бы брату моему позвонить, — бурчит под нос как самую очевидную вещь на свете, а Хэ Сюань тут же взъелся, раздражённо выдохнув через нос и поджав недовольно губы, поднял голову на Цинсюаня и сказал, пыша сарказмом: — Ахуеть, а я ж, блять, до этого не додумался, спасибо, что дал такой дельный совет, — он ведь изначально так и говорил Хуа Чэну сделать, но его умную мысль не послушали. Цинсюань, не понимая, чем вдруг за секунду разозлил Хэ Сюаня, потупил взгляд, промолчав. Но не проходит и минуты, как он говорит: — Есть таблетка от головы? — Щас дам, — предельно спокойно отвечает мужчина, сразу отложив телефон и встав, чтобы в другой комнате найти нужный препарат, потом вернуться на кухню и вместе с налитой водой дать омеге. Цинсюань, выпив её, держит стакан и, смотря на Сюаня, говорит: — Ты мог бы проигнорировать… Я о клубе. Но не стал. Альфа, уже не садясь, привалился бёдрами к кухонной тумбе и со сложенными на груди руками подтвердил: — Не стал. — Почему? Сам же говоришь, что у нас ничего нет. — Не знаю. Совесть проснулась, — сыронизировал он, но на самом деле и сам не знал, почему не забил на ситуацию, не позволив другу выпереть омегу на улицу. Должно быть, и правда совесть загрызла. — Как может проснуться то, чего нет? — хмыкнув, спрашивает, отпивая ещё немного воды, тут же ловит вскинутую бровь Хэ Сюаня, смотрящего на него взглядом а-ля «ахуел?», и спешно добавляет уже серьёзно: — Шучу. Вздохнув от невозможности Цинсюаня, альфа закатывает глаза и спрашивает: — Что ты вчера устроил в клубе, что тебя выпереть хотели? — Какое тебе до этого дело? — парировали в ответ из вредности. На самом деле мужчина и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос, но упёртый характер проявился быстрей, чем он успел подумать. Альфа со своим «у нас ничего нет» каждый раз сам себе противоречит, это начинает порядком надоедать и раздражать, порождая похожие огрызания. — Интересно, — и ведь не лукавит почти. — Моё время на корпорате отняли, потому что пришлось вытаскивать твою жопу из неприятностей, — на самом деле, сколько бы он ни ворчал, а всё равно рад, что подвернулся случай свалить оттуда. — Грустинка накатила от одиночества, — язвит и снова пьёт воду, пытаясь как-то спрятаться от прожигающего насквозь взгляда, под которым стыд просыпается с каждой секундой быстрей. В итоге мужчина не выдерживает и вполголоса говорит, не поднимая глаз. — Прости, Хэ-сюн… Тот вместо того, чтобы вредничать, как омега ранее, отвечает уклончивым: — Постарайся в следующий раз больше не встревать в неприятности, — и, опустив руки, снова садится за стол, но не берёт телефон, отдавая своё внимании Цинсюаню, чьё состояние оставляет желать лучшего. — Пиздец, сколько же я выпил, что так хуёвит? — и сейчас правда становится плохо настолько, что лицо начинает зеленеть. Это не ускользает от взора Хэ Сюаня. — Совсем плохо? — хмурит брови он. — Немного, — напрягшись, отвечает омега, уже дыша через рот и глубоко, чтобы хоть как-то облегчить своё положение. — Я что-нибудь постараюсь найти, — имея в виду что-то от похмелья. — Туалет, если что, — вторая дверь отсюда, прямо по коридору. Угукнув, Цинсюань сразу туда и направился, не выжидая момента, когда станет совсем плохо, потому что если придётся бежать, то он точно о что-то споткнётся и быть беде. Хэ Сюань же, вернувшись в гостиную, снова открыл один из шкафчиков в «стенке», достал коробку с медикаментами и начал искать что-то, что могло бы помочь омеге. Найдя всё-таки что-то, что не просрочено и что можно принять в такой ситуации, мужчина с таблетками и стаканом воды пару раз постучал в дверь. — Цинсюань? — Н-не заходи! — судорожно почти выкрикнул омега, чувствуя очередной рвотный позыв. Сколько же он вчера вылакал?! — Потом иди на кухню, хорошо? Проходит минут пятнадцать, прежде чем тот появляется на кухне, выглядя как выжатый лимон, и садится на своё место. Хэ Сюань без слов протягивает воду с парой таблеток, хотя не знает, будет ли от них толк, если весь влитый алкоголь вышел. Но Цинсюань всё равно выпивает их, а после тяжко вздыхает, снова взявшись обеими руками за голову, и бормочет повторно: «Прости». — Останешься до вечера, — выносит вердикт Хэ Сюань. Не отпустит же он в таком состоянии его трястись на такси домой. Коль уж взял ответственность, забрав его из клуба, должен держать до конца. — А там посмотрим. — А если не полегчает? — вероятность такого не велика, ведь у него не отравление и не что-то похожее, а просто похмелье, но всё же он спрашивает. — Позвонишь брату, чтобы забрал тебя сам. Цинсюань, опустив взгляд и поджав губы, тихо говорит: «Понял», почти на грани слышимости, и задумчиво отбивает пару раз пальцем по стакану. Выглядит при этом жутко разочарованным. Понятно, что он хотел услышать совсем не это, но Хэ Сюань хочет как можно сильней ограничить их времяпровождение вместе в изменившейся ситуации между ними. Так будет лучше для Цинсюаня — не к чему будет привязываться. Но как же альфа опоздал с этой мыслью. Ведь омега уже. До вечера было ещё полно времени, не будет же гость так и ходить в том, в чём накануне плясал среди толпы разномастных людей. Приняв душ и умывшись, Цинсюань облачается в вещи, предоставленные Хэ Сюанем, а именно — чёрную футболку и штаны в серо-белую клетку, спадающие с его тонкой талии, так что пришлось попросить ещё булавку, чтобы закрепить их на поясе. Высушив волосы, он убрал их в хвост на затылке, оставив только пряди чёлки обрамлять лицо. Его ещё немного мутило. Не критично, но всё же пришлось воздержаться от резких передвижений и каких-либо телодвижений в принципе, прилипнув к дивану в гостиной и уставившись в телевизор. Альфа, несмотря на ярко выраженный собой же протест, означавший держаться подальше друг от друга, всё равно был всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки, спрашивал о чужом самочувствии, предлагал еду и чай, пытался уговорить пойти поспать в спальню, но на всё получал слабые отрицательные покачивания головой. В итоге Цинсюань, прижав колени к груди, уснул, смотря с ним какой-то фильм. Хэ Сюань, встав, чтобы отнести свою кружку, хотел снова предложить хотя бы конфетку омеге, но, увидев, что тот спит, оборвал себя на полуслове, а вернувшись из кухни, уложил его удобней и накрыл пледом, под которым ранее спал сам, сделав звук на телевизоре тише. Периодически посматривая на тихо сопящего во сне мужчину, он сам у себя спрашивал: что же происходит, когда они находятся в такой близости друг от друга? Страсть, оно и понятно, но сейчас, когда их встреча не подразумевает дальнейшей развязки в постели, почему Хэ Сюань испытывает такое тепло при виде этого надоедливого, избалованного омеги? Наверное, просто привык. Раньше замашки Цинсюаня бесили, как и его вызывающая речь, но теперь это всё пробуждает только что-то непонятно тянущее в груди, похожее на тоску, сожаление — от осознания, почему он это делает и говорит, и что Хэ Сюань допустил это. — Хэ-Сюн, а ты меня любишь? И что он должен на это сказать? Он не знает, потому никогда и не отвечает. Вчера было исключение по причине того, что пьяный язык омеги не перестал бы транслировать один и тот же вопрос, пока ему не ответят. Проголодавшись, мужчина идёт на кухню, чтобы проверить есть ли у него всё нужное для готовки, и с горечью понимает, что нужно идти в магазин. Накинув пальто прямо на домашние вещи и выключив телевизор, он уходит. Цинсюань немногим позже просыпается в темноте, а проморгавшись и привыкнув к ней, обнаруживает себя под пледом в горизонтальном положении. Хэ Сюаня при этом рядом не было. Чувствуя себя уже намного лучше, он подходит к зашторенному плотными тёмно-серыми занавесками окну, припоминая, что утром они были раздвинуты, и делает небольшой просвет, чтобы проверить — стемнело или нет. Как оказалось, дело близилось к ночи: закат уже прошёл, солнца не видно, только лёгкие сумерки поглотили Шанхай. Решив оставить всё, как есть, омега отходит от штор и идёт на поиски Хэ Сюаня, а поняв, что его нет, направляется на кухню в поисках чего-нибудь покушать, ибо желудок, придя в норму, уже вовсю завывал. Не проходит и пяти минут с его пробуждения, как альфа возвращается из магазина с полным пакетом продуктов. Цинсюань, помня о соглашении, боится показаться на глаза, думая, что его тут же отправят домой. Но всё же выходит в прихожую, неловко застыв в коридоре, и смотрит на снимающего верхнюю одежду и обувь Хэ Сюаня. Тот, подняв голову, пока расшнуровывал кроссовки, и увидев омегу, сразу поинтересовался: — Как самочувствие? — Нормально. Уже лучше, — прочистив горло, отвечает Цинсюань. — Хорошо, — выпрямляется альфа, берёт пакет и идёт на кухню, попутно спрашивая: — Есть будешь? Омега, поняв, что пока его, кажется, никто не гонит, несмело ответил: — Буду. На кухне, пока Хэ Сюань разбирал пакет, выставляя купленное на стол, Цинсюань застрял в проходе, обняв себя, и старался не рисковать, мозоля глаза, чтобы не попасть в немилость. Мужчина, не обращая на это внимания, изрёк: — Сегодня у меня останешься. Омега, сначала не поверив ушам, поднял взгляд на стол, а после и на Хэ Сюаня, удивившись так, что, кажется, это отразилось на его лице, раз тот продолжил: — Не смотри на меня так. Уже поздно, — пустые оправдания, которые он пытается прикрыть благородством в своей голове. Цинсюань, поджав губы, ещё немного топчется на месте, прежде чем говорит: — Тебе помочь? — Что, как дал добро на ночёвку, так и язык развязался, и совесть проснулась? — не удерживается от подкола альфа. — Я тут на правах нахлебника, мне некомфортно, — поясняет Цинсюань и всё-таки выпрашивает себе работу. Завтра он уедет домой, и всё снова станет как прежде. До того момента есть ещё больше, чем двенадцать часов, за которые они с Хэ Сюанем вместе ужинают лёгким супом на курином бульоне, общаются на какие-то отвлечённые темы, что было в новинку, критикуют современные кинокартины, вернувшись в гостиную и не найдя ничего дельного, а после собираются отходить ко сну. — Ты будешь спать здесь? — спрашивает омега, наблюдая за тем, как Хэ Сюань убирает лишние подушки с дивана. — А ты — в спальне, — дополняет и так понятным фактом. — Но он же неудобный, — сводит брови к переносице Цинсюань, на себе опробовав. — Да ну, — хмыкает мужчина. Как будто он этого не знал. — Ты брезгуешь спать со мной в одной кровати после всего, что между нами было? — на этот раз брови взлетают к линии роста волос от удивления. — Не брезгую. — Тогда не понимаю, зачем тебе мучить себя. К тому же, это твоя квартира, и так-то место на диване моё. — Если так хочешь, можем поменяться, — со вздохом он выпрямляет спину, впившись нейтральным взглядом в Цинсюаня, но видев, что тот и правда может согласиться, пресекает его резким: — Нет, — он не позволит ему ломать рёбра и позвоночник на этом монстре, косящем под диван. — Ты ведёшь себя сейчас как ребёнок, — складывает руки на груди омега, подходит к собеседнику и, взяв за руку, уводит в соседнюю комнату. — Пошли, будешь спать в спальне. Хэ Сюань, словно марионетка, идёт за ним, а остановившись у кровати, послушно садится на неё. Цинсюань уже собирается выйти прочь, но он его перехватывает и тянет к себе, чтобы пригвоздить к мягкому матрасу. Борьба за место на диване продолжается тем, что альфа хочет уйти, но приободрившийся и окрепший за день мужчина мгновенно облепливает его всеми конечностями, не отпуская. — И кто ещё ведёт себя как ребёнок? — вскидывает бровь Хэ Сюань, ворча, но вместе с тем чувствуя необъяснимое тепло внутри. — Ты не будешь спать на диване, — отрезает омега. Остаётся только вздохнуть, приняв поражение слишком быстро, лечь рядом, а после услышать со стороны вопрос: — Когда ты свободен? — На выходных, а что? — без задней мысли отвечает альфа, не открывая глаз. — Ты каждый раз спрашиваешь и каждый раз знаешь ответ, не надоело? — привстав на локоть, заглядывает в его умиротворённое лицо Цинсюань. — Посмотрим, — спустя недолгое молчание отвечают, поразмыслив и явно подобрев. В итоге они так и засыпают, Хэ Сюань — забравшись на кровать повыше для удобства, а Цинсюань — так же прижавшись к нему, боясь, что тот подгадает момент и уйдёт на неудобное костедробительное орудие пыток.~
Складывая вещи на пару дней в небольшую дорожную сумку, Се Лянь убирает выбившиеся из хвоста пряди волос за ухо и, закончив собирать вещи к родителям, думал переодеться, переделать причёску и пойти на неполный рабочий день, чтобы на второй половине поменяться с напарником и уехать в Пекин — повидаться с семьёй. Сквозь зубы и фальшивое дружелюбие, но повидаться. Знал бы хоть кто, как ему не хочется этого делать. Его план — отработать хотя бы немного — рушится в мгновение ока тогда, когда, открыв дверь, чтобы выйти из квартиры, он видит на пороге своего двоюродного брата в свободной зелёной футболке, светлых джинсах-бананах с длинным свисающим ремнём, в укороченной тёмно-изумрудной куртке и солнцезащитных очках. Он уже стоял, привалившись к дверному косяку. — Ци Жун? — у Се Ляня едва глаза на лоб не вылезли. Уж кто-кто, а брат сейчас точно должен быть в Пекине со своим мужем и родителями. — А ты… что здесь делаешь? — И ни здрасьте, ни до свидания, — ворчит младший и, снимая очки, продолжает жевать жвачку, после сверкая яркими зелёными глазами. — Ладно дядя с тётей, но я-то тебе чем не угодил, что ты так ненавидишь меня? — Извини. Так зачем ты приехал? — За тобой, — пожимает плечами омега. — Разве не очевидно? — Тебя послали родители? — вздохнув, понимает Се Лянь, подняв очи-горе на него. — И я тебе больше скажу, — поднимает указательный палец Ци Жун, — теперь я — мостик между тобой и ними. Так что моё прекрасное лицо ты ещё не раз увидишь в Шанхае. — В каком смысле? Ты здесь остаёшься? — с каждым словом удивление мужчины становится всё больше, как и глаза, то и дело округляющиеся на выяснении новых фактов. Омега, рассматривая свеженький маникюр на тонких пальцах, отвечает непринуждённо: — Цяньцю уже снял мне неплохую квартирку в центре, так что — да, остаюсь. Так, — возвращается к их теме, — я здесь не за этим. Собирай манатки, и поедем в аэропорт. — А нельзя было меня предупредить? — в этот раз превалирует уже возмущение, ведь омега договорился поменяться не на весь день, и сейчас в кофейне никого нет. Пропустив Ци Жуна в квартиру, сам он широкими шагами направился в комнату, где оставил телефон, чтобы разбудить напарника и разочаровывать работой с утра пораньше. Брат тем временем придирчиво осматривал жильё, в котором жил старший, то тут то там кривя лицо на по его мнению безвкусицу, где-то наоборот загорался глазами, рассматривая предметы декора, а как добрался до большого зеркала, встроенного в туалетный столик в спальне, так и застрял там, поправляя идеальный макияж и немного растрепавшуюся за время пути причёску в виде косы, расположившейся на правом плече. Взгляд зацепил несколько бутылочек средств для ухода за собой, руки уже потянулись, чтобы посмотреть, но в комнату ворвался договорившийся обо всём Се Лянь с сумкой наперевес и, сказав короткое «пошли», вытянул омегу из своей спальни, выглядя до жути недовольным обстоятельствами. — Но я ещё не закончил поправлять волосы! — возмущается Ци Жун. — По дороге поправишь, — говорит старший и ведёт его на выход так, будто это ему надо попасть с утра пораньше в Пекин, а не брату — его притащить туда. И это бесит больше всего. Уже закрывая квартиру, омега решает уточнить: — Ты нас повезёшь до аэропорта? — Пф, блять, конечно, что за вопросы! — от нелепости чужих слов парень даже смеётся, а вот Се Ляню в пору начать молиться за сохранность своей жизни, потому что водит Ци Жун… как Ци Жун. При выходе на улицу, единственное, что бросается в глаза — ярко-салатовый спорткар без крыши, который, видимо, тоже был «подарком» Лан Цяньцю мужу, переправленным в Шанхай для его комфорта. И такое чувство, что подарок был с тайным желанием, чтобы использующий его где-нибудь убился. И тем не менее не только Се Лянь, но и младший пристёгивается, прежде чем двинуться в путь. Удивительно это потому, что последний раз, когда им приходилось ездить вместе, девизом Ци Жуна было — «Ремни для слабаков, как и ПДД». Сейчас, походу, что-то изменилось. Поумнел, что ли? Затянувшись какой-то электронкой со сладким вкусом и повесив левую руку с ней на окно, омега преспокойно вёл автомобиль так, будто не он контролирует дикие порывы скоростной машины. Должно быть, за годы практики приловчился и даже ездил аккуратно. Се Лянь, которому он вручил вторые солнцезащитные очки, чтобы они «оба были блатными чикулями», откинул голову назад, выдохнув, и посматривал на людей, мимо которых они проезжали. Те в свою очередь без зазрения совести пялились на них, особенно, когда пришлось простоять пятнадцать минут в пробке. В это время мужчина, бегая глазами по салону авто, заметил маленькую фотографию, на которой Ци Жун с каким-то ребёнком. — С кем это ты? — указывая на фото без страха того, что брат отвлечётся от дороги, и они попадут в аварию, спрашивает Се Лянь. — Это? — немного жмурясь, чтобы понять, о чём вообще говорит он. — Пиздюк Цяньцю, Гу Цзы. Теперь, конечно, Лан Цзы, но мы привыкли к Гу Цзы, так что так и зовём. Вышло так, что как только Се Лянь оборвал связи с семьёй, он мало знал подробностей и о жизни своего младшего брата. Единственное, что дошло до его ушей — что тот вышел замуж за сына мэра Пекина. Но если учесть положение Ци Жуна сейчас, о браке он жалеет в последнюю очередь. Увидеть его, кривляющегося на камеру с чужим ребёнком — нонсенс, который можно было представить только в голове. — Ты принял его? — улыбается невольно Се Лянь, возгордившись младшим, который только о себе раньше думал. — Запоминай, братишка: пиздюк — твоя лучшая подружка и поддержка. Что бы ты ни сделал, он будет в восторге, прыгая как той-терьер. Единственное, что — Гу Цзы часто мешался под ногами, пришлось его брать с собой в магазины, но и там мы нашли компромисс — я просто покупаю ему то, что он хочет, и все довольны. Но недавно, прикинь чё? Я подумал, что всё — кукуха поехала, — вместе с этими словами движение возобновилось, и спорткар снова принялся рассекать улицы центра, — старею. А всё почему? Короче, гуляли мы с Гу Цзы по ТЦ, тут вижу — детский шмот на витрине, ну, думаю, зайду, гляну, что там. Так мы потом два часа торчали в примерочной, пока пиздюк померит всё, что я выбрал! Это пиздец, Се Лянь! Я как мамка! — и начинает смеяться от нелепости своих слов. Омега вздыхает, приложившись лицом о ладонь. Всё-таки Ци Жун всё тот же. Предстоит ещё перенести целый день с семьёй и завтра с утра вернуться в Шанхай. Большего Се Лянь просто-напросто не выдержит. А пока — «наслаждается» поездкой с братом, вдыхая пары манго из светящейся при затяге электронки, и слушает громко музыку, которую он соизволил включить. Но это пока разминка, основная мозготрёпка ещё предстоит.~
Вооружившись лучшим оружием любого альфы для плана по покорению неприступной горы в виде сердца Се Ляня — цветами, Хуа Чэн, облачившись в красную рубашку, чёрный жилет, джинсы и косуху того же цвета, был готов идти в кофейню, преисполненный хорошим настроением с самого утра. Даже Хэ Сюань со своим «это пиздец» и ещё плюс двадцатью сообщениями не мог его испортить. Простояв ещё какое-то время у зеркала и проверив свой внешний вид, альфа убирает длинные волосы в высокий хвост, цепляет тёмные очки, чтобы казаться круче (ну и потому, что солнце вовсю светит), и покидает квартиру. Квест в виде покупки цветов с раннего утра, это, конечно, было сильно, особенно после тяжёлой рабочей смены в клубе. Придя с кроваво-красными розами домой, он поставил их в какую-то чудом найденную вазу, и сразу лёг спать, планируя пойти на встречу с омегой не как зомби, а как нормальный человек. Проснулся ближе к трём часам, быстренько принял душ, привёл себя в порядок, надуханился и погнал. Но что стало удивлением, так это то, что вместо Се Ляня альфу встретил какой-то незнакомый юноша. Согласно регламенту он спросил, что тот хочет заказать, но Хуа Чэн, поборов растерянность, поинтересовался: — Се Лянь сегодня на смене? — не тратя время на лишние церемонии, потому что это его первостепенная цель прихода сюда. — Се Лянь? — переспросил юноша, удивившись. «Только не говорите, что это новенький, который его не знает» — закатывает мысленно глаза Хуа Чэн. — Он… А вы ему кем приходитесь? — внезапно серьёзничает парнишка, видимо, всё же осведомлённый об омеге, за которым не раз пытались приударить клиенты. — Он мне кое в чём помог на днях, я просто хочу его отблагодарить, — соврал Хуа Чэн. Не станет же он раскрывать истинной причины прихода сюда. А слова в стиле «я его друг», «я друг ёбыря его друга», «жених, блять» и тому подобное — явно вызвало бы ещё больше подозрений. Се Лянь не похож на того, кто много говорит о своей личной жизни, альфу бы стали проверять, даже если бы они действительно состояли в тесных дружеских отношениях. Юноша недоверчиво вскидывает бровь, оказавшись не из уступчивых и, очевидно, наглых молодых людей. Хуа Чэн столкнулся с пубертатной глупостью, только этого не хватало. — Окей, поступим по-другому, — вздыхает он. — Давай я закажу самое дорогое, что у вас есть, а ты мне скажешь, почему Се Ляня нет на смене? Парнишка, видимо, находит это очень выгодным для заведения, делает нужный напиток, добавляя туда почти всё, что можно, и отдаёт альфе, после чего говорит: — По семейным обстоятельствам. Его нет сегодня по семейным обстоятельствам, — ядовито улыбнувшись, отвечает через силу омега. — Как приятно иметь с вами дело, — улыбается язвительно в ответ Хуа Чэн, забирает кофе и, отсалютовав им, удаляется из кофейни. Стоило пройти несколько метров, он выбрасывает свои сто юаней в ближайшую урну, даже не притронувшись к напитку. Во-первых, потому что туда добавили всю дрянь, какую только можно; во-вторых, это делал не Се Лянь. Туда же в урну он хотел отправить и цветы, но в последний момент передумывает и отдаёт какой-то пожилой омеге со словами «улыбайтесь чаще». Сам же, хмурый как туча, дошёл до своей машины и, заведя двигатель, сразу вырулил в сторону дома. Хотя задней мыслью всё-таки думает, что это Бог отвёл, ибо цветы — явно перебор, который может напугать. Здесь надо действовать более мягко и ненавязчиво подступаться шажок за шажком. А цветы, ну это цветы — самый яркий намёк, который только может быть. Остаётся только вопрос — почему Се Лянь не сказал, что встретиться не получится? Намеренно он это сделал или забыл? Может, у альфы настолько малы шансы, что уже сейчас он отпугивает его от себя? Хорошее настроение кануло в лету вместе с отвратительным кофе.~
Честно? Хотелось много ругаться. Очень много ругаться. Ибо годы идут, а родители не меняются. Отец как был твердолобым, настаивающим на исключительно своих интересах, таким и остался. Плевать он хотел и на работу Се Ляня, и на его личную жизнь, да и на него бы он тоже наплевал, если бы тот не мог принести такой же большой пользы, как Ци Жун. А мама… Ну а что мама? Мама это мама, которая просто была рада его приезду, но под давлением главы семьи тоже заводила тему замужества своего сына, сидя с ним в его комнате. А у омеги это замужество уже поперёк горла стоит. Его бы схаркнуть, как какой-нибудь барыга слюну, да только обратно запихают. С такой злостью, как сегодня, Се Лянь ещё никогда не шёл на работу. Даже не заезжая домой, так, с вещами, и поехал, чтобы позже оставить их в кладовой, вместе с верхней одеждой. Ещё и Ци Жун совсем скоро прилетит, чтобы бдить за ним — ну вообще фантастика. Лучше не придумаешь. И ведь жил спокойно семь лет, что началось-то опять? Отец вспомнил о том, что у него есть сын, только тогда, когда появилась новая возможность расширить свои ебучие — прости, господи, за мат — филиалы. И после того, как он сам начинает поднимать эти темы за столом, заранее зная, к чему это приведёт, Се Лянь остаётся во всём виноватым, потому что приезжает раз в пятилетку и то, чтобы поругаться и испортить праздник своим горячо любимым родителям! — Ого, — отзывается омега, который вчера подменял Су Линг, стоит только появиться в кофейне — у них совместная смена. — А ты сегодня на взводе. — Не спрашивай, — буркнул мужчина, сразу заходя в комнату для персонала. Облачившись в рабочую форму и убрав волосы в небрежную косу, он выходит в зал, становясь возле юноши. При этом вовсю пышет раздражением и в мыслях проклинает всё, на чём свет стоит. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, он просит рассказать, что вчера было и как прошла смена. — Да как прошла? Как обычно. Людей, правда, было немного, а так всё стабильно. А, кстати. Чел один приходил, тебя искал. — Начинается, — вздохнув, упирается локтем в стойку и вешает на неё устало голову омега. Только новых фанатов ему не хватало для полного счастья. — Что хотел? — повернув голову к собеседнику, поинтересовался. — Спросил, мол, где ты, почему тебя нет, типа хочет тебя за что-то отблагодарить, ты его там где-то недавно выручил. — Я никого нигде не выручал, особенно альфу, — сводит в замешательстве брови Се Лянь, в мыслях удивляясь. На какой только пиздёж не пойдут люди, чтобы выведать нужную для них информацию. — Ещё с цветами был, при параде. Ага, думаю, отблагодарить, — усмехается. — Скорее в койку утащить. — А ты что? — кивает подбородком мужчина, требуя продолжения истории. — На сотку сделал ему заказ и сказал, что тебя нет по семейным, — пожал плечами омега. — Когда выйдешь — не сказал. — Хорошо, — снова вздыхает Се Лянь, закрывая глаза. В самолёте не удалось поспать, дома тоже не было покоя — после бурной ссоры сон, как назло, не шёл, поэтому сейчас единственное, чего он хочет — вернуться домой и поспать хотя бы пару минут. И тут вдруг мозг подкидывает одну важную деталь, которую омега упустил из внимания. — Твою мать, — открыв резко глаза, бормочет он, тянется в карман за телефоном и открывает чат со своим новым знакомым, о встрече с которым забыл совершенно. — Так, стоп, — шестерёнки в сонной голове запоздало начали работать. — Су Линг, — обращается к напарнику взбудораженно. — А? — Человек, который вчера спрашивал про меня, выглядит так? — спросив, он показывает ему профиль Хуа Чэна в инстаграме, мысленно надеясь, что это не он, но… — Так ты его всё-таки знаешь? — поднимает высоко брови юноша, а Се Лянь вновь обречённо стонет, спрятав в сложенных на стойке руках лицо. — Понял. Отлипнув от древесной поверхности, мужчина выпрямляется и, пока нет клиентов, принимается судорожно набирать сообщения. Стыдно до невозможного — назначили встречу, он согласился, а потом взял и пропал без объяснений! Ну это совсем уж! Се Лянь: Привет. Прости, что вчера так внезапно пропал, случился один форс-мажор. Забегавшись, забыл предупредить. В ожидании ответа, омега не заметил, как подошёл первый на сегодня клиент. Телефон пришлось отложить и влиться в рабочую среду. Добраться до него вновь получилось только к двум часам. В тот же момент, как омега зашёл проверить прочитаны ли сообщения, Хуа Чэн как раз набирал ответ, из-за чего у него сердце внезапно сжалось и дыхание перехватило. Хуа Чэн: Я уж думал, ты меня так искусно отшил) Извинения приняты. Се Лянь: Если хочешь, можешь прийти сегодня. Сейчас я точно на работе хах… Хуа Чэн: Хорошо. Омега выдыхает облегчённо. Конфликт замят, значит, всё в порядке, и на него не держат зла. Они, конечно, с альфой мало знакомы, но как-то обидеть его таким недоразумением после того, что он для него сделал в клубе, — самое настоящее свинство. Остаётся только работать и ждать, когда тот придёт.i blame on you — taeyeon
Это происходит через час с лишним, как раз тогда, когда Се Лянь заканчивает обслуживать нового клиента, которым оказался забежавший ненадолго Цинсюань, чтобы взять кофе и заодно рассказать историю о том, как только что чуть с менеджером не влетел на огромный штраф из-за того, что их пытались обмануть и вывернуть всё в свою пользу, а потом рассказал с чувством про забавный случай со своим подписчиком, с которым они неловко пытались выбрать позу, чтобы сфотографироваться и в итоге больно ударились локтями. Смеясь тихо вместе с другом, Се Лянь не сразу обратил внимание на человека, потревожившего колокольчик на входной двери, и вместе с омегой повернулся на него только тогда, когда тот подходит к стойке и садится на высокий стул. — О, — хмыкает Цинсюань, узнав Хуа Чэна даже до того, как тот снимет очки. — А ты тут какими судьбами? — Очевидно, пришёл за кофе, — беззлобно закатывает глаза альфа. — Гэгэ, сделай, пожалуйста, двойной капучино. — Секунду, — просто отвечает омега, но проверив ингредиенты, под нос говорит: — Молоко закончилось, — и уходит за новой упаковкой. Цинсюань же, натягивая на лицо ухмылку, склоняется вбок к мужчине и вполголоса говорит: — Очевиден здесь только твой скрытый замысел подкатить к Се Ляню. — Да что ты, — улыбается в ответ натянуто Хуа Чэн, закинув на стойку локоть и повернувшись к омеге. — Настолько же очевиден, как твои безуспешные попытки привязать к себе Хэ Сюаня? — Наши отношения тебя не касаются, — совершенно спокойно отвечает на нападок Цинсюань. — Как и наши с Се Лянем — тебя, — парирует альфа. Уведя взгляд на пару секунд, Цинсюань усмехается, после повернув голову снова на мужчину: — Какая же ты сука. — Поверь, знаю, — улыбаются ему в ответ. Стоит увидеть, как открывается дверь, ведущая в кладовую, и выходящего оттуда Се Ляня, Цинсюань говорит едва слышно Хуа Чэну: — Пизда твоему притону, если увижу у него хоть слезинку, — альфа в ответ холодно усмехается, а он обращается к вернувшемуся другу: — Ладненько, я побежал. Дела-дела-дела, — разулыбавшись в своей привычной манере, будто не он секундой ранее угрожал своему собеседнику. — Удачи тебе. — И тебе, — улыбается в след Цинсюаню омега, продолжив делать заказ. Хуа Чэн всё это время следил за его движениями, не замечая за собой абсолютно, что бессовестно залипает и любуется красотой мужчины. Его нежными чертами лица, мягкими на вид волосами, завораживающей улыбкой и ловкими движениями рук. А когда тот ставит стаканчик перед ним и тушуется, поймав внимательный взгляд на себе и встретившись с ним столь внезапно, альфа совсем пропадает. Секундное удивление, застывшее на утончённом лице Се Ляня, выглядит настолько невинно и красиво, что кажется, будто он смотрит не на человека, а на какое-то божество. Чувство сродни тому, что было в клубе. Однако сейчас, когда их взгляды пересеклись настолько близко, сложилось впечатление, словно и воздуха стало недоставать между ними. Се Лянь отмирает первым. Неловко хмыкнув под нос, он поджимает губы, опустив взгляд вниз, а когда поднимает, застаёт врасплох альфу одним коротким словом: — «Гэгэ»? Хуа Чэн, явно не ожидав именно этого вопроса, пару раз хлопает глазами в недоумении, а когда понимает, что омега имеет в виду, со смешком издаёт краткое «а», чем заставляет того затрястись в порыве беззвучного смеха. — Само собой вырвалось, извини, если оскорбил тебя этим, — оправдывается альфа. — Ничего, бывает. Если нравится, называй меня так, я не против. В этот раз, отпив свой напиток, Хуа Чэн с удовольствием отмечает не такое большое количество сахара, как в прошлый раз, что не может не радовать. Се Лянь, желая как-то заполнить тишину между ними, не находит ничего лучше, кроме как снова извиниться: — Ещё раз прости за вчерашнее. Неудобно получилось. Я вовсе не преследовал цели тебя обмануть и пропустить встречу намеренно, но так уж вышло, что пришлось уехать с утра пораньше, а потом всё так закрутилось, и я забыл написать тебе. — Радует то, что всё хорошо закончилось, — улыбается сдержано альфа, отпивая капучино. — Да, — издаёт неловкий смешок Се Лянь. — Гэгэ, — обращение, сорвавшееся бархатом с тонких губ, заставляет омегу поднять взгляд, — ты же явно не по своей воле тогда пришёл в «Призрачный Город». — Верно, — не убирая улыбки с лица, отвечает мужчина. — Му Цин и Цинсюань давно уговаривали сходить с ними куда-нибудь потусить, — на последнем слове делает акцент, чтобы дать понять, о чём толковали друзья, — а тут так удачно подвернулось, что у нас совпали выходные, меня и затащили в «Призрачный Город». — Надеюсь, кроме того инцидента, всё было хорошо. — Да-да, всё было прекрасно. — Но ты туда больше не придёшь, — едва сдерживая смех, просёк любящую тишину натуру омеги. Се Лянь, попав под такой неловкий вопрос, начал тянуть неловко гласные, чем в итоге всё-таки рассмешил Хуа Чэна. — Я понял. Не твоё это. — Да, пожалуй… — опускает голову мужчина. — Но мы же всё равно можем быть друзьями, да? — А как посещение клуба влияет на это? — искренне не понимает Се Лянь, выгнув вопросительно бровь. — Там можно было бы чаще видеться, — пожимает плечами Хуа Чэн. — Приходя сюда я не могу отвлекать тебя от работы своей болтовнёй, но ты в «Призрачном Городе» можешь это сделать. — И всё же я буду этим мешать, — снова расслабляется мужчина. — Хэ Сюаня это не волнует, когда он приходит, так почему тебя должно? — Не хочу ничего сказать, но у меня есть совесть. — Вот уж точно то, чем он не может похвастать, — соглашается альфа, вырывая очередной смешок из груди собеседника. — Чем может быть полезна дружба со мной? — не понимая, хмыкает Се Лянь. — Со мной не сходишь в клуб, не получишь какую-то выгоду за счёт статуса, и скорее уснёшь, разговаривая со мной, — он до сих пор не до конца понимает, как так вышло, что его лучшие друзья — одни из популярных личностей Китая. — Как минимум тем, что ты можешь угостить вкусным кофе, — салютуя стаканчиком, говорит альфа. — С тобой можно приятно провести время — как максимум. Ты неплохая компания, на самом деле. Не нужно принижать себя, ища причины для дружбы. Иногда всё получается так, что ты просто видишь человека и думаешь: «Я хочу с ним иметь связи», без причины, просто так. А узнав друг друга поближе, понимаешь, что это едва ли не твой соулмейт, — ну тут утрирует, конечно, чтобы лишний раз заставить мужчину улыбнуться. — Но если вернуться к теме о хорошей и плохой компании, то тут скорее я для тебя — плохая, — и подносит стаканчик к губам, чтобы отпить. — Но и мне не пять лет, чтобы кто-то выбирал друзей за меня, — парирует Се Лянь. — Любишь бунтовать? — одобрительно ухмыляется Хуа Чэн. — Скорее делаю это вынуждено, — вносит правки в чужие слова омега. — Кто же тебя вынуждает водить дружбу с плохими людьми? — намекая снова на себя, щурится мужчина. — Возможно… недостаток общения, — задумчиво говорит Се Лянь, не думая о том, почему вдруг так откровенно ответил. — Хотя с такой работой должно по идее тошнить от взаимодействий с людьми. — А парень? У тебя никого нет? — пользуясь удачным моментом в разговоре, спрашивает альфа. — Нет, — мотает головой Се Лянь. — И не рассматриваешь перспективу отношений в ближайшее время? — Хах, нет, точно нет, — простодушно усмехается. Насмотревшись всего, что происходит у друзей, да и основываясь на своём печальном опыте, он был пока не готов к такому. — Почему? — Отношения — это тяжело, — бормочет Се Лянь, найдя старый чек на столе и складывая его во много раз. — А у меня и так помимо этого проблем полно. — А если бы отношения были не проблемой, а отдушиной? — Не хочу напрягать партнёра негативом, — вспомнив каким злым прибыл сегодня после встречи с семьёй, он бы не хотел представать в таком состоянии перед человеком, которому должен дарить любовь. — Разве ты можешь? — в представлении Хуа Чэна это с трудом вяжется, но и он до этого думал на тему того, что у омеги с такой историей наверняка стальной характер. Наверняка тот способен так же вымещать злость на близких, и как раз этого хочет избежать. — Не суди книгу по обложке, — улыбается мужчина, метнув секундный взгляд на него. — А если серьёзно, в поддержке ведь и заключается одна из главных функций отношений, ведь так? — Возможно, ты прав. Но всё равно, для меня это пока слишком не вовремя. «Ну ладно, я подожду» — думает Хуа Чэн, поскольку, побыв рядом с Се Лянем больше, чем пять минут, и уйдя только через несколько часов из-за вызова в клуб, улыбка не сходила с его обычно холодного, ничего не выражающего лица, а на душе так легко стало, что он чётко для себя решил — он добьётся внимания и сердца омеги, развеет его представления об отношениях и сделает счастливым во что бы то ни стало.