~
Му Цин, преисполнившись позитивом на день, в их с Фэн Синем выходной предложил ему сходить на совместный урок танцев к своей знакомой. Альфа, не видя в этом ничего плохого, кроме того, что сам двигается как бревно и явно будет оттенять его, ответил положительно на эту затею, сразу предупредив, что из него танцор, как из Цинсюаня монашка. Му Цин в этом не признал проблемы и сказал, что неважно, как кто двигается, главное, что они проведут время вместе и будут работать в гармонии друг с другом. Сяомин, предупреждённая об их приходе заранее, встречает с улыбкой на лице, приглашая в пустой зал, где стена полностью была закрыта зеркалом, а сверху него — и по всему помещению в целом — светили лампы-прожектора, помимо RGB-подсветки, создающие приятную атмосферу. Подготовив заранее музыку и придумав хореографию, она помогала им её разучить, направляя и привыкшего к подобному омегу, и Фэн Синя, для которого это было в новинку. По чужим словам, у него неплохо выходило для первого занятия, сам Му Цин тоже не раз хвалил его и отмечал гибкость, о которой раньше не знал, а альфа только уводил от них обоих взгляд, смущаясь и продолжая разучивать постановку. В целом, отведённые полтора часа прошли как один миг за шутками, разучиванием движений и их комментированием. Му Цин остался довольным проделанной работой, как и Фэн Синь, будто слившись с ним во время танца, где основной задумкой был флирт между ними: постоянный зрительный контакт, пикантные касания тел друг друга, недвусмысленные провокации омеги, и в конце — резкое притягивание его к крепкому телу своего партнёра за талию, чтобы эффектно закончить минутный кусочек танца. Сяомин восторженно заулюлюкала, хлопая, и широко заулыбалась. — Круто! Для первой совместной тренировки это было офигенно! — сказала она, чем заставила разулыбаться Му Цина и скромно поднять уголки губ Фэн Синя. Видеть обычно серьёзного и хмурого омегу таким счастливым было приятно. — Так, у нас есть ещё… — тянет девушка, смотря на часы, — десять минут. Можно повторить старые постановки. Не хочешь похвастаться, чему научился, перед парнем? — игриво спросила она у Му Цина, заставив его сразу стушеваться и внезапно смутиться. — А… ну… ладно, давай, — в конечном итоге говорит он. Сяомин указывает Фэн Синю куда сесть и устраивается на почтительном расстоянии рядом, взяв телефон, подключённый к аппаратуре, чтобы найти нужные фрагменты их с Му Цином постановок. Первой и самой длинной была, конечно же, хореография под песню корейской исполнительницы, которая по вайбу идеально подходила омеге. Холодное возвышение, уверенность, чёткие в то же время плавные движения, которые завораживали и притягивали к себе взгляд. Му Цин идеально вписался в атмосферу песни, исполняя танец с великолепием и грацией ловкой кошки, а длинные волосы, убранные в хвост, только добавляли шарма при определённых движениях головой. Фэн Синь следил за ним, словно за сошедшим с экрана телевизора айдолом, и потерял дар речи, стоило мужчине в конце сделать то, что он умеет делать лучше всего — продефилировать под ритмичные биты песни, по привычке одарив взглядом, автоматически ставящим на колени каждого. Альфу в том числе. Нет, в числе первых! Сяомин по обычаю похлопала мужчине, стоило завершить танец, а Фэн Синь сидел, едва не раскрыв рот, увидев в красках способности Му Цина. Омега, переводя дух после довольно непростой хореографии, в ожидании смотрел на него, но не спрашивал о впечатлениях. Девушка сделала это за него: — Ну как? — расположив руки за коленях в позе по-турецки, повернула она к альфе голову. — А… эм… пф… у меня нет слов, — не смог подобрать подходящих тот, заставив Сяомин улыбаться, а Му Цина отвернуться, чтобы не было видно поаллевших щёк. — Хотя нет, знаю, — поднимает на последнего голову Фэн Синь. — Ты теперь обязан танцевать это перед сном. Но вдали, пожалуйста, — спешно добавляет, — а то мало-ли рехтанёшь руками со своим вот этим вот, — и пытается показать элементы вога, которые увидел в танце, чем рассмешил омег. — Окей, раз тебе понравилось это, то зайдёт и всё остальное уж точно, — с хитрецой говорит Сяомин. — Му Цин, я недавно сделала нарезку твоих хореографий, поэтому соображаешь быстро, на вступление там даётся секунд семь-десять. — Угу, — кивает омега. — Отрывки там небольшие, в общей сложности всё займёт три-четыре минуты, — говорит девушка уже Фэн Синю, — но этого хватит, чтобы оценить его навык по достоинству, — после этих слов, она включает нужную композицию. Заигравшая с плавного вступления медленная песня заставляет Му Цина вскинуть брови — альфе бы пережить его такие танцы. На первых нотах ориентируясь, вспоминает детали хореографии и начинает двигаться, делая плавные движения, снова завлекая в плен своей харизмы и заставляя Фэн Синя застыть, уставившись на него. — Эти танцы преимущественно больше подходят для тиктока, но Му Цин отказывается это выставлять, — говорит между делом Сяомин, но её абсолютно никто не слушает, когда в довольно соблазнительном фрагменте, где много элементов, в которых омега двигает бёдрами и прогибается в пояснице, Му Цин вдруг намеренно стреляет в него взглядом из-под полуопущенных век. Фэн Синь чувствует, как в горле моментально пересыхает, а нижняя челюсть всё-таки начала постепенно опускаться. Стоило мужчине, стоящему на коленях, опуститься к полу, вытянув вперёд руку, альфе почудилось, что это по нему распласталось столь пластичное тело и придавило к земле без возможности пошевелиться. Под ним он бы провёл вечность, на самом деле, но сейчас — особенно. Песня сменяется на более ритмичную, вот её он слышал в тиктоке не раз, однако увидеть танцы Му Цина под неё — по-настоящему поразительно. Неосознанно заостряется внимание, когда бёдра омеги начинают двигаться в тверке, заставив что-то в груди сжаться. Но в последнем фрагменте Фэн Синю определённо понадобился бы кислородный болон, ведь мужчина после ловкого поворота прогибается в спине настолько, что вполне может посоревноваться с гимнастками из национальной сборной. Разлетевшиеся от резкого движения волосы только усугубляли ситуацию, в нужные моменты развиваясь слишком красиво. Стоило Му Цину завершить всё, а музыке закончиться, Сяомин, привычно одарив ученика аплодисментами, переводит взгляд на альфу. — Ну как? Ещё дышишь? — по его виду она понимает, что произвести фурор удалось, и ещё как! — Му Цин-а, — с намёком говорит Фэн Синь. — Что? — глубоко дыша, спрашивает омега. — А! — хватает воздух ртом Сяомин. — Му Цин! Я вспомнила, что ты ещё можешь станцевать, тогда он точно без штанов останется! — с воодушевлением она начинает искать песню. — О нет, не говори, что это… — Да-да-да-да-да, — кивает часто девушка. — Му Цин-а-а-а, — тянет Фэн Синь, округлив глаза. Уж если эти… немного вызывающие танцы чуть не лишили его рассудка, то то, что ищет хореограф, и на что так ярко отреагировал сам Му Цин, вообще заставят его помереть на месте! И он оказывается прав. Под «опасную девушку» Арианы Гранде он делает свой последний вдох в этой жизни и больше не выдыхает, смотря на своего возлюбленного с диким восхищением и вместе с тем зарождающимся желанием. Внутри определённо стало неспокойно от его соблазнительных движений, а стоит взглядам снова случайно пересечься — всё, он пропадает и чувствует, как начинают гореть щёки.dangerous woman — ariana grande
По окончанию занятий, когда они вместе покидают студию и заходят в раздевалку, Фэн Синь, закрыв за ними дверь, притягивает за бёдра Му Цина к себе, прижав спиной к своему разгорячённому телу. Омега, широко раскрыв от неожиданности глаза, кладёт свои ладони поверх чужих и хочет спросить, в чём дело, но его обрывают на начале фразы, грузно выдохнув на ухо: — Я хочу тебя. Сказать, что у мужчины от его шёпота подкосились колени, значит ничего не сказать. Дыхание перехватило в тот же момент, и Му Цин понял, что они срочно едут домой. Но до дома добираться далековато, а вот буквально в двух минутах ходьбы есть неплохой отель, в котором они могут снять номер. Впопыхах добравшись до нужного места, они врываются в просторную комнату, наполненную приглушённым светом включившегося автоматически освещения, Фэн Синь тут же зажимает омегу между собой и дверью, страстно вгрызаясь в его губы, и чувствует, как его затылок сжимают в тисках тонкие пальцы, а футболку на спине сминают. В суматохе между поцелуями избавившись от верхней части одежды, Му Цин оказывается на руках у альфы, задыхаясь от нехватки касаний на себе, и ловит его сбитое дыхание губами, возбуждаясь от этого ещё больше. Расположив мужчину на кровати, Фэн Синь стягивает с него спортивные чёрные штаны сразу с бельём и стонет в поцелуй, когда собственный член обхватывают в кольце из пальцев. Перемещается губами на шею омеги, слегка прикусывая нежный участок и заставляя его тут же покраснеть, помечает выпирающие ключицы и грудь влажными следами своих губ, и начинает растягивать пальцами тугое отверстие, вырвав из чужих лёгких стон. Му Цин отталкивает резким движением альфу от себя, валит на спину и нападает на него сверху, прижавшись своим естеством к его и позволив с силой сжать и развести округлые половинки в стороны. Их прелюдия сумбурна и похожа на борьбу за первенство, но так только кажется, ведь на самом деле это лишь неудержимое желание, копившееся месяцами, выходит наружу, являя себя во всей красе. Их тоска друг по другу прослеживалась через нетерпеливые поцелуи, хаотичные касания случайных частей тела, неконтролируемые звуки, издаваемые в процессе. Грациозная рысь и могучий тигр схлестнулись в схватке, отдавшись в объятия страсти. Омега прогибается в спине, стоит Фэн Синю пристроиться сзади и наконец войти, хлюпнув смазкой, натёкшей из чувствительного отверстия. Сразу сорвавшись на быстрый и резкий темп, он начинает двигаться, упиваясь такими любимыми стонами, слетающими с родных губ. Му Цин сжимает простыню под собой, покачиваясь в такт толчкам, и полностью отдаётся альфе, желанию, поглотившему их с головой, и их любви, вновь настигшей связанные сердца. Мужчина наматывает длинные волосы на кулак, притянув его к себе, и вгрызается вновь в плечо, на котором уже живого места не было из-за его поцелуев. Омега подставляется без сопротивлений, заведя руку назад, чтобы зарыться пальцами в собранные в небольшой хвостик на затылке волосы Фэн Синя. Случайно срывает резинку, заставляя их растрепаться, и чувствует, что совсем скоро кончит, ведь сколько бы ни выставлял себя свободным, сильным и независимым, но спать с кем-то случайным не рисковал, проводя только с омегами течку, а последняя была давно, тело позабыло кайф от ласк и отвыкло от удовольствия во время нахождения внутри чего-то крупнее пальцев. Они меняют позу. Му Цин, повернувшись лицом к мужчине, стягивает со своих волос резинку, приковывает своим телом альфу к подушкам и садится сверху, начав двигать плавно бёдрами и при этом в очередной раз притянув ладонями чужое лицо к себе для глубокого поцелуя. Фэн Синь, поддерживая его за поясницу и ягодицы, помогает насаживаться глубже на свой стоящий колом член, явно чувствуя помутнение рассудка. Как же он скучал по Му Цину и его несдержанности, по его идеальности. И плевать, что они и так были грязными после танцев, грязней, чем после нескольких заходов секса они всё равно не станут. Час спустя они вместе идут в душ, чтобы смыть последствия своих несдерживаемых порывов, а после ложатся на диванчике, находящемся в номере, планируя сначала немного отдохнуть, а потом поехать домой. Фэн Синь располагается головой на плоском животе Му Цина, растянувшись вдоль дивана, в то время как омега откинулся на подушку у подлокотника спиной, позволив мужчине лечь у себя между ног. Приглаживая его влажные отросшие волосы, он спрашивает: — Ну как тебе наше занятие танцами? — Было бодро, — оценивает Фэн Синь. — Сегодня она была в настроении нас помучить, — неосознанно улыбается омега, чувствуя себя одухотворённым и расслабленным после водных процедур и в целом после тренеровки и того, что было после. — Знаешь, я был в ахуе, когда на тебя навалились сзади, — имея в виду момент с разминкой и растяжкой, говорит альфа. — Я, конечно, знал, что ты гибкий, но когда тебя сложили пополам, мне стало страшно. — За меня? — на всякий случай уточняет Му Цин, зная, что у слов этого человека могут иметься свои подводные камни. Так оно и оказывается. — За себя — она же потом меня растягивала, — сказав это, чувствует, как под ним подрагивают в беззвучном смехе. — Не знал, что ты так круто двигаешься, — отбросив шутки, говорит всерьёз, искренне поражённый навыками омеги в данной сфере. — Ты никогда не показывал мне как танцуешь. — Ты не просил, — пожимает плечами тот в ответ. — А тебя если не попросить, ты ничего не сделаешь? — Танцы это личное, — находит ответ Му Цин. — Я обычно приходил к Сяомин, чтобы сбросить напряжение. Отключить мозг. — А теперь? — Сегодня первый раз сходил ради собственного удовольствия, прихватив тебя. Мне понравился этот опыт, было прикольно наблюдать за твоей меняющейся физиономией во время танца, — подмечает не без усмешки. — Как-нибудь, значит, ещё сходим. — Хорошо, — поджимает губы Му Цин, поняв, что альфа ради него будет продолжать ходить. От этого его хобби станет куда более приятным. — Только заранее дату обозначай, я хоть морально к растяжке себя подготовлю, — говорит Фэн Синь и приглушённо смеётся вместе с омегой, находя себя в крайнем состоянии счастья рядом с ним после стольких дней разлуки.~
Решение выехать через два дня после разговора было как одним из лучших — ведь чем быстрее начнёт, тем быстрее закончит, — так и одним из поспешных, ведь неизвестно, что может уготовить горячо любимая семья, и было бы разумно подготовиться к непредвиденным обстоятельствам. Хуа Чэн лично довёз омегу до аэропорта, взяв слово отписываться каждый чёртов час, и скрепя сердце посадил на самолёт, сжимая от напряжения кулаки. — Я напишу, как прилечу обратно, обязательно, — сказал Се Лянь перед отбытием. — Ты будешь писать и когда прилетишь, и когда будешь там, и когда вернёшься, или я весь Пекин верх дном переверну, чтобы найти тебя, — сказал в ответ Хуа Чэн. Добрая улыбка омеги не заставила себя ждать, как и слова благодарности, ведь он не помнит, когда в последний раз кто-то так сильно переживал за него, как его случайный знакомый, ставший очень быстро самым близким человеком из всех. Конечно, улетать не хотелось, отдаляться от альфы на несколько дней (потому что юрист сказал, что расследование займёт примерно сутки) было сродни пытке, особенно после положительного и такого существенного сдвига в их отношениях. Но нужно поставить точку в ситуации с родителями перед тем, как пропадать с радаров, и, может, попытаться поговорить с мамой — она ведь и правда ни в чём не виновата, ей-то он может, наверное, довериться. Попутно омега переписывается с Ци Жуном, договорившись перекантоваться эти пару дней у него дома, потому что жить с родителями как-то рискованно (страх того, что его могут насильно оставить дома, особенно сейчас, когда момент с женитьбой накалился, — остался и терзал сердце). Узнал у него адрес и приехал по прибытии в роскошный особняк, находящийся за городом, в котором проживала семья Лан — Ци Жун, Лан Цяньцю и Гу Цзы. Мальчик лет семи, носивший фамилию первой любви Цяньцю, с которой им было не суждено быть вместе, сначала с интересом наблюдал за неизвестным гостем издалека, а когда названый папаша говорит: «Это твой двоюродный дядя, шкет, иди поздоровайся», Се Лянь с трудом удерживается от закатывания глаз. Спустя пару часов Гу Цзы всё-таки привыкает к мужчине и даже с радостью играет с ним в прятки, смеясь до рези в животе, когда тот его «не может нигде найти». На самом деле Се Лянь пару раз и правда терял ребёнка из виду — попробуй найди его в огромных хоромах сына мэра. Потом ему показывают коллекцию игрушек, рассказывают о неинтересных занятиях с учителями в школе, о том, как они с отцом редко, но метко, гуляют в городе, не отказывая себе ни в угощениях, ни в веселье, и про гулянки с папой Ци Жуном, из-за которых в шкафу уже не хватает места. Но стоит отдать брату должное, выглядит Гу Цзы и правда опрятно и одет со вкусом, хоть в этом сумел порадовать. Помогли развеять напряжённую атмосферу и Му Цин с Цинсюанем в чате, но полностью отвечь накануне встречи с родителями не смогли. Вечером, заваривая себе чай и делая Ци Жуну свой фирменный напиток, которым угощал в один из его приходов в кофейню, Се Лянь, желая услышать мнение со стороны, говорит: — Я хочу поговорить обо всём с мамой. — А? — не успев отпить свой кофе, обращает на него взгляд омега. — Насчёт Цзюнь У и всей этой херни? — Угу. Как думаешь, это хорошая идея? — закончив размешивать себе сахар, он приваливается бёдрами к кухонной тумбе и обнимает себя руками. — Зависит от того, как на это посмотреть. Если ты не собираешься упоминать того мужика из «Призрачного Города» и доверяешь тёте настолько, что уверен — она не расскажет ничего господину Се, — то идея нормальная. — Откуда ты знаешь о Хуа Чэне? — не успевает понять, где мог проболтаться Се Лянь. — От тебя им за версту несёт — это раз, пробить его подноготную не составляло труда ещё в первый раз, когда я вас случайно застал в кофейне — это два. И в конце-то, блять, концов, когда после того, как ты заходишь на мой аккаунт, на него подписывается случа-а-айный мужик из твоего окружения — то тут, уж извините, дважды-два складываются слишком просто. Я удивлён, что твой отец сам до сих пор ничего не узнал. Вы же вообще не думаете скрываться! — возмущается омега. Се Ляню остаётся только вздохнуть и задуматься над чужими словами. Ци Жун ведь прав — даже при вероятности, что мама не причинит ему вреда, она может всё рассказать отцу, и вот тогда — жди беды. Но и оставлять в неведении хотя бы её не стоит. Нужно всё сказать, но обобщённо, так, чтобы не вдаваться в детали. — Кстати, ты не думал о том, что тебя не захотят отпускать обратно? — вырывает из мыслей Ци Жун, заедая слова пирожным. — Конечно, думал. Каждый раз, когда сюда еду, думаю об этом. — Не самый умный поступок, — имея в виду всё равно ехать при риске. — Можешь предложить что получше? — с трудом сдержав язвительный тон, спросил Се Лянь. — Ну-у-у, я могу помочь, тебе если что, сбежать. — Какая тебе от этого выгода? — в лоб спрашиает омега, зная натуру младшего. — Ты же только её всегда ищешь. — Разве я не могу по доброте душевной помочь двоюродному брату? — натурально негодует Ци Жун, в удивлении округлив глаза. — Неужели, ты думаешь, что у меня совсем нет сердца? — И то правда, с появлением Гу Цзы ты что-то больно сердобольный, — поднимает уголок губ вместе с одной бровью мужчина. — Слушай, щас договоришься, и я вообще ничего делать не стану, — угрожает, обидевшись, омега. — Ладно-ладно, извини, — сделав в разговоре небольшую паузу, чтобы одновременно отпить, Се Лянь вновь подаёт голос: — Ты знаешь, для чего меня позвали роди… Отец? — Могу только догадываться, как и ты. — Тебе же ничего не будет, если ты поможешь мне? — пальцы сильней сжимают керамику. Меньше всего омега хочет, чтобы по его вине страдали другие. — Покричат, поскандалят, что с того? В семьях ведь так принято, — пожимает плечами парень, относясь ко всему куда более просто, чем старший брат. Ци Жун не признается, но на самом деле ему банально жаль Се Ляня. Быть с детства наблюдателем его расприй с отцом, стать свидетелем огромного скандала и после идущей холодной войны, где омегу всё равно держат на поводке старшие члены семьи — удручает. Они с Се Лянем абсолютно разные, и если Ци Жун в своём фиктивном браке видел только выгоду для себя (да и с партией в этом плане повезло больше), то брат был обречён на страдания из-за собственных устоев, морали и стального убеждения в том, чего он хочет в этой жизни. Именно — быть счастливым. А этого не случится, если его будут контролировать, а после и вовсе лишат свободы. Ци Жун… В своей мере счастлив, находясь в браке с Лан Цяньцю. Конечно, когда встанет вопрос о наследнике, будет о чём поскандалить, но пока всё более чем нормально. Он знает — у Се Ляня с Цзюнь У так не будет, а для брата с детства хотелось бы лучшего, чтобы тот больше не плакал в своей комнате, заперевшись на замок. — Спасибо, Ци Жун, — искренне говорит мужчина. — Да ладно, ещё вернёшь долг, — в своей манере отмахивается омега. Слова младшего вселили в Се Ляня долю надежды и заставили выдохнуть спокойней. Хоть он и не знал, каким магическим образом Ци Жун вдруг решил ему помогать, всё же капля доверия к нему была. Вечер завершился на позитивной ноте, завтра будет встреча с семьёй, которой омега хотел бы избежать.~
Обед проходит в гробовой тишине. За столом расположились трое людей, объединённые одной фамилией. Мужчина, возвышающийся во главе стола, держит невозмутимое выражение лица, преспокойно трапезничая; его супруга, сидящая по правую руку, не может моментами сдержать улыбки при виде их сына перед собой (видимо, тот в неё пошёл в этом плане); а сам Се Лянь пытался хотя бы один раз проглотить пищу без ставшего поперёк горла кома. Словно кость в нём застряли слова, которые томились на сердце много лет и просились наружу, но сейчас, когда у них с Хуа Чэном всё спланировано, нужно просто вести себя как ни в чём не бывало, тихо приехать и так же тихо исчезнуть. Отложив столовые приборы, госпожа Се, аккуратно коснувшись губ салфеткой, убрала её в сторону и обратилась к сыну: — Се Лянь, — омега, услышав её тёплый тон, поднял взгляд, — ты почти ничего не съел, неужели не вкусно? — Что ты, — тем же тоном отвечает мужчина, на миг подняв уголки губ, — очень вкусно, просто аппетита нет. — Понятно… Расскажешь что-нибудь новенькое? Как работа? Как в целом дела? — видно, что она пытается завести беседу хоть о чём-то, потому что соскучилась. Се Лянь разделяет её рвение пообщаться, но, увы, вдаваться в детали своей жизни не может. А так уж получилось, что из-за появления в ней Хуа Чэна теперь единственное, о чём он может рассказать, это истории о своих друзьях или о желании завести собаку. Всё потому, что как только он хочет что-то рассказать, везде обязательно будет фигурировать альфа, а о нём знать родителям пока необязательно. — Нечего рассказывать, всё как и всегда, — отвечает мужчина в итоге. — А у вас как дела? Этот разговор выглядит и ощущается настолько неловким, что хочется отрастить панцирь и спрятаться в него. Будто они не семья, а случайные встречные, которым не о чем говорить. Обычно в других семьях такое молчание не ощущается столь некомфортным, но у семьи Се иной случай. — Да и у нас всё так же, — отвечает госпожа Се. — Отец на работе, я занимаюсь бухгалтерией и домом, иногда общаюсь с семьёй Цзюнь У, — от упомянутого имени Се Ляня даже перекрючивает изнутри. — Кстати, я его сегодня позвал на ужин, — вмешивается в беседу глава семьи. У омеги от его слов по спине бежит холодок, но выказывать недовольство он не планирует, ведь это точно разозлит отца. Сердце суматошно забилось от страха — они с Цзюнь У впервые встретятся лично, это ли не страшный сон? Нужно будет написать об этом Ци Жуну, чтобы на всякий случай был готов спасать. — Разве у него не могут быть дела? — осторожно поинтересовался Се Лянь. — Не волнуйся, он может себе позволить выделить час на встречу с тобой, — отпивая сок из высокого стакана, отвечает альфа. Промолчав буквально секунд десять, мужчина всё-таки не выдерживает и спрашивает: — Значит, всё это было только чтобы мы встретились? Никаких документов и прочих формальностей нет? — Какая разница, если и в одном, и в другом случае вам было бы суждено увидеться? От тебя не убудет; просто поменялась причина твоего приезда. Се Ляню хотелось высказаться на этот счёт, но он выбрал промолчать, чтобы всё-таки не усугублять. Пусть отец лучше думает, что он смирился или пошёл на уступки в единичный раз. После обеда альфа покидает квартиру, уехав по делам, а Се Лянь остаётся один на один с матерью и вздыхает под нос, продолжив сидеть с ней за обеденным столом. — Сынок, — с уходом господина Се, слетела и маска деланной невозмутимостьи его супруги. Теперь в глазах плескалось беспокойство и сожаление за всё то, что приходится переживать её дорогому чаду. — Даже если бы я знала о Цзюнь У, твой отец не позволил бы тебя предупредить. Выходит, она тоже не знала о внезапном госте? — А ты бы сказала о нём? — встречается с добрыми зеницами женщины омега. — Я бы что-нибудь придумала, — заявляет. Дотянувшись через стол до мужчины, госпожа Се накрыла своей тёплой ладонью его собственную. — Как мать я всегда хотела только чтобы ты был счастлив. Папа тоже этого желает, но у него немного свои представления об этом. Когда мы с ним познакомились, было очень тяжёлое время. Было сложно подняться на тот уровень, где он находится сейчас, именно поэтому он так дорожит компанией и нашей беззаботной жизнью. Он не хочет, чтобы ты тоже проходил через то, через что прошли и мы на пути становления одними из самых влиятельных людей Китая. Поэтому брак с кем-то из нашего слоя общества означал бы не только укрепление его дела, но и обеспечение тебе комфорта, который мы не могли себе позволить. Папа тоже мечтает о том, чтобы у тебя была хорошая жизнь, Се Лянь, просто не может принять, что счастье не всегда кроется в том, что он привык считать им. — Это не оправдывает всего, что он сделал по отношению ко мне, — холодно отзывается омега. — Если бы он хотел мне счастья, не продолжал бы каждый раз рушить всё, что я делаю, и ставить палки в колёса. Я понимаю, что всё это — лишь изыски его характера, но не могу принять этого, как бы ни старался. И всё же, Се Лянь мог раз и навсегда прекратить обращать внимание на выходки отца, было бы желание — он бы не выслушивал его планы по поводу брака, не ходил бы на встречи с ним и мамой, по-настоящему вычеркнул бы себя из семейного древа Се. Но от семьи не отвернуться, как бы он этого ни хотел. Воспоминания о счастливых временах, мелькающих на фоне упорной учёбы и усердия, — которое омега вкладывал в то, чтобы оправдать чужие ожидания, — полосовали по сердцу, не давая покоя вопросом: «Неужели это один и тот же человек?» Отец, который в детстве и юношестве души в нём не чаял, а потом бранил на чём свет стоит. Неужели один и тот же?.. Мужчина выдыхает, опустив голову в недоеденную пасту. — Я могу понять его рвение, но никогда не разделю его чаяния. Он никогда не поймёт, чего я хочу на самом деле. — Таков уж твой отец, но я уверена, что со временем он смирится с тем, что его цыплёнок повзрослел, окреп, и в праве сам решать, как ему жить. — Что ты этим хочешь сказать? — поднимает на неё вновь голову омега. — В отличие от папы, я слежу за твоими соцсетями, Се Лянь, — внезапно улыбается госпожа Се, отняв свою руку от него, скрещивает пальцы ладоней и упирается в получившийся гамак подбородком. — И подарки от — как я думаю — конкретного человека было сложно не заметить. Раньше от тебя было ни слуху, ни духу, но уже почти… пять месяцев ты то цветы выложишь, то угощения. Не поделишься новостями? Мужчина, сомневаясь, спросил: — Я не могу быть уверен в том, что ты не расскажешь всё отцу. — Я у тебя сейчас спросила это не как мать, а как омега. Не вооружённым глазом ведь видно, что у тебя кто-то появился. — Разве?.. — Будь всё как раньше, ты бы точно закатил скандал насчёт Цзюнь У, но почему-то не сделал этого. Видимо, на то была своя причина, — с немного хитрым выражением лица взглянула на сына госпожа Се. — Дело, конечно, твоё — рассказывать или нет, но я готова хранить твою тайну, если захочешь сказать. Се Лянь взглянул на маму благодарным взглядом и почувствовал слабый укол домашнего уюта, который когда-то царил в их доме. По таким простым обыденностям, вроде разговоров с мамой или игр с папой, по простым семейным радостям. Он очень сильно скучает по той небольшой доле тепла, которое было до вмешательства «взрослых» дел в их быт. Внезапно уголки губ омеги опустились, а лицо сделалось серьёзным. — Мам, — обратился к ней мужчина, — если сегодня вечером что-то пойдёт не так… Мне нужно будет любым способом уехать отсюда. Поможешь? — В этот раз помогу, — кивнула госпожа Се. — Цирк, который длится уже без малого семь лет, пора прекращать. Прости, что позволяла ему продолжаться так долго… — в голосе сквозит искреннее сожаление. — Прощаю, — отвечает Се Лянь. — И ты прости за то, что игнорировал тебя так долго. — Мы с твоим отцом виноваты, сынок, ты не должен за это извиняться. — Всё равно. — Ах, — вздыхает женщина. — Хорошо, я тебя прощаю, — улыбается слабо она ему. Словно смотрясь в отражение, омега видит мужчину, что похож на неё так сильно, что даже улыбку они делят на двоих, такого родного и уже такого взрослого… А ведь, казалось бы, только недавно был день, когда тот появился на свет, как сделал первые шаги, порадовал успехами, как плакал из-за разбитых коленок и невкусной еды. Сейчас это уже статный молодой человек со своим мировоззрением, личной жизнью и устоями, в которых твёрдо убеждён. Се Лянь всегда в их с Се Шэном глазах останется маленьким омегой, с которого они будут сдувать пылинки, вот только реальность больно бьёт по сердцу, показав течение времени. Двадцать семь лет уж минуло с его рождения… Это было так давно. Её мальчик, которого она так редко видит в нынешней ситуации, сидит перед ней такой красивый и мудрый. Сдержать слёзы оказывается сложной задачей. — Не откажешь маме в удовольствии обняться? — спрашивает госпожа Се. А Се Лянь будто только и ждал этого вопроса — резко встав с места, что стул едва не падает, он подходит к ней, тоже поднявшейся на ноги, и крепко обнимает, зарывшись носом в собранные в низкую причёску волосы. Он выше женщины на полголовы, с возрастом она стала чуть ниже, а потому приподнялась на носочки, чтобы крепче прижать сына к себе и таки позволить одинокой, блестящей слезе скатиться по щеке. — Я люблю тебя, мам, — бормочет Се Лянь сокровенно, соскучившись по такому родному запаху, окружавшему его с детства — запахом матери, что укрывала под своим крылом. — Я тоже люблю тебя, мой мальчик, — шепчет она в ответ, сжимая в тисках ткань футболки омеги. — Я обязательно познакомлю вас, — имея в виду Хуа Чэна. — Но потом. Когда всё уляжется. — Как скажешь, — отвечает госпожа Се, а после отстраняется. Се Лянь, увидев в её глазах слёзы сквозь улыбку, со смешком спросил: — Мам, ну ты чего? — а сам чувствует, что в собственных глазах тоже моментально начала скапливаться влага, а нос защипало. — Не обращай внимания, — отмахивается женщина, но омега, по чьим щекам уже проложили влажные дорожки две слезы, вновь прижал её к себе, и в этот раз никто из них уже не стал сдерживать эмоций. Стоило успокоиться, как слова сами полились из уст. В основном это были разговоры о прошлом, о детстве Се Ляня и его юношестве, о том, как сильно он изменился, а после уже о том, что у них происходит сейчас. Мужчина в общих чертах рассказал о Хуа Чэне, всё-таки доверившись матери, и снова попросил о содействии в побеге. Госпожа Се, уверив в том, что Се Лянь в любом случае покинет Пекин, отметила, что до ужина осталось меньше часа и было бы славно начать на него собираться. Так как этот самый ужин будет проходить в дорогом ресторане, одеться стоило соответствующе. Мужчина не без помощи матери подобрал чёрную блузку и бежевые брюки с завышенной талией, а волосы у лица закрепил на затылке заколкой с рассыпающимися на леске камнями. Они пребывают в назначенное время к нужному месту, и их проводят в небольшую комнату, где стоял накрытый стол на четырёх персон. Один из альф уже ожидал их. В какой-то степени радовало, что это был господин Се, а не Цзюнь У лично. Усевшись, как и утром, по правую и левую руки от мужчины, омеги внезапно получили комплимент в свою сторону от него. У Се Ляня от слов, что он прекрасно выглядит, по спине пробежали мурашки. Помнится, раньше отец не уставал осыпать их с мамой приятными словами, а как омега с ним разругался, тот не удостоил и одобрительным взглядом. Сейчас, увидев сына в том виде, в котором он хотел его видеть, Се Шэн испытал некоторое удовлетворение. — Отец, — позвал его Се Лянь, пользуясь моментом, пока их гость не пришёл. Альфа обратил на него свой взор, только после этого, убедившись, что завладел его вниманием, мужчина ответил: — Спасибо за комплимент. Госпожа Се, решив поддержать разговор, положила ладонь на руку мужа на столе и с улыбкой сказала: — Посмотри, как красив наш сын, Се Шэн. И как умён. Мы вложили в него лучшее, что могли найти. Разве не видишь, что он стал куда совершенней, чем мы его видели? Хмуро опустив брови, альфа положил сверху тёплой ладошки жены свою свободную и слегка сжал. — Это не отменяет того факта, что ради блага ещё предстоит потрудиться. — Мы можем поговорить об этом спокойно наедине? — осторожно спрашивает мужчина. — Тут не о чем говорить, Се Лянь. Всё уже решено. — Чем оставаться безвольной канарейкой под одной крышей с Цзюнь У… — говорит омега. — Уж лучше я буду всю жизнь одиноким и посвящу себя нашему семейному делу. Казалось, эти слова возымели влияние на альфу — его пальцы дёрнулись. Казалось, он хотел высказаться на этот счёт, но обошёлся лишь сухим: — Не начинай, пожалуйста, и постарайся не опозориться перед женихом. — Как скажешь, отец, — покорно ответил Се Лянь, расправив плечи. — Я отойду, — отпрашивается и встаёт из-за стола, чтобы покинуть комнату и найти уборную для омег, где уже достаёт телефон, прожужжавший в брюках пару минут назад, и видит сообщения от Хуа Чэна. Он рассказал ему о маме и об ужине, поэтому беспокойства альфе сейчас было не занимать. Хуа Чэн: Вы уже на месте? Цзюнь У приехал? Гэгэ, если что, я первым же рейсом вылечу за тобой. Омега, улыбнувшись коротко, набрал ответ. Се Лянь: Он ещё не приехал, всё хорошо. Постараюсь написать сразу, как всё закончится. Ответив на ещё пару сообщений, в которых альфа присылает смешные стикеры, выражающие волнение, Се Лянь убрал телефон обратно в карман брюк и вернулся в забронированный зал, где в этот раз помимо родителей сидела статная фигура человека в костюме-тройке с убранными назад волосами — Цзюнь У. И ужасно во всей ситуации то, что как ни крути, а фактически омеге придётся сесть рядом с ним. — Добрый вечер, — здоровается Се Лянь, учтиво склонившись слегка в поклоне. Цзюнь У, не скрываясь, обвёл его фигуру оценивающим взглядом, отчего тут же кожа зачесалась, будто по ней пером провели. Будь здесь Хуа Чэн, наверняка захотел бы выколоть палочками для еды чужие глаза. У омеги, в принципе, сейчас было именно это желание в голове. — Вечер воистину добрый, — отозвался в итоге со сдержанной улыбкой Цзюнь У. — Луна и звёзды сегодня померкнут в сравнении с омегой Се. — Благодарю, — скромно говорит в ответ на комплимент Се Лянь. Недолгие полтора часа, которые собравшиеся проводят вчетвером, говорят преимущественно лишь двое, и то — по работе. Омеги, изредка переглядываясь между собой, в разговор предпочитают не влезать, только если тема не отвлечённая на что-то более обыденное. Се Лянь открывал рот за весь вечер от силы раза три, но и там ограничивался лишь парой коротких фраз, после вновь замолкая и выступая больше как украшение. Неожиданно, перед своим уходом Цзюнь У обратился к нему: — Се Лянь, можем ли мы побеседовать тет-а-тет? Омега, чьё сердце от подобного пропустило опасливо удар, через силу шевельнув языком, ответил согласием, и покинул зал вместе с мужчиной, что был старше него на три года, как выяснилось. Оказавшись немного поодаль от зала, они вдвоём дошли до небольшого балкона. Зачем так шифроваться — непонятно, складывается впечатление, что Цзюнь У что-то замышляет. Не хотелось бы, чтобы опасения подтвердились. — Я хочу быть откровенен, Се Лянь, — тут же начинает говорить альфа, стоило двери на балкон закрыться. — Вы очень привлекательны и, больше скажу, Вы довольно мне симпатичны, — Се Лянь неосознанно сводит недовольно брови, будучи готовым, чуть что, защищаться. — Но… Поймите, этот брак не может состояться. Глаза омеги ошарашенно округляются, а губы размыкаются от удивления. Такого он точно не мог ожидать. — Дело в том, что моё сердце занято другим человеком, и, увы, из-за этого мы не сможем заключить брачный союз между нашими семьями. Омега, которого я люблю, уже ждёт ребёнка, я не смогу оставить его в угоду прихотям отца. Лицо Се Ляня расслабляется, сам он с облегчением выдыхает, и не может не ответить только: — Поздравляю. — Благодарю, — кивает с искренней, не такой, как при встрече, улыбкой, Цзюнь У. — Вы сейчас оказали мне великую услугу. У меня тоже не было желания вступать с Вами в брак, но теперь, когда мы оба знаем, что не желаем этого, что делать? — Думаю, сотрудничать можно и без брачного договора, а разрыв помолвки дело плёвое. К тому же, Вы сможете уйти незаметно со всеобщего обозрения, как только всплывёт новость о моём ещё не родившемся ребёнке. Поскольку инициатива о нашем союзе изначально исходила от моего отца, я обязуюсь взять все последствия этого недоразумения под свою ответственность. Сейчас это будет очень на руку, Се Ляню не нужен лишний шум и внимание, чтобы покинуть страну. — Вы очень этим выручите. Спасибо. Обязательно по возможности вышлю вашей семье благодарность от себя. Цзюнь У одарил его улыбкой снова, омега не смог не сделать того же в ответ. Вернувшись в зал, альфа заявил о том, что вынужден удалиться, и уехал. Се Шэн, разумеется, первым делом спросил у сына, о чём они говорили и не наговорил ли он чего грубого. Се Лянь, подавляя улыбку, сказал, что всё прошло хорошо. Каждый расценил это по-своему: глава семьи поощрительно сказал омеге, что тот молодец, и отметил его счастливый вид, подумав, что у них с Цзюнь У произошёл коннект; госпожа Се, встретившись взглядами с сыном, поняла, что всё иначе, и решила узнать всё позже, когда не будет лишних глаз и ушей. — Может, останешься сегодня дома? — спросила женщина, когда они уже шли на выход, где их ждал водитель. — У меня все вещи у Ци Жуна, — ответил Се Лянь. — К тому же мне… — Останься, Се Лянь, — говорит внезапно альфа, чем подталкивает омег перевести внимание на себя. — Мы с мамой скучаем по тебе. Побудь хотя бы один вечер с нами. Должно быть, преисполненный хорошего настроения от того, что сделка (как и помолвка, по его мнению) удалась, Се Шэн расщедрился на такие слова в отношении Се Ляня. Правда ли соскучился? А может, он всегда хотел, чтобы сын был рядом, но из-за скандалов не мог себе позволить тепла в его сторону, а сейчас, когда всё благополучно разрешилось, сказал то, что хотел? Мама только умоляюще посмотрела на омегу, как бы говоря: «Даже папа хочет, чтобы ты остался, давай же». Се Лянь не представляет, как отец отреагирует на новость, которую собирается позже обнародовать Цзюнь У, как та на него повлияет и заденет ли ударной волной самого омегу. Но, пользуясь возможностью и позволив себе слабость из-за дневных откровений с мамой, мужчина соглашается остаться. За вечерним чаепитием на кухне, где они с госпожой Се обосновались, обсуждая последние новости и задевая дела прошлых друзей, одноклассников и однокурсников Се Ляня, к ним присоединился глава семьи, тоже налив себе чаю и тихо пристроившись на своём месте за столом. Альфа с отрешённым видом слушал беседу омег, изредка уточняя моменты касательно некоторых людей, и моментами посмеивался вместе с ними, утопив улыбку в чашке. Всё проходило так обыденно, словно такие вечера не были для них троих редкостью. Се Лянь, почувствовав семейные уют и комфорт, о которых скучал долгое время, не мог не расслабиться, отмечая, как много у его знакомых поменялось за столько лет. Господин Се, дав себе волю в разговоре об университетской жизни сына, не мог не упомянуть его горе-ухажёров, которым он хотел лично уши поотрывать за то, что они носили корыстные цели, прикидываясь любящими партнёрами. Но да не ему судить их, конечно. Об этом промолчали. Почему-то Се Ляню подумалось, что Хуа Чэн мог бы понравиться его родителям. Мысли о нём заставили улыбнуться и вспомнить о сообщениях, в которых альфа благодарит всех богов за то, что его бойфренда не украли, не похитили, и тот наконец ответил. Когда пришло время отходить ко сну, мама сказала, что после того, как Се Лянь съехал от них, кое-какие вещи здесь всё же остались, и она сохранила их до лучших времён. Пригодились вот. Облачившись в лёгкие шорты и футболку, омега улёгся в постель, тут же принявшись строчить Хуа Чэну в личные сообщения. Се Лянь: Завтра к полудню буду дома. Не скучай и обязательно поспи после работы! Не несись сломя голову встречать меня. Хуа Чэн: Задание со звёздочкой… Омега смеётся, подрагивая всем телом, и отправляет много хохочущих смайликов в ответ, как дверь в комнату после нескольких стуков открывается. На пороге оказался господин Се, неловко приоткрывший дверь с вопросом «ещё не спишь?». — Нет, что такое? — Ничего, хотел пожелать спокойной ночи. — Спокойной ночи, — говорит в ответ Се Лянь. Как же меняются люди, когда всё идёт так, как им удобно… И отношение отца тоже поменялось на сто восемьдесят. Не хочется думать, что это из-за того, что омега оказался удобным им, ведь папа и раньше мог быть к нему приветлив просто так, потому что он его сын. Сейчас не понятно ничего, а их взаимоотношения всё ещё остаются запутанными. Но Се Лянь надеется, что они с родителями ещё смогут собраться так же, как сегодня, и болтать часами напролёт ни о чём. Он засыпает с мыслью о том, что уже завтра увидится с Хуа Чэном и совсем скоро они покинут Китай. Улыбка не покидает его лица до тех пор, пока не получается провалиться в сон.~
— О нет, опоздали, — говорит Се Лянь, когда с родителями вместе прибыл в аэропорт. Он проспал, а семья не стала его будить. Решили не тревожить его покой. Особенно мама, позвавшая мужа для того, чтобы тот вместе с ней понастальгировал о времени, когда их омега был ещё совсем крошкой, а сейчас вон, двадцатисемилетний спал в той же комнате, что и много лет назад. Прибыли в аэропорт после того, как забрали вещи у Ци Жуна, тогда, когда рейс Се Ляня был давно объявлен, а самолёт уже десять минут как улетел. — Не волнуйся, — говорит госпожа Се, — поменяешь билеты, полетишь следующим рейсом. — Не велика беда, — поддержал её альфа. Что ж, они правы, нечего переживать по таким мелочам. Как назло ещё и телефон, разряженный в ноль, не был на ночь оставлен на зарядке и грел место в кармане за просто так. Прошло почти два часа, как раз начало первого — время, когда мужчина должен был быть в Шанхае. Следующий рейс до него был через полчаса. Се Лянь с родителями был в зоне ожидания и приглушённо переговаривался о разном с мамой. Господин Се просматривал новости, после чего включил трансляцию с главного канала страны и внезапно позвал омег, чтобы показать отрывок репортажа им. Около получаса назад случилась трагедия — пассажирский самолёт, на котором должен был лететь домой Се Лянь, потерпел крушение, были как пострадавшие, так и погибшие. Число последних, конечно, было больше. — Бог отвёл, — схватилась за сердце госпожа Се, в ужасе смотря в экран телефона мужа. — Хорошо, что опоздали. — И правда, повезло, — внутри у Се Ляня всё сжалось от одного представления себя в этой страшной катастрофе. Авиакатастрофы крайне редки и в этом случае правда, что бог отвёл. Внезапно голову стрелой пронзила мысль — Хуа Чэн ведь не знает, что он опоздал на рейс и не попал туда. Телефон разряжен, а номера он не помнит. Он уверен, что альфа будет весь на иголках, пока Се Лянь лично не сообщит о том, что всё хорошо и он жив-здоров. Но это будет только через три часа — в лучшем случае. К этому времени он и проснуться после работы успеет, и новости увидеть, и сопоставить всё, и с ума поседеть. Остаётся только ждать, пока вернётся домой. Надо было всё-таки купить повербанк для таких случаев. Когда настало время прощаться, Се Лянь обнимает крепко маму и несмело бросает взгляд на отца, после чего тот сам подходит и прижимает его к себе. Почувствовав себя вновь маленьким омегой, бегающим хвостиком за папой, мужчина цепляется за него и обнимает крепче, говоря слова прощания перед тем, как уйти.falling — hospital
Все два часа полёта Се Лянь без перерыва дёргает ногой, на которую закинул другую, посматривая то в иллюминатор, то на пустой экран телефона в своих руках. Страшно подумать о том, что творится с альфой в Шанхае. В пути мужчина молился только об одном — лишь бы он ни о чём не узнал раньше, чем Се Лянь сам ему скажет. По прибытии попросив помощи у других людей и вызвав через них такси, омега едет домой, кусая ногти, всё ещё нервничая и повторяя про себя «только бы успеть» на репите. Расплатившись с водителем, он пулей вылетает из автомобиля и почти выносит дверь квартиры, чтобы шустро разуться, наступив носком на пятку, рвануть в гостиную и поставить телефон на зарядку. Подождав, пока его можно будет включить, мужчина наконец видит название модели телефона, означающую, что он начинает пробуждаться, уходит в прихожую, чтобы закрыть за собой дверь и убрать с порога вещи и обувь, которые раскидал. Когда возвращается к телефону, тот ещё две минуты грузится, прежде чем показать экран блокировки. Господи, а ведь из-за того, что он был выключен, при звонках было бы ответом, что абонент вне зоны действия сети! Судорожно открывая нужное приложение с диалоговым окном, ругаясь на долго думающий гаджет и не сразу подключившийся к устройству интернет, Се Лянь таки набирает несколько сообщений Хуа Чэну и отправляет. Се Лянь: Всё хорошо. Я дома. Хуа Чэн не читает их на протяжении десяти минут, после чего кружочек возле облака сообщения пропадает, а у омеги сердце пропускает пару ударов. В ответ было молчание. Альфа просто вышел из сети. Се Лянь, каждые пять минут проверяя диалоговое окно, пытался разобрать вещи, но даже те единичные футболка, штаны, джинсы и кардиган не хотели складываться пока на душе неспокойно. Мужчина вздрагивает, когда во входную дверь начинают настойчиво стучать. Подорвавшись с места, он почти на бег срывается. Добравшись до неё и открыв, Се Лянь сразу попадает в объятия Хуа Чэна, что выехал сразу, как получил сообщение, нарушив кучу правил дорожного движения, в том числе и за превышение скорости, чтобы лично убедиться, что с омегой всё в порядке. — Гэгэ, — трепетно выдыхает. Се Лянь тонет в удушающих объятиях, чувствует, как выскакивает сердце не только из его груди, но и из чужой, и прижимается так сильно, как только может. — Я опоздал на рейс, чудом пронесло. Телефон разрядился и выключился, я не мог предупредить, но очень хотел, правда, — тараторит в своё оправдание мужчина. — Прости, что заставил так волноваться. — Ничего не говори, сейчас главное то, что ты здесь, — отвечает альфа. Когда по пробуждении вместо сообщения от омеги со словами, что он прибыл, Хуа Чэн увидел в шторке уведомлений новость об авиакатастрофе, думал чокнется, правда. Добивало то, что от Се Ляня не было ни слова, а телефон был недоступен. Подробностей касательно пострадавших в крушении было не так много, а потому узнать, кто точно погиб, а кто выжил, было сложно. Обычно такое выставляется спустя время после трагедии, когда вся информация уже проверена. Получив спустя полтора часа опровержение от Се Ляня в личные сообщения и уведомление о том, что абонент снова в сети, альфа не раздумывая ломанулся к нему, наплевав на ПДД, собственный внешний вид и чьи-то недовольства. Теперь, когда мужчина с ним, в его руках, сердце не может перестать радоваться, а душа наконец успокоилась. Он не представляет, что стало бы, если бы омега оказался в том самолёте… — Никогда больше не полетишь куда-то один, — ставит условие Хуа Чэн. — Мне всё равно, что это неправильно я не должен так говорить, но… — Хорошо, — соглашается Се Лянь. — Больше не буду. Альфа вновь с облегчением выдыхает, заламывая брови, и не может поверить, что всё в действительности хорошо. Как же он испугался. Наверное, никогда в жизни такого ещё не было. — У меня для тебя хорошая новость, — переводит тему Се Лянь, начав улыбаться, и отстранился от мужчины, чтобы вместе с ним пройти в гостиную. Не в прихожей же продолжать общаться. Расположившись на диване, он хотел было начать, но прервался, потому что Хуа Чэн капризно потянул его руку и заставил усесться на свои колени, чтобы прижаться к тёплому телу и, видимо, больше никогда не отпускать. Омега и не против. — Если коротко, то Цзюнь У лично расторг нашу помолвку, — заявляет Се Лянь, а альфа поднимает на него полный удивления взгляд. — Да, я тоже не поверил, — усмехается счастливо мужчина. — Сказал, что сотрудничать можно и так, а у него беременный омега, куда ему кольцеваться со мной? Расслабленно вздохнув, Хуа Чэн расслабляет плечи и утыкается лбом Се Ляню в ключицы, осознав, что одной проблемой стало меньше. Омега обнимает его, приглаживая расчёсанные на скорую руку волосы, и целует того в макушку. — Я забрал документы у Хэ Сюаня, Лин подберёт нам дату вылета, тогда можно будет валить отсюда, — говорит альфа. — Ура-а-а, — тянет тихонько мужчина, в конце усмехнувшись, а после делает то, по чему успел соскучиться, — поднимает чужое лицо на себя и припадает к его губам. Хуа Чэн тут же углубляет поцелуй, проникая языком между мягких губ, и выпрямляется, чтобы быть наравне с омегой. Се Лянь горячо отвечает на его движения, стараясь поспевать, да получается с трудом, ведь зашедшееся суматошно сердце отвлекает, как сводящий низ живота сладкий спазм. Широкие ладони проникают под тонкую ткань футболки, лаская нежную кожу, пока мужчина цепляется за чужую и тянет наверх, чтобы снять. Слетает верхняя часть одежды с него самого, так же стремительно, как и исчерпывает себя терпение альфы. Хуа Чэн, встав с места вместе с Се Лянем на руках, несёт его в спальню, после чего раскладывает его на мягкой заправленной кровати, не беспокоясь о том, что покрывало сомнётся, и тут же просовывает руку под его поясницу, чтобы прижать к себе и снова поцеловать. Стоит телам остаться полностью обнажёнными и слиться вместе, омега распахивает губы в протяжном стоне, принимая естество Хуа Чэна и двигая время от времени бёдрами навстречу, будто того, что есть, мало и требуется быть ещё ближе. Альфа не отказывает себе в удовольствии пометить тело мужчины алыми узорами, несильно сжимает округлые ягодицы пальцами, двигаясь внутри льнущего навстречу тела, и утопает во всепоглощающем чувстве, раз за разом накрывающем с головой их обоих. Се Лянь, когда немногим позже оказывается сверху, покрывает такими же поцелуями-укусами тело Хуа Чэна, спускаясь всё ниже и доходя до эрегированного члена. Припухшие губы обхватывают покрасневшую головку, язык прокатывается по щёлочке уретры, побуждая альфу в наслаждении промычать, откинув голову. Взять глубоко не получится, но и без этого доставить удовольствие не составит труда. Во время течки они многое попробовали, поняли, что кому нравится, и теперь пользовались этим в повседневности. Смешавшееся сбитое дыхание во время того, как Се Лянь самостоятельно насаживается на член Хуа Чэна, ощущается жаром и выглядит, словно поддразнивание, ведь губы находятся в опасной близости, однако не касаются друг друга. Волна удовольствия пронзает тело, когда мужчина стонет громче после задетой чувствительной зоны внутри. Альфа, качнув резко бёдрами навстречу, выбивает ещё один такой же стон, и меняет их местами. Оказавшись нависшим сверху вновь, он глубоко толкается, чувствуя, как Се Лянь хватается за его плечи, шумно выдыхает ему в шею и с трудом удерживается от того, чтобы не вонзиться в неё клыками и не поставить метку. В моменте Се Лянь прогибается навстречу Хуа Чэну и ощущает влагу между их животами. Альфа спустя несколько толчков выходит и изливается следом. Они с ног до головы липкие и тяжело дышащие. Кажется, это был уже второй или третий заход, но им всё будто мало. — В медовый месяц у нас так же будет? — спрашивает с усмешкой Се Лянь. — Медовый месяц? Загорелся желанием расписаться? — улыбнулся в ответ Хуа Чэн. — Заглядываю в будущее, только и всего. — В медовый месяц будет лучше, — обещает альфа и одаривает старшего протяжным, ленивым поцелуем, прежде чем предложить пойти в душ и, возможно, продолжить уже там.~
Лежать в обнимку с Хэ Сюанем стало привычным делом. Цинсюань не стал перевозить свои вещи, хоть и остался жить с ним, предложив найти другую квартиру, ибо эта, хоть и в своей степени уютная, но всё же хотелось чего-то другого. Новая жизнь — новая квартира, как говорится, плюс нужна была отдельная комната для ребёнка, а потому альфа активно вёл обсуждение с риелтором, показывая предложенные варианты Цинсюаню. Один из них пришёлся им обоим по душе: спальный район, совсем рядом есть детский сад и площадка; в самой квартире три комнаты, не считая кухню и раздельный санузел, стены не картонные и соседи не шумят (шумными соседями будут как раз они, потому что нужно будет сделать ремонт) — считай, идеальный вариант. С Ши Уду альфа не пересекался после той стычки в клубе, а Пэй Мина всё ещё грозился прокатить по ряду статей, чтобы неповадно было. Спасало того только то, что Цинсюань сетовал на тупость людей, от которой не укроешься, мол, это не стоит такого заострённого внимания Хэ Сюаня, сейчас же всё хорошо. Конечно, омега тут же напарывался на недовольства последнего, потому что речь шла не абы о чём, а об изнасиловании, но мужчина, находясь подле него, словил такой цзэн, что ему было фиолетово даже на то, что надо делать дела, есть и ходить по сто раз в туалет на дню. Удивлением стало то, что альфа, оказывается, умеет быть заботливым. Не в том плане, что до этого он был чёрствым куском дерьма, а в том, что если внимание раньше уделялось комфорту и сохранности хотя бы нормального состояния Цинсюаня, то сейчас Хэ Сюань носился, как квочка с цыплятами, вокруг омеги и его малыша, боясь лишний вздох в их сторону сделать. Это порой до слёз трогало Цинсюаня, а у мужчины в моменты его перепадов настроения случалась паника, потому что от попыток успокоить становилось только хуже и омега рыдал пуще прежнего, говоря, как сильно он его любит. Сейчас тот удобно уместился на кровати, пока Хэ Сюань был в душе, и общался с менеджером по поводу изменений в расписании, своего положения и вопросов о том, стоит ли это скрывать и дотянуть до времени, когда живот уже будет видно, или объявить сразу? Тот ответил, что это только их с Хэ Сюанем дело, и вышел из сети, оставив расписание, в котором поубавилось мероприятий, чтобы лишний раз не нагружать омегу. Переключив вкладки, Цинсюань листал ленту в инстаграме, параллельно получая уведомления из совместного чата с друзьями, где Му Цин что-то кричит, Се Лянь оправдывается, а потом присылает какое-то фото. Бегло пробежавшись по тексту глазами, омега понимает, что пропустил новость о крушении самолёта, в котором друг должен был вернуться в Шанхай, но оно к лучшему — лишние переживания сейчас ни к чему. А на прикреплённом фото были согнутые в коленях ноги Се Ляня, из-за которых было видно сосредоточенно смотрящего телевизор Хуа Чэна с небрежным пучком на затылке и набитыми щеками, и подпись: «Вот, кто реально чуть с ума не сошёл». Му Цин: Ну, его было бы не жалко (─‿‿─). Цинсюань отправляет смеющуюся рожицу, а когда от Се Ляня приходит голосовое сообщение, но в нём Хуа Чэн шлёт Му Цина нахуй, омегу пробирает на смех в голос, и он тапает по случайным знакам на клавиатуре, чтобы все знали, что он «под столом». Вернувшийся из ванной Хэ Сюань, застаёт мужчину утирающим слёзы и застывает на входе, думая: «Да ладно, снова?..» — Хэ-сюн, тут такая веселуха, ой не могу, — говорит Цинсюань, развеивая его опасения по поводу напавшей на омегу грустинки. Альфа забирается на кровать, но располагается не рядом с ним, а между чужих ног, приобняв их и оказавшись лицом аккурат напротив слабо выпирающего животика. Хоть этот ребёнок и не был его, но сам факт зарождения маленькой жизни у любимого омеги будоражил и порождал вытворять необъяснимые милые вещи. Например, постоянно прикладываться к ребёнку руками и лицом, или вырисовывать узоры на светлой коже Цинсюаня, делая рожицу или пытаясь изобразить силуэт малыша, что ещё был совсем-совсем крошкой. Вот и теперь, когда выдаётся возможность, он поднимает чужую футболку, чтобы поворковать с ним. — Хэ-сюн, холодно, а у тебя ещё и волосы мокрые, — канючит омега, покрывшись с ног до головы мурашками от касания упавшей влажной пряди смоляных волос на живот. — Хэ-сюн! — капризно округляет глаза Цинсюань. Хэ Сюань молча выпрямляется, встаёт с кровати и идёт к комоду, на котором лежало несколько резинок, убирает волосы назад, после чего возвращается на место, спрашивая: «Так лучше?». — Нет, у тебя всё ещё руки как у жабы, — отвечает Цинсюань, смотря в упор на него. — Будешь выделываться — за член холодными руками возьму, — угрожает альфа, ибо какого чёрта ему запрещают миловаться с карапузом в животе, сетуя на какие-то холодные руки? Губы-то тёплые. И сам он — тоже. — Я тебя ногами лягну, — угрожает в ответ мужчина, хохотнув с вызовом. — Ладно, окстись, я недолго, — сдаётся Хэ Сюань и под вздох Цинсюаня наклоняется к животу, чтобы оставить на нём несколько поцелуев, прежде чем прижаться щекой к нему и прикрыть в умиротворении глаза. После трудового дня на работе это как раз то, что ему нужно. Оказывается, когда дома ждёт семья, появляется куда больше мотивации работать, чтобы как можно скорей попасть к ней. В офисе он ни с кем не делился новостями о том, что у него кто-то есть и этот кто-то в положении, но скрываться с Цинсюанем и зажиматься по углам уже не было смысла, а потому для него не стало сюрпризом то, что кто-то из коллег, случайно увидев их, растрындел об этом всему отделу, а кто-то, кто знает Цинсюаня как зритель, и вовсе выпал из реальности. Конечно, после такого, преисполненные любопытством, сотрудники окликнули Хэ Сюаня, только пришедшего на работу, уже спустя пару дней после случившегося. — Господин Хэ! Можно кое-что спросить у вас? — Можно. В чём дело? — в обыденной холодности ответил Хэ Сюань, развернувшись к воззрившимся на него десяткам глаз. — Это правда, что вы состоите в отношениях с Ши Цинсюанем? — спросил самый смелый из омег. — Правда, — увидев, как некоторые из получивших ответ сотрудники поникли, он добавил: — Это всё? — Да, извините за беспокойство. Цинсюань, расценив жест со стороны альфы как ожидание реакции от ребёнка, в шутку спросил, качнув подбородком: — Чё говорит? — Чтобы ты не мешал мне, — не теряется мужчина. — Хэ-сюн. — М? — А у нас будет гендер-пати? — Если хочешь, будет. — Хочу, — заявляет уверенно омега. — Значит, так тому и быть. — Хэ-сюн, — широко разулыбавшись, зовёт его снова Цинсюань, а тот в ответ вновь мычит. — Я люблю тебя. — А я люблю вас, — говорит без заминки мужчина, поднимая голову, чтобы снова поцеловать омегу в животик, а после поднять лицо и на него самого. — Мне лень тянуться к тебе, чтобы поцеловать. — Мне тоже. Что делать будем? — Не знаю, — вдруг прыскает Хэ Сюань, найдя ситуацию крайне смешной. Никогда бы не подумал, что будет говорить и делать что-то подобное. — Как же редко я вижу, что ты улыбаешься. А ведь это зрелище стоит того, чтобы творить всякую дичь. — Моя улыбка делает тебя счастливей? — поднимает брови альфа. — Ещё бы. Когда у тебя 24/7 ебало-кирпич, так удивляешься, что ты способен на что-то кроме осуждения и недовольства, — иронизирует Цинсюань. Хэ Сюань широко растягивает губы, обнажая ровные ряды зубов, с приглушённым «ы-ы-ы», в подобии улыбки, чем смешит омегу, затрясшегося под ним. Цинсюань будто не понимает, что он и есть источник его улыбки. Он заставляет его сердце биться чаще, а грудь гореть, он заставляет дыхание сбиваться, а губы неметь после поцелуев, он дарует счастье. Он, он и только он способен вселить в него покой и радость. Подняв уголки губ, Хэ Сюань столкнулся полным нежности и безмерной любви взглядом с сияющими глазами омеги и всё же нашёл в себе силы подняться выше, чтобы поцеловать улыбчивое лицо. Цинсюань обвил машинально ногами его бёдра, прижав к себе, подхватил темп их неторопливого поцелуя, отложив телефон в сторону и обхватив лицо Хэ Сюаня ладонями. — Хэ-сюн, а если я скажу, что хочу тебя? — Секса во время беременности не будет, — отрезает его предложение на корню альфа. — Но почему? — открывает глаза мужчина. — Им же можно заниматься. Просто потом будет неудобно из-за живота и всё. — Я не хочу тревожить Хуанцзиня, — отстраняется от его лица Хэ Сюань, смотря сверху вниз. — Максимум на что можешь рассчитывать — это минет, дрочка, петтинг и фистинг. Цинсюань от подобного заявления ещё больше поднимает брови. — А чем проникновение отличается от фистинга? — Сравнил член с пальцем, — хмыкает Хэ Сюань. — А если я куплю резиновый? — Я тебя свяжу, чтобы ты в себя не смел ничего пихать. — Пиздец, Хэ-сюн! — возмущается омега. — Порнухи меньше смотри, чтобы таких желаний на ночь не возникало. — При чём тут порно, если у меня встаёт, даже когда мы просто целуемся? — Варианты я тебе перечислил. Ах да, забыл ещё про рим… — не дав ему договорить, Цинсюань накрыл чужой рот ладонью. — Ни слова больше. Или придётся исполнять в жизнь всё, что сказал. Хэ Сюань выгнул одну бровь, мол, нашёл, чем пугать, но сегодня решил воздержаться от подобных ласк и отпрянул от омеги, чтобы лечь рядом и позволить расположиться на своей груди, а после в обнимку уснуть. Жизнь обрела спокойствие, Хэ Сюань обрёл покой, покой рядом с занозой в заднице, вечно юлящимся и не сидящим на месте омегой, что был покорней любого другого человека, любвеобильней ютящегося к теплу котёнка, любимей всего в этой жизни. Цинсюань обрёл покой. Покой рядом с Хэ Сюанем, альфой, забравшим его сердце, заставившем почувствовать, что такое любовь на самом деле, принявшим его со всеми его особенностями и не отвернувшимся от его ребёнка. Они нашли спокойствие в руках друг друга, отныне так и будет. Отныне и до самой смерти.