***
Новым номером оказывается Роман Худяков, инвестиционный агент, сколотивший целое состояние благодаря своим навыкам и связям на рынке. На его счету не один десяток крупных сделок — предприниматели, пытающиеся привлечь капитал, выстраиваются к нему в очередь, и поэтому занят он практически двадцать четыре на семь. Ваня и Женя следят за ним третий день, и никакой закономерности в его графике им выявить не удаётся — разве что, к своему психотерапевту за этот промежуток времени Худяков заглядывает аж дважды. — Похоже, это единственное место, где он может отвести душу, — констатирует Женя. — Семьи у него нет, так что не исключено, — отзывается Мирон, поправляя гарнитуру. Ни о чём, кроме как о работе, Худяков на сеансах не говорит, и это удручает. — Я проверил всех его клиентов: они чисты, ничего подозрительного найти не удалось. Сложно сказать, кому он мог перейти дорогу. Возможно, его психотерапевт что-то знает. — С чего бы? — встревает Ваня. — На сегодняшнем сеансе он спросил Худякова о некой «той ситуации», — поясняет Мирон. Всё же прослушка — штука полезная. Благодаря ей они в курсе всех дел Худякова и могут следить за их ходом в прямом эфире, что играет им на руку. Ребятам пришлось изловчиться, чтобы подключиться к его телефону. Жаль, такое срабатывает не с каждым выпадающим им номером. — Да, но Худяков не захотел о ней говорить, — отвечает Ваня. — Разве это так важно? — Ну, с твоих слов, его психотерапевт постоянно делает записи в ноутбуке, — продолжает Мирон. — Соответственно, там может найтись много ценной информации. Мне бы получить к нему доступ… — Ты собираешься к нему заглянуть? — заканчивает за него мысль Женя. — Именно, — кивает в пустоту Мирон. — С радостью дал бы ему покопаться в своей голове, но буду вынужден выдумать себе более приземлённые проблемы, — усмехается он и открывает ссылку на лендинг психотерапевта Худякова. Его зовут Фёдор Игнатьев. Лендинг выглядит весьма презентабельно. — Тем более, у него есть окошки на ближайшие дни. — Ты должен быть осторожен, — говорит Женя. — Если что, мы можем тебя прикрыть. — Нет, — твёрдо отвечает Мирон. — Я иду к психотерапевту, а не на эшафот. «Машина» создаст мне максимально непримечательную легенду. Кроме того, я возьму с собой Аргоса. А вы продолжайте следить за Худяковым. И за тем, чтобы за вами не было хвоста. С момента, как один из агентов «Вагабунда» напал на Ваню, подобные инциденты не повторялись, но Мирон всё равно считает своим долгом напоминать им о необходимости держать ухо востро. Они, в свою очередь, больше беспокоятся о нём, но Мирон уверен, что поймать его не так легко — как минимум, потому что он редко появляется на людях. Его по-прежнему тревожит «Самаритянин», но из-за того, что они плотно занимаются Худяковым — и до сих пор не знают наверняка, жертва он или преступник, — у него нет возможности по-человечески погрузиться в это и разработать план. А потому он надеется, что они закончат с ним раньше, чем «Машина» повторно выдаст номер Лысикова или случится нечто похуже. — Как скажешь, — отзывается Женя. — Только будь на связи. Причин возражать у Мирона нет. Ребята временно отключаются, чтобы продолжить работать, а он, наконец, записывается к Игнатьеву. Час его времени стоит сильно дороже, чем у среднестатистического психотерапевта, но Мирона это не сильно волнует — пока что тот видится ему единственным, кто может помочь им зацепиться хоть за что-то.***
— Добрый день, можно? — спрашивает Мирон и заглядывает внутрь. Игнатьев держит небольшой кабинет в центре города — отделан он стильно, не исключено, что это дизайнерская работа. Следом в дверной проём просовывает нос Аргос. — Я не нашёл информацию о том, что с животными нельзя, поэтому заранее прошу прощения. Пёс очень ко мне привязан, не могу лишний раз оставить его дома одного. Он воспитанный, сопровождает меня даже в офисе. Вы ведь не будете против? — Добрый день! Нет-нет, конечно, всё хорошо, — мягко улыбается Игнатьев. — Ко мне часто приходят с животными. Располагайтесь. — Благодарю. Игнатьев одет с иголочки — на нём серый костюм-тройка и лакированные ботинки, с виду жутко дорогие. Мирон, впрочем, от него не отстаёт — сегодня он член руководящего состава одной из крупнейших девелоперских компаний страны, столкнувшийся с профессиональным выгоранием. «Машина» постаралась — большинство клиентов Игнатьева, судя по проанализированной Мироном базе, имеют похожий статус и приходят с подобным запросом. Учитывая, сколько часов в неделю они работают, вероятно, для них было бы куда эффективнее попробовать по-человечески отдохнуть, чем платить психотерапевту, но, с другой стороны, в этом смысле он и сам мало чем от них отличается. Пока Мирон усаживается в кресло, Игнатьев сосредоточенно смотрит в свой ноутбук. Аргос послушно ложится рядом и опускает морду на лапы, не издав при этом ни звука. — Чай, кофе? Может, воды? — подняв голову, спрашивает Игнатьев. Мирон отказывается. — Тогда я слушаю вас, Марк. Мирон не без удовольствия отмечает, насколько корректно тот себя ведёт. Всё, начиная от тона голоса и заканчивая жестикуляцией, свидетельствует о том, что Игнатьев — настоящий профессионал. Он располагает к себе, не делая при этом ничего особенного, и, быть может, если бы Мирону, и правда, понадобилось разобраться со своими тараканами, он обратился бы к нему. Однако он строит рассказ, опираясь на легенду, написанную «Машиной». Игнатьев слушает, не перебивая, и делает какие-то пометки. — На его месте я бы тебе поверила, — слышится голос Жени в гарнитуре, когда Мирон заканчивает. Ему приходится убавить звук до минимума — он непринуждённо вскидывает руку и делает вид, что трёт кожу за ухом. — Она вам не мешает? — всё с той же мягкой улыбкой интересуется Игнатьев, внимательно за ним наблюдая. Речь явно идёт о гарнитуре. — Можете её снять, было бы лучше, если бы ничто вас не отвлекало, — добавляет он. — Я к ней привык, — вежливо отвечает Мирон и улыбается уголками губ. — Всё в порядке, — заверяет, а сам мысленно материт Женю за неуместные комментарии. — Как угодно. Что ж, в принципе, ваша проблема мне ясна, — отзывается Игнатьев. — Хотите добавить что-то, или я могу начать задавать уточняющие вопросы? — Это всё. «Уточняющие вопросы» занимают примерно четверть сеанса — Мирону вдруг начинает казаться, что тот использует инструменты коучинга, но логика в этом, так или иначе, прослеживается. Он старается отвечать максимально спокойно и одновременно с этим периодически поглядывает на часы на стене — ему нужно успеть выгрузить его заметки. Когда они заканчивают с вопросами, Игнатьев переходит к описанию приёмов, которыми советует Мирону — а точнее, Марку — пользоваться, пока в одно мгновение их не прерывает вибрация телефона. Мирон вопросительно вскидывает бровь. Игнатьев тяжело вздыхает и опускает взгляд на экран. — Я прошу прощения, Марк, — виновато говорит он. — Обычно я не позволяю себе такое, но это важный звонок. Если вы не торопитесь, предлагаю немного задержаться, а сейчас, с вашего позволения, я должен выйти. — Никаких проблем! — разводит руками Мирон, а сам — ликует. — Может, вы всё-таки надумали выпить чай или кофе? — напоследок учтиво уточняет он. — Я бы не отказался от воды, — кивает Мирон. — Кулер снаружи, я принесу, — заверяет его Игнатьев и быстрым шагом выходит из кабинета, ловко обогнув кресло. Мирон тоже достаёт телефон. — Интересно, что бы ты делал, если бы он не вышел? — хихикает Женя на том конце. Голос её звучит тихо, однако Мирон так и не прибавляет звук. — А можно поменьше комментировать мои действия? — шипит Мирон, отчего Аргос вдруг оживляется. — Не припомню, чтобы издевался над вами, когда у вас возникали проблемы. — Он прав, — комментирует Ваня. — У неё с утра хуёвое настроение, не обращай внимания. Мирон и не обращает — он приводит в действие программу, чтобы установить соединение с ноутбуком Игнатьева. Та грузится примерно полминуты, а после — выдаёт неизвестную ошибку. — Сука, — сквозь зубы ругается Мирон и лезет за своим — принесённым на этот случай — ноутбуком. — Что-то не так? — спрашивает Женя. — Просто небольшие проблемы с соединением, — бормочет он и запускает быструю диагностику. Когда она завершается — ничего, что могло бы помешать обходу защиты, не обнаруживается, — он проходится по исходному коду и пробует подключиться повторно. Ещё полминуты, и у него получается. На экране высвечивается оповещение о переносе файлов с ноутбука Игнатьева. Внезапно сзади раздаётся щелчок. Аргос начинает рычать, а Мирон чувствует, как к бритому затылку приставляют дуло пистолета. Металл холодит кожу, по спине пробегают мурашки — всё внутри него цепенеет от страха. Он невольно вжимается в кресло. Игнатьев молча протягивает ему телефон, но взять в руки не даёт — останавливает на уровне глаз. На нём тоже открыты заметки — там написано несколько фраз. Мирон нервно прикусывает щёку изнутри и принимается читать. «Отключи микрофон на гарнитуре». «Прикажи псу сидеть». «Отмени передачу и сотри всё, что скопировал». «И поживее, иначе я пристрелю пса. А если будет нужно — пристрелю и тебя, Мирон». Мирону страшно. Игнатьев знает, кто он такой. Так же, как знает, что на том конце их подслушивают, поэтому молчит. Он медленно поднимает руку и отключает микрофон. Аргос лает, снова рычит и, судя по позе, готовится кинуться на Игнатьева, но, увы, тот успеет выстрелить раньше, чем острые клыки вонзятся в его руку. — Аргос, нельзя, — командует Мирон, и пёс моментально успокаивается. Похоже, Ванины уроки не прошли даром. — О, это голландский? — ухмыляется Игнатьев. — Надо же. Отмени передачу. Сейчас же. — Я нужен тебе живым, — наконец, говорит Мирон, но программу всё-таки останавливает. И лезет в папку, чтобы стереть то, что уже перенесено. — Закрой рот, — огрызается Игнатьев. Его тон перестаёт быть мягким, он звучит небрежно, практически грубо. — Никто не запрещал мне отстрелить тебе пару пальцев. Или прострелить колено. Думать-то ты сможешь, говорить — тоже. Как тебе такой расклад? — Я не в восторге, — отзывается Мирон и подчиняется. — Ты работаешь на них? На «Вагабунд»? — осмеливается спросить он. — Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, — бросает Игнатьев. — Но спектакль достойный. — То же самое могу сказать и тебе, — отбивает Мирон. — Мирон? — снова зовёт Женя. Он молчит — смысла отвечать нет, она не услышит. На экране высвечивается оповещение об успешном завершении удаления. Дуло пистолета исчезает, Мирон чуть поворачивает голову и видит, как Игнатьев замахивается — с вполне очевидной целью. Однако, прежде, чем он теряет сознание, откуда-то доносится короткий свист, а после — раздаётся выстрел, и Игнатьев падает на четвереньки. Пуля пробивает стену, его пистолет отлетает в сторону, и Мирон, с трудом поборов ступор, вскакивает с кресла. — Блядь! — вопит Игнатьев. — Сука, как больно! Ёбаный пиздец! — он падает набок и трясущейся рукой тянется к колену. Ткань его костюма пропитывается кровью. Не дав себе времени на раздумья, Мирон подхватывает его ствол, дёргает на себя Аргоса и наводит прицел, предварительно отойдя от окна — пуля, по всей видимости, прилетела оттуда. Сам он не планирует стрелять — необходимость держать кого-то на мушке вызывает у него далеко не положительные эмоции, — но выглядит, должно быть, вполне убедительно. Впрочем, Игнатьев вряд ли способен дать отпор в таком состоянии. Он катается по полу и шипит от боли. — Неловко получилось с коленом, — усмехается Мирон и включает микрофон обратно. — Это подстава, — рапортует он уже Ване и Жене. — Худяков, скорее всего, тоже с ними. Оставьте его. — Ты цел? — слышится на том конце голос Вани. — Да. — Выбраться оттуда сможешь? — Если никто не перехватит меня снаружи, смогу, — отзывается Мирон, однако сам едва ли в это верит. Жаль, времени на то, чтобы выяснить, кто его спас, у него нет. Да и не факт, что пуля эта не предназначалась ему. — Пошёл ты нахуй, уёбок! — не унимается Игнатьев и предпринимает слабую попытку встать. Мирон срывается с места и выбегает из кабинета. Игнатьев наверняка сообщит своим о произошедшем, а значит, шансы на побег чрезвычайно малы. Сердце в груди отбивает бешеный ритм, пёс несётся за ним — спустя пару минут Мирон оказывается на первом этаже и сворачивает в сторону запасного выхода. Основной сейчас доверия не внушает. Он тормозит перед дверью — прислушивается. Посторонних звуков нет, и это настораживает. В голову ударяет спонтанная мысль — если стрелявший целился в Игнатьева, а не в него, почему именно в ногу? Мирон хмурится — такое уже было. Тряхнув головой, он толкает дверь и… Врезается в Славу. Пистолет выпадает у него из рук, и Мирон отскакивает назад. — Эй, кто так оружием разбрасывается? — возмущается Слава и поднимает его. Сегодня он — весь в чёрном, на нём узкие брюки и олимпийка, а на лице красуются тёмные очки. Конспиратор, блядь. — Ещё и на предохранитель не поставил, совсем башкой поехал! — Ты вовремя, — выпаливает Мирон. В этот момент он рад Славе как никогда — и не только потому, что тот снова оказался в нужное время в нужном месте. — Я всегда вовремя, — тянет Слава и возвращает пистолет на предохранитель. — Заберу его себе, ворошиловский ты стрелок. — Я не стрелял, — парирует Мирон. — Надо убираться отсюда. — Ага, — кивает Слава и переводит взгляд на Аргоса. — Нихуя себе! Это же тот самый пёс! Мне Ванька про него рассказывал. Мол, его громила спиздил. У нацистов. Он реально только голландский понимает? Как там будет… — Давай потом попиздим, — перебивает его Мирон. — Кстати, если ты сейчас скажешь, что найдёшь способ со мной связаться и попытаешься свалить, я натравлю его на тебя. — Тебя мама в детстве не учила говорить «спасибо»? — беззлобно спрашивает Слава. — Ну, когда кто-то вытаскивает твою задницу из передряг там, например. Мирон бесцеремонно хватает его за локоть и тащит в сторону дороги — их могут обнаружить в любой момент, а потому стоять на месте банально небезопасно. Аргос идёт следом за ними. — Потом поблагодарю, — отвечает Мирон. — Ты едешь в мой офис. Со мной. Возражения не принимаются. — Слушаюсь и повинуюсь, — закатив глаза, прыскает Слава и прячет оружие. — Тут Слава, — говорит он Ване и Жене. — Мы едем к тебе, — отвечает Женя. — Ты был прав насчёт Худякова. Он знал, что мы за ним следим. — Лучше тоже поезжайте в офис, — командует Мирон. — Встретимся там. Слава не сопротивляется, но Мирон всё равно продолжает сжимать его руку — боится, что тот в любой момент может исчезнуть.***
Ваня и Женя добираются до офиса первыми — когда Мирон со Славой заходят внутрь, они активно спорят о чём-то. Прислушаться Мирон не успевает — услышав шаги, они тут же умолкают и устремляют взгляды к ним. Слава снимает очки и растягивает губы в ухмылке. — Неужели! — всплёскивает руками Женя. — А мы-то думали, ты так и останешься призраком и больше никогда к нам не пожалуешь. — Не буду врать, я не успел по вам соскучиться, — отзывается Слава. Ваня мрачно смотрит на него из-под спадающей на глаза чёлки. — А вот по вашему боссу… — Мы по тебе тоже, — безэмоционально перебивает Славу он. — Но за то, что ты его спас, спасибо. — Пф-ф-ф! — фыркает Слава. — Между прочим, я спасаю его чаще, чем вы, господа агенты. И он мне, в отличие от вас, за это не платит! Аргос скулит и укладывается у Жени в ногах. Она хихикает и принимается его гладить. — Нам всем надо поговорить, — встревает Мирон. — Я изучил содержимое диска, — обращается он уже к Славе. Тот вальяжно подходит к его столу и присаживается на край — ровно как в их первую встречу. — Мы можем поговорить наедине? — интересуется он и складывает руки на груди. — Потому что мне некомфортно в их присутствии. — О господи, — закатывает глаза Женя. — Да пожалуйста. Мирон в любом случае всё нам рассказывает, так что в этом нет никакого смысла. Но, раз тебе так охота покорчить из себя дохуя важную шишку, ради Бога. Мирон вздыхает. Это похоже на детский сад, но, по правде говоря, в глубине души он солидарен со Славой. Он не против разговора тет-а-тет, а наоборот. Только дело на этот раз не только в том, что так можно выведать больше информации. А в чём-то личном, что вертится на подкорке, но никак не оформляется в полноценную мысль. Ваня и Женя забирают Аргоса и уходят. Напоследок Ваня одаривает Славу недобрым взглядом. Тот не реагирует — смотрит на Мирона. — Просто пиздец, — хмыкает он, когда они, наконец, остаются одни. — Не понимаю, за что они меня ненавидят. — Почему ты вечно убегаешь? Мирон делает несколько шагов Славе навстречу и останавливается примерно в метре от него. — У меня очень много дел! — улыбается Слава. — Тебе ли не знать, каково это. Жарко тут у тебя, слушай. С этими словами Слава расстёгивает олимпийку, стягивает её и остаётся в одной футболке. Аккурат в этот момент солнце скрывается за облаками и перестаёт освещать офис. — Я встречался с Чудиновским, — продолжает Мирон. — Кажется, ты с ним знаком. — Да, он мне сообщил, — кивает Слава. — Неймётся же тебе, носатый. — Это всё очень странно, Слава, — с нажимом в голосе говорит Мирон. — На кого ты работаешь? — Не на мафию, — отзывается Слава. — Но он сказал, что у вас «бартерные отношения», — Мирон изображает пальцами кавычки. — Можешь пояснить? — Ты меня сюда притащил, чтобы допросить? — хмыкает Слава и забавно щурится. Взгляд его вмиг становится пронзительным, пытливым, и вопрос этот кажется двусмысленным, отчего у Мирона начинает щекотать в районе солнечного сплетения, но отступать он не намерен. Ответы ему действительно нужны. — А ты ожидал, что я накрою стол и мы с тобой будем беседовать о жизни за бокальчиком белого сухого? — нарочито насмешливо отбивает Мирон. — Я больше красное люблю, — бросает Слава. — Но и от белого не отказался бы, что уж. — Ты сам пытался убедить меня в важности происходящего, — не унимается Мирон. — А теперь, когда я узнал о «Самаритянине» и готов тебе поверить, уходишь от разговора. Как, по-твоему, мы предотвратим пиздец, если речи о взаимном доверии не идёт? — Ты мне уже доверяешь, — прыскает Слава. — Ну, по крайней мере, относительно того, что было раньше. — Это так, — соглашается Мирон. Славино гримасничество его одновременно и раздражает, и притягивает. Парадокс. Впрочем, Мирон почувствовал это ещё тогда, когда Ваня и Женя привезли его с мешком на голове. — Но, чтобы мы куда-то продвинулись, я должен знать, что тебя связывает с мафией, с «Вагабундом» и, в конце концов, со мной и с моей «Машиной». Понимать логику твоих действий. Информация о тебе, которая есть в открытом доступе, липовая. Кроме имени и фамилии. Во всяком случае, я на это надеюсь. Слава шумно выдыхает и проводит рукой по волосам. Мирон ждёт. — Сам на себя я работаю, — отзывается Слава после паузы. — Это долгая история, но раньше я был наёмником у одного из тех людей, которые находятся во главе «Вагабунда», — продолжает он. — У меня с ним личные счёты, не буду вдаваться в детали, но, скажем так, в один прекрасный день меня предали. И возможность работать на него обернулась для меня и моей семьи настоящим адом. — У тебя есть семья? — Нет, я имею в виду семью, в которой я родился, — отмахивается Слава. По его лицу пробегает нечто мрачное, будто вещи, о которых он говорит, доставляют ему дискомфорт. — Случилось кое-что, после чего мне понадобилось время, чтобы прийти в себя и заново встать на ноги. И не загреметь в тюрьму, хоть это и было меньшей из проблем — как бы по-уебански он ни поступал со своими людьми, властям ещё никто не попадался. — Окей, и как это связано с тем, чем ты занимаешься сейчас? — заполняет очередную паузу Мирон. — Я много под него копал, — выдаёт Слава. — И вышел на «Вагабунд». Ну, пока зарабатывал деньги, занимаясь собственными проектами. О них ты, к слову, знаешь, они не липовые. Узнал о тебе, о твоей «Машине». А затем и о «Самаритянине». По правде говоря, это была череда счастливых случайностей, но я тупо не мог за это не зацепиться. — Ты говорил, что понятия не имеешь, кто стоит за «Самаритянином», — возражает Мирон. — Не совсем, — хмыкает Слава. — Я понятия не имею, кто его разработчик, но уже на момент той нашей встречи мне было известно, что у «Вагабунда» есть на него планы. Нужно было лишь в этом убедиться. Как ты знаешь, в любой системе имеется брешь. А ещё — среди своих бывают крысы. У «Вагабунда», к счастью, оказалось и то и другое. — Как его зовут? — Кого? — переспрашивает Слава. — Того, на кого ты работал. — Дмитрий Хинтер, — отзывается он. — Это вряд ли даст тебе что-то, он не самый главный среди них. — Это уже больше, чем мне было известно прежде, — отвечает Мирон. — Да и теперь мне плюс-минус понятна твоя мотивация. — Дело вовсе не в этом, — возражает Слава. — Было бы глупо затевать подобное исключительно ради того, чтобы ему отомстить. — А в чём ещё? — В тебе! — выдыхает Слава. — Я ведь уже об этом говорил, ты совсем меня не слушаешь. Я просто поделился предысторией. И попытался ответить на твои вопросы. — А что насчёт мафии? — Мирон подходит ещё ближе. Неосознанно. Да и Слава, кажется, не против. — О, ну, мы оказываем друг другу взаимные услуги! — снова оживляется Слава и широко улыбается. — Не парься, Денис и парни из «Слово» — мои давние друзья. — Умеешь ты выбирать себе друзей, — издевательски комментирует услышанное Мирон. — Вообще-то, они крутые! — парирует Слава. — Ты не знаешь их так, как я. — Не могу сказать, что меня это расстраивает, — ухмыляется Мирон. — Твои агенты тоже не подарок, — отбивает Слава. — Они, вон, Ваньку полиции отдали! — Они отдали не только его, — качает головой Мирон. — Что ещё, по-твоему, они должны были делать с кучкой нацистов? Те бы с твоим Ванькой расправились более жестоко. Я и это планировал обсудить. — Нечего там обсуждать, — отзывается Слава. — Мы с Денисом снабжаем друг друга информацией и время от времени обмениваемся... услугами. Ванька никогда не работал судебным бухгалтером, это было его прикрытие. По факту — он торговал оружием и в том числе снабжал им «Слово». Но как-то раз проебался — просрал крупную партию, которую Денис предоплатил. На него повесили долг, и ему пришлось прикрыть лавочку, чтобы не спалиться. И влезть в кредит. Потому что, хоть они с Денисом и кенты, тот бывает нетерпелив, когда дело касается денег. Ресурсов на то, чтобы этот кредит закрыть, у него не оказалось, вот он и пошёл на аферу и наебал нацистов. А те его сцапали. Деньги забрали назад, хорошо, что жив остался, спасибо твоим бешеным псам, действительно. Но я с трудом уломал Дениса помочь его освободить! После истории с неудавшейся поставкой он к Ваньке жутко предвзят. Я считаю, что необоснованно, все ошибаются. Но стараюсь с ним не спорить. — Почему ты сам не внёс залог? — Потому что я осторожен, — оскаливается Слава. — Чего не скажешь про тебя, гений. — В твои обязанности не входит меня спасать, — замечает Мирон, однако всё же не сдерживает улыбку. — А я сам разберусь со своими обязанностями, — отчеканивает Слава. — Неужели ты за мной следишь? — спрашивает Мирон. — Неужели тебе не надоело задавать вопросы? — Слава сжимает пальцами край столешницы и вдруг подаётся вперёд. В этот момент Мирон чувствует, как между ними образуется напряжение. Оно, впрочем, вовсе не гнетущее, а напротив — приятное, тягучее. Мирон даже не удерживается от того, чтобы окончательно сократить дистанцию между ними и призывно вскинуть голову. — Слава, ты всё время оказываешься там, где нужно, и я действительно мог схлопотать пулю, если бы не ты. И не раз. И не одну. Так как я могу не задавать вопросы? — понизив тон, говорит он. Слава смотрит на него как завороженный — его волосы взъерошены, глаза блестят, губы изогнуты, и от его уверенности Мирона ведёт. К ней хочется прикоснуться, её хочется подчинить себе, и что-то подсказывает ему, что они со Славой совпадают в желаниях. Он это ощущает. — Я же планировал показать тебе свои таланты, помнишь? — отвечает он тише, чем до этого. — И долго ещё ты будешь мне их показывать? — интересуется Мирон. Их лица снова в нескольких сантиметрах друг от друга. Это мгновение очень интимное. — Ты что, со мной флиртуешь? — хмыкает Слава. — Ты что, снова уходишь от ответа? — не отстаёт от него Мирон. — Столько, сколько нужно, — на выдохе произносит Слава. Повисает молчание. Мирон понимает, что ему стоит думать о «Самаритянине», но всё, о чём он может думать, — это Слава. Тот, будто заветный трофей — Мирон всё порывался его поймать, и у него, наконец, получилось. И теперь при взгляде на него Мирон испытывает выброс дофамина и искренне этим наслаждается. А ещё — хочет больше. — Переспим? — без тени сомнения спрашивает он. Слава давится воздухом, его зрачки расширяются, и он приоткрывает губы, словно собираясь о чём-то спросить. Но выдаёт лишь хриплое: — Да. Тормоза у Мирона срывает — он опускает ладонь Славе на шею и притягивает его к себе. Целует — жадно, настойчиво, бесцеремонно вторгаясь языком в его рот и принимаясь его вылизывать. Прижимается, вынуждает Славу чуть откинуться на стол, и от такого напора тот, кажется, охуевает, но всё равно стонет ему, Мирону, в рот и целует в ответ. И только спустя минуту находит в себе силы оторваться. — Погоди-погоди, — бормочет он, но Мирон опускает ладонь на его пах, и его дыхание тут же сбивается ещё больше. — Прямо здесь? Эти слова возвращают Мирона в реальность. Слава прав — идея сомнительная. Как минимум, потому что Ваня и Женя могут вернуться в любую секунду. Вряд ли увиденное им бы понравилось. Мирон дёргает головой, ведёт носом по Славиной шее, вдыхая запах — терпкий, такой же, как тогда, на банкете, — и нехотя отстраняется. У него стоит, и прерываться сейчас — сродни пытке, но выбора не остаётся. — Нет, — бросает он. — Ты удивишься, но у меня есть дом. Слава присвистывает. — Вот это стремительное развитие отношений, — смеётся он. — Так ты решил отблагодарить меня за твоё спасение? — Даже не думал об этом, — качает головой Мирон. — Но в гости, получается, зовёшь? — не прекращает ехидничать Слава. Мирон усмехается и садится за стол. Нужно подумать, как добраться до его квартиры. И предупредить об отсутствии Ваню и Женю. Желательно, так, чтобы у них возникло минимум вопросов. — Получается, зову.