Тишина

0

Мо думает, что старший и младший брат до нелепого похожи. Но есть отличия. Он пока не понимает, где именно здесь разница. Понять ему мешает чужое тяжелое присутствие. Гребаный доминантный Альфа. Рыжий не должен (=не может) его учуять. Он, блять, не животное, он человек на 99,9% (остальное — это инстинктивная ненависть к таким, как Шэ Ли, в этом случае он может признать, что способен перегрызть ублюдкам горло). Но он чувствует. Едва различимый флер запаха: не только дым сигарет и, очевидно, безумно дорогой одеколон, но и что-то острое, холодное, чистое, как ледяная снежная стружка, как морские соленые брызги, как хвойный лес после дождя, как… На этом фантазия Шаня заканчивается. Он вообще не понимает, зачем пытается разобрать чужой феромон по составу. Это не его дело. Это, нахуй, абсолютно чуждый ему мир. Он человек. Он Бета. Вся эта запара со вторичным полом настолько же далека от него, как и светлое будущее. Но вот они здесь. Цирковое трио. Стоят, перебрасываясь взглядами, будто горячим снарядом. Никто не хочет получить ожог. Спасает только усиленный вдвое сигаретный запах — оба брата курят в напряженной тишине. Рыжий хочет съебаться. Ему по гланды хватает младшего Хэ. Старшего он просто не переживет. Он уверен, эта машина для убийств его доломает. Отец в тюрьме, больная мать, нищета, коллекторы, психованный Шэ Ли и одержимый Хэ Тянь не смогли, но этот — точно. Без вариантов. Пожует и проглотит, не подавившись. А если подавится, то просто сплюнет на землю. Туда, где Рыжему и место — к ногам. И Рыжий, вообще-то, человек. Бета. На него вся эта звериная херня не действует. Но невидимая сила не позволяет ему сдвинуться с места. Давит, душит, окольцовывает в плен лодыжки, запястья, горло. Старший брат с мертвыми глазами не произносит ни единого слова, а ощущение такое, будто он использует свой альфа-голос. Это пиздец как бесит. Это пиздец как страшно. Еще чуть-чуть — и Рыжий, точно пес, начнет скалиться. А показывать зубы элитному Альфе все равно, что добровольно совать голову в пасть тигру. Поэтому он незаметно щипает себя за бедро, чтобы наверняка остался синяк, отталкивает липучку-Тяня (он, спасибо, Боже, обычный Альфа, которого Мо не чует) и делает маленький шаг назад. Хочет развернуться, уйти, сбежать. Нахуй. Просто нахуй. Эта мерзостная семейка — абсолют всего ненормального, нездорового и дефектного. Ему невыносимо даже просто стоять рядом, хотя младший брат очень настойчиво требует от него передружбы, а старший… Хуй его знает, что ему нужно, но Рыжий заранее проникается к нему неприязнью. — Стоять. Это все еще не альфа-голос. Но пробирает до костей, что на этот голос отзываются, звенят. И он застывает, каменеет и начинает закипать. Альфа наконец делает выбор и фиксирует темный взгляд на рыжей Бете. Мо думает: ебал он в рот эту взрослую версию Хэ Тяня. — Ты. В машину. Мужчина движется вперед, не отводит взгляд, но касается плечом брата, и как-то сразу становится понятно, кому предназначена эта команда-приказ. Тянь весь сереет, стискивает кулаки, по нему видно, что резко становится очень хуево — как будто он сейчас упадет на колени и будет блевать кофе и сигаретами, которые так любит. Мо тоже становится хуже: воздух меняется, острый, холодный, чистый запах усиливается, но простая Бета не может понять из-за какой именно эмоции. Однако Тянь понимает. Выдыхает свою ненависть, покорно закрывает глаза и кидает на прощание: «До встречи, малыш Мо». «Малыш Мо», если честно, в полном ахуе (и немного разочарован). Гнев и раздражение выходя из его тела вместе с дрожью от понимания, что Хэ-ебаный-Тянь только что послушался. Заносчивый ублюдок-альфа, нарцисс, каких еще поискать, золотая задница — проявил послушание. На их подростковом языке — прогнулся. Это ебать. У Рыжего нет и шанса. — А ты… Доминантный останавливается совсем рядом, фиксирует на месте одними глазами и делает вдох. Очень палевный вдох, от которого у Рыжего печет в глазах. Он не хочет признавать, что почти плачет. — …имя. И контакты. Мо шмыгает сопливым носом. Не моргает, боится, что все-таки вытекут слезы. Честно старается посмотреть, что ему протягивает старший Хэ, но не может. Как будто утратил всю свою автономность. Как будто без команд-приказов его тело больше не слушается. Криминальный авторитет продолжает стоять рядом. Только взгляд меняется и, возможно, смягчается от какого-то взрослого осознания. Рыжий не ебет, он не взрослый. — Возьми. Моментально слушается, забирает телефон (конечно, это распиздатый новейший смартфон, даже лучше, чем у Тяня) и трясущимися пальцами спешно набирает буквы и цифры. Попутно думает, насколько плохая идея дать липовый номер? Не решается, трусит. Тут же становится стыдно. И опять зло. Но он хватает себя за яйца (фигурально) и сохраняет спокойствие. Никакой агрессии. Никаких лишних движений. Никаких нецензурных эмоций. Тигр наблюдает и готовится к атаке. Нельзя его провоцировать. Заканчивает, возвращает телефон в протянутую руку (всю в шрамах, блять) и позволяет себе продышаться. Ненужного в его мире запаха больше нет. Элитный Альфа выключил свою вонючую хуйню — инструмент для запугивания и контроля. Которым, вообще-то, неприлично пользоваться в цивилизованном обществе. Мо снова начинается злиться. Склоняет голову, скрывает лицо. Жует обветренные губы. Ждет, когда носки блестящих туфель исчезнут из поля зрения. Но этот высокий, широкий и пугающий мудак продолжает тупо стоять рядом. Боже, как же Рыжий устал. — Что еще? Он не скулит и не пищит. Хрипит. Это победа. Бета морально подбирается, готовится услышать угрозы, оскорбления, насмешки (Тянь ведь его копия?), но слышит: — У тебя веснушки на затылке.

1

Пацан дергается, как от оплеухи. Вскидывает ясный взгляд — холодное осеннее солнце — и начинает краснеть. Не от смущения. От злости. За двадцать восемь лет Чэн научился понимать, где здесь разница. Он просто стоит, ожидая. Судя по описаниям Би, этот школьник — граната без чеки, которую Хэ Тянь хочет заполучить в свои руки и, видимо, нахрен их лишиться. Чэну, в основном, все равно. Хэ Тянь хоть и малолетка, но уже наученный жизнью, так что сам разберется со своими делами. Но когда стали поступать странные доклады, в которых младший брат вдруг вместо молодого Альфы представился молодым насильником, ему пришлось вмешаться. Он знал, каким Хэ Тянь был. Он сам его таким сделал. И несмотря на то, что младшему брату помогли усвоить кто он и кто его семья, совершить ошибку, явно завязанную на гормонах, Чэн ему позволить не мог. Поэтому ему становится особенно неловко, когда он вмешивается и разнимает двух зажимавшихся подростков, в одном из которых не чует никого. Бета. Этот факт отдает такой сильной болью в висок, что Чэн морщится. Он закуривает и рассматривает участников покушения: насильника и жертву. И ничего не понимает. Он думал, что Тянь наконец встретил Омегу, которая пришлась ему по душе (вкусу), но рыжий пацан — Бета. За сигаретным смогом услышать его запах не может даже такая доминантная особь, как он. Там, за ребрами, где обычно пусто, становится еще просторнее. Боже, как же Чэн устал. Рыжий, наконец, отвечает: — Это не твое ебучее дело. Грязно. Почему-то Чэн так и думал, ничего лучше подросток явно выплюнуть не мог. Но и он сам отличился, сморозил, правда, полную хрень. Просто удивился. Запаху (не феромону) яблочного шампуня, пота, порошка, специй, запекшейся крови. Рыжим ведьминским волосам. Шоколадным веснушкам. В Китае такая внешность встречается разве что у иностранных Омег. Омег… Но это точно Бета. Нюх элитного Альфы не обманет даже самый сильный подавитель. Ладно. Он понял. Уже даже почти смирился. Рыжий продолжает зло смотреть. Да, это точно молодость, Чэн бы не смог так долго злиться на незнакомца, не хватило бы энергии. Его запах (не феромон) усиливается от выброса адреналина: лицо блестит от пота, он мелкими каплями стекает по горлу за ярко желтую футболку. Видимо, пацан думает, что он с Чэном за что-то борется. Но Чэн просто взрослый Альфа с хмурым лицом. Допустим, не просто, но школьнику откуда это знать? Тянь не мог проболтаться, иначе бы уже давно летел к отцу, а его неудачливый друг — в свежескопанную яму. Но Хэ к этому мальчику ничего плохого не чувствует. Он просто думает, что Бета пахнет как тишина. Эта тишина заставляет его вспоминать время до того, как он стал Альфой. Хорошее время. Последнее хорошее время в его жизни. Чэн молча кивает, как бы подтверждая, что да, этого не его ебучее дело. И уходит.

2

Он отвозит Хэ Тяня в студию. Воспитательную беседу откладывает на лучшие времена. Просто советует держаться от рыжего пацана подальше. Заезжает в офис, разгребает документы до поздней ночи. Когда из-за головной боли перед глазами начинает темнеть, официально заканчивает свой рабочий день. И только в машине по дороге домой позволяет себе думать, вспоминать время до того, как он представился Альфой. Хорошее время. Последнее хорошее время в его жизни. Он был обычным подростком. У него были папа, мама, младший брат и золотая рыбка. Он гордился, когда папа хвалил. Ему нравилось, как мама готовила. Он любил обнимать младшего брата и наблюдать за золотой рыбкой. А потом его мир раскололся. До и После. Вторичный пол, доминантные гены, запахи, эструс, чужая жара, право наследования, тренировки на выживание, задания и только после — офисная работа и уважаемое «босс». Теперь были отец, мертвая мать, Хэ Тянь и аквариум с акулами. Он никого не заставлял гордиться и сам никем не гордился. Никого не любил, кроме Хэ Тяня. Ничего ему не нравилось. Не считая присутствия Хуа Би в своей жизни. И то только потому, что на этого Альфу можно было положиться, передать часть той непомерной ответственности, которую вынужден нести с отрочества. Ладно, с неохотой признает Чэн, с А Цю бывает приятно выкурить сигарету после тяжелого рабочего дня. Но не слишком приятно — он все еще Альфа. Почти все в его компании — Альфы. Это только усиливает многолетнюю мигрень. Каждый божий день его окружают запахи — бумага, кофе, сигареты, духи, металл, порох, кровь. Иногда моча и дерьмо, каждый человек по-разному реагирует на пулю в черепе. Эти запахи ему привычны, ничего в нем не трогают. А вот феромоны он ненавидит. И тут ему хватает энергии для того, чтобы эту ненависть пронести через всю взрослую осознанную жизнь. Они разъедают нос, горло, пищевод, оседают битым стеклом в желудке. Они заставляют его гореть и кипеть. С Альфами для того, чтобы накинуться и разорвать на куски, с Омегами для того, чтобы накинуться и… разорвать на куски. Чэн хмыкает. Разницы, действительно, никакой. Поэтому он сторонится Альф и Омег. И считает, что Беты — лучшее, что есть в этом мире. Но он их не любит, он не умеет любить половину планеты. Они ему не нравятся, не каждая Бета — хороший человек. Но этот рыжий пацан — как тишина, как убежище, как дом. Где нет ничего лишнего. Где все просто. И жить можно просто. Как тебе самому захочется. Чэну так кажется. Чэну в это хочется верить, как ребенку — в Санта-Клауса. Ведь не просто так его неправильные инстинкты вдруг говорят ему, что Мо Гуаньшань — хорошая Бета? Такая, которая может нравиться, которую можно любить. Вот только Чэн ему, явно, не нужен. Это не новость. Теперь перед ним одна задача — позаботиться о проблемном брате. Как и всегда. Ничего нового.

3

Мо думает, что этот элитный Альфа сломался. Сначала он справедливо решил, что тот слишком опекает своего дорогого младшего брата. Свою копию. Потом он стал замечать черную иномарку с затемненными окнами буквально везде, где находился. Дом, школа, подработка, дом, подработка, спортивная площадка у дома, магазин. Вскоре стало понятно, что старший брат Тяня, Хэ Чэн, вдруг слишком опекает его. Рыжий этого мужика откровенно стремался. Сначала из-за статуса доминантного Альфы, сейчас — из-за сталкерства. Но, пиздец, он должен знать, что происходит. С какой целью дохуя занятой брат Хэ Тяня таскается за ним по всему городу? И какого хуя сам Хэ Тянь, невъебенный Альфа (по общественным меркам), жуткий собственник и отъехавший придурок ему это позволяет? Почему нездоровое мудачество этого Альфы упускает шанс быть полезным? Он проглатывает слизь из носа. Спал с открытым окном и простудился. Но это вообще ничего, по сравнению с тем, что он собирается сделать. Подойти, поговорить. Остаться целым (по возможности). Как же это все нелепо. Просто до бешенства. Единственный плюс — из-за забитого носа невозможно услышать раздражающий феромон. Так что опасаться остается только альфа-голоса. Холодный весенний ветер лижет коленки в прорезях джинс. Рыжий терпит и продолжает идти. Не дает себе снова замереть, как в тот раз, в первую встречу, тут же стучит костяшками по стеклу. Ждет. Не пускает ни одну мысль в голову. Не пускает страх в тело. Ждет. Вместо окна открывается дверь. Мо отшатывается на пять шагов назад. Перед ним вырастает Хэ Чэн — высокий, широкий, пугающий. И почему-то еще более заебавшийся. Под серыми глазами черные впадины, скулы такие же острые, как ножи на маленькой кухне Шаня, челюсть напряженно сжата. Зато костюм облизывает, как вторая кожа, и тело взрослого Альфы совсем не кажется уставшим — здоровым, сильным, красивым. Мо почти ловит паническую атаку от этих мыслей. Он его, блять, точно не переживет. — И что ты делаешь? Чэн как-то заторможенно моргает. — Конкретно сейчас? Мо дергается, кулаки так и чешутся познакомиться с острой скулой. За какие, мать его, грехи этот черт пришел по его душу? — Сейчас. Утром. Вчера. Позавчера. Мне продолжать? — Не надо, я понял. В низком голосе едва пробивается смешинка. Смешно ему, блять! — Присматриваю за тобой. — Спрашивать зачем нет смысла? У Беты плечи опускаются от бессилия. Чэн с интересом наблюдает, как пацан весь сдувается, будто уже привык к такому обращению. К обращению против воли. Точно. Он вспоминает про Хэ Тяня. Рыжий уже почти уходит, когда Альфа твердо произносит: — Чтобы уберечь брата. — Не понял? Мо снова весь напрягается, будто готовится защищаться. Он думает: уберечь от плохого влияния жалкой Беты, заняться чисткой окружения Хэ Тяня. И все, что до этого ему казалось — просто инфантильная чушь подростка, который пересмотрел фильмов. — Мой брат в последнее время плохо себя контролирует. Я вижу, что он нарушает все возможные границы. Мо Гуаньшань тупо повторяет, что не понял. — Садись. Отвезу тебя домой и объясню так, чтобы понял. Звучит, как угроза, но Рыжий обещает себе больше не трусить. Поэтому добровольно лезет в пасть тигру.

4

В салоне холоднее, чем на улице. Шань уже не удивляется. Устал удивляться. Он удобно устраивается, пристегивается. Ловит чужой взгляд. Кое-как его выдерживает и получает: — Тянь никогда не пристегивается. Бета позволяет себе возвести глаза к крыше. Как же ему похуй, что там Тянь не делает. Они трогаются с места. Неожиданным образом, Мо не чувствует себя стесненным ни дорогим автомобилем, ни близостью со старшим братом Тяня. Нет страха. Нет тревоги. Как-то даже… спокойно. Безопасно. Без причины. Что странно, но, опять же, не удивляет. Есть гипотеза, что это из-за заложенного носа. Видимо, когда Чэна не чуешь, можно расслабиться. Альфа включает музыку. Какая-то медленная гипнотическая мелодия на повторе. Мо и нравится, и нет. Он пока не понял. За окном проносится яркий вечерний город. — Мой брат, — Шань вздрагивает, когда Чэн неожиданно подает голос, — недавно представился Альфой. Сейчас ему немного сносит крышу. Он стал в разы чувствительнее к миру. Мо кивает, как болванчик. Да, в курсе, биологию в школе не пропускал (ладно, было пару раз). Осторожно поглядывает на мужчину, ждет продолжения, шмыгает носом. — Альфы очень территориальны. Иногда это может относиться не только к семье и дому, но и к другим людям. Чаще к Омегам. Бывает к другим Альфам. К Бетам. Чэн выезжает на трассу. Мо мгновенно напрягается. Ахуевает от того, что позволил себе потерять бдительность. Паранойя уже подкидывает фото его трупа, случайно найденного в глубинах заброшенного поля. Неужели его собираются убить только за то, что чей-то брат на нем помешался?! — Тише, мы просто покатаемся. Шань весь сжимается и вообще не верит в этот вдруг мягкий голос. Если этот ублюдок сначала пытается его запугать, а потом начинает жалеть, то пошел он на хуй! Чэн себя будто отдергивает. Замолкает. Замыкается. Продолжает говорить со знакомой прохладой: — У него еще не было эструса. Чего, блять? Рыжий повторяет, но без блять. — Гона. Еще не было. Чэн стискивает руль до хруста в пальцах. Видимо, больная тема. Мо тихо наблюдает, как от напряжения на мужских руках набухают сливовые вены. Красиво. Сексуально. Пиздец. — Как случится, его попустит. Но пока остановить нездоровую одержимость тобой может только другой Альфа. Мо хочет в очередной раз повторить свое «не понял». — Остановить, типа, подраться? Альфа мученически вздыхает. Бета чувствует, как краснеет. Его явно считают тупицей. — Не совсем. Поможет, если другой Альфа, желательно сильнее, заявит права на территорию. Пометит. Рыжий покрывается мурашками, растирает руками голые колени. Вся это дремучая история между Альфой и Омегой никогда не находила в нем отклика. Для него существование этих мутантов — очередной повод со всей скорости вляпаться и застрять в несправедливой, дикой системе. Ребенок без отца. Хулиган. Нищий. Еще и Бета. А там, где-то за облаками, Альфы и Омеги: особенные, умные, красивые, талантливые, всегда богатые или имеющие перспективы для богатства. И у каждого из них есть шанс. Хоть на что-нибудь. Иногда даже на пару по судьбе. Но это, конечно, не доказано. Однако одноклассницам нравится трещать об «истинных» на каждой перемене. Мо не дурачок: он знает и про слабые права и свободы Омег, и про эго-маньяков Альф. Но обратная сторона этого мира его мало касается. — Но меня нельзя пометить. Говорит и задерживает дыхание. Становится не по себе, когда Чэн останавливает машину. В животе тяжелеет. — В буквальном смысле нет. И замолкает. Мо волнуется. Ему хочется орать во все горло. Чувство такое, будто тело сейчас разорвет напряжением, которое будто по невидимому каналу передается между ними. Что этому гребаному Альфе надо? Его колено взлетает вверх и падает вниз. Ебучий тремор. Допизделись. Чэн продолжает молчать, Шань продолжает трястись. Вдруг большая горячая ладонь прижимается к коже, останавливает нервную дрожь. Давление не сильное, но ощутимое, у Беты нет выбора, кроме как ему подчиниться. Блять, Рыжий теперь, как и Тянь, — подчиняется этому Альфе. Стыдоба. Цунь Тоу его бы засмеял и перестал называть братаном. — Ты… Мо задыхается. Теперь ему очень жарко, хочется вырваться на воздух и убежать в направлении самой яркой звезды на небе. А лучше, улететь, чтобы подальше от доминантного. — Блять, как вы оба меня заебали. — Придется потерпеть, Шань. Мо сейчас вылезет из своего тела. От этого голоса, от этой близости. От чужого запаха (сигареты и одеколон). — И поработать вместе. В том числе, ради твоего блага. Пальцы, разрисованные мелкими шрамами, начинают успокаивающе гладить кожу. Рыжий внутри воет, как голодная собака. — Я понял. Он смело накрывает чужую ладонь своей, со всей силы вцепляется в нее и отводит от себя подальше. От греха подальше. — Ты что, блять, опять выпустил свой вонючий феромон? Их руки нелепо застывают над ручником. Чэн поддается ближе. — Ты меня чувствуешь? Рыжий краснеет. Но не от злости. От смущения. Чэн видит эту разницу. — Я не знаю. Нет. Не сейчас, у меня нос заложен. Бете не нравится, что они продолжают держаться за руки, поэтому он возвращает к себе свою и трет ладонь, будто пытается стереть прикосновение. — Просто мне как-то не по себе. Короче, выруби это. — Я ничего «не включал». Рыжий смотрит в пасмурные глаза и хочет заявить, что ему нагло пиздят. Да, он многое в жизни не понимает, но своему нюху и интуиции верит. Однако его хватает только на: — Заебись. А теперь отвези меня домой. Чэн слушается (спасибо, Боже). Больше на него не смотрит, больше его не трогает (спасибо, мама (?)). Если бы Шань родился классической Омегой, такой, как Цзян И — тонкой, нежной, мягкой — то он бы, скорее всего, уже сидел на Чэне. Или лежал под Чэном. Тачка довольно просторная. Но он Бета. Альфы не интересуются Бетами. Обычно. Вот только Тянь заинтересовался. А если его старший брат тоже? Мо трясет головой, его ведет не туда. Тянь просто привыкает к вторичному полу. Он дает на отсечение палец ноги (руки слишком важны в его работе помощником повара), что он на нем так зациклился именно потому, что Шань — Бета. Привычный, обычный. Ничем не пахнет. Не течет. Не угрожает клыками. Просто человек. Ничего интересного, в общем. Так он и решает — что само началось, то само закончится. С обоими братьями.