Пробуждение Флоры

Спок вышел из сухого душа, примыкающего к капитанской каюте, босиком и в одном полотенце, обернутом вокруг бёдер. Джим уже ждал его и, увидев, с улыбкой поднялся к нему навстречу. И для Спока в этот миг все стало окончательно ясно, решено и определённо, и не осталось никаких вопросов, больше никаких колебаний. Но этому событию предшествовали возможно, самые странные, и уж совершенно точно самые эмоциональные сутки в его, Споковской, жизни. Прошлым вечером, по окончании разговора в капитанской каюте, когда между ними было все решено, Спок вернулся к себе, и уже в каюте почувствовал себя настолько расслабленным и сонным, что сразу же лег спать, даже без медитации, и спал настолько крепко, что утром проснулся от звука будильника. Обычно он открывал глаза минутою раньше, и до звонка лежал на койке, потягиваясь, расправляя спину и входя постепенно в ритм нового рабочего дня. И сейчас он, немного удивившись, поднялся и сел на постели, чтобы вставать - и тут-то разом сообразил, что произошло накануне. И одновременно с этим осознанием его накрыло натуральной волною паники. По-другому это эмоциональное состояние было не описать, даже на вулканском языке, а уж по-английски тем паче. Волна, шквал, вихрь всевозможных эмоций: ужас, смятение, стыд, страх из-за того, как он опозорился перед своим капитаном, в каком виде он выставил себя перед Джимом! Что теперь скажет, а главное, что подумает Джим? А если он теперь навсегда потерял его, Джимово, уважение? А если про это узнают посторонние? Джим будет молчать, Джим не захочет его позорить, если не из чувства дружбы, то хотя бы из соображений долга, но на корабле трудно что-либо утаить, а вдруг об этом узнают все? И на Вулкане? А ведь если они решили это сделать, то теперь придется это делать... если Джим, конечно, захочет. А вдруг он не захочет? А если теперь, при свете дня, и для него окажется всё по-другому? А вдруг все это окажется напрасно? А может, оно и к лучшему, если окажется? А вдруг не окажется? И что тогда делать, как ему действовать? Как это делается вообще? И вместе с тем, одновременно с паникой, Спок ощущал не менее бурную радость и огромное облегчение: от того, что это наконец произошло, что теперь, во всяком случае, все стало определенно и больше нет смысла таиться, от того, что Джим сказал, что разделяет с ним те же чувства, и это со всей определенностью было правдой, что сегодня вечером их желания наконец-то реализуются, и он определенно хотел, чтобы они реализовались, он хотел этого на физиологическом уровне, и предвкушал исполнение этого желания и радовался этому грядущему исполнению, и на духовном уровне - не меньше, чем на физиологическом. И это тоже добавляло паники: что он не просто испытывает сейчас бурные эмоции, но еще и противоречивые эмоции одновременно, и как-то они не гасят, что было бы логично, а только еще больше разжигают друг друга. А еще добавляло паники: а что Джим? То, что Джим этого хочет, если он действительно этого хочет - это одно, но будет ли это хорошо для Джима? Не пойдет ли все это Джиму во вред - в эмоционально-духовном смысле, или в карьерном, или в еще каком-то, какого он, Спок, не мог сейчас логически просчитать, но какой вполне мог возникнуть? И еще: а что будет дальше, когда... если... когда это между ними сегодня свершится? Каковы далее будут взаимоотношения между ними и как устроится их совместная жизнь? А если не свершится - что будет тогда? Тогда все равно что-то будет, невозможно, чтобы все вернулось и стало как раньше - но Спок даже гипотетически не мог предположить, что же именно. В результате всего этого Спок вышел из своей каюты на две с половиной минуты позже обычного. К этому времени он достаточно взял свои эмоции под контроль, чтобы, по крайней мере, человеческая часть экипажа не таращилась на него с удивлением. В столовой он получил четыре "здравия желаю, мистер Спок" от младшего состава и "доброе утро, мистер Спок, там абрикосовый джем в репликаторе кончился, если что" от лейтенанта-коммандера Скотта. Отставание в две с половиной минуты Спок, сделав несложный расчет, компенсировал тем, что взял в репликаторе кофе размера S вместо M и отказался от тоста с джемом. Тем более что абрикосовый все равно кончился, а остальные с точки зрения индивидуальных субъективных вкусовых ощущений были несколько хуже. На мостик он явился минута в минуту и принял вахту, как полагается по уставу. Через несколько минут появился и капитан, и первым делом нашел взглядом Спока - и приветствовал его молчаливой, но лучезарной улыбкой. Спок в ответ приподнял бровь, давая понять, что не стоит афишировать такие вещи. Кирк понял и подмигнул. После чего оба занялись своими служебными обязанностями. А на Спока заново начала набегать укрощенная было паника. По счастью, сегодня у него было много работы в лаборатории, так что на мостике он находился далеко не все время. Иначе бы неизвестно что было. Спок даже просчитал вероятность своего позора, и она превышала критический пятипроцентный барьер. Спок изо всех сил старался организовать свою деятельность так, чтобы не приходилось встречаться с капитаном глазами. Благо Кирк сообщение брови понял и придерживался той же тактики. Но еще требовалось, что тоже было не просто, не смотреть на спину капитана, плотно обтянутую желтой формой, хорошей четкой формы "перевернутый треугольник", и особенно не допускать продвижение взгляда далее вниз. Это зрелище всегда вызывало у Спока эмоции, но сегодня эмоции накатывали целой волной. В лаборатории было определённо спокойнее, и он вполне мог сконцентрироваться на проведении эксперимента, но в каждом перерыве паника снова стучалась в двери. А иногда попросту вышибала ту дверь, как пьяный клингон в салуне. Спок целый день старался не поворачиваться ни к кому спиной. В мемуарах одного земного деятеля искусства ХХ века Спок читал про японского военного атташе, чье волнение при виде новой военной техники потенциального противника выдали руки, за спиной "порхающие, как голуби". И Спок определённо признавал - поскольку нелогично отрицать факты - что с его собственными руками ситуация аналогичная. Ко времени обеда - когда он пошел в столовую рассчитанно позже, чтобы не пересечься там с капитаном - Спок, за реплицированным вулканским салатом ти-ванн, пришел к окончательному выводу, что ему сегодня будет нужно выделить время на полноценную медитацию, и не перед сном. Без медитации он в каюту к Кирку не пойдет (если вообще пойдет) и вообще никуда, кроме лаборатории, не пойдет. Для этого пришлось пересмотреть свое расписание, перенести один эксперимент на завтра и провести проверку системы дверей в ангаре для шаттлов сегодня на два часа раньше, поскольку ее перенести было нельзя. В ангаре все оказалось в порядке (как он, в общем-то, и ожидал), и Спок, сообщив, что будет у себя и что его без крайней необходимости не беспокоить, ушел к себе в каюту. Если бы он был способен в к поэтическому творчеству - он бы описал этот переход, как "сбежал, как пустынная лиса в свою нору под барханом". Особенности системы правильной медитации таковы, что уже сама подготовка к ней является ее счастью, настраивая сознание на нужный лад. Спок развернул вулканские коврики, с четким геометрическим узором умиротворяющих оттенков красного цвета - от красно-оранжевого, как закатное солнце над кромкою гор, до почти коричневого, как благовонная древесина кииши. Один повесил на стену, точней, вертикально закрепил на переборке, другой постелил на пол. Симметрично расставил курильницы и дождался когда тонкие струйки белесого дыма закрутились в четыре спирали, распространяя горьковатый аромат, напоминающий о сухих садах вулканской столицы. Сел на ковер, приняв правильную позу и распрямив спину. Когда спустя девяносто четыре минуты Спок загасил курильницы и поднялся, паники в его душе больше не было, а было решение, определенное для него и соответствующее его, Спока, подлинному желанию, хотя и не вполне свободное от сомнений: сегодня вечером он придет к Джиму в каюту. И если Джим не передумал - их первая брачная ночь состоится и станет именно брачной ночью, а не чем-то другим. Как именно - предстоит разобраться по ходу дела. Иногда импровизация - наиболее логичный вариант действий. Ну а если не состоится - значит, он просто оставит этот эпизод в прошлом, и дело с концом. Спок еще успел показаться на мостике под самый конец вахты, чтобы встретить по-прежнему лучезарный, но теперь уже несколько обеспокоенный взгляд капитана. И ответить ему таким же прямым взглядом. Джим расплылся в улыбке. Через четверть часа капитан покинул мостик и на выходе обернулся к старпому: - Мистер Спок, как сегодня насчет партии в шахматы? - Да, капитан, - ответил на это Спок. Он так отвечал почти каждый раз. И вот теперь Спок вышел из душа в капитанской каюте босиком и в одном полотенце. Капитан поднялся к нему навстречу, просияв счастливой улыбкой, и Спок увидел, что Джим - полностью обнажённый. И невольно застыл от ощущения открывшейся ему красоты. Джим - искрящиеся ореховые глаза, приоткрытые, мягкие на вид губы, гладкое, крепкое, сильное тело, точно вылитое из бронзы. Светлая, удивительно гладкая кожа, широкие плечи, легкими плавными линиями обрисованные мускулы пресса - все то, что Спок не раз видел, но прежде не любовался, тогда - было не до того, чтобы любоваться, и то, чего он никогда еще прежде не видел, вся эта земная, мужская, человеческая красота, с таким деликатным доверием открытая сейчас перед ним... Все то, от чего Спок не мог сейчас оторвать глаз - и не хотел отрывать, он жадно рассматривал и любовался всем этим, принимая это доверие. Любовался - с восхищением и жарким желанием прикоснуться. Дотронуться, гладить, ласкать, обцеловать все это земными человеческими поцелуями, зацеловать своего Джима везде-везде. Он шагнул Джиму навстречу, и это было правильно и естественно, как дышать. Полотенце упало на пол - и это тоже было правильно и только так и возможно. Полотенце так и осталось лежать на полу. Спок переступил через него, даже не подумав поднять и сложить. И Джим - тоже шагнул к нему. Взгляды их встретились, и во взглядах обоих - было счастье и ожидание счастья еще много большего. А затем - встретились губы. Губы у Джима действительно оказались мягкими, и это было бесконечно прекрасно. От этих губ невозможно было оторваться даже на миг. Губы их соприкасались в земном поцелуе, и руки соприкасались, и Джим сам нашел его пальцы и сложил со своими в поцелуе вулканском. От прикосновения пальцев тотчас разбежались, растеклись по всему телу, по их обоим прижавшимся к друг другу телам, теплые ручейки, разгорающиеся, будоражащие искрящиеся электрические токи, от которых хотелось большего. Джим, не размыкая объятий, потянул его за собой, и оба они опустились на застеленную капитанскую койку. Спок устроился там с ногами, поджав ноги под себя, а Джим - лицом к нему, верхом у него на коленях. Это компенсировало разницу в росте, даже с избытком, целоваться в таком положении было уже не очень удобно, но зато удобней удобного - целовать Джимову шею и плечи. Джим прижимался к нему все телом и гладил его по спине. Это было приятно, и Спок свободными руками принялся делать для него то же самое. Джим шумно дышал, и это, со всей очевидностью, Спок чувствовал это в собственных пальцах, были признаки удовольствия. Это было всё так удивительно, так необычно - и вместе с тем удивительно похоже на то, что Спок представлял, как это могло бы быть. Это понимание придало ему дерзости, и он рискнул двинуться ниже: губами - вниз по груди, по ложбинке между грудными мышцами, и вбок, нашёл губами сосок и осторожно, кончиком языка, тронул нежную кожу. А руками - вниз до поясницы, до пары легко ощутимых под пальцами впадинок, и еще ниже, где начиналось уже скругление. - Спооо-оо-ок... - полувыдохнул, полупростонал Джим. И это тоже был стон удовольствия. Джим приподнялся, сам подставляясь ему, под его ладони и губы, и прижимаясь всем телом. Джимовы пальцы нырнули в его волосы, разрушая идеальную гладкость прически, и это тоже было хорошо... так хорошо. - Джим... - невнятно пробормотал Спок ему в грудь. - Ты позволишь мне быть сверху? - Конечно. Для тебя - все, что угодно. - Ты поможешь мне? - Конечно. Об этом не беспокойся. Джим прижимался к нему всем телом, и Спок ощущал его возбуждение, такое же, как и собственное. Ощущал телом, чувствуя вжавшуюся ему в живот твердость Джимова тела, и ощущал по разбегающимся во все стороны горячим электрическим токам. Джим коснулся губами его макушки, и Спок ощутил, что Джим улыбается. - Можно? - шепнул Джим ему в волосы. Он не уточнил, что именно "можно?", и у Спока в животе что-то сжалось и завибрировало от предчувствия. - Тебе - можно, - твёрдо ответил Спок. Возможно, даже чересчур твердо. Но Джим... да, это было именно то, но Джим коснулся его уха так нежно и невесомо... самыми кончиками пальцев, легчайшим, нежным прикосновением, от которого вовсе не родилось сокрушающего шквала, нет... Джим бережно повел кончиками пальцев вдоль линии уха, дошёл и задержался на остром кончике - и это было настолько приятно и нежно, что у Спока невольно вырвался из груди звук, больше всего похожий на кошачье урчание. Джим тихо рассмеялся ему в волосы. И это было удивительно нежно и не обидно. Наоборот - так, что Споку самому захотелось рассмеяться в ответ. - Срок... родной мой... - Далекий и близкий, которого я касаюсь вечно и никогда... - ... обещаю быть вместе в богатстве и бедности, в горе и радости, в болезни и здравии... Спок целовал его живот, и Джим, запрокинув голову, упёршись обеими руками ему в плечи, выгнулся всем телом, протяжно простонав его имя. И это было почти нестерпимо - сколько эмоций, вбирать в себя столько джимовых эмоций, и одновременно - хотелось еще, еще, еще! Спок двинулся ниже, найдя губами узкую дорожку волос, бегущую вниз от пупка. Это было неудобно, слишком низко, ему пришлось совсем согнуться, но он бы ни за что на свете не отказался от того, чтобы пройти по этой дорожке. - Погоди... - Джим отстранился, и Спок с удивлением поднял на него взгляд, не разгибаясь. И не пытаясь продолжать. - Сейчас, - Джим потянул его вниз, и Спок, поняв, позволил утянуть себя, и оба они оказались на койке, лежа, переплетаясь друг с другом. - Кажется, в вашем земном фольклоре это называется "животное с двумя спинами", - совершенно не вовремя вспомнил Спок. Джим негромко рассмеялся, все еще прижимая его бедро своим коленом. И Споку совершенно не хотелось, чтобы его отпускали. Хоть на мгновенье. - Так это называлось лет триста назад. Если не все четыреста. Сейчас мы говорим просто: заниматься любовью. Спок попробовал это слово на звук и одобрил. - "Заниматься с тобою любовью"... Это звучит, как музыкальная фраза. - Скажи это ещё раз, - попросил Джим. Его пальцы снова заскользили по контуру острого вулканского уха. Нежно-нежно, легко-легко... - Заниматься любовью с тобой. Мы занимаемся с тобою любовью. Джим, мы занимаемся с тобою любовью. Ему нравилось произносить это. Нравилось, как это слова рождаются где-то внутри и прокатываются по языку, отдаваясь горячей волною внизу. И произносить их оказалось на удивление легко. Как будто эти слова только и ждали, чтобы произнестись. - Можно? - спросил Спок. Тоже не уточняя, что именно - можно. Джиму, его Джиму - тоже не требовалось уточнений. - Давно уже жду. Спок коснулся его лица пальцами. Сперва легонько провел, просто гладя. Где у Джима контактные точки, он знал. Их даже не требовалось нащупывать. - Джим, сделай мне так же, - попросил он. В этом не было практического смысла, ему просто хотелось. Джим без вопросов положил ему пальцы на щеку и на висок. Тоже, зеркальным движением - мягко, сначала лаская. Войти в его разум оказалось легко. Спок даже удивился, насколько это получилось легко и мягко, без малейшего сопротивления, точно Джим сам каким-то образом раскрылся ему навстречу. В мыслях Джима плыли туманности и галактики, и Спок нисколько не удивился этому. А еще он увидел себя. Со спины, согнувшегося над консолью, с выпирающей под синей формой лопаткой и тощей задницей в серых штанах. Спок и не знал, что со спины выглядит настолько непрезентабельно. И что у него такой сколиоз, с этим надо уже что-то делать. Но Джим, которого он не видел со стороны, которого он сейчас чувствовал - Джим смотрел на все это с такой восхищенно-растроганной нежностью, и таким возбуждением, которое Спок ощутил сейчас даже в разуме, изолированном от тела, и которое отдалось сейчас в собственном его теле. И восхитился Джимовой выдержке, о которой раньше даже и не догадывался. Образы сменялись один за другим, и во всех их был Спок, и во многих - космос. Их первая встреча, когда Спок подумал: "Новый капитан выглядит очень эмоциональным, удастся ли мне взаимодействовать с ним так, как было с капитаном Пайком?". "Надо же, а ведь я подумал тогда почти то же самое", - подумал ему Джим, хотя Спок и сам читал это. - "Как же мы сработаемся с остроухим вулканцем?" "Почему остроухим?" - мысленно спросил у него Спокойным. "У тебя красивые уши. Я на это еще тогда обратил внимание". Перед Джимом поплыли образы - его самого, Джима. Спок вел его по ячейкам собственной памяти. "Я столько раз думал "Он возмутительно нелогичен". Но на самом деле в большинстве случаев я восхищался вами, капитан". В иллюминаторе был серебряный бок орбитальной станции, а перед глазами приборная панель, и Спок догадался, что это первый полет на шаттле. И море, целое море эмоций, и среди них одна главная, перекрывающая все: "Это моё! Я могу! Это моё, совершенно точно и абсолютно - моё! Моё, моё!". Спок увидел Джима курсантом, за столом среди кучи рукописных конспектов, в распахнутой серой форме - форму Спок не мог видеть, но понял по ощущению, что это она, он сам хорошо помнил ощущение этой плотной ткани на теле. Джим готовился к экзамену. На столе перед ним полукругом были разложены красные и желтые яблоки. Примерно один раз на два билета одно яблоко в дуге убывало, зато прибавлялся один огрызок в уже большой кучке, сложенной на исписанную бумажку. Срок повел его за собой, и теперь перед ними был Спок - в пять лет по земному счету, он в ту пору все сроки считал параллельно, по-вулкански и по-земному, и это ужасно его занимало. Еще совсем маленький, до испытания в пустыне и до помолвки, с худенькой шеей, торчащей из громоздкого воротника школьной вулканской робы. "Не знаю точной причины, но в детстве я был очень худым ребёнком. На мне любая одежда смотрелась громоздко, даже если была сшита по мерке." Маленький Спок стоял перед панорамным иллюминатором на палубе пассажирского звёздолета, и перед ним, за бронированным стеклом, можно протянуть руку, и он ее протянул - был бесконечный, бескрайний невероятно огромный космос в щедрой россыпи звезд. "Это был мой первый космический полет, мы летели с Вулкана на Землю, в отпуск. Хотя нет, технически это был уже третий. Но два первых я провел в переносной люльке и, соответственно, их не помню. Я тогда впервые увидел космос - и испытал такой невероятный восторг... ты это и сам чувствуешь, верно?" "О да!" "Самый невероятный восторг в моей жизни. Такой огромный, что будь я чуть старше, это бы испугало меня как вулканца. Но тогда я просто точно узнал, кем я хочу быть, когда вырасту. После того, сделавшись старше, я не раз ставил перед собою этот вопрос и рассматривал его с точки зрения логики, и даже колебался некоторое время, пока не выбрал все-таки Академию Звёздного Флота. Но само желание - никогда не менялось. Ни на мгновение". Джим кинул ему свой восторг, точно мяч. Поразительно, но Джим и этому научился. Спок принял подачу. Джим - лет примерно десяти, может, одиннадцати - Спок не мог видеть, но почему-то не сомневался, что Джим в десять лет загорелый, веснушчатый и вихрастый, в старых раздолбанных кедах - поднял на вытянутых руках толстолапого белого щенка с черным ухом. Настоящего, взаправдашнего, своего собственного! Подаренного, как обещали, за учебный год, оконченный на отлично. Но главное - настоящего! Живого! И своего! У щенка были толстые лапы, мокрый и чёрный кожаный нос и ужасно умные голубые глаза. Тогда еще голубые, он был совсем еще маленький, еще недавно совсем их открыл. Потом-то они стали карие. И еще более умные. "Собака!" - в восторге повторял Джим собаке. - "Ты - собака! Собака, ты - моя собака! Ты понимаешь это? Ты собака!" "Только не говори, что ты так и назвал его Собака, как у Коломбо." "Я тогда Коломбо еще не смотрел. Конечно же, Виннету! Его звали Виннету. А как же еще." Спок снова повел его за собой. Маленький Спок, все тех же пяти лет, плюс еще несколько дней, шел за руку с землянкой, женщиной средних лет, напомнившей Джиму миссис Аманду. Только это была не она, чуть постарше Аманды сегодняшней, с которой Джим был знаком, и с тёмными вьющимися волосами. Спок был в земной самой обычной курточке, типа такой, какую сам Джим носил в эти годы, и джинсах с карманами на коленках. Под курточкой у него было майка с тиранозавром, Джим этого видеть не мог, но знал это, потому что маленький Спок очень рад был тиранозавру, и взрослый Спок отчетливо помнил эту детскую радость. "Нам с тобой очень повезло, что вы приехали как раз вовремя. У нас в ботаническом саду как раз подснежники зацвели! Ты их увидишь, у вас на Вулкане таких цветочков и близко нету." "Бабушка, - очень вежливо обратился к женщине маленький Спок. - Я не могу понять сути проблемы. Я знаю, что в дикой природе все растения цветут каждое в определённое время года. Я читал в энциклопедии, что в старое время цветы выращивали на клумбах, и они так и росли, как в природе. Но ведь это было в старое время! В наше время все растения выращивают круглый год. Разве у вас на Земле так не делают? " Бабушка рассмеялась. "Конечно, у нас так и делают. Давай мыслить логично: если бы у нас так не делали, как бы ты мог вчера за обедом есть одновременно салат из редиски и арбуз на десерт?". "В этом есть логика", - согласился маленький Спок. Он понятия не имел, когда плодоносят арбуз и редиска, но бабушкиному суждению он доверял. Потому что кому же знать, что к чему на Земле, как не бабушке? Ведь она там живёт! "Но в этом ботаническом саду специально устроено так, чтобы все растения росли так, как в природе. Так что кто не успел - тот опоздал, жди до следующего сезона". "Не понимаю, - честно сказал маленький Спок. - В чем здесь логика?" "А тут логика не научная. Тут логика эстетическая. Все хорошо в свое время. Когда что-то доступно когда угодно, когда не надо ждать и ловить момент - это уже не так интересно. А значит, и удовольствия этим полюбоваться - считай, вдвое меньше." "Там были синие подснежники, как ты принёс с Флоры?" - догадался Джим. Взрослый Спок вместо ответа показал ему Спока маленького. Маленький Спок, сидя на корточках, смотрел на крохотные голубые цветочки на тоненьких стебельках. Хрупкие, нежные - и такие упрямые, такие полные жизни... Джим и Спок лежали на все еще застеленной капитанской койке, по-прежнему в обнимку. Когда выходишь из мелдинга, всегда требуется хотя бы пара секунд, чтобы сообразить, где ты и что ты. Путем практических тренировок это время можно существенно сократить, но избавиться от этой краткой растерянности перехода - еще не удалось никому. Спок моргнул. Его Джим в растерянности тоже моргал, как при переходе из темноты к яркому свету. Его Джим... определенно ЕГО. Спок точно заново увидел всё то, что уже видел сегодня и чем наконец беззастенчиво любовался несколько... несколько чего? Часов назад? Или минут? Чувство времени сегодня ему отказало, но он об этом даже не пожалел. До начала вахты время у них еще точно было - а это главное. Джим, Джим, ЕГО Джим, обнаженный и невероятно красивый, с сияющими ореховыми глазами - тоже уже вполне пришедший в себя, поразительно быстро для человека. А что самое поразительное - в его, Джима, телесном состоянии ничего не изменилось за время мелдинга. Разве что в большую сторону, хотя, казалось бы, куда больше. Как и в его, Спока, собственном. Он видел направление взгляда Джима и понял, что вывод Джим сделал ровно такой же. Хотя смотреть было даже не обязательно, все и так было более чем ясно тактильно. - Спо-ок... - Джим облизнул губы. - Ты не думаешь, что пора? - Думаю, - Спок кивнул. - Более чем пора, Джим. Он еще все-таки сделал то, что собирался еще перед мелдингом - коснулся губами и прошелся вниз по темной дорожке волос. Джим откликнулся на эту ласку протяжным счастливым стоном. Джим еще тоже притянул к губам его руку и прошелся языком по ладони, поцеловал все его пальцы, каждый палец один за другим - и, наконец, щедро налил ему в руку прозрачного геля, пахнущего ванилью, и приложил эту руку к себе, куда требовалось. И от этого прикосновения - Спока разом окатило густым водопадом звезд. Общим с Джимом, они не просто знали это - это просто было, и это не требовало пояснения. И с этого мгновения - для обоих уже не существовало ничего в мире, кроме этих звезд, и друг друга, и ритма - одного на двоих... а потом - звездный мир взорвался, и в одно мгновение родилось десять тысяч галактик, и все растаяли медленно, медленно в многоцветном бездумном блаженстве. Джим по Споком лежали на капитанской койке, кое-как закинувшись одним на двоих флотским золотисто-коричневым одеялом. Было тесно, но почему-то это сейчас не имело совсем никакого значения... Спок ласково провел пальцами по лицу Джима, убирая упавшие на лоб волосы. Кожа Джима на ощупь была влажной, влажными были и пальцы Спока, и прядка светлых волос - тоже слиплась от пота. - Спо-ок... - Джим блаженно жмурился, точно поймал сейчас первые лучики весеннего солнца. - Ну что, - он шутливо поворошил пальцами темные волоски на груди Спока, - что мы ищем - мэрию или звездолет? - Мэрию, - без колебаний ответил Спок. - Разумеется, сведения об изменении нашего семейного положения так и так попадут в наши личные дела, но все-таки я бы предпочел избежать широкой огласки. А в Звездном флоте информация о частной жизни офицеров распространяется... я не могу логически объяснить такие показатели скорости. - Ладно, - легко согласился Кирк. - Как же я тебя люблю, если б ты знал. - Я знаю, - просто сказал Спок. - И ты - теперь знаешь тоже. - Джим, - помолчав некоторое время, Спок заговорил снова. - Через некоторое время, когда представится удобный случай для подпространственной связи, если ты не возражаешь, я представлю тебя своим родителям. - Нисколько не возражаю. - Джим, ты должен это знать. На Вулкане де-юре признается только брак между мужчиной и женщиной. На Вулкане тебя примут, как моего партнера. Но при всем желании не смогут принять тебя как моего супруга. Собственность, имя, наследство - все эти и тому подобные вещи. - А это важно? - Джим лежа пожал плечами. Спок подумал. - Не особо, - признал он по размышлении. - Я должен тебя предупредить. Моя семья богата. Я - нет. Я живу на свое флотское жалованье. - Тоже мне невидаль, - отмахнулся Кирк. - Как и я. Уж как-нибудь на флотское жалованье да проживем, даст бог, с голоду не помрем. Пока еще в Звездном Флоте с голоду никто не умер. Это была шутка, и Спок улыбнулся ей, засыпая. До начала следующей вахты время оставалось - ровно на сон.