Позволь быть любимым

Арсений, кажется, разучился дышать, провожая пронзительным взглядом голубых глаз металлическую дверь. Ноги, словно приросшие к несчастному асфальту, повидавшему множество судеб, сделались ватными, а сердце... оно мечется по грудной клетке, разгоняя алую кровь по венам, отчего кончики пальцев, прикоснувшиеся к собственным губам, покалывает невидимыми иглами. Он и подумать не мог что этот дерзкий, совсем ещё неопытный, но такой обворожительный мальчик со своим личным миром, в который имеют право входить лишь близкие люди, которым он доверяет, первым решится на подобное действие... Поцелуй? Наверняка это был поцелуй. Мимолётный, едва ощутимый, можно сказать и неосознанный, но такой чувственный, что губы до сих пор отдаёт приятной дрожью. Осознание настигает альфу только через пару минут, когда неожиданное удивление постепенно отступает и, не ощущающийся ранее, лёгкий прохладный ветерок колышет волосы, раздражая кожу. Антон действительно его поцеловал! И не в щечку, а в губы. Тонкие, розоватые губы альфы растягиваются в улыбке, когда Арсений с трепетной мыслью в сердце, наконец, разворачивается в сторону собственного дома, пока в голове теплится одна единственная мысль: Он нравится Антону. Тому Антону, который, пробежав порядка десяти лестничных ступеней прижался к холодной стене подъезда, сбив дыхание к чертям. Длинная, окольцованная рука ладонью прикладывается к груди в мнимой и бесполезной попытке успокоить разбушевавшееся сердце, пока пухлые вишнёвые губы приоткрываются, чтобы поймать больше свежего кислорода, потому что складывается ощущение, что всё вокруг забилось стойким ароматом сладкого молочного шоколада с кусочками свежайшей черешни. Этот аромат поистине прекрасен, забивает лёгкие вместо едкого дыма дешёвых сигарет и напоминает о необдуманном поступке. Антон и сам не понял как решился на подобное греховное искушение. Нет, не сказать, что омега из верующих людей, чтящих каждую проповедь и оберегающих себя от грехов. Совсем нет, даже наоборот. Он больше из тех, кто предпочитает брать от жизни всё, не боясь совершить что-то ужасное. В рамках закона, конечно же. Но именно таким ощущается лёгкое касание к бледным губам альфы, до сих пор крутящимся перед глазами. И ведь нельзя сказать, что Антон отдавал себе какой-либо отчёт, не сказать, что он всё видел подетально. Хотя бы потому что неосознанно закрыл глаза, прижавшись к альфе, даже если на пару секунд. Поддался спонтанному желанию, внезапно появившемуся в разнеженной заботой и вниманием голове. А может...и душе? Но ведь так и есть! Об Антоне никто ранее не думал с такой чуткостью, как это делает Арсений. Никто и не старался водить его на свидания, боясь за своё здоровье, потому что Антон одним лишь недовольным движением брови способен показать человеку, что ему не рады. Что уж говорить о заботе и попытках узнать об омеге побольше? Вот и сейчас, ни разу в своей жизни не сталкиваясь с вниманием альфы, Антон не понял как расчувствовался, как в его организме откуда-то зародились небольшие бабочки, чей размах крыльев каждый раз приятно щекочет внутренности. А самое удивительное, что они оживают рядом с альфой, размахивают крыльями усерднее при виде сверкающих голубых глаз, сравнимых с полевыми васильками; при виде ослепительной улыбки, которая раскрывает вид на манящие ямочки. Омега совсем не понял как этот альфа, знакомство с которым началось отнюдь не на приятной ноте, за такой короткий промежуток времени успел завоевать доверие... и не только. Признать только сложно. Антон торопливо пробирается в квартиру, минует через родителей, которые улыбчиво встречают сына, но всё равно уделяет им всего пару минут, чтобы те не обиделись и ретируется в собственную комнату. Он плюхается на кровать безвольным мешком, раз за разом прокручивая перед глазами момент, когда приблизился к альфе под его же ошарашенный взгляд. Арсений ведь даже не дёрнулся назад, не испугался грозного на вид омегу. И не настоял на большем. Потому что... альфа действительно принимает Антона таким, какой он есть: грозным, чудным, дерзким, азартным. Соглашается на каждую авантюру, даже если самому страшно до трясучки. Антон рассматривает зажатую в руке плитку шоколада, улыбаясь, словно дурачок, потому что то, что альфа даже короткую, брошенную просто к слову фразу, запомнил. Запомнил про не особо важное для омеги желание, воплотил его, достав редкую сладость. Омега даже не уверен, что её можно было достать в их городе. Улыбается, вспоминая как Арсений не лез к нему на аттракционах, а лишь поддерживал, даже не насмехаясь над трусостью перед высотой... ладно, шутка про рост всё-таки была забавной, но не смешной. Впрочем, даже она сейчас улыбает Антона как никогда. Он и на тире так усердно старался, чтобы выбить большую игрушку. Так банально и так... приятно. Нет, столько эмоций держать в себе, улыбаясь на кровати у Антона не получилось, потому и взял в руки телефон, надкусывая сладкий шоколад, тающий во рту и раскрывающий кусочки черешни. Антон Шастун 03:28 — Спишь? Дима Позов 03:29 — Сплю. Чё случилось? Антон Шастун 03:29 — Я его поцеловал Дима Позов 03:29 — Кого? Антон Шастун 03:30 — Не тупи бля Дима Позов 03:30 — Арсения?!?!! Антон Шастун 03:30 — Да Дима Позов 03:30 — Ты проспорил? Антон Шастун 03:30 — Не, не проспорил, мы и не спорили Дима Позов 03:30 — Ты точно Антон? Антон Шастун 03:31 — Дима блять. Дима Позов 03:31 — Так, кто бы там не спиздил телефон, верни владельцу, если хочешь жить! Антон Шастун 03:31 — Ты почему мне не веришь?! Дима Позов 03:31 — Это не может быть мой друг, которого я пять лет как облупленного знаю! Докажи. Антон Шастун 03:31 — Я тебе щас по видео наберу и тогда ты блять выслушаешь в свой адрес дохуя лести. Дима Позов 03:31 — Твой любимый вид спорта? Антон Шастун 03:32 — Если бы у меня спиздили телефон, они бы и так ответили, потому что на заставке футбольный мяч стоит, дебил. Дима Позов 03:32 — Тогда что случилось пятого августа? Антон Шастун 03:33 — Я случайно брызнул краски на твои джинсы, когда мы рисовали граффити Дима Позов 03:33 — Они три штуки стоили бля!!! Минута молчания. Ещё минута осознания. Дима Позов 03:35 — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! Преданный и весьма шокированный друг ещё два часа в деталях узнавал подробности произошедшего, пока уставший и уже пожалевшей о своей мании поделиться эмоциями, Антон медленно, но верно погружался в тёплый и комфортный сон. Оставив Димку без сна. Проснувшись, первым, что увидел Антон было около пятидесяти восьми сообщений и пропущенных трех звонках от, ну естественно, Димки. Вторым же он застал короткое уведомление от Арсения. Он придёт через час. Бедное сердце, отдохнувшее во сне, вновь запустилось в торопливом режиме, пока Антон, выпрыгнувший из кровати и умывшийся, встал перед шкафом, не веря собственным мыслям. — Я на полном серьёзе сейчас стою блять и, как типичная омега, не знаю что надеть?! — Бубнит он себе под нос, вытаскивая аккуратно разглаженные папой рубашки и футболки. По общей договорённости они решили идти в кино. А в чём, собственно, ходят в кино? Явно не в спортивках. Да и этот красный костюм был куплен на какие-то праздники, можно сказать под натиском папы, которому ой как понравилось. "Антоша, ты такой красивый в нём, яркий", — до сих пор помнится восторженный и растянутый комплимент папы. Однако костюм как был куплен, так и был оставлен. Что дальше? Да и как выбирать, если большая часть составляющей гардероба — оверсайз футболки и спортивные костюмы, за редким исключением рубашек с длинными рукавами, но и те особо не радуют и не вписываются в атмосферу просмотра фильма. За выбором одежды незаметно пролетает драгоценное время. Антон бегло кидает взгляд на часы и с ужасом возвращается к шкафу, выбрав, наверное, единственный нормальный комплект бежевых свободных штанов и такого же оттенка кардигана. Стоит поблагодарить папу за спонтанные покупки сыну, о которых тот узнаёт если очень сильно роется в собственном шкафу. С каждой минутой взгляд всё чаще и чаще прожигает часы, а Антон и не понимает почему банальные вещи, которые он носил ежедневно, перестали подходить для встречи с альфой. Ему почему-то хотелось понравиться. Антон торопливо спускается по ступенькам, желая скорее оказаться на улице и встретить парня, который явно пришёл раньше назначенного времени, однако останавливается у судьбоносной железной двери подъезда, не раз спасавшей омегу от неловких моментов. Сердце учащается, кости дрожат. А как после вчерашнего смотреть на него? Как вести себя? Что делать и что говорить? Антон не знает, волнуется подобно беспокойному океану в ураган, хрустит костяшками пальцев, обкусывая пухлые губы, пока по тихому подъезду не раздаётся щелчок двери одной из квартир, торопя омегу выскользнуть наружу. — Привет, барашек, — Арсений действительно пришел раньше, стоит красивый, прожигает глазами, кажется, от самых корней волос до кончиков белых кед. Добавляет следом слегка удивлённо и тихо: — ты сегодня невероятно красив.. — Привет, — губы вновь растягиваются в улыбке и Антон в панике - контролировать улыбку совсем не получается, сколько бы он не пытался её вжать обратно. Со стороны выглядит явно крайне глупо, но всё-таки отвечает смущённо: — спасибо. Ты тоже хорош. Комплименты — явно не лучшая черта Антона. Хотя бы потому что он ляпнул. А ведь внутри успел просвистеть почти как невоспитанные альфы стесненным омежкам, жадно рассматривая с ног до головы. Ну а как иначе, если Арсений снова выпендрился, нарядившись так красиво?! Эти чёрные джинсы так соблазнительно обтягивают накачанные бёдра, манят глаз, только после которых можно рассмотреть такого же оттенка футболку с принтом сероватого черепа. И ладно бы это. Антон сглатывает, когда взгляд скользит по оголённым предплечьям, рассматривая каждую выделяющуюся родинку, особенно ту, самую крупную, рядом с кистью и черными часами. Красные кроссовки — сегодня именно они предмет гардероба альфы, с помощью которого он и выделяется. Каждый божий раз Арсений выделяется чем-то одним. То розовые носки под серыми джинсами наденет, которые Антон совсем случайно заметил в первую встречу, когда падал от удара этого же альфы. То из полностью темного стиля выделится красной ниточкой на запястье. Либо у альфы мания на красное, либо мания выделяться. Хотя, это и не удивительно по уверенному и такому сексуальному взгляду голубых глаз, которые чертовски выделяются среди всей этой темной массы. — Спасибо, — Арсений хмыкает комплименту, — я сегодня без подарков, простишь? — Спрашивает он, вытягивая руки вперёд ладонями вверх. — Нет, — едко бросает Антон под удивлённо вскинутые темные брови Арсения, — мы же пожрём? — Поедим, — так же язвит альфа, но всё равно кивает, соглашаясь на нетяжелое наказание. — Душнила, — коротко и тихо бросает Антон, подступая на пару шагов к альфе, — шучу, не душнила. — А может и душнила, откуда ты знаешь? — со всей искренностью интересуется Арсений, подстроившись под шаг Антона и неторопливо идущий к выходу со двора. — Оооо — тянет Антон, усмехаючись, чем больше интригует альфу, — да потому что я знаю одного душнилу, ни одна форточка не поможет. — Я его знаю? — Скажу больше, он тебе угрожал, — Антон расходится звонким смехом, вспоминая забавную картину того как Димка со своим метр с кепкой дышал куда-то в пупок и умудрялся запугивать альфу ростом метр девяносто. — А-а, Димка что ли? — Арсений прыскает, заразившись смехом омеги, пока тот кивает часто-часто, развивая пшеничные кудри заманчиво пружинить. — Он самый, — Антон костяшкой пальца стирает невидимую слезу от смеха, а после, вспомнив о времени, ловит короткое волнение, — а ты себя как вообще чувствуешь? — В смысле? — Так мы по домам ночью разошлись, ладно я, мне пару дней отдыхать осталось и снова в школу, ты же ходишь в школу, не спал? — логично и по полочкам старается объяснить своё беспокойство Антон. — Ну почему, спал. Просто отсыпался ещё и на уроках. Евгений Васильевич недоволен оказался, — прыскает Арсений под, откровенно, охуевший взгляд Антона. — Биолог? — Удивлённо переспрашивает омега и, получив в ответ кивок, удивляется ещё больше. — Как он тебя не выгнал с урока? Он же ж даже меня напрягает так, что мама не горюй. Родителей не вызывал? — И Антон нисколечко не врёт. Биолога он боится куда хуже родителей и даже полицейского, от которого они так шустро вчера скрывались. — Нет, — Арсений гордо приподнимает кончик носа к небу, ухмыляясь, — я нашел к нему особый подход. — Какой, блять, к нему можно найти подход?! — едва ли не визжит Антон в интриге. — Признавайся! — Ну он же биолог? — Антон в ответ заинтересованно кивает. — Значит любит дикие растения или те, которые находятся в красной книге. — Ты ему куст подарил? — Антон смешно щурит глаза, едва ли не цокая, чем забавляет альфу больше. — Ну не куст, у него название есть — рододендрон шлиппенбаха. — Чей рот дрона кого?! — Антон забавно морщит лицо, сводит брови к переносице и наклоняет голову вперед, словно это поможет ему прислушаться и разобрать слова по составу, чем только смешит альфу, — Бах же композитор, не? — Барашек, рододендрон шлиппенбаха это волшебной красоты кустарник из Восточной Азии, — Арсений действительно старается, чтобы вложить в короткий рассказ как можно больше информации, делясь ею с заинтересованным омегой, — они в основном в Корее, Японии и приближенных странах растут, либо на горных скалах либо на влажных склонах речных долин. Конечно, я подарил ему не самый прекрасный экземпляр. Для этого надо смотаться в Приморский край, но я же не дурак. И так сойдет. — А он хотя бы красивый? — несмотря на уточняющие прилагательные от Арсения, Антон решает уточнить. — Ну что? Обычно краснокнижные деревья кусты и всякая такая хрень на вид имбирь обыкновенный. — Он прекрасен, барашек, у него много-много веток с красивыми светло-розовыми лепестками, почти как сакура, — Арсений улыбается, довольный собой, — да и если захочешь, то скоро на биологии увидишь. Евгений Васильевич горделиво поставил его в центр своей цветочной стены. Ты мне лучше скажи, — то, как с улыбчивого милого парня Арсений превращается в серьёзного и беспокоящегося, невозможно не заметить, — ты сам как? Живот не беспокоит? Сильно он тебя тогда ударил. — Да нет, — Антон неосознанно укладывает ладонь на животе, а там тепло разливается невероятное из-за того, что альфе это важно, — он день-полтора поныл и всё хорошо. — Лучше бы сходил к врачу, но если ты говоришь, что всё хорошо, то ладно, — Арсений слегка озадачен, но вместе с тем, как задорно Антон шагает вперёд по одинокой улице к торговому центру, становится спокойнее. — Я следовал рекомендациям медбрата, незачем ещё больше по врачам таскаться, тем более всё прошло. — Ну, хорошо, — Арсений согласно кивает, решая больше не напирать на парнишу, ведь тот и так много на что свои дерзкие глаза закрывает, не рявкая и не язвя. В спокойном шаге под вечерним освещением, они неторопливо шагают вдоль дороги к единственному и, наверное, самому крупному торгово-развлекательному центру. Оба предвкушают эту приятную атмосферу большого кинотеатра, оба жаждут оказаться там скорее, но ни один из них не торопится ускорять шаг, наслаждаясь компанией друг друга. Арсений вновь залипает на звонко смеющегося в разговоре Антона, чья улыбка замедляет не шаг, а весь мир вокруг, позволяя насладиться счастливым отблеском в зелени глаз. У него такой ровный носик с едва заметной кнопочкой-родинкой, что не залипать не получается. Альфа даже не заметил, как протянул ладонь чуть выше тазовых косточек, оставляя ту висеть в воздухе. Антон же приостановился, разглядывая протянутую ладонь, серьёзнее стал вмиг. Внутри словно целый ураган из новых, неведанных и страшных от неизвестности происходящего чувств, которые одним большим смерчем вихрят внутри, сметая на пути бабочек. Арсений застывает на месте, сглатывая, когда видит нерешительность в глазах напротив, что бегло скользят, то сталкиваясь с глазами альфы, то изучая протянутую ладонь. Альфа терпеливо ждёт, не отступая, потому что назад дороги нет. И Антон наконец-то решает. Боязливо укладывает свою ладонь сверху, позволяя Арсению переплести пальцы между собой, пока по руке словно молнии бьют, пуская по венам электрические разряды до самого сердца, что стучит так громко, что уши закладывает. Он решает не сбегать от нового. Окунуться в неизведанные ощущения и чувства, прознать доверие и открыть новый мир. Потому что именно с Арсением хочется прознать больше. Омега впервые чувствует столько, сколько, казалось, не чувствовал никогда. Чего стоит обычное на вид переплетение пальцев, что для Антона кажется настолько необычным и диким, отчего он и не замечает, как тает, подобно мороженому на солнце, что в корне не в его характере. Не в его характере держаться за руку с альфой и пытаться сдержать улыбку, не в его характере пытаться дышать заново, потому что складывается ощущение, что разучился. То слишком много кислорода, отчего голову кружит, может, даже не от кислорода, то этого кислорода невыносимо мало, отчего лёгкие в катастрофической панике сжимаются, предоставляя сердцу всё больше территории для своего самого громкого концерта. Неловкое молчание разбивается об шум проезжающих мимо машин, напоминая оглушенным собственным сердцебиением парням о том, что жизнь вокруг кишит. Машины вокруг пролетают с пробитыми глушителями, милые парочки счастливо улыбаются друг другу, схватившись за руки... Точно так же как и они сами. Воробьи короткими перелётами колышут ветки деревьев, чьи лепестки только-только назревают, напоминая о скором наступлении жарких летних дней. Арсению, безусловно, тоже страшно. Он и сам не понимает почему. Не сказать, что альфа впервые пытается построить какие-либо отношения. Отнюдь нет, у него были и ранее отношения, однако не такие особенные. Любая омега на вторую или третью встречу уже прыгала в койку, с восхищением и отвратительной пылкостью притягивая альфу действовать. Находились и те, которые в такие моменты убедительно требовали метки Арсения на себе, чем только отталкивали. А Антон другой. Исключение из правил и самая труднодоступная звёздочка. — Не бойся меня, слышишь? — альфа прерывает тишину между ними, замечая как неловко Антон замедляет шаг, короткими переглядываниями бросая свои травянистые глаза на переплетённые руки. Антон лишь вопросительно поднимает взгляд на альфу. — Я ничего не боюсь, — язвительно фыркает Антон, горделиво приподнимая кончик носа к солнцу. — Но ты же не глупый, — Арсений улыбается по-тёплому, рассматривая слегка островатые черты лица, так выгодно освещаемые согревающими лучами солнца, пока Антон не возвращается в прежнее положение, чуть приподняв одну бровь. — Ты это к чему? — Если ты ничего не боишься, то ты не бесстрашный, — альфа спокойно разъясняет, словно ребёнку, не понимающему чем отличается розовый от красного, — а глупый. Только глупцы ничего не боятся, а ты довольно смышлёный. У тебя тоже есть страхи, которые ты не хочешь признавать. Антон приостанавливает шаг, с интересом слушая то, что ему пытается объяснить Арсений, однако не замечает как бархат голоса укутывает теплым пледом. И признать самому себе сложно, что этого альфу так приятно слушать, что его авторитетность чувствуется не понтами, драками и благим русским трехэтажным матом, а рассудительностью и мудрыми взглядами на жизнь. Арсения хочется слушать и прислушиваться к его советам. — Я бы хотел отложить этот разговор к моменту, когда мы посмотрим фильм и пойдем по домам, но знаешь, я тут подумал, и, быть может, тебе это поможет принять и расслабиться. Я ведь не слепой, вижу, что тебе боязливо и неловко, — Арсений останавливается у стальной узорчатой лавки, присаживается, не расплетая руки и подтягивает, призывая присесть рядом. Антон же понимает о чём речь, действительно понимает подкоркой сознания, но это всё так ново, что и вправду страшно, потому и молчит, позволяя альфе взять всё в свои руки и слова. — Слушай, Антон, — Арсений накрывает переплетённую руку Антона второй рукой в дополнительной поддержке, всматривается в зелёные глаза, где вместо спокойного леса - ветки ураганом сносит, а черные зрачки убегают от длительного контакта, — я знаю, что это непросто. Для тебя такое впервые и ты не знаешь как себя вести, может даже боишься принять это, но мы оба видим, что нравимся друг другу, я же не ошибаюсь? В ответ тишина, только кадык у омеги слегка дергается в сглатывании. Арсений же не торопит, терпеливо ждёт столько сколько понадобится, только бы Антон научился слышать самого себя, хотя бы небольшими шажками. Долго ждать не приходится, Антон смелый юноша, кивает робко, не произнося ни звука. — Я рад, правда рад, — и не врёт. У Арсения такое тоже впервые. Впервые ему не отвратно, впервые хочется добиваться, ломая все преграды и впервые сердце так мечется отзывчиво на каждую улыбку на светлом лице. — Не воспринимай это как что-то ужасное. Никто от тебя ничего не просит: ни сворачивать горы, ни вести себя как-то иначе, ни скрывать свои желания. Просто будь собой. Позволь себе почувствовать, а мне — подарить тебе эти чувства. Позволь себе касаться, знакомься с этими ощущениями, прими их, я ведь не кусаюсь. — Ага, пиздил меня, значит, выебать хотел, а тут потрогай его блять, — довольно ярко ворчит Антон, но руки не убирает, не хочется. — Прости, я не думал тогда, что наткнулся на ценный изумруд среди тысяч обычных камней, — альфа оказался куда смелее, чем мог показаться на первый взгляд, особенно, если учесть боязливость азарта в обычной жизни, отчего у Антона дыхание останавливается, а уши будто краснеют от того, как сильно омега прислушивается, отделяя для себя особо значимые слова. — Перегнул тогда, но будь уверен, пока ты сам того не захочешь, я тебя не коснусь. У меня есть стойкое ощущение, что ты — тот, кто мне нужен. Да и Арсений Антону нужен. Потому что только с ним Антон действительно раскрылся за несколько встреч, узнал много нового, чего не узнавал, пролистав множество книг, ощутил себя не только дворовым пацаном, который всегда стоял в главе любого кипиша, но и даже в небольшой степени почувствовал себя значимым. — Ты не подумай, я ни в коем случае не напираю, не тороплю с решением, не давлю на тебя с требованием стать моим прямо сейчас, идти после школы под венец и превращаться в того, кем ты быть не хочешь. Я предлагаю лишь попытаться признать собственные чувства и дать шанс себе и мне. Нам. Антон до этого момента не знал, что человеческий организм на стресс реагирует по-разному. У кого давление скачет, у кого сахар в крови, у кого страх обвивает все тело и сковывает движение, а у кого смелости прибавляется. Так и сейчас он, повторяя всё сказанное альфой в собственной голове, взвешивает все "за" и "против". Страх нового никуда не девается, однако альфа и своим бархатом голоса и поддержкой касаний и своим присутствием притупляет боязливость нового. Дарит единственную и четкую уверенность в одном. Антон не один. И только он может в такой ответственный момент для решения своей судьбы и власти над своими чувствами ляпнуть столь откровенное и нелепое: — Трахаться не будем. — Что, совсем? — Арсений же, кажется, вовсе привык к таким выкидонам от омеги, только подыгрывает, округляя глаза, словно кот в сапогах из легендарного шрека, вымаливающий кусочек лакомства, пока тонкие губы растягиваются в улыбке. — Пока сам не захочешь. — Дурак, — Антон вновь улыбается, понимая, что Арсений действительно принимает его любым, не напирает и даже ловит одну волну, подстраиваясь под омегу, подыгрывает. И на душе так легко-легко становится моментально от этого осознания. — И каков твой ответ, барашек? — Вот теперь альфа напирает, только немного, чуть опуская подбородок вниз и приподнимая игриво бровки вверх, а еще и ехидно улыбаясь. — Прекращай строить эту мордашку, — Антон сдаётся, смеётся звонко, наполняя душу альфы необъяснимым теплом, но вскоре, успокоившись, протягивает переплетённые руки перед собой, рассматривая их оценочно, — нихуёво смотрится, я согласен. — И это я дурак? — Арсений машет головой из стороны в сторону, не прекращая улыбаться, однако в душе прыгать готов от распирающего счастья, ведь ждал от омеги далеко не согласия. Ждал огромную кирпичную стену, залитую бетоном и закованную железными прутьями. Отказ, страх, побег. Чего угодно. Но не такой удивительной смелости. — Пойдём уже, фильм пропустим, — напоминает Антон, вставая с лавки. — Понял, хватит сентиментальности на сегодня, пойдём, — соглашается Арсений под тихое прысканье со стороны Антона. Вновь увлёкшись разговорами о любимых предпочтениях друг друга, школьных успехах и предстоящих экзаменах, парни не замечают ни дороги ни того, как быстро добрались до торгового центра. Альфа в каждом движении проявляет такую позабытую заботу, воспитан словно самый настоящий граф. Пропускает омегу всюду идти впереди, словно защитной стеной охраняя в небольшом расстоянии. Антон никогда не ощущал себя настолько значимым. Да и не сказать, что он когда-либо до встречи с Арсением вникал в каждый момент, проведённый с человеком. Не цеплялся к самым незначительным мелочам, в которых скрываются тихие волны заботы. И признать себе, что сердце трепетно бьётся быстрее, растапливая дерзкий пыл при виде того, как альфа галантно голову опускает и рукой в сторону входа в торговый центр указывает, мол, месье, проходите первым. Арсений и не замечает как у Антона губы словно в судорогах борются между зажатостью и рвущейся улыбке. Альфа джентельмен на все свои сто процентов, не иначе. Потому что мало пропуска в торговый центр, мало открытых перед омегой дверей такси, он и у эскалатора останавливается, пропуская недовольно прыскающего от смущения Антона вперёд, а сам встаёт позади высокой фигуры, отмечая, что парень и телосложением мало на омегу похож: высокий весь, выше некоторых крупных альф, жилистый, в некоторых моментах, даже подкачан. Ну, скорее в ногах, которые скрыты широкими бежеватыми штанинами. Душа обретает неизведанную свободу рядом с этим альфой, порхает, словно вырываясь из плена тела, когда широкая и тёплая ладонь Арсения касается поясницы, подталкивая сделать пару шагов к появившемуся после эскалатора кинозалом. — Я, честно говоря, не особо готовился к этому походу, — открыто признаётся альфа, топчась на месте перед несколькими яркими экранами-афишами, на которых целая масса новинок в кинематографе, но и из привычных, заезженных старинок немало названий скользит, подобно перелистыванию книги. Только шелеста листов не слышно. Да и особого аромата полувековых листов не почуять. — Да и я не знаю какие ты фильмы предпочитаешь. — А если проанализировать? — Антон щурится, поворачивая голову к альфе, который табло взглядом прожигал до этого момента, а теперь смотрит в ответ, невинно густыми черными ресницами махая. Омега явно испытывает, проверку устраивает своеобразную. — Ну, ты явно не любитель слащавой романтики, — спустя несколько секунд шестерёнки начинают усиленно работать, отрывками разговоров припоминая предпочтения омеги, а сам Арсений только теорий сверху докидывает: — ужасов, вероятно, боишься. Антон молчит, наблюдает за концентрацией в васильковых глазах. То, как Арсений размахивает руками в мыслительном процессе, можно наблюдать вечность. Эти элегантные, аристократичные махи, плавно рассекающие воздух, смотрятся до одури в тему. Альфа, словно художник перед воображаемым холстом, кистями рисует силуэты. — А если учесть то, как ты любишь азарт, — Арсений вспоминает и неподготовленные лазания в пещеру, и ночное сумасшедшее вождение, и драки. Приподнимает брови выше, приоткрывая губы в полувдохе, пока его осеняет: — Приключения! Думаю, тебе нравится что-то такое. Приключенческие. Фантастика имеет место быть, и... боевики? — Угадал, — Антон не замечает, как улыбка победно растягивает губы, обнажая ровный ряд крохотных зубов, а облегчённый выдох совмещается с вылетевшим словом. Арсений действительно слушал его бредовые рассказы, помнит о том, что говорил омега, и даже принял во внимание, постепенно раскрывая дворцовые двери в потаённую душу Антона. — Это именно то, что я люблю. А ты? — А может теперь ты постараешься угадать? — Арсений забавно перекрещивает руки на груди, словно показывая, что он тоже может оставить в ступоре. — Ну... — тянет омега, стыдливо почесывая висок, — ужасы, мне кажется, ты не любишь, — и в этот момент альфа сдаётся - улыбается широко-широко, невесомо кивает, давая неброские для взгляда подсказки, отчего Антон только смелеет, — точно не любишь. Романтика... да не похож ты блять на романтика. — Я?! — Альфа, словно оскорбленный, делает голос тоньше, а затем громким "пффф" закатывает глаза, заставляя губы волнами ходить, но вскоре утихает, обдумывая собственную романтичность. — Не, ну я бы не сказал, что я лепестками роз задушу и буду серенады под окнами петь, но романтика во мне присутствует больше, нежели в тебе. — Тогда где мои цветы?! Три свидания и ни одной гвоздики даже! — Антон показательно перекрещивает руки на груди, обиженно приподнимая голову, но, заметив ошарашенный взгляд Арсения, смеётся звонко, — Расслабься, я шучу. Не смей мне цветы дарить. Не люблю их, особенно когда живых срывают. — О, — удивлению альфы нет предела, — так ты у нас чувствительный? Жалко, что живые цветы режут? — Боевики! — Антон весь подсобирается, понимая, что чуть не оказался пойман на открытости. — Сомневаюсь, что банальная романтика тебе понравится, а вот боевики интересны любому альфе. — Мы разговаривали о цветах, барашек. — Кстати о них! Раз нет букетов, — Антон умело строит из себя дурачка, хитрит, ехидно улыбаясь, — то с тебя ужин! Накормишь меня после фильма? — в ответ альфа только кивает медленно. — Вот и отлично! Арсений медленно прикрывает глаза, вновь и вновь ухмыляется тому, как нелепо и резко омега меняет тему, чем только выдаёт самого себя, но не напирает. Нечего Антона напрягать, заставляя открыть и выложить душу на блюдечке. Зато есть изменения, видимые для альфы и невидимые для Антона. — Давай посмотрим из того, что тут есть, — предлагает Арсений и оба синхронно поднимают головы на яркую афишу, скользят глазами по десяткам названий. Альфа же временами залипает периферийным зрением, замечает буквально всё: и заинтересованный блеск в зелени глаз, читающих названия фильмов, и незаметную привычку Антона облизывать нижнюю губу, отчего та практически без конца сверкает, и ровный нос, на кончике которого совсем бледная родинка красуется. Она настолько притягательная. Будто художник, закрывший глаза, рисовал карандашом силуэт человека одной неотрывной линией, оставив завершающую точку именно на кончике носа. — Голодные игры... — Антон вырывает альфу из представлений и гипноза довольно резко, отчего Арс хмурится, бегая глазами то по омеге то по афише. — Что? — Голодные игры, говорю, показывают ещё, — омега смотрит пронзительно, и Арсений замечает каждую искринку заинтересованности в этих глазах. — Хочешь посмотреть? — А о чём там? — Афиша, кажется, больше не нужна, потому что всё внимание и концентрация альфы на Антоне, который оживает на глазах всё больше. — Ну как тебе сказать. Там короче будущее, до которого никто из нас не доживет. — Оптимистично. — И люди — пешки в играх злого государства, решившего развлечься жертвами. Ну это я так объясняю блять, посмотришь — поймешь лучше. Людей собирают от каждого района по несколько человек, а потом отправляют в ебанутую игру, где они должны выживать, соревноваться и убивать друг друга. Победитель один. — Это интригует, но не жестоко ли? — Арсений действительно заинтригован, потому и, дождавшись от Антона лишь короткого поджима плечами, хватает под локоть, уводя к кассе, где покупает пару билетов на фильм, а затем тащит ко второй кассе с попкорнами. И пока Арсений расплачивается за два больших ведёрка с солёным для Антона и сладким для себя попкорном, омега показательно тычет тонким пальцем в витрину с холодным чаем, аргументируя это тем, что после такого огромного количества попкорна они оставшийся фильм будут чувствовать себя как бедный и иссушенный одинокий кактус под палящим солнцем безлюдной пустыни Саудовской Аравии. Непримечательная белоснежная дверь открывается и Арсений, как и прежде, галантно пропускает Антона вперёд, вновь затрагивая мелочами крупицы души, пока омега улыбается, маскирует свои самые искренние впечатления об альфе привычным поведением. Подыгрывает, слегка приспускаясь на долю секунды, кивает благодарно, будто на светской встрече кавалер приглашает на танец. Подай только руку и закружись в танце чувств и эмоций. Их встречает огромный, действительно огромный кинозал. В тьме помещения под тусклым освещением настенных ламп слабо вырисовывается осознание того, насколько насыщенный фиолетовый оттенок у стен. Бесчисленные коридоры из закрытых сидений, на вид удобных. Арсений сверяется с билетами, ведёт не знающего ни номер сидений ни ряда Антона. Только вот скрывает собственную хитрость. — Серьёзно? Предпоследний ряд? — Антон щурится, прожигая взглядом альфу, останавливается вслед за ним перед очередным коридором сидений. — Я обещал не сажать нас на последний ряд, — ухмыляется Арсений под ещё большим прищуром зелёных глаз, что теперь, подобно хамелеону, окрашиваются в магически красивый, насыщенный цвет, забирая освещение со стен. — Ну, если честно, — альфа вновь хитрит, не скрывая ухмылки, — мы с тобой слишком высокие парни, если бы сели где-то в центре зала или на первых рядах — могли бы перекрыть картину своими головами, а так всем удобно будет. — Ну ладно, смотри мне, — спустя пару секунд раздумий выдаёт Антон, проскальзывая вслед за ушедшим вглубь ряда Арсением. Тот снова одаривает не особо значительной, но такой важной заботой — опускает сидение сначала Антону, и только после занимается собственным комфортом, присаживаясь рядом. Кажется, уже весь город успел пересмотреть этот легендарный фильм вдоль и поперек, поминутно и, возможно, даже посекундно. Иначе объяснить полупустой зал невозможно. Проектор пропускает слабый свет, белой дымкой, в которой редкие частички пыли освещаются, парит освещением на огромный экран, который, кажется, в своем размере займёт одну большую комнату из классических квартир России. На экране начинается неторопливый обратный отсчёт. Арсений половину своего медового попкорна успел перехрустеть в ожидании, забавно набивая щёки, чем немало привлекает только лишь одну пару глаз, которые дёргаются то на экран, то на альфу, считая, что это происходит крайне беспалевно. — Ты уверен, что у тебя до начала фильма останется попкорн? — совсем тихо шепчет Антон, подстраиваясь ближе к альфе, чтобы не мешать остальным, но только и может улавливать слабый шоколадный аромат, исходящий от парня рядом. — Да, конечно, — как бы невзначай отвечает альфа, кидая секундный взгляд на Антона, после чего продолжает лезть изящными пальцами в большое ведерко, ухватывая лакомство. — А ты чего не ешь? Фильм начинается уже. — Не перебиваю аппетит, ты меня накормить должен ещё, не забывай, — со всей серьёзностью на лице шепчет Антон настолько умилительно, что альфа едва ли не давится, пытаясь не засмеяться в голос, только прикрывает губы, сверкая глазами и кивает часто-часто. Перешёптывания в зале постепенно сходят на нет, самое время погрузиться в сюжет и вникнуть в происходящее на экране. Ведь любое начало фильма - самый важный процесс самого фильма! Оно посвящает в героев, в их судьбу, даёт предисловие, рассказывая как персонажи дошли до того, до чего дошли. И признаться честно — Антон не смотрит фильм. К чёрту вообще фильм, когда на душе и в сознании вихрем проносится спокойный бархат голоса рядом сидящего альфы, из раза в раз напоминая важные для омеги слова, тепло укутывающие самое сердце в мягкий плед. Признание номер два: Антон видел этот фильм не раз. Выучил начало и середину фильма, в принципе, как многие школьники знают начало "у лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый, все ходит по цепи кругом". А что дальше? Многие и не дадут ответа. Вот и Антон точно так же, знает начало на зубок, но не смотрел ни разу концовку первой части. Сколько бы не пытался - отвлекался. А теперь это играет на руку — можно, хоть и боковым зрением, но наблюдать за альфой, отмечая про себя в мысленной книжечке первую записочку-примечание: Арсений не может смотреть фильмы без вкусняшек. Потому что альфа даже не заметил, как отобрал не прельщающий по вкусу солёный попкорн омеги, начав хрустеть теперь и им, потому что медово-сладостный уже кончился. Губы Антона невольно растягиваются в улыбке, пока в голове скользит "ебать, это ж сколько тебя кормить надо будет, если дома фильм смотреть". А следом приятной патокой разливается мысль о том, что омега всё-таки пропускает возможность будущего. Совместного. Да, небольшими шажочками, но принимает самого себя со своими чувствами, позволяет фантазировать, даже не осознавая то, что готов торчать в магазине по полчаса, выбирая различные хрустелки для просмотра фильма. Арсений как-то по-особенному отзывается в забетонированной душе, словно ломает её собой по частицам, роняя в бесконечное падение ненужные кусочки. Пробивается с каждой встречей всё глубже, раскрывая душу. Раскрывается и сам, чего стоит только этот звонкий смех альфы после искреннего страха в машине, когда Антон впервые показал ему что такое дрифт. И если бы кто-то сказал, что Антон в очередной раз пропустит перетечку сюжета и хронометража фильма, то он бы рассмеялся в лицо, кинув "да нихуя подобного, я хочу досмотреть фильм, а не отвлекаться". Только вот отвлекается ведь. И не на что-то банальное, а на альфу. Душу терзает одна единственная мысль, не дающая покоя. Антону мало. Мало этого альфы, мало того, что случилось, потому что и названия у произошедшего толком нет. Антону кажется, что было недостаточно для понимания Арсения, понимания себя и своих чувств. Потому и решается долго, раскручивая кольца на пальцах усердно, снимает, меняя их положение местами, а после, наконец, решившись, приподнимает короткий взгляд на экран и, повернув голову к альфе, ловит его непонимающий взгляд. Зрительный контакт настолько протяжительный и пронзительный, что не только тело - душу мурашками пробивает. Душу, которая читается в самих зрачках что небесно чистых глаз, что в лесном затишье охоты. Первой неосознанной охоты на чувства. Первой охоты на что-то неизведанное и новое. Антон нерешительно скользит корпусом к альфе, не веря самому себе, цепляет пухлыми губами пересоленные губы, даже не обращая внимание на излишки соли, потому что эти губы даже с таким привкусом отдают сладостью, которой нет даже у самого популярного мёда во всей вселенной. Арсений, кажется, вовсе задерживает дыхание, забывает как в целом дышать. Не двигается, позволяя омеге испробовать самостоятельно, набраться смелости. Хотя, если учесть то, что при всех словах и предупреждениях, запретах на поцелуи в кинотеатре, Антон сам первым решился на такое, первым коснулся, разжигая сердце биться в непередаваемых скоростях - он невероятный смельчак. Аромат Арсеньевских губ опьяняет так, как не опьяняли выпитые во дворе разновидности алкоголя. Одурманивают так, что кажется, будто в мире и не существует ничего настолько сильнодействующего. Искажает разум настолько, что хочется пустить в ход язык и слизать шоколадный привкус из-за насыщенного аромата. Антоново дыхание обжигает кожу, оно настолько заторможенное и длительное, что Арсений невольно переживает те же ощущения первого осознанного поцелуя, что и сам омега. Но, мгновение спустя, альфа берёт инициативу в свои руки. Его длинные пальцы скользят по нежной коже щеки, зарываясь подушечками в мягкие пшеничные, слегка вьющиеся волосы, прижимают парня за затылок ближе к себе. Он целует напористее, но старается не переусердствовать. Сминает нижнюю губу в своих, смакует, закатывая глаза от тепла чужого дыхания, такого сбивчивого и рваного. Даже чувствует как Антон невольно напрягается. И в момент, когда собственные губы ощущают медленное расслабление пухлых, Арсений чувствует себя по-настоящему счастливым. Порхает внутренне, внешне сохраняя завидное спокойствие, и продолжает пробовать юношу на вкус. Но, как бы там ни было, этот поцелуй отличается ещё и не отошедшей застенчивостью со стороны омеги, у которого жар в щеки бьёт, а темное освещение удачно скрывает их розоватость. — Не страшно ведь, правда? — шепчет в мокрые губы Арсений, вдыхая слишком глубоко, потому что не верится. — Нет.. — пухлые губы до сих пор тысячами иголок колит от недавнего касания, но Антон быстро собирается в привычного себя, словно лопаткой лужу в кучу сгребает, — обслюнявил меня тут блять и вопросы задаёт, фильм смотри, я попкорн хочу. Омега хмурится, показательно льнёт к, теперь уже, общему ведерку, потому что Арсеньевское закончилось давно, пихает в рот сразу несколько, а альфа только усмехается самодовольно, умиляясь застенчивости, прикрытой дерзостью и хмуростью. Ещё больше умиляет факт того, что Антон при всём нежелании есть попкорн, пихает в себя больше, только чтобы альфа не копал глубже и не пытался разговорить, выдергивая кусочками откровенные темы, которые ещё не готовы быть озвученными. Вовсе не физические темы. Душевные. Арсению ещё предстоит постараться, чтобы Антон научился доверять и открываться. Антон же думал, что снова пропустит интригующую концовку первой части фильма, оторвавшись на внезапно возникшее желание вкусить самый настоящий поцелуй, но и радости предела нет, когда на экране мелькает именно та часть, которую парень постоянно пропускал. Когда на экране начали проявляться рекламные трейлеры других фильмов, которые показываются в этом кинозале, парни неторопливо и безмолвно покидают помещение. — Как тебе фильм? — Антон едва ли не подпрыгивает на месте от любопытства, почему-то мнение Арсения стало настолько важным, что само сердце не может подобрать ритм: то ускоренно отбивает чечетку, то вовсе замедляется в ожидании. — Очень интересный! — Арсений не врёт. И не врал никогда. По крайней мере Антону. — Это слишком интригующая картина, которая заставляет переживать чувства персонажей. Даже второстепенных героев было жаль, когда они не смогли выиграть в гонке жизни. Особенно мне понравилась церемония открытия. — Но мы же пропустили её, — Антон хотел было договорить, но замолчал смущенно, когда его настигло осознание и вспыхнули отрывки, а губы вновь обдало жаром, пока Арсений забавляется покрасневшими щечками, которые уже не скрыть под тёмным освещением кинозала. — Всё, не смущаю больше, барашек. Пойдём. — А теперь куда? — Заинтересованно поднимает взгляд омега, моментально откинув былое стеснение, перекрещенное со смущением. — За мной ужин, забыл? — Альфа коротко подмигивает, пока Антон благим матом кроет в собственных мыслях, потому что выглядит эта картина вовсе не мерзко, не отвратительно и даже не банально. Оно, сука, выглядит словно замедленный кадр из романтического фильма, который парню приходилось смотреть с папой за неимением альтернатив. Главный герой точно так же подмигивает. Только вот одно отличие — главный герой не настолько красив. — А что есть будем? — Арсений готов вечность наблюдать за оживающим взглядом зеленых глаз, которые словно лепестки на деревьях в самом начале расцветания, раскрываются широко, постепенно окрашиваясь в самые яркие оттенки. — А что ты хочешь? — Ну уж нет блять! — театрально вопит Антон. — Я не собираюсь с тобой перепираться, словно девочки-омеги, который никак трубки не кинут со своим "нет, ты сбрось. Нет, ты". Хочу бургер! — Пойдём тогда за бургером, из барашка? — Это чё за намеки такие? — Никаких намёков, барашек, — Арсению нравится. Нравится наблюдать как Антона в эмоции бросает, как он язвит и недопонимает, хмурясь. Выглядит настолько залипательно забавно, что хочется искушать всё больше и ярче. Но и грани альфа соблюдает. Поднявшись по эскалатору на пару этажей выше, Антон ухватился за руку Арсения, всё ещё ощущая как от любого касания в жар бросает, но всё равно тащит альфу в сторону своего любимого заведения. — Закажи пока себе, я выбирать буду за это время, — просит омега, устремляя голодный взгляд на меню с картинками разновидностей бургеров. — А тут любое мясо есть? — коротко интересуется альфа, обращаясь к занятому очень важным выбором Антону. — Ну не прям любое, это не ресторан, а всего лишь фуд-корт. Но в целом тут и курица и говядина и рыба, иногда и креветки. — Фу, ненавижу рыбу и морепродукты, — Арсений кривит лицом, привлекая внимание, а омега уже записывает в свой мысленный дневник второй факт про альфу. В принципе, и без рыбы выжить можно. Да и запах у них противный. — Тут курица вкусная, попробуй. И пока Арсений, быстро выбрав себе бургер с курицей по совету Антона, озвучивает пару позиций в меню кассиру-бете, омега всё ещё находится в мыслительном процессе. — Барашек, твоя очередь. — А? Да, точно, — Антон, в очередной раз ожив, подходит ближе и начинает: — Мне, пожалуйста, шефбургер де люкс оригинальный с ломтиками сыра и бекона, твистер де люкс оригинальный, шесть наггетсов, три стрипса, картошку по-деревенски среднюю, сырный соус и кисло-сладкий, а запить, пожалуйста, севен ап. Большой. — Ты всё это съешь? — Арсений ошарашено моргает, густыми ресницами создавая целый ураган, пока Антон улыбается мило, словно шкодник, который ведет себя непринужденно. — Ну... да, это ещё я по среднячку заказал, — отмахивается Антон. — Ежики святые, ты не лопнешь, барашек? — Не-а, —Антон горделиво приподнимает кончик носа к свету, игривым настроением улыбается, растягивая пухлые яркие губы, а Арсений на подобную картину и сказать ничего не может. Теперь и альфа заводит личный мысленный дневник, отмечая то, что Антон своей невинной улыбкой способен стирать у альфы любые отказные вариации предложений. — Найдёшь нам столик? Я заказ дождусь и принесу. — Базару нет, — Антон разворачивается на пятках, уходит вглубь по длинному коридору из заполненных людьми столиков, исчезая из поля зрения альфы. Арсений с подносами на руках находит омегу за самым дальним и уединённым столиком у панорамного широкого окна. Антон с таким интересом разглядывает темнеющую вечернюю атмосферу улицы, неспешно гуляющих парочек, мысленно даже не представляя себя в роли кого-то из этих влюблёнышей. Это так ему не свойственно, но, если признаться, завидно. Он даже не заметил того, как Арсений уже присел напротив. Только моргает, присаживаясь удобнее и наблюдает. Альфа заботлив в любых мелочах: сортирует стол по-своему, вытаскивая запакованные в бумажную обертку бургеры, приоктрывает коробочки с курочкой и соусами для удобства омеги, раскрывает защитную пленку на трубочке и дырявит крышку с газировкой, следом протягивая безмолвно наблюдающему Антону, у которого приятный горячий ком где-то между горлом и сердцем сидит, грея так, что можно растопить айсберг, сокрушивший великий Титаник. — Приятного аппетита, барашек, — Арсений первый начинает трапезу, надкусывая сочный бургер. Курочка так и тает во рту, щекоча вкусовые рецепторы. — Приятного аппетита, Артемий, — следом так же начинает есть и Антон. И даже внимание не обращает на то, как Арсений глаза закатывает из-за подкола. Ибо нечего его постоянно барашком кликать. Только вот у омеги аппетит куда больше разыгрывается во время еды, отчего и уплетает он всё за обе щеки, пока альфа лишь неторопливо жует, иногда и вовсе забывая жевать, пока мысленно ликует, что ему достался парень, не стесняющийся собственных желаний, не идущий по пути вечного похудения и слежки за калориями. Он, кажется, насыщается и наедается быстрее Антона, только наблюдая за тем, с каким аппетитом щеки Антона раздуваются. — Мы никуда не спешим, барашек, — Арсений хихикает тихо, — завтра в школе тебя ждать? Вроде время подходит уже, отдохнул и хватит, надо теперь заниматься подготовкой к экзаменам. — Да бвять! Не повть аппетит! — Не прекращая жевать возмущается Антон. Но продолжает, проглотив очередную порцию: — Школа уже совсем скоро закончится. Это же жуть! Они кошмарят нас всех тем, что мы не сдадим. — Сдадим, — альфа вновь использует свой голос, словно гипнозом усыпляя, — бараш, послушай. Учителя считают, что если будут нас запугивать тем, что мы не сдадим, то мы начнем зубрить усерднее, но ведь не все понимают, что многие могут с такой силой загнаться, что никакие знания не помогут. Для них это стандартная методика мотивации, хотя мне кажется, что действеннее было бы отмечать успехи учеников, тогда бы они старались проявить себя и в других познаниях, других предметах, а так больше концентрация идет на неудачах, из-за чего руки опускаются. — И че я должен был щас понять? — Антон, наконец, доедает последний кусочек, кидая взгляд на альфу. — А то, что учителя хоть и имеют авторитет, но всегда слушать только их нельзя. Не пугайся предстоящих выпускных экзаменов, обращайся за помощью, если есть трудности. Вот например, в чём ты силён, а в чём похуже дела обстоят? — Ну... — Антон приподнимает голову, смотрит вдаль, словно где-то в углу здания будут ответы на поставленный вопрос, — в биологии я силён, но в алгебре или той же химии я ни черта не понимаю. — Вооот, — одобрительно тянет Арсений, — а у меня проблемы как раз с биологией, а в алгебре я силен. При желании можешь обращаться ко мне со своими вопросами, а я к тебе. Можем помогать друг другу, будь то дополнительные занятия после уроков, там всё равно учителя обычно просто сидят и проверяют тетради, а ученики сами пытаются решить и идут спрашивать правильно ли решили, либо в тех же соц.сетях списываться, созваниваться, как тебе удобнее. — Договорились, — кивает Антон многократно, — а ты знаешь уже на кого поступать хочешь? — Неожиданный вопрос, но самый часто задаваемый в последнее время. Ну, если смотреть на реалии и на то, что практически единицы работают по своей специальности, то особо и не важно куда поступать. Так-то я бы хотел, наверное, поваром быть. У меня тяга творить кулинарные красоты и шедевры. — Я бы всё сожрал. — Не сомневаюсь, — Арсений прыскает, кидая взгляд на пустые упаковки, — а ты? — Я определиться не могу, не знаю что мне нравится. — А мне кажется, что ты исследователь, — Арсений даёт своё мнение на страх и риск, не зная как отреагирует Антон, но, заметив заинтересованный взгляд парня, продолжает: — а ты бы не подумал так? Ты, в отличии от других, не зависаешь в клубах, дворы с пацанами не считаются. Ты больше исследуешь. Любишь гулять по лесам, да и те же пещеры! — Думаешь? — Антон хмурится в сомнении, потому что за короткий промежуток времени решить кем ты хочешь быть, ранее не задумываясь об этом ни на грамм - сложный процесс. Однако и то, что альфа его за несколько встреч знает настолько, чтобы делать подобные выводы наводит на мысль, что Арсений вновь проявляет свою чуткую внимательность по отношению к Антону, что не может не смущать. — Конечно. У нас долгая жизнь, если не гнать на машине как сумасшедший, — язвит альфа, но вскоре вновь возвращает мысль в нужное русло, — нет никакого лимита в обучении и познании самого себя. Ты можешь испытывать себя в самых разных сферах. Попытки не ограничены ведь, да и получать знания никогда не помешает. Вдруг ты хороший пилот? Не для машины конечно, но всё же. Или же воспитатель. — Я? Воспитатель? — Антон приподнимает одну бровь, кидая многозначительный взгляд. — Да, согласен, ерунду сказал. Звонкие смешки расходятся в укромном углу фуд-корта, а счастливые, разнеженные взгляды не отлипают друг от друга, запечатляя в памяти новые свободные от проблем и переживаний чувства. — Пойдём, я тебя провожу до дома, к школе надо подготовиться, — альфа встаёт первым, отодвигая стул назад, тянет руку сидящему Антону, пока тот скользит взглядом по протянутой ладони. На этот раз омега тянет руку в ответ без раздумий. И, как бы не хотелось, чтобы этот комфортный вечер кончался, время никак не остановить. Только жажда следующего дня разрастается сильнее.