Fatum

      Двое суток я была не в себе. Меня выхаживала Ди. Я сама просила и молила ее не бросать меня в одиночестве — настолько сильно бредила. Жар начал спадать лишь к утру третьего дня. Я вяло улыбалась служанке, под глазами которой пролегли синяки — бессонные ночи сказались — и все время извинялась перед ней. Ди просила не делать этого, но я все равно извинялась. Мне было стыдно перед ней. Она вымоталась. В конце концов, к вечеру того же дня я встала, приняла ванну, а потом, одевшись в свободные летние брюки и белую футболку, решила спуститься к ужину. Однако у Сано были гости… — …Я решительно против этого вложения, — медленно и рассудительно произнес молодой мужчина с платиновыми волосами, зачесанными набок, и на выбритом виске его я увидела татуировку — символику «Бонтен». Без сомнений, это был Коконой Хаджиме. — И ты не переубедишь меня, Майки. Поэтому… — Он внезапно замер, осторожно принюхался и резко повернулся ко мне. Я вздрогнула, стоя в дверях. — Надо же… — задумчиво произнес Хаджиме, сверля меня поблескивающими темно-карими глазами. — Я был уверен по запаху, что это Ран. — Майки, у тебя гостья? Это она? Та самая? Я проглотила неприятно саднивший в горле комок и шагнула вперед. Помимо Коконоя за столом сидел сам хозяин особняка и еще Инуи Сейшу. Парень с красивой внешностью и шрамом от ожога, который занимал половину его лица, как ни странно, был человеком, вовсе не оборотнем. Ему повезло оказаться среди этих сильных личностей только благодаря Коконою. По крайней мере, так говорили, но что между ними были за отношения, я понятия не имела. Все трое встали, как только я приблизилась к столу. — Господин, могу я поужинать с вами или мне лучше уйти? — намеренно при подопечных Сано я обратилась к нему в уважительной форме. Но он тихо цокнул и, указав рукой на свободный стул рядом с Инуи, сказал: — Ты портишь мне настроение своей сухостью. Договорились ведь обращаться друг к другу на «ты». — Извини, — ответила я спокойно и, садясь за стол, поздоровалась с приятелями Манджиро: — Добрый вечер. Подоспевший дворецкий одарил меня неприязненным взглядом, ведь просил с самого начала предупреждать кухню о своих намерениях. А я уже пропустила два ужина, и тут вдруг явилась. Дворецкий был недоволен. — Господин Тагути, — не стала робеть я, — прошу меня простить. Я сама не знала, что уже сегодня мне полегчает. Мужчина поджал губы, кивнул служанке, которая немедленно принесла для меня приборы. Но Сано, даже не взглянув на него, вдруг произнес твердым тоном: — Тагути, почему Кэтсуми оправдывается перед тобой? — Дворецкий замер. Я тоже. Поднесла ко рту бокал с водой, так и застыла. — Она не сообщила о сегодняшнем вечере, и ты прекрасно знаешь почему. Тогда в чем проблема? Мне стало не по себе. Выходило так, что я нечаянно спровоцировала Майки, и теперь дворецкому достанется. — Эм… прости, — уставилась на хозяина особняка, который сидел во главе стола. — Я не хочу нарушать правила этого дома, потому-то и сказала… — Молчи, — совершенно неожиданно рыкнул Сано, и я просто обомлела со страху. Однако Коконой и Сейшу были абсолютно безразличны к происходящему. Они ели рыбу, что подали на ужин, и не реагировали на наш диалог. — Ты — женщина одного из моих людей. Тебя должны уважать. И ты должна заставить их уважать тебя. Если не научишься этому, так и останешься слабовольным, никчемным человечишкой. Поэтому гордо молчи. В противном случае, — Сано поднял на меня черные глаза, опасно блеснувшие бордовым, — я не желаю видеть тебя за этим столом. Убеди меня в том, Кэт, что ты достойна одного из лучших моих… — и оскалившись, насмешливо прибавил, — …оборотней. У меня сдавило в груди. Я не могла дышать. Паника так и накрыла, а глаза неотрывно смотрели на Майки, и я думала, что упаду в обморок, как вдруг теплая ладонь накрыла мою руку. Страх схлынул, скатился мурашками по моим коленям и полностью испарился. — Майки, она дрожит. Что ты вытворяешь? — спокойно спросил Инуи, который своим прикосновением мгновенно привел меня в чувство, и тут же убрал руку. — Хм… — откинулся на спинку кресла Коконой. Я заметила, каким темным огнем полыхнули его глаза. Он вперился в меня мрачным взглядом и произнес с холодной улыбкой: — Ты только что… коснулся ее? — словно он сам этого не видел. — Да, — продолжая есть, равнодушно отозвался блондин, сидящий справа от меня. — Ей было плохо. — Это мило с твоей стороны. Хаджиме не спускал с меня глаз еще несколько минут, но Майки, наконец, отвлек его разговором. Между Инуи и Коконоем определенно что-то было. Что-то посерьезнее дружбы. Я думала, что ужин пройдет отвратительно, но ошиблась. Мужчины беседовали о делах, не обсуждая серьезные темы слишком глубоко, а Сейшу все время переговаривался со мной. То короткими фразами, то даже полноценными репликами. Он мне понравился. Спокойный, рассудительный, вежливый. О Хаджиме я сказала бы то же самое, если бы не его довольно властный тон и постоянное пристальное наблюдение за Инуи. Я могла поспорить, что это была ревность… — Итак, насколько тебе полегчало? — поинтересовался Сано, когда мы покинули столовую и вышли на крыльцо, чтобы проводить Сейшу и Коконоя. Майки закурил, прислонившись к колонне. — Сможешь вернуться к работе? — Да, думаю, смогу, — наблюдая за тем, как Хаджиме, идя рядом с другом к машине, что-то ему бормочет, уверенно ответила я. — Сегодня же хочу заглянуть в библиотеку. — Не перенапрягайся. Ты только-только встала на ноги. Кстати, — Сано посмотрел на меня. — Ты настолько остро пахнешь Раном, что сам собой напрашивается вывод: между вами что-то произошло. Я отчаянно покраснела. Сумерки не спасли бы меня от пронзительных волчьих глаз, поэтому я даже не пыталась скрываться. Однако меня поразил тот факт, что Ди ничего не рассказала Майки — своему господину. Как же так? Ведь в ту ночь… Ох, все-таки это был не сон? Я ведь хорошо помнила, что в тени деревьев за окном стоял Ран. Или это был не он? — О чем ты так задумалась? — усмехнулся Майки. — Я знаю, что вы не переспали, но он приходил к тебе. Каким-то образом моя служанка стала твоей и утаила от меня одну маленькую деталь о той ночи в Полнолуние. Я простил ей это лишь потому, что она ухаживала за тобой. Умри ты в моем доме, столько шумихи поднялось бы. Футаба не спустил бы мне этого с рук. Но я недоволен, Кэтсуми. Ты оказываешь влияние на одного из моих альф, и тот факт, что он сдержался и не использовал тебя, будучи наполовину обратившимся в волка — усугубляет все. Я хмуро слушала Майки, который наверняка видел, в каком я сейчас замешательстве. Видимо, поэтому пояснил. — Ран взял под контроль своего зверя, только ради того, чтобы прийти в ту ночь на твой внутренний зов и не причинить тебе вреда. — Майки задумчиво выдохнул дым, подняв глаза к небу. — Правда, все равно частично обратился, но, тем не менее, он смог сдержаться. — И вновь он взглянул на меня. — Гордишься им? Как он смог это понять? Я испугалась такой проницательности, ведь в глубине души действительно шевельнулась гордость за Хайтани, будто это было каким-то огромным его достижением. Отвернувшись и скользнув глазами по округе, я спросила: — Можно прогуляться по саду? Мне так не хватало свежего воздуха. — Иди. У меня все равно сейчас назначена встреча. Я поклонилась Сано и скрылась в доме. Не пошла в комнату за ноутбуком, да и в библиотеку не заглянула. Сразу через холл направилась в то крыло, где были арки, во мраке миновала их и через стеклянную дверь вышла в сад. Запахи цветов смешались в безумный коктейль. Мои ноги в босоножках на невысоком каблуке щекотала прохладная трава, и я, сняв обувь, дальше пошла босая. Нарочно избегала дорожек, наслаждаясь мягкостью газона. Громкий стрекот саранчи действовал на меня умиротворяюще. Я стянула с собранных в хвост волос резинку и помассировала затылок. Надела резинку на запястье и в сумерках, что сгущались так быстро и неизбежно, дошла до беседки. К ней через пруд, где то и дело плескалась рыба и квакали лягушки, вели деревянные подмостки, так что сама беседка находилась посреди этого пруда и была окружена лотосами. Здесь оказалось прохладнее, и место было настолько уединенным, что на секунду я даже подумала вернуться. Но потом все равно вошла в беседку и села на скамью. Облокотившись на перила, уставилась на отразившийся в воде неполный диск убывающей луны. Странное чувство в груди постепенно обретало очертания. Я начинала медленно понимать, что в ту ночь едва ли не слилась с Хайтани в одно целое. И речь даже не о физическом контакте, которого мы жаждали оба, а о чем-то более древнем и глубоком. Словно мы с ним потеряли все человеческие качества и просто отдались природе. Было даже немного жутко от этих воспоминаний. Внезапно легкий порыв ветра принес ко мне обрывок фразы: «…говорить с ней», и я настороженно оглянулась на дорожку, что сейчас утопала во тьме. Однако как по мановению волшебной палочки вдруг по всей огромной территории владений Сано вспыхнули фонари, в том числе и у пруда, так что любой, кто вышел бы из-за кустов, увидел меня. Но те двое, голоса которых зазвучали ближе, кажется, остановились. И меня бросило в жар. Я прижала руки к груди, потому что грохот моего сердца могли услышать на другом континенте, не чтобы за этим кустарником, и затаилась. Заметив, что ветер дует в мою сторону, я понадеялась — меня не сразу обнаружат, и напрягла слух, как только могла. — Две ночи, Хайтани, это длилось две ночи, — легкий акцент Като было не спутать ни с чьим другим, пусть мне казалось, он изображает его нарочно. — Она звонила мне… О, ты расстроен? — засмеялся Виктор. — Но ведь я ей предначертан небесами, не ты, правда? А ты принуждаешь ее… — Лицемер, — холодно выдал Ран. Я облизнула губы, слушая его голос. — Тебе не нужен человек, и мы с тобой хорошо это знаем. Ты просто развлекаешься. — Да, и говорю об этом прямо. А вот ты похуже меня будешь. Никому ее не отдаешь, но и сам никак взять не можешь. Напомнишь почему? Ох, верно, потому что она — человек, низшее существо. Кажется, ты так выразился при Майки тогда? В груди сделалось больно. Я приоткрыла рот, чтобы вдохнуть поглубже, и немедленно вскочила, потому что Хайтани вдруг вышел на дорожку. Он встал в темноте и наверняка уставился на меня. Я отвернулась, села, как сидела до этого, и постаралась проморгаться. Было ужасно неприятно из-за услышанного, пусть я и без того знала, как они все ко мне относятся, но все же… Хайтани тихо присел рядом. Мне сразу стало тепло и от этого было только хуже. Захотелось убежать. Просто это выглядело бы по-детски. Поэтому потирая босые ступни, которые замерзли — в такой-то чудесный летний вечер — я игнорировала Рана. И он заговорил первым. — Тебе лучше? — Да. — Прости, Китти, я… — Знаешь, — быстро перебила его я, — ничего такого не случилось. Не нужно извиняться, ладно? И… не мог бы ты уйти? Хайтани тяжело вздохнул. Он встал. Я думала, послушался меня и сейчас уйдет, но резко обернулась, потому что теплые ладони вдруг сжали мои голые ступни. Я дернулась. — Что ты делаешь? — Согреваю тебя. Ты вся в мурашках. Зачем сняла обувь? — присев передо мной на колено, улыбнулся Ран. Я вся содрогнулась, сжалась, даже будто обезумела от гнева и досады, но вырваться не могла. Просто отвернулась и смотрела в сторону. — Китти… — Хватит. — Прости меня, Кэт. — Хватит! — повысив на него голос, выпалила я, снова задергавшись, но Ран неожиданно подался вперед и, уткнувшись мне лбом в колени, повторил: — Прости меня, Кэтти. Прости, я прошу. Все должно было сложиться не так, но ты звала меня! — резко вскинув глаза, обезоруживающе импульсивно выпалил Хайтани. Его радужка сияла фиолетовым, и в них не было ни капли кровавого цвета. Он контролировал себя. — Ты так… звала… — притих Ран, вновь обретая покой. — Кэтти, твой голос… стоны… твой запах, горячее тело, твое желание… Я… — Хайтани спохватился и лихорадочно сорвал запонки с манжет, закатал рукава и показал мне запястья. Я похолодела, будто завороженная уставившись на почти черные синяки. — Я сорвал цепи. Цепи. Мне показалось, что мое сердце разбилось. Нет-нет, в самом деле! Я была глупа, если считала, что оно разбилось тогда, когда Хайтани бросил меня. Все оказалось совсем не так. Сердце раскрошилось прямо сейчас. Значит, Рана заковали в цепи, чтобы он не пришел ко мне, но он пришел… Я медленно подняла глаза к его лицу. Он замер. Наверное, я показалась ему безжизненной, как труп. Поэтому Ран в тот же миг стал прежним Раном. Он выпрямился, отряхнул брюки, опустил рукава рубашки. Затем вынул сигареты и прикурил одну. Отойдя к самому мостику, Хайтани долго смотрел вдаль, а я смотрела на него. Не знаю, что чувствовала в этот момент, но точно не ту жгучую любовь, как раньше. Это было нечто страшнее, куда серьезнее. И это чувство не имело дна. — Бессердечно, — вымолвил он вдруг и посмотрел на меня, — так бессердечно с твоей стороны. Но я тебя совсем не виню. В конце концов, метка была случайной. Но раз нам обоим больно, стоило бы это как-то сгладить. — До следующего Полнолуния? — устало спросила я. — И что потом? Так и будешь «дрессировать» себя, пока не сорвешься? Майки сказал, ты пришел ко мне в наполовину волчьем облике. Хайтани опустил голову и почему-то рассмеялся. — Тогда он, должно быть, пощадил тебя, Китти. — Что? — я снова встала. Хайтани повернулся ко мне, впиваясь лиловыми глазами в душу. — Я был обращен полностью… — Но… он сказал, ты контролировал себя… — Все верно. Я поняла. Все поняла. Речь шла о самом акте слияния человека и оборотня. Если бы Ран сорвался, он укусил меня и оплодотворил. Это было ужасающе страшно даже в мыслях. Но нечто внутри моего живота, внизу, предательски заныло. Это была наша с ним связь через метку. Рассудок боялся картин, что рисовало воображение, а подсознание соглашалось на все. В этот момент я вспомнила, как сильно прогнулся матрац под его весом. Вспомнила, как на мои щеки капала слюна. Вспомнила, как у горла клацнули клыки… Они не обращались в волков — в тех, которые были самыми обычными животными, обитающими в диких лесах. Они трансформировались в жутких существ — антропоморфных оборотней на двух лапах. Так значит, в ту ночь Ран был таким? — Мне нечего тебе сказать, — растерянно буркнула я и осторожно прошмыгнула мимо него. Но Хайтани пошел за мной. — Я ведь еще тогда попросила тебя не приходить больше. — А я ответил, что это выше моих сил. — Я — человек, Ран. Прекрати это. — Прекратить что? — Прекрати делать вид, что я важна для тебя, — жестко отрезала я, повернувшись к нему. — Ты давно совершил ошибку. Не исправляй ее. Я не хочу. Понимаешь меня? Не продолжай это. Как бы твердо я ни стояла на своем, спокойный Ран выбивал меня из колеи. Он ни на чем не настаивал, ни о чем больше просил, не угрожал и не подчеркивал нашу связь. Молчал и смотрел на меня. Не выдержав этого, я просто отвернулась и пошла дальше. — Знаешь, еще подумать надо, кто из нас бессердечен… — взглянув через плечо, процедила я и остановилась снова. — Ран? Я стояла одна посреди сада. Все так же стрекотала саранча, и вдали квакали лягушки. Как обычно, Хайтани словно испарился.

***

      Я только что поговорила с Тачибаной, которая приболела, и к вечеру мы условились, что я приеду ее проведать. После чего прошла в дом, поднялась наверх и направилась в библиотеку. Внизу туда-сюда бегала прислуга. Это горничные приводили дом в порядок. За таким огромным особняком, должно быть, сложно присматривать. Столько работы. Поэтому персонала у Сано было много. Виктор был в библиотеке. Я вошла туда, взглянула на него, сидящего примерно на середине винтовой лестницы, и молча прошла к столу. Открыв ноутбук, я принялась за работу. Архивные записи семьи Сано были занимательной темой. Я изучала их с особым рвением и любопытством. Например, узнала, что у Майки был старший брат Шиничиро, а еще младшая сестра Эма. Но они оба были убиты. На самом деле эта информация заставила мое сердце сжаться. Майки был одинок, и уж в этом я его хорошо понимала. Лишившись родительской любви, я стала жить по привычке, потому что надо жить, и никогда не задумывалась — а надо кому? Наверное, поэтому и шла дальше, но если бы хоть раз поразмыслила над этим, наверняка пришла к нерадужным выводам. Моя жизнь, в целом, смысла не имела. Я не приносила пользы обществу, не стремилась к достижению цели, только и грезила возмездием, которое свершится над убийцами моих родителей. Однако это были наивные мечты простого смертного человека, не более. К тому же у меня не было доказательств, что убийца моей матери и отца — один и тот же оборотень. Расследование не проводилось. Меня просто пригласили на опознание тела папы и показали лицо, потому что от всего остального толком ничего не осталось. И на этом все. Так что мои трепыхания сейчас точно не имели смысла. Я не была могущественна, не имела денег и власти. Так чего же тогда я хотела добиться? — Ты сегодня не в духе? Что-то случилось? — вторгся в мои мысли Като. Я посмотрела на него. Все верно — он почувствовал мою смену настроения. — Нет, я в порядке. Просто задумалась. — Видимо, не о том задумалась, — проговорил мужчина, до этого неотрывно глядя в книгу, но потом вскинул глаза и предложил: — Идем. Подышим воздухом. Поначалу я хотела отказаться, но передумала. Кивнула ему и встала из-за стола. Мы вышли в сад тем же путем, которым я выходила ранее, и направились к той самой беседке. Чистое небо, без единого облачка, цветом походило на глаза Виктора. Стояла хорошая погода. Только становилось жарко, а время как раз близилось к полдню. — Тебе не скучно заниматься этой работой? — неожиданно спросил Като, расслабленно шагая рядом. — Нет. Очень даже интересная работа, — ответила я, пожав плечами, а тот выдал: — И совсем не хочется личной жизни? Сидишь здесь в заточении. Неужто такая молодая девушка совсем не интересуется… клубами, вечеринками, шопингом? — Ты что-то явно перепутал, Виктор, — улыбнулась я. — Это не мое. Да и отношений я не хочу. — Ох, как же прекрасны и в то же время ужасны девушки, обжегшиеся в прошлом, — мечтательно протянул Като. Я посмотрела на него удивленно. — Прекрасны и ужасны? Не понимаю, о чем ты. Мужчина посмотрел на меня с легкой улыбкой, поясняя: — Вы так хороши, потому что в вас чувствуется стержень, закалка прошлыми неудачными отношениями, но как вы ужасны, ведь новым отношениям шанса больше не даете. Или даете, но спустя слишком много времени. Слабаки не выдерживают этого ожидания. — Вот ты и расставил все по местам: слабаки не выдерживают. Тогда кому они вообще нужны? — Ух, жестокая-жестокая Тайри Кэтсуми, — картинно схватился за сердце Виктор, а потом вдруг добавил: — Знаешь, какой русский аналог у твоего имени? — Я не знала, поэтому покачала головой. — Катерина — в переводе с греческого «чистая» и «непорочная». Или можно называть просто Катя. Еще ласково — Катюша. Я нахмурилась. — Звучит… странно… — Для вас — да, но у нас это распространенное имя. Красивое, разве нет? — За этой пустой болтовней мы дошли до беседки и уселись на скамью, скрывшись под крышей от палящего солнца. — Мне кажется, очень красивое. — Может быть, — равнодушно отозвалась я и задумчиво уставилась на поверхность воды. — Нет, с тобой сегодня определенно что-то не так. Все еще тревожно после случившегося в ту ночь? — предположил Виктор, и я вдруг поняла, что все именно так: не из-за будущего тревожно, не из-за нынешнего, а как раз после Полнолуния и тревожно. — Я угадал? Переведя взгляд на Като, я невольно улыбнулась ему. Вышло с благодарностью. Он понимал мои чувства. Вернее, читал их. — Ничего. Я переживу. Спасибо, что помогаешь мне. Виктор едва заметно дернул бровями — это было искреннее удивление, и отвел глаза, вздохнул, а потом неожиданно признался: — Знаешь, у меня тоже есть проблемы. Я хочу сказать, что все мы о чем-то тревожимся… Мой отец требует, чтобы я женился. Мол, некому передать наследство, а мне уже «целых двадцать пять лет», — изобразил он, судя по всему, своего отца, и рассмеялся. — Я не готов жениться. Паршивая ситуация. Но и с родителями рассориться тоже не хочется. В этот момент, наблюдая за таким живым, эмоциональным лицом Виктора, я поняла, насколько он молод и беспечен. Он казался беззаботным, веселым молодым мужчиной, на которого свалился семейный бизнес, а в голове у него все еще ветер. — Но раз ты должен, то некуда деваться. Придется принять ответственное решение, — проговорила я, продолжая разглядывать необычайно красивого Виктора. — Именно это я и делаю, — усмехнулся он, взглянув на меня, — принимаю решение не жениться, потому что не хочу причинять боль той женщине, которая будет со мной. Взять ее в жены ради продолжения рода, чтобы гулять налево-направо? Очень «справедливо», не так ли? Мои глаза расширились от изумления. — Ты нарочно это говоришь? — пробормотала я. — Выделываешься передо мной? — Что? С чего вдруг мне это делать? — удивился Като, и до него дошло. — А-а, понятно. Ты думала, я — ловелас, которому на всех плевать? Может, и так, Кэт, но все, что касается семьи… В общем, мой пример для подражания — родители. Они поженились по любви и до сих пор обожают друг друга. Мой отец никогда не изменял моей матери, а она — идеал женщины. Так я считаю. Поэтому никогда не женюсь без любви, но чем старше становлюсь, тем острее понимаю, что я либо не способен полюбить, либо просто нет той, кто надолго привлечет мое внимание. Я была потрясена. Никак не ожидала, что Като вот такой. Сначала Майки удивил хорошим ко мне отношением, за исключением парочки моментов, а теперь и Виктор. Выходило так, что вся полученная об оборотнях информация от отца, не до конца правдива. Это был такой диссонанс, что я не знала, как продолжать разговор, но Като, не дожидаясь моего ответа, сказал: — Хотя я не отчаиваюсь. Пока что пробую все и сразу, чтобы определиться в будущем. Я едва глаза не закатила. — А как красиво начинал, — подколола его, и мы заулыбались. — Что ж, пора вернуться. Я через час уеду, — сказал Виктор, вставая, — так что идем, помогу с чем-нибудь и на сегодня попрощаемся. Приятная беседа немного расслабила меня, и я поняла, что мне комфортно находиться рядом с Виктором, однако был один вопрос, который я хотела бы задать. Поэтому, уже сидя в библиотеке за столом, я покосилась на Като, занявшего прежнее место на лестнице, и спросила, не повышая голоса, ведь он мог хорошо расслышать даже мой шепот: — А твои родители знают обо мне и нашей связи? Като зашуршал страницами книги, посмотрел на обложку и любовно погладил ее ладонью. — Люблю Дюма. Его «Три мушкетера» — книга моего детства. Как думаешь, кем из героев я себя представлял, когда играл с друзьями? — Д`Артаньяном, без сомнений. Виктор рассмеялся. — Вообще-то, Арамисом! — Боже, как я сразу не догадалась. Заядлый дамский угодник Арамис, конечно. Мы замолчали, пялясь друг на друга, а потом Виктор вздохнул, встал и, спускаясь вниз, ответил на мой вопрос: — Они знают, но сама понимаешь… — Да. Понимаю. Я не вашего круга, — ответила я, однако, без тени обиды. — Не совсем. Я не имел в виду твою человеческую суть. Речь об отсутствии какой-либо более или менее знатной родословной. Сейчас многие пекутся о смешении только самой чистой голубой крови. В твоей семье не было аристократов. Поэтому… — Ты не должен объясняться со мной, Виктор. Мы не помолвлены, а всего лишь соулмейты. Мне известно, что общество не соблюдает правило родственных душ. Я отношусь к этому спокойно. И как мило, что ты узнавал обо мне и моей родословной. Като кивнул мне с улыбкой. Положил книгу на стол, постоял на месте, стуча по обложке пальцами, а потом вдруг сказал неожиданную вещь. — Послушай, Кэт, я знаю, у тебя паршивые отношения со старшим Хайтани. Но могу я дать тебе совет? — Я пожала плечами, мол, как хочешь, и он продолжил, сверкая синими глазами, будто собирался мне что-то внушить: — Он имеет огромную власть, сильный альфа чистой крови. Знаю, Хайтани борется с собой лишь потому, что ты человек, но почему бы тебе не пойти ему навстречу? Я о том, что… Используй его в своих целях. В одиночку убийц своих родителей ты не найдешь, а с Хайтани нароешь куда больше информации. — Открыв было рот, чтобы возмутиться, я снова его закрыла, потому что Виктор поспешил прибавить: — Нет, постой. Сама подумай: вечеринки, приемы, балы. Ты можешь пройти туда далеко не всегда, ведь журналистов приглашают нечасто. Но в качестве партнерши одного из «Бонтен»… Кэт, с этим «титулом» ты продвинешься в расследовании куда быстрее и дальше. Подумай об этом. Я молчала. Виктор, постояв рядом со мной еще немного, направился к двери, но притормозил, решив сказать еще кое-что важное. И это было действительно важно. — Кстати, насчет Хайтани… Я в последнее время не совсем уверен в причинах, по которым он тебя бросил. Кажется, то, что Ран ушел от тебя тогда, никак не связано с твоим человеческим статусом. Попробуй поговорить с его братом. Риндо — хороший парень и печется о своем старшем брате. В конце концов, перехватив мой взгляд, Като отсалютовал мне рукой, открыл дверь и скрылся в коридоре. Что это было? Вывалил на меня гору информации, растревожил душу и ушел. Я растерянно отвернулась в сторону окна и уставилась в небо. Неужели Ран в самом деле ушел тогда вовсе не потому, что я — человек? Но почему тогда он изображал из себя неприступного бессердечного аристократа?