Призрак Консерватории

Очевидно, Чес заговорил слишком рано. Остаток первого дня прошел в череде ухмыляющихся одноклассников и безжалостных инструкторов. Дважды его просили прочитать вслух отрывок из учебника, и дважды это заканчивалось катастрофой, за что он получал только удар линейкой по костяшкам пальцев за свои усилия. Музыка давалась ему достаточно естественно, но классная работа сбивала с толку, и он был неспособен разобраться в текстах. Косноязычный и сбивчивый, вскоре на него навесили ярлык не только изгоя, но и тупицы. Вскоре ученики всех классов знали о «цыганском короле». Они отодвигались от него на своих местах и избегали его в коридорах, безжалостно шепча, что он с такой же вероятностью может украсть их кошельки, как и распространить какую-нибудь ужасную болезнь. Или того хуже. Он переносил все это молча, не желая давать им еще больше боеприпасов, которые они могли бы использовать против него. По крайней мере, ему удалось избежать дальнейших столкновений с Золотым братством. Его оплошность во время церемонии открытия дала им более чем достаточно поводов превратить его жизнь в сущий ад. После того, как один из них подвергся такому публичному унижению, они, несомненно, жаждали мести, и Чес скрылся при первом же взгляде на них. Жаль только, что ему тоже больше не довелось увидеть Себастиана. Их первое знакомство прошло неудачно, но он надеялся, что сможет загладить свою вину. И не только потому, что Себастиан был сыном того самого человека, которому принадлежала консерватория. Было достаточно плохо наживать врагов, не говоря уже о тех, кто занимал высокие посты. Таскаясь на занятия и ужиная в одиночестве в столовой, Чес поймал себя на том, что довольно часто вспоминает этого мальчика, их короткая встреча в коридоре раскрыла гораздо больше, чем его выступление на сцене. Вспышка страха и боли, которую он заметил за фасадом Себастиана, заставила его подумать, что, может быть, всего лишь может быть, в конце концов, они не такие уж и разные. На самом деле было облегчением наконец-то удалиться в свою печальную маленькую комнату в конце дня. Одновременно опустошенный и в то же время напряженный от беспокойства, он свернулся калачиком на своей кровати, отчаянно пытаясь заснуть. Но когда прошла половина ночи, а он так и не приблизился к обретению покоя, он, наконец, сдался. Это было бесполезно. Он раздраженно сбросил простыни, уже промокший от неприятного пота, вызванного закрытыми ставнями на окне и его собственными беспокойными мыслями. Каждый скрип и стон старых стен отдавался у него в ушах, а разум был разбит вдребезги, прокручивая испытания дня в бесконечном цикле. Он скатился с кровати и надел ботинки. С гитарой в руке он выскользнул из своей комнаты, решив, что полуночная прогулка — это как раз то, что ему нужно. Шанс осмотреть консерваторию в одиночестве. Луна была бело-голубым диском высоко в небе, ее косой свет проникал в окна и придавал всему серебристый блеск. Бесшумно, как кошка, он пробирался по пустынным залам, пока не нашел дорогу обратно в концертный зал, не в силах сопротивляться зову сирены. Даже во сне музыка, казалось, эхом отдавалась в пустой оркестровой яме и кулисах. Лунные лучи отражались от большой люстры, отбрасывая звезды на стены. Именно люстра манила его. Ведомый «призрачным светом», который стоял на страже в центре сцены, Чес проскользнул за занавес. Он нашел лестницу и начал подниматься по ней. При свете брошенного рабочим сцены фонаря он пересек узкие подмостки. Запах расплавленного свечного воска густо висел в воздухе высоко над сценой. С такой высоты люстра казалась достаточно близко, чтобы ее можно было потрогать, но он пытался держаться одной рукой за перила, стараясь не смотреть вниз. На дальнем конце доски было устроено уютное гнездышко из мешков с песком и свернутого брезента. Устроившись поудобнее, он положил гитару на колени. Первые блуждающие ноты окутали его успокаивающим покровом и пригласили хрустальные слезинки люстры зазвенеть в ответ в качестве аккомпанемента. Даже самая лучшая скрипка не смогла бы передать горько-сладкую ностальгию его гитары, и он мгновенно погрузился в спокойствие, которое дарует только музыка. Пробежав пальцами по струнам, он начал играть любимую домашнюю мелодию, что-то причудливое и милое. Вскоре он добавил к мелодии свой тихий голос, погрузившись в воспоминания. Он подумал о караване и семье, которую оставил позади. Он подумал о музыкантах и конюших, шаманах и ведьмах, братьях и сестрах из разных семей, детенышами и влюбленных. Каждый из них был проводником для Чеса, обучая его обычаям своего народа, которые помогли бы ему преодолеть любые препятствия. Как же он жаждал их руководства сейчас больше, чем когда-либо. Его мысли блуждали, пока он лениво перебирал. Он подумал о своей матери, царствие ей Небесное, которая по-своему любила его. Хотя в конечном счете бутылку она любила больше. Доведенная до своего рода безумия, когда ее бросил муж-негодяй, она была раздражительной и жестокой. С такой женщиной трудно жить. И еще труднее жить без нее. Чес остро ощущал ее отсутствие теперь, когда остался совсем один. Однако примерно ко второму куплету Чес понял, что на самом деле он не одинок. Это было не столько то, что он мог увидеть, сколько ощутить. Смутное покалывание в затылке. Стойкий запах в пустой комнате. Чье-то присутствие. Осторожно, чтобы не выдать себя, он продолжал играть, позволяя своим глазам спокойно скользить по окружению. Его приветствовали только неровные черные полосы, танцующие в свете лампы. Возможно, все эти разговоры о духах подействовали на него. Он вел себя глупо, воображая то, чего на самом деле не было... Там! На полпути вниз по подмосткам он смог разглядеть что-то, скрытое в пятне тени. Малейшее изменение почти черного на черном, вырисовывающееся в неопределенно круглой форме. Это было лицо. Лицо смотрело на него. Пальцы Чеса запутались в струнах, и песня оборвалась. Мгновение ничто не двигалось. Чес судорожно сглотнул, прирос к месту, не в силах даже дышать, пока они смотрели друг на друга с расстояния. Затем лицо левитировало, поднимаясь все выше и выше...и все ближе и ближе, беззвучно паря в темноте прямо к нему. Страх охватил его, и кровь заледенела. Это был призрак консерватории! Что еще это могло быть? Он был дураком, вторгшись в священное царство духа, и теперь, когда он навлек на себя его гнев, он пришел за самой его душой! Он должен был прислушаться к предупреждениям! Черт возьми, ему вообще не следовало приходить сюда! Ничего хорошего не произошло с того момента, как он переступил порог этого здания. Если бы только он остался с караваном! Какое значение имело получение шанса изучать музыку в величайшей консерватории мира, если он даже не собирался пережить свой первый день? Это было все. С ним было покончено. За спиной не было ничего, кроме смертельного падения, а впереди — мстительный дух, ему некуда было бежать. Порыв холодного воздуха заставил свет фонаря рядом с ним яростно замигать. Оно было почти рядом с ним! Крепко зажмурившись, он приготовился к своему безвременному концу. — Музыка... — Слово прозвучало мягко, как дуновение ветерка. Не совсем такой безвременный конец, которого ожидал Чес. Он приоткрыл один глаз и обнаружил, что лишенная тела голова терпеливо ждет его прямо за полосой света. Не веря своим ушам, он повторил в ответ: — М-музыка? — Понравилась. — Снова прошептал призрак тем же высоким, тонким, как тростинка, голосом. — Ага... — медленно произнес Чес. Его мозг работал со скоростью улитки, все еще пытаясь осознать тот факт, что он общался с реальным призраком. Он облизнул губы. Этого не могло быть на самом деле, не так ли? Как раз в тот момент, когда он собирался усомниться в своем здравомыслии, призрак начал напевать тревожно точную имитацию мелодии, которую он только что сыграл. — Дю-дю-дю-дю-дю-дю. Отлично, значит, очевидно, он вызвал невменяемого духа. Его взгляд метнулся мимо призрака к лестнице, но, к несчастью для него, путь был перекрыт. Он как раз обдумывал другой путь отступления, когда призрак заговорил: — Что это за инструмент? — Инструмент? К-какой инструмент? — Тот, который делает дю-дю-дю-дю-дю... Сначала Чес просто тупо уставился на него. Затем, неосознанно, он обнаружил, что поднимает руку, чтобы провести по нотам в воздухе, та же мелодия выскользнула из него, и они с призраком зазвучали в гармонии. Он нервно хихикнул, растерянное веселье вытеснило его тревогу. Затем он опустил взгляд на свои колени. — О, ты имеешь в виду гитару. — Я знаю гитары, но гитары так не звучат, — как бы между прочим заявил призрак. — Ты делаешь с этим что-то другое. — Его фальцетный тон и высокопарная дикция были почти детскими в своей простоте. — Да, ну, там, откуда я родом, мы так играем. — Чес пожал плечами, его плечи, наконец, опустились с того места, где они были прижаты к ушам. — Там, откуда ты родом, — Эхом отозвался призрак. Лицо склонилось в раздумье. — И все так играют? Откуда ты родом? — Нет, только красавчики. — рискнул пошутить Чес. Зачем изображать скромность, когда в любом случае это могут быть его последние минуты на земле? Он состроил глупую мину для пущей убедительности. Последовала пауза. А затем, к его удовольствию, призрак слабо рассмеялся в ответ, звук был таким же воздушным, как и все остальное в нем. — Покажи, — сказал он. Чес вздрогнул. — Прости? — Покажи мне, как ты играешь. — Ну... ладно, — Чес выпрямился на своем стуле, отчасти испытывая облегчение от того, что в этой странной сцене появилось что-то знакомое. — На обычной гитаре, конечно, такого звука не добьешься, но хотя бы покажу теорию.Так... Его язык высунулся сквозь щель между зубами. — Ты бы начал отсюда. — Он сыграл первый аккорд. — Итак, все начинается с ми мажор. — Призрак теперь парил на грани, где свет встречался с тенью. — Если ты так говоришь. — Чес провел пальцами вниз по ладам. Воздух наполнился еще одним набором нот. — А потом... — Бэ. Чес кивнул, на его губах появилась улыбка. — Так, получается... Их странный дуэт продолжался в том же духе, призрак повторял названия каждого аккорда, пока Чес играл первый куплет. За ним последовал второй. Внимание призрака не ослабевало, и прежде чем Чес дошел до конца песни, он уже подпевал мелодии. После финальной ноты призрак восторженно захлопал, бледные руки затрепетали в темноте, как крылья голубя. — Это было невероятно! Просто невероятно! Чес не смог удержаться от короткого поклона. Все это было так...невероятно. Он огляделся по сторонам, задаваясь вопросом, действительно ли он упал с подмостка и теперь просто галлюцинирует всю эту сцену в загробной жизни. Это было слишком нереально. Он не ожидал, что проведет здесь свою первую ночь, беседуя с призраком обо всем. И что это будет так приятно. — Сыграешь еще? Его улыбка превратилась в оскал. И так продолжалось. Чес был только рад продемонстрировать свой каталог баллад. Темп ускорился вместе с веселой атмосферой, и мелодии полились рекой, когда Чес почувствовал удовлетворение, которого не испытывал уже несколько дней. Это было то, чего ему не хватало, чувства товарищества, связи с другим человеком из-за общей страсти. Незнакомец в чужой стране, где у него не было ни одного друга, все, чего он хотел — это установить связь с кем-нибудь. Через музыку. Кто бы мог подумать, что призрак консерватории станет тем, кто осуществит это желание? Пока его пальцы порхали, он напевал глупые песенки о замшелых шубах и золотых табакерках, о королевах фей и проклятых ведьмах. Призрак восхищался каждым из них, очарованный цыганскими баснями, которые наказывали непослушных детей за их плохое поведение и вознаграждали героев за их храбрость, превознося рыцарские добродетели и любовь. Призрак быстро подхватил ритм и вскоре присоединился к припевам. Чес закончил последнюю песню смехом и игривым шлепком по корпусу гитары, оборвав вибрато. — Ладно, ладно! Думаю, я наиграл достаточно! Еще немного, и у меня отвалятся пальцы! — Пожалуйста, не останавливайся сейчас! Это было фантастически! — Призрак сложил ладони вместе. Чес поблагодарил его легким кивком, пожимая правую руку. — Моим пальцам нужна передышка. Если ты хочешь большего, почему бы не попробовать самому? Призрак замер на середине аплодисментов. — Что? — Он покачал головой. — Нет, нет, я бы никогда не смог. — О, теперь не стесняйся, — Чес встал и взял инструмент за гриф. Если призрак был способен на аплодисменты, то, конечно, обращение с гитарой не выходило за рамки возможного. — К этому моменту мы рассмотрели больше, чем просто основы. Давай послушаем, как ты попытаешься это сделать. Призрак отпрянул, отступая еще дальше в тень. — Нет, — повторил он, его голос снова был очень тихим. — И-и не подходи близко. — Тьфу, он не кусается, — настаивал Чес, шевеля бровями. — И я тоже не буду. На этот раз его шутка осталась недооцененной. — Ты не должен видеть мое лицо, — категорически сказал призрак. — Меня не интересует твое лицо, только твоя музыка. Вот, я даже смотреть не буду, — Чес прикрыл глаза одной рукой, все еще ухмыляясь. — Видишь? Призрак ничего не сказал, и, наконец, Чес опустил руку. Его улыбка погасла. — Ты можешь доверять мне...ты знаешь. — Он снова нажал, решаясь на следующий шаг. Его сердце бешено колотилось, вплетая возбуждение от создания музыки в трепет от того, что он делал. Это было опасно. Преследовать духа - значит заигрывать с самой смертью. По крайней мере, так гласили истории. Но что-то подсказывало ему, что призрак не причинит ему вреда. Тот факт, что он был существом, живущим в двух мирах, должен был напугать его. Но этого не произошло. В конце концов, в каком-то смысле...Чес поступил так же. И он не мог отрицать, что его тянуло к этому таинственному существу не только по той простой причине, что они оба разделяли одинаковую любовь к музыке. Его рука нырнула в тень, приближаясь к лицу. — Пожалуйста? Кончики пальцев коснулись гладкого фарфора, и теплое дыхание овеяло его ладонь. Уклоняясь от его прикосновения, призрак закружился на месте, вокруг него, казалось, разверзся черный вихрь. — Я сказал «нет»! — закричал он, швыряя что-то на пол. Раздался внезапный громкий взрыв и вспышка ослепительного света. Чес вскрикнул от удивления, приземлился на свою задницу. Вокруг него закружилась снежная буря, и он поднял руки, чтобы отбиться от нее. Что это было за колдовство? Когда дезориентирующее облако, наконец, рассеялось и все снова стало ясно, он огляделся. Но подмосток был совершенно пуст, если не считать небольшой кучки розового конфетти.