Не по уставу

      В «Каскадии» сыро и прохладно. Мариса зябко вжимает голову в плечи, пока лопасти вертолёта не прекращают вращаться. Она помогает перенести кейсы с вещами Джедис в кузов грузовика. Теперь жилище офицера официально здесь.       Когда она почти заканчивает, то прилетает второй вертолёт. В солдате, отодвинувшем дверь кабины в сторону, Мариса узнаёт Рика. Он мягко спрыгивает на землю, за ним выходит Пёрл. Под ложечкой начинает посасывать, и вместе с этим на Манхур спускается облегчение.       Вернулся. Невредимый. Вернулся…       Мариса хочет отлучиться на минутку и просто подойти обнять, но её останавливает солдат в кузове грузовика. Рукожопый дурень неудачно взялся за рукоятку контейнера, тот раскрылся, и всё содержимое рассыпалось ей на голову, а потом — на мокрый асфальт.       — Идиот! — рычит Манхур. — Что, руки дырявые?! Собирай теперь всё это!       Сержант извиняется перед ней и выскакивает наружу, принимается собирать пожитки Стоукс обратно в кучу. Мариса помогает ему, и когда они заканчивают, то она видит издалека, как Джедис о чём-то разговаривает с Риком. К сожалению, она не в состоянии разобрать, о чём именно, на улице темно, а из-за шума вокруг ничего не слышно. Потом Джедис касается защитной пластины на груди Рика, и тот сразу отшатывается, как нетактильный кот при попытке погладить. Лицо у него кислое, точно грейпфрут подсунули. Они перекинулись ещё парой слов, потом он смотрит куда-то в сторону. Мариса отслеживает направление его взгляда и видит Дану Битун.       Та тоже что-то загружает, только в пикап. Рик подошёл к ней, резко взял за локоть и куда-то увёл с рассерженным видом.       Мариса опять чувствует знакомое давление в груди. Паники нет, но ей по-настоящему тревожно. Когда Рик успел разобщаться с новенькой так хорошо, чтобы применять к ней столь фамильярные жесты? Мариса чувствует, как за рёбрами начинают щекотать ледяные иглы, и имя у этих игл — интуиция.       Что вообще происходит, мать вашу? Мариса следует за ними.       — … даже если придётся вырубить и самому затащить в проклятую лодку! Моё место здесь, твоё — нет, и этого не изменить. Всё кончено. Всё, что было между нами, сгинуло! Слышишь?       Это звенит голос Рика.       Ну и заявления.       Мариса вжимается спиной в транспортировочный контейнер, который скрывает её от их глаз. Она трясёт головой. В груди начинает биться так, будто Рик это ей в лицо сказал. Хочется шлёпнуть себя по лбу.       Так вот оно что. Положение вещей доходит до неё молниеносно быстро. Вот почему…       Мариса дрожит. Какая же она слепая! Просто тупица! Даже у кротов со зрением получше!       У Рика с Даной амурные дела, оказывается. Возможно, они даже знали друг друга до, и именно поэтому он попросил Марису за неё поручиться… А она, дура, послушалась! Ещё и радовалась, что кто-то вывалился из леса в самую трудную минуту и спас жизнь её возлюбленному. Господи боже! Мариса сейчас лопнет от смеха.       И от злости.       Она тут, значит, места себе не находит, думает, на какой козе к нему подъехать, а дело вообще не в этом! Просто появился кто-то новый на горизонте. Вот что имела в виду Джедис, когда упоминала борьбу за счастье! Мариса вообще не так её поняла.       Подождите. А откуда Джедис вообще в курсе всего этого?       «И ты сохранишь это знание в тайне», — проносится в голове у Марисы. Может, тогда офицер не приказывала, а угрожала? Она знала Рика до CRM…       «Моё место здесь, твоё — нет… Всё, что было между нами, сгинуло!»       А что, если эта Дана… Нет! Да быть такого не может! Исключено!       Пульс начинает херачить под сто двадцать. Сержант на всякий случай отстёгивает пуговицу воротника, оттягивает ворот водолазки, снова дышит и чувствует, что у неё трясутся руки. Интуиция подсказывает: это. Просто. Катастрофа!       Через несколько секунд после того, как они уходят, у неё хрипит рация на поясе. Мариса подскакивает на месте и тратит целых несколько секунд, чтобы взять её в руку и нажать на кнопку. Пальцы не слушаются.       — Манхур, ты где? — Это Стоукс. — Мы закончили с разгрузкой, пора отправляться.       —… Виновата, офицер, — выдавливает из себя Мариса. — Уже иду.       Она на автопилоте следует обратно к грузовику.       Ей нужно как-то принять тот факт, что её «Мужчина с большой буквы», ради которого она умереть готова, положил глаз на новенькую и даже не посчитал нужным это сделать в открытую. Херово так, будто кто раствор соляной кислоты прямо в грудь плеснул. Мариса забирается в кузов и стучит по стенке, оповещая, что можно трогать. Проскальзывает мысль, что неплохо бы сразу намотаться на колесо.       И что делать теперь?       Он-то, конечно, сказал, что между ними всё кончено, но… Но блять! А почему между ними вообще что-то началось? Когда успели? Битун здесь и месяца не пробыла. Что за хрень такая… А что, если она шпионка из какой-то общины?       Мариса накручивает себя все время, пока машина добирается до комплекса апартаментов. Джедис даёт ей указание перевезти контейнеры и кейсы в её квартиру. Старшие сержанты-майоры тоже бегают по посылкам, если им указывают офицеры. Так было и так будет: маршалы посылают полковников за новой бутылкой, и это спускается по цепочке до последнего рядового.       На самом деле, Манхур даже благодарна, потому что эта примитивная работа помогает не погрузиться в мысли слишком глубоко. На глубине — только отчаяние.       Серьёзно, что делать-то? Почему Рик так поступил?       По возвращению в Филадельфию надо будет переговорить с Торн. После задания у неё наверняка сложилось исчерпывающее мнение о Дане.       Ещё надо напиться и проспать до рассвета. В пизду этот день. Лучше бы Джедис вообще её с собой не брала. Мариса бы с удовольствием осталась в блаженном неведении. Не устраивает её такая правда! Она же и так и этак, блять… Выкручивалась. Слова поперёк старалась не говорить. Перед генералом выгораживала. В рот ему заглядывала, как щенок, которого зимой с улицы забрали. Дура.       Закончив с переездом Джедис, Манхур откланялась. На время пребывания ей полагается отдельная однокомнатная квартира, так что Мариса спускается двумя этажами ниже и отпирает замок выданным ключом. Оставшись одна, наконец даёт волю эмоциям: снимает форму и швыряет рюкзак и вещи на кресло, потом его пинает. Злые слезы текут по её лицу.       Мерзопакостная погода на улице превращается в полноценный ливень.       А она ведь знала! Жопой чуяла, что-то не так. Ещё и пыталась закрывать на это глаза, мол, пройдёт, просто период такой, во всех отношениях бывает. Сколько раз уже Мариса убеждалась в том, что не стоит игнорировать чуйку, и снова наступила на те же грабли.       Она идет помыться. Стоит под едва тёплым душем, пока не надоест, и продолжает плакать. Раньше, когда она только-только оказалась в CRM, некоторые коллеги и вышестоящие лица делали замечания по поводу её плаксивости. Она только отгавкивалась. Лучше выпустить всё наружу и как следует прорыдаться, чем ходить и кипятить это в себе. Если сосуд слишком долго наполнять, рано или поздно начнёт переливаться через край. А когда у неё переливается через край, то херово всем.       Другое дело! Ей точно так же херово, но теперь она чистая до скрипа. Мариса осматривается в своём временном жилище. Кто-то заблаговременно поставил запечатанный виски на пристенный столик. Сервис в CRM что надо. Сполоснув стакан от пыли, Мариса наливает себе немного местного пойла и проглатывает всё залпом. Кривится, потому что тёплое.       Она же его действительно любит... По-настоящему. Мариса о нём думает и заботится уже шесть лет. И всё было прекрасно, пока не появилась эта… дредастая! Откуда она взялась вообще?! Почему Рик ничего не сказал? Почему по-мышьи прятался? Неужели острых ощущений захотелось? Этого добра в армии и так в избытке. Невольно Мариса возвращается к мысли, которая едва не вызвала у неё панику тогда на улице. Что, если эта Дана на самом деле вообще не Дана? Что Марисе делать, если Дану на самом деле зовут Мишонн? В теории, она могла каким-то образом найти Рика... Всё в этом мире возможно.       Мариса заворачивается в одеяло на кровати и начинает трястись.       Если это действительно она, у Марисы нет ни единого шанса. В её памяти всё ещё живо воспоминание, с каким придыханием Рик рассказывал о своей второй жене. Первая просто меркла на её фоне… И Мариса прекрасно понимает, что меркнет тоже.       Пусть лучше это будет какая-то левая шпионка. Одиночка, отшельница, лесная ведьма, кто угодно — только не Мишонн. Ну пожалуйста. Мариса столько времени потратила на то, чтобы сблизиться с ним, стать ему больше, чем просто партнерша для секса по дружбе. Они наконец-то начали вести себя, как пара… И всё под медный таз.       Мариса откручивает крышку и делает ещё пару глотков, морщится от горького огня в глотке. Она редко пьёт, так что вскоре по телу распространяется пьяное тепло, хоть её всё ещё потряхивает.       Почему никогда не бывает, как прежде?       Около часа Мариса методично напивается, время от времени делая по глотку-двум. Содержимое бутылки сокращается на треть, и когда Мариса встаёт, чтобы сходить в туалет, то понимает, что ей хватит. По краям всё размытое, а вестибулярный аппарат покачивает её из стороны в сторону, но она всё-таки неуклюже заплывает в ванную комнату. На обратном пути моет руки и смотрит в зеркало.       Кислая, грустная рожа. Ни следа от того блеска, каким обладали её глаза две недели назад. Рик принёс краски в её жизнь, он же их и забрал. Сплюнув в раковину, Мариса бредёт обратно в комнату и валится в кровать. Глаза опять на мокром месте.       Надо будет поговорить с ним. Собрать мужество в кулак и спросить прямо, что происходит. Поскорей бы вернуться в Филадельфию. Мариса первым же делом найдёт Рика и поговорит с ним. И пусть будет, что будет.       Раздался стук в дверь. Мариса приподнимает голову с подушки, не уверенная, было ли это на самом деле или ей почудилось. Стук повторяется.       — Манхур? Ты на месте? Почему рацию выключила?       Бля-я-я... Это офицер Стоукс. Откинув одеяло, Мариса стряхивает себя с кровати и идёт открыть.       — Офицер Стоукс… Прошу прощения, виновата, — бубнит она, морщась от яркого света из коридора. — Чем могу быть полезна?       Джедис окидывает сержанта-майора взглядом с головы до ног. Мариса одета в явно чужие семейники (Джедис хорошо знает одного любителя подобных старческих фасонов) и растянутую футболку, лицо отёкшее, глаза красные, волосы гнездом.       — Сержант, это что за вид такой вообще? — нахмурившись, требовательно спрашивает Джедис. Она заходит внутрь, с усилием толкнув дверь. В комнате пахнет спиртным. — Что случилось?       И Марисе этого вопроса более чем достаточно, чтобы из глаз снова брызнуло. Она закрывает лицо руками и скулит.       Офицер Джедис удивлённо вскидывает брови. Её предварительный план оказывается подвинут новой реальностью, Манхур явно не в состоянии её выслушать. Цокнув языком, Джедис включает свет и оценивает обстановку. В целом комната выглядит опрятно, за исключением перевёрнутого кресла и валяющихся рядом вещей. И ещё неплохо так початого виски на прикроватной тумбочке, вместе с пустым стаканом.       Понятно всё.       Джедис проходит мимо Марисы, забирает стакан и идёт в ванную. Манхур стоит, не зная, куда себя деть от стыда, и через несколько секунд офицер протягивает стакан ей. Она поднимает руку — Джедис одним резким движением выплёскивает воду ей в лицо.       Это заставляет Марису отшатнуться и отвлечься от своих страданий. Она пялится на женщину перед собой, пытаясь решить, реагировать ли ей по уставу или нет. Стоукс выглядит сердитой.       — А теперь скажи нормально: что случилось?       Футболка и пол мокрые. Мариса вытирает лицо.       — Дана Битун случилась. Рик и она… Они… — она делает жест руками, как будто что-то перемешивает.       Глаза опять зачинают реки. Мариса трёт их сильнее, чувствуя, что горло сдавливает в новом предплачном спазме. Выражение на лице офицера слегка смягчается.       — Вот оно что. Видела их, значит?       — Да…       — И как впечатления? — жестоко спрашивает Джедис.       Мариса поднимает на неё растерянный и недовольный взгляд. Но всё же отвечает.       — На два из десяти.       — Плохо, да? Конечно, плохо.        В столь поздний час Джедис до сих пор в форме и своих дурацких высоких сапогах, и Мариса чувствует себя ещё более мелко и жалко на её фоне. Хоть бы додумалась халат накинуть перед тем, как открывать.       — А знаешь, как мне плохо? — строго спрашивает офицер. — От мысли, что Дана несет угрозу безопасности всей CRM. А мой сержант напилась и сопли жуёт вместо того, чтобы быть на связи! Ты солдат или чучело? Что за халатность?!       Мариса смотрит в пол. Армия — это и место унижений тоже. Если провинился, будь готов огрести по полной программе.       «Чучело или нет, я хотя бы не выгляжу так, будто меня ненавидит мой парикмахер», — пробегает у неё в голове. Вслух нельзя.       — Виновата, офицер. Приношу свои извинения, офицер. Вы правы. Это больше не повторится, — чеканит Мариса, стараясь звучать максимально трезво. — Чем могу быть полезна вам?       Джедис снова осматривает её с головы до ног и кривится.       — В таком состоянии — ничем. Ни глотка больше! Умойся… Хотя можешь не делать, ты только что умылась. Проспись. Чтоб с утра была как огурчик! И рацию при себе держи! Понятно?       Мариса немедленно кивает и отдаёт честь.       — Так точно, мэм.       Легко отделалась ещё.       Она снимает футболку и бросает подсохнуть на спинку стула. Буквально через десять минут после того, как Джедис ушла, Марису благополучно стошнило. Зато потом заснула без задних ног.       Утром ей хреново. Вытолкав себя из постели, Мариса попыталась смыть головную боль, грандиозно провалилась и продолжила утренние процедуры. В кафетерий она заходит как огурчик. Забытый на дне корзины, придавленный, вялый огурчик. После завтрака лицо посвежело, однако она всё ещё чувствует себя суперхуёво. Адресованные Дане слова Рика не выходят у неё из головы. Что, если по возвращению он скажет нечто подобное уже ей?       Мариса отгоняет эту мысль всеми силами. Лично ей Рик подобных предпосылок не демонстрировал, не ругался и не ставил под вопрос её важность для него. Во всяком случае, при ней самой. Просто отдалился, погрустнел. Почему погрустнел-то? Из-за стыда? Мужчины наоборот нередко хвост распускают, когда новая женщина начинает греть их постель. А он нос повесил.       Следующие двое суток Мариса проводит в тесной компании офицера Стоукс. Та ничем не напомнила о маленькой ночной неприятности, просто дала ей указания и свой распорядок дня и потребовала быть готовой покинуть базу в любую минуту. Не стала объяснять, почему. Опыта Марисы хватает, чтобы понять: вот-вот нарисуется — или уже нарисовалась — какая-то крутая жопа.       Она не единожды подчищала концы. В этот раз, вероятно, будет то же самое. Нивелировать утечку информации, устранить шпионов и предателей, вернуть краденое или обеспечить безопасность Республики? Так точно, мэм! Мариса не первый день в армии, и несмотря на свой неискоренимый идеализм она оценивает многие вещи абсолютно трезво. Сила требует жертв. Добывание ресурсов требует жертв. Поддержание порядка требует жертв. И если генерал считает, что малая жертва принесёт пользу великой цели, то Мариса без вопросов последует его приказу.       Но к чему она оказывается не готова, так это к самой новости.       Джедис сообщает ей, что один из двух возвращавшихся в Филадельфию вертолётов, в котором находились Рик и Дана, потерпел крушение.       Сразу после этого Стоукс даёт ей наказ вернуться. Пока поспешно надевает на себя экипировку, говорит очень серьёзным, звенящим от напряжения голосом:       — Если не выйду на связь через четыре дня, то считай, что я погибла. Я хочу, чтобы по прошествии этого времени ты забрала кое-что из моих апартаментов и передала генералу лично в руки.       Она вкладывает Марисе в ладонь ключ. Та смотрит на него, как баран на новые ворота.       — Что передала?       Вместо ответа Джедис протягивает маленький запечатанный конверт без подписи. Господи, как же пафосно.       — Здесь всё указано. — Стоукс вдруг кладёт обе руки ей на плечи и смотрит прямо в глаза. — Старший сержант-майор Манхур, дело чрезвычайно серьёзное. Я взяла с собой именно тебя, потому что знаю, что ты заинтересована в благополучии Республики и генерала как никто. Есть вероятность, что, — Джедис загадочно прищуривается, и Марисе хочется ей в зубы дать за эту театральную наигранность, — что Рик и Дана всё ещё живы. И если это так, то мне необходимо их… вернуть. Нельзя, чтобы секреты Республики были раскрыты. Если я не вернусь, ты должна поступить правильно, как велит тебе долг солдата.       Чёрт возьми, а дело-то по-настоящему серьёзное, понимает Мариса. Она даже забывает о своём раздражении и тревоге за Рика, когда выслушивает Джедис полностью.       — Почему не вернётесь? Что может случиться?       Джедис криво усмехается.       — Не задавай глупых вопросов, Манхур. Тебе же прекрасно известно, каким смертоносным может быть Рик.       Пытаясь задушить трепет в груди, Мариса собирается с силами и спрашивает самое важное.       — Офицер, вы действительно считаете, что он может быть жив?       Стоукс наконец отстраняется. Мариса прижимает к животу конверт и ключ с выбитым на нём номерком. Когда она только услышала, что вертолёт разбился, у неё разом весь мир рухнул, она едва не разрыдалась. Не увиделась с ним, не поговорила, не обняла тогда на взлётной площадке… Да она чуть с ума не сошла прямо на месте! Спасло только то, что Джедис схватила её за плечо и толкнула к выходу, а потом потребовала следовать за ней. Во второй раз рыдать перед ней вообще не хотелось.       А теперь вдруг появилась вероятность, что Рик живой? Чхать Мариса хотела на Филадельфию!       — Я знакома с Риком не первый год, чтобы знать о его невероятной живучести.       — Офицер!.. Разрешите отправиться с вами. Я… я могу вам пригодиться. Пожалуйста!       Лицо Джедис вмиг изменилось, став холодным и строгим. Мариса уже знает ответ.       — Исключено. Это задание принадлежит мне. Ты будешь мешать. Ты мне нужна в Филадельфии.       — Но офицер!…       Джедис сжимает зубы и вдруг отвешивает ей пощечину.       — Смеешь мне перечить? — Она замахивается ещё раз, но останавливается на полпути. Мариса всё равно отшатывается. — Совсем от рук отбилась, много на себя берёшь! Ты старший сержант-майор! Тебе следует вспомнить, что такое думать холодной головой! Генералу нравится, что вы с Риком стали много времени проводить вместе, а вот я придерживаюсь другого мнения. Он плохо на тебя влияет. Ты становишься своенравной, Мариса. Ты становишься слишком преданной ему. Мне это не нравится.       Щеку печёт. Мариса Манхур беззвучно хлопает ресницами, огорошенная услышанным. Она даже не находит, что ответить. Разгневанную Джедис ей видеть ещё не доводилось.       — Что, нечего сказать?! И хорошо. Я всё равно не стану слушать. Немедленно собирайся и лети в Филадельфию!       Мариса сжимает губы в тонкую полоску. Хочет сказать, что это Джедис на себя слишком много берёт, применяя к нижестоящим по рангу физическую силу. Что превышает полномочия. И она бы всё это сказала, если бы в словах офицера не было зерна истины.       Она действительно от рук отбилась, даже от своих собственных. Стала мягкой. Что ещё хуже, стала жалкой. Солдат должен быть, как кремень! Солдат не смеет оспаривать решения командования и уж тем более не смеет демонстрировать свою слабость! А она расклеилась, расхлябалась.       Позорище!       Мариса салютует в стойке смирно.       — Так точно, мэм!