На свете полно всяких уродов...

— You're my special… — он негромко подпевает музыке на заднем плане, покачивается с пятки на носок и почти скучающе обводит ножом для разделки мяса, раскрытую грудную клетку. Обычно, он любит чтобы они оставались в сознании, как можно дольше. Но если кто-то ушел от болевого шока в отключку, тоже не беда. Пару раз, даже позволил себе раскрыть весь грудной каркас и сжать еле бьющееся сердце в ладонях. Трепещущий кусок жизни в пальцах. Пульс, остатки души, что затихают в умирающем теле. И так тепло. Но он любит другое. Страх, просьбы остановиться, бледные губы, слезы на щеках… они все такие трогательные, когда умоляют их отпустить. И все звучат до скучного одинаково. Обычно, весело вешать им лапшу на уши, строить из себя того, кто готов пойти на диалог. Кивать каждому их слову и даже сделать вид, что вот сейчас он развяжет руки, ноги, торс и голову от кушетки, извинится и отпустит свою жертву. Загнанные в угол, они милые и благодарные овцы, смотрят на него вечно мокрыми глазами. Ох. С иностранкой вышло как-то слишком сумбурно. Ее занятия карате и она довольно жилистая и сильная. Была. Ладонь заботливо убирает густую темную прядь со лба девушки. Рыбий мертвый взгляд сине-зеленых глаз устремлен в вечность, мутная пленка смерти оседает на стекловидном теле. Такие длинные ресницы. Большой палец касается их мягкости, играясь и наслаждаясь легкой щекоткой. Стрим на фоне идет полным ходом. — Знаешь, он когда врет, так мило отводит взгляд, — слова — неспешные и тягучие, отражаются эхом от стен. Пол заботливо устлан брезентом и газетами, отмывать помещение он все равно будет по новой, но разводить здесь грязь, хочется по минимуму. Бело-серая комната, стены обитые плотным слоем звукоизоляции. Все необходимые медицинские принадлежности, лекарства, адреналин, обезболивающее (хотя после него мясо горчит), а еще пищевые пакеты. Ну он же не зверь какой-то, верно? А еду нужно разделать где-то хранить. — Ты тоже так делала, — воркует мужчина, вновь возвращая все внимание экрану. — Но еще прикусила губу. Не скажу, что мне такое нравилось, золотце. Нет. Заниматься разделкой сейчас, он не хочет. А вот дождаться окончания стрима — жизненно необходимо. Чужая нервозность бьет ключом через экран. Бледное тонкое лицо подростка. Все те же густые ресницы, темные волосы в вечном беспорядке. Однажды… однажды он тоже приведет Мегуми сюда. Он расскажет ему всё и если они так и не сойдутся во мнениях (какая жалость, ну почти). Ох. Он все покажет и также уложит на кушетку, плотно-плотно затянув на запястьях и ногах чёрные плотные обручи жгутов. Они будут говорить, обязательно долго. А потом… а потом он просто не даст Фушигуро уйти. Зная столько, отпускать его будет опасно, поэтому он бы предпочел, чтобы парень примкнул к нему. Его идеальный партнер. Его идеальный врунишка… Что ж, но если что-то пойдет не так… Он оставит ему его чудесное лицо. Его ум. Его сердце. Нет. Он будет особенным и останется в живых. Навсегда с ним. Без рук и без ног, его очаровательная маленькая картошка. Он даже даст Мегуми попробовать себя на вкус… Мысли растекаются и собираются вновь, пока шустрые пальцы печатают ответ. Латексные перчатки заканчиваются, да и нужно прикупить катетеры, для того, чтобы сливать кровь, а то старых кот наплакал. /// Мир — слишком яркий и шумный. Звуки и цвета валятся на него карточным домиком, так что больно дышать и глотать. Фушигуро неосознанно трясет в руке полупустую бутылку воды. Пальцы подрагивают, а ногти неосознанно царапают колени. Точно. Он же толком и не оделся. Застыл каменным изваянием посреди кухни, отчаянно пытаясь мимикрировать под столешницу и кухонный гарнитур. Кажется, к нему подходила Умэ? Или это была кто-то очень похожая на криминалиста. Вспышки фотоаппаратов, снующие туда сюда люди по его крыльцу. Он не может сосредоточится не на чем и кожа буквально зудит от пристального внимания полицейских, что толпятся в его доме. Шаги, оклик, дорогие спортивные кроссы на ногах. Мегуми тупо смотрит вперед. Щелчок пальцев перед самым носом выводит из своеобразного транса. Рубин взгляда напротив говорит о том, что детектив считает его тупицей, балбесом и ребенком. В целом, типичным лучшим другом младшего брата, что решил нажить проблем на жопу себе и окружающим до кучи, потому что… ну а почему бы и да? Однажды Сукуна чуть не утопил его головой в школьном толчке, но это было двести лет назад, чересчур давно и неправда. По крайней мере сам Итадори (простите, Рёмен — и зачем нужно было менять фамилию?) так наверняка считает, а сейчас жалеет, что не довел дело до конца. Последние годы, между ними установилось шаткое равновесие старых приятелей, потому, что Мегуми помнил Сукуну ровно столько, сколько дружил с Юджи. Они будто клонированные шли в комплекте. Если не брать от факт, что Сукуна старше на десять лет. Так вот, в это чудесное июльское утро, Рёмен наверняка жалел, что не переехал достаточно далеко и что с кровати его подняли не дав выпить чашку кофе. Фантомный зуд по всей коже увеличился, и захотелось сжаться до точки, лишь бы не видеть, ни чужого взгляда, ни слышать снующий туда сюда топот множества ног. Мегуми вновь трясет в руке бутылкой с водой. — Давай, сопляк, вставай, — широкая ладонь хватает его за шкирку, будто нашкодившего кота. — Где в доме тише всего? (Будто сам не знаешь. Был же тут и ни один раз…) В кабинете Сатору, где он запер собак, а еще в собственной комнате или в ванной (где если что, есть раковина и унитаз, куда его может вырвать). — Наверху, — каждый шаг — вспышка перед глазами. Мозг то ли не работает совсем, то ли перешел на ту мощность, за которой не успевает тело. Это шок, понимает Мегуми, кататония, наверное, может быть, он будто деревянный, а перед глазами месиво из легких и вытянутых розовых колбасок-кишок. На ноге засохшие брызги крови, будто он рубил мясо в лавке и… Желчь разъедает корень языка. Рёмен его даже не ведет, скорее тащит, семимильными шагами. Длинные ноги, переступает по две ступеньки и все подгоняет похлопывая по спине. Если бы он воспринял угрозу всерьез, то… Если бы он не смеялся… Если бы он… …игуро? Ало, Земля вызывает Мегуми Фушигуро? Он трет ладонями лицо, стоя посреди широкого коридора. Ворс ковра щекочет пятки, слышно, как Шикигами скребет лапами внутреннюю сторону двери и тихо поскуливает. Мегуми тоже хочет заскулить. — Парень? Ты… — у Сукуны с пониманием концепта человечности хуево еще в школе было, а сейчас полиция будто убила в нем какие-либо зачатки на это. Он с людьми разговаривает копируя их, а тут… Мегуми глубоко вздыхает садясь на корточки и обнимая себя ладонями. Голые плечи холодит испарина пота. — Я нашел чьи-то органы на пороге дома, меня тошнит и возможно я на грани панической атаки, — его голос — не его. Шуршание осенних листьев, скрытые слезы и злость, разве что только на себя самого. — А какой-то псих вчера обещал меня удивить, намекая на пропажу моей одноклассницы по обмену. Если ты сейчас спросишь «в порядке ли я», то наш диалог закончится моим выходом в окно. Фушигуро стучит пальцами по пластику бутылки, прежде чем открыть ее и сделать пару отчаянных глотков. Он видит, как Рёмен опускается рядом, садясь в позу по-турецки. На нем отвратительного вида драные джинсы, майка с Кагуей, что делает ахегао и кожанка, которая перешла ему в наследство от Чосо, как и байк, на котором он сюда прикатил. — Закончил? — язва оскала, тлеющие угли теплоты на дне черного зрачка. У него топорщащиеся мягкие розовые пряди и подглядывающий узор тату на ключицах. — А теперь еще раз, с чувством, толком и расстановкой. Что за херня у тебя произошла и какого хуя, ты считаешь, что это человеческие органы? Горячие подушечки пальцев несильно, но ощутимо растирают и массируют запястья Мегуми. Яркость мира неспешно снижается до нормальных значений. * — Ты всегда записываешь свои стримы? — Сукуна хмурит брови рефлекторно зачесывает волосы назад, задумчиво скользя взглядом по личным сообщениям в чате. — Вот здесь останови. — Смотрю, что можно улучшить в подаче видео. Стрим одно, но запись подкаста другое. Плюс, помогает отследить новых людей. — Помогает отследить новых людей, — передразнивая преувеличенно безэмоциональным тоном, насмехается Рёмен. — Это не профессионально, — Фушигуро трясет пустой бутылкой в руке. Слышно, как собаки негромко лают через три двери от комнаты. Сукуна тычет его под ребра длинным пальцем, прямо как в детстве. Это работает, помогает отвлечься, не сходить с ума. Что-то из серии: есть константа. Вечное, нерушимое, стабильное, как швейцарские часы. Земля круглая, сакура цветет по весне, трава зеленая, Сукуна Рёмен заносчивый придурок на приколе, будь он трижды полицейским, детективом и тому подобное. Мегуми правда ему благодарен. Опускается на колени, кладет голову на стол, прислушиваясь к собственному голосу на записи и стараясь игнорировать раздраженные выкрики Ураумэ за окном. Солнечные лучи пробиваются сквозь плотные шторы, пахнет сандалом и полынью, благовония Гето, он слишком привык к этим запахам с детства. Что ж. Сейчас можно сосредоточиться на этом. — Записи придется изъять на время следствия и… Ты, эй, пацан? — чужие руки пахнут лимонным моющим средством и то, как Рёмен хватает его за нос раздражает. — Не спать. Придется проехать в участок. — Хорошо, — мозг продолжает кипеть. — Я только собак выпущу? — Это все, что ты хочешь сделать? — насмешка режет острой бритвой уголки его губ, Сукуна весело подпирает щеку рукой. Его взгляд буквально облизывает с ног до головы. Неуютно. Будто за всеми подколами мелькает что-то большее, юркое, игристое, абсолютно не в тему. — Нет, я конечно, не против привезти тебя в участок в футболке и трусах, соблазнишь диспетчера, ей как раз семьдесят и она любит помладше, да и мне нравятся твои ноги, но… — Рёмен, — глубокий вздох, так что в груди тянет, а желчь копится на кончике языка, готовая сорваться змеиным ядом. — Выйди из комнаты. Глубокий смех разрезает сочной молнией это тяжелое абсурдное утро. * Звонить Годжо было самым последним делом в списке его дел, так или иначе, в общине довольно хреново со связью, а то, что Сугуру со своим стадом типа-амишей отрицают электронику почти, как класс, забавно, но сейчас ни капли не помогает. Интересно, рано ли шутить, что его очаровательный культ неспешно превращается в подобие Аум Синрикё, только без террористических актов или… о точно, секты Ошо? Можно ли говорить, что его вырастил второй Сёко Асахара? Полиция этого не оценит. Пальцы отстукивают неровный ритм по столу допросной. Металл эхом вторит незамысловатой мелодии. Он попросил принести кофе, среди бесконечного царства бетона, стали и стекол полицейского участка, ему душно. Не страшно, только душно и больно. Неприятно скребет в груди. Тревога. Он мог бы… Для начала не оказывать в допросной в третий раз в своей жизни. Как тогда, когда пропал отец, как тогда, когда с Цумики случилось… это. Мысли хаотично возвращаются к сестре, к ее тонкому гибельно бледному телу, что окутано трубками, Мегуми думает, что слишком затянул с поездкой к ней в этом месяце. Он хотел бы взять ее за руку или привычно уткнуться носом в острые коленки, как детстве прячась от всего мира. Он хотел бы отмотать время назад и быть быстрее. Не совершать ошибок. Его дорога слишком длинная и всегда непременно приводит к точке Б… где сталь и бетон мешаются воедино. Где люди в форме сочувствующе хлопают его по плечу. Где обязательно случилось великое несчастье. Может Маки была права и их семейство просто проклято? Насмешка судьбы растягивает уголок губ в кривой ухмылке, что отражается от гладкой поверхности стального стола в допросной. Хочется пить и не хватает бутылки с водой в руке, чтобы трясти ее, но чаще прикладываться губами, делая мелкие глотки, успокаивая себя. Надо будет съездить к Цумики. Надо выгуливать собак. Надо дозвониться до Сатору или Гето. Надо — сыплется за шиворот пеплом и сожалениями. Телефон в кармане растянутых джинс вибрирует, сообщая о входящем сообщении. Может связь в его локальном «Аум Синрикё» наконец наладилась и теперь Годжо старается до него дозвониться? Интересно, а полиции как сейчас объяснять, что законный опекун живет свою лучшую жизнь со скромным основателем собственного культа, который где-то в шаге от чего-то относительно запрещенного, посреди бескрайней зеленой глуши, где-то на юге. Мегуми думает о том, что Сугуру в теплицах выращивал когда-то манго и те спелые и сладкие на вкус, всегда идеально помещались в его ладонях, пока он нес их до дома, под негромкий шелест чужих монашеских одежд. Пальцы проводят по экрану, барабаня привычный код и… Мир вновь выкручивается яркими красками на максимум. Свет лампы чересчур яркий, мир за стеклом допросной тоже. Фотография присланная на почту, выглядит почти невинной. Мерцающие фиолетовым гирлянды на фоне, пробивающиеся оранжевые лучи фонаря сквозь неплотно задернутые шторы, смотрящая прямо в камеру Шики, что скалит зубы недобро и опасливо на того, кто застыл с камерой в дверях. И сам Мегуми, свернувшийся калачиком, прячущий лицо в шерсти. Широкая кровать, беспорядок, работающий на фоне компьютер. Почти невинно, Юджи фотографировал его спящим с собаками почти миллион раз, только вот… фото сделано судя по всему буквально этой ночью. Фушигуро видит беззаботно оставленный на прикроватной тумбе энергетик и новенькую электронку. от анон_98@gmail.com Надеюсь, что ты оценил мой подарок. Но если его было недостаточно, решил, что стоит напомнить закрывать двери плотнее, Мегуми Фушигуро. Надеюсь, что теперь ты достаточно убедился в серьезности моих намерений. Удиви меня. И если не придумаешь, как это сделать, я придумаю для тебя задание сам. И будь внимательнее, врунишка. — Латте не было, но у меня завалялось три в одном, а кофе из автомата… — Сукуна застывает в дверном проеме держа в руках два бумажных ярко красных стаканчиков с кофе. — Что с лицом? Пальцы подталкивают телефон к противоположному краю стола, демонстрируя детективу экран.